§ 1. Теоретико-методологический аспект субъекта преступления
§ 1. Теоретико-методологический аспект субъекта преступления
Анализ юридической, философской, исторической, медицинской и психологической литературы обозначил основные теоретические и методологические проблемы учения о субъекте преступления в науке уголовного права. Методология[131] позволяет представить учение о субъекте преступления с историко-философских, правовых и теоретических позиций, помогает определить наиболее перспективные направления данного учения, глубже познать логику существующих проблем, выявить и закрепить приоритетные направления в их исследовании.
Ряд методологических основ учения о субъекте преступления был сформирован И. Кантом, Г. В. Ф. Гегелем, А. Фейербахом, И. Г Фихте и другими философами и исследователями права, оказавшими большое влияние на развитие правовой мысли в России. Так, в теории И. Канта (1724–1804) особый интерес вызывает осмысление самого преступного поведения и лица, его совершающего. Представление о свободе воли, которая независима от определений чувственного мира, по Канту является основой уголовно-правовых построений, откуда и вытекает понятие уголовной ответственности за действие, совершенное по решению человеческой воли. Уголовно-правовые воззрения Канта носили идеалистический характер, исходя из чего он как бы утвердил субъективно-идеалистическое понимание свободы воли с новых методологических позиций[132]. По Канту всякое преднамеренное нарушение прав является основанием того, что оно признается преступлением. При этом субъект преступления как физическое лицо обладает свободной волей, которую он рассматривает как желание. Правовым же следствием провинности является наказание [133].
В уголовно-правовой теории Гегеля (1770–1831) преступление есть проявление воли отдельного лица. Преступник же – не просто объект карательной власти государства, а субъект права, который наказывается в соответствии с совершенным преступлением[134]. Вопрос уголовной ответственности в отношении лица, совершившего преступление, рассматривается Гегелем, по существу, в сфере абстрактного права. Гегель утверждает, что воля и мышление представляют собой единое целое, поскольку воля не что иное, как мышление, превращающее себя в наличное бытие. При этом наличность разума и воли, по утверждению философа, является общим условием вменения. Вменяемость же как свойство лица, совершившего преступное деяние, состоит в утверждении, что субъект как мыслящее существо знал и хотел[135]. Невменяемость субъекта по Гегелю определяется тем, что само представление лица находится в противоречии с реальной действительностью, т. е. характер совершенного действия не осознается им [136].
Выдающийся немецкий криминалист Фейербах (1775–1833), автор знаменитого учебника по уголовному праву, строил свою уголовно-правовую теорию, опираясь на философию Канта[137]. Он разработал основные понятия и категории уголовного права: состав преступления, институты уголовной ответственности, наказания, соучастия и др. Согласно теории А. Фейербаха, преступление совершается не из чувственных стремлений, но из произвола свободной воли. Само учение об уголовной ответственности он основывал на критической философии. По мнению А. А. Пионтковского, уголовно-правовая теория А. Фейербаха может рассматриваться как антиисторическая, в этом и выражаются методологические черты самой критической философии[138]. Фейербах, представляя преступление как действие свободной воли преступника, отстаивал в своей теории «психического принуждения» положение о необходимости применения к преступнику наряду с физическим принуждением, которого явно недостаточно, еще и психического принуждения[139].
Фихте (1762–1814), в свою очередь, также основывал свои уголовно-правовые взгляды на философии субъективного идеализма. Он утверждал, что уголовная ответственность наступает при совершении не только умышленного, но и неосторожного преступления. По Фихте преступление зависит от свободы воли человека, т. е. свободы выбора преступником целей своего поведения[140]. Таким образом, Фихте подразумевает избирательность поведения субъекта при совершении преступного деяния. Идеи Гегеля, Фейербаха, Фихте не противоречат субъективно-идеалистическому пониманию свободы воли Канта, т. е. его уголовно-правовой теории.
Многие идеи свободы воли, вопросы, связанные с совершением преступления, уголовной ответственностью и наказанием, понятиями вменяемости и невменяемости и другие, отраженные в философии Канта, Гегеля, Фихте, в дальнейшем разрабатывались, изучались и исследовались представителями различных уголовно-правовых школ. Так, виднейшими теоретиками классической школы уголовного права, возникшей в Европе во второй половине XVIII – начале XIX в., наряду с Фейербахом были К. Биндинг (Германия), Н. Росси, О. Гарро (Франция). В России такое направление возникло в XIX–XX вв. в лице русских криминалистов: А. Ф. Кистяковского, В. Д. Спасовича, Н. С. Таганцева, Н. Д. Сергеевского и др. Классическая школа уголовного права базировалась на концепции индетерминизма, т. е. на представлении о метафизической, ничем не обусловленной свободной воле. Преступное деяние и ответственность за него представители классической школы основывали на учении о преступлении как результате действия свободной воли лица. При этом, руководствуясь доктриной произвольной свободы воли, представители данной школы в своих уголовно-правовых теориях не предусматривали наступления уголовной ответственности в отношении лиц, совершивших преступление в состоянии невменяемости. Уголовному наказанию, исходя из этих теорий, подлежали лица как за умышленные, так и за неосторожные преступные деяния.
Противоположных взглядов на свободу воли, преступное деяние, самого преступника, а также вопросы уголовной ответственности и наказания придерживались представители антропологической школы уголовного права, возникшей в конце XIX в., основателями которой являлись Ч. Ломброзо, Р. Гарофало, Э. Ферри и др. Опираясь на философские концепции вульгарного материализма и позитивизма, представители данного направления выработали учение о преступном человеке, практически полностью отрицая волевую деятельность человека. Согласно этому учению, преступления совершаются, в основном, независимо от тех или иных общественных условий, как правило, прирожденными преступниками. Исходя из концепции антропологической школы, прирожденный преступник, который отличается существенными физическими и нравственными особенностями и признаками, фатально обречен.
С. В. Познышев, отвергая идеи Ч. Ломброзо, Э. Ферри и их последователей о прирожденном преступнике и в то же время отмечая заслуги антропологической школы: последняя не только указала на необходимость изучения преступника, но и внесла этот объект в лабораторию науки, приковав к нему внимание ученых, заставив их таким образом проверять свои построения, а также наблюдать за преступниками[141]. Несомненно, в России теоретические положения антропологической школы уголовного права нашли мало сторонников в связи с тем, что уголовно-правовые теории в нашей стране в подавляющем большинстве строились на принципах классической школы уголовного права, из которых основополагающим, как отмечает Ю. А. Красиков, является примат государства над личностью[142].
Социологическая школа уголовного права, возникшая в конце XIX – начале XX в., в лице своих известных теоретиков, таких как Ф. Лист (Германия), А. Принс, И. Я. Фойницкий и другие, выступила против признания того, что преступник, совершая преступное деяние, обладает «свободой воли, хотя он не свободен». Действия же его на момент совершения преступления, как правило, обусловлены социальными факторами преступности[143].
По существу представители данной школы отрицали институты уголовного права, учение о составе преступления, не проводили различий между понятиями «вменяемость» и «невменяемость». Преступные деяния рассматривались ими как деяния, совершенные только разумным человеком, а мера наказания определялась не в зависимости от тяжести преступления, а в соответствии с предполагаемым опасным состоянием лица. При этом социологическая школа по ряду методологических положений была довольна близка к антропологической школе, однако ее методологической основой являлась философия как прагматизма, так и позитивизма.
Методологический подход к учению о субъекте преступления, рассматривающий его через призму философских уголовно-правовых теорий, обнаруживает объединяющий эти теории признак, заключающийся в том, что любое деяние, в частности преступное, совершается физическим лицом, т. е. человеком. Однако отметим, что принцип уголовной ответственности в различное время в уголовном праве и законодательстве применялся не только к человеку, но и к неодушевленным предметам, животным, насекомым или юридическим лицам. Такой подход в основном был характерен для зарубежного уголовного права.[144]
Если рассматривать проблемы исследования субъекта преступления с позиции методологии теоретических концепций в русском уголовном праве, то, несмотря на различное отношение дореволюционных отечественных криминалистов к философским и уголовно-правовым теориям, в большинстве своем они были едины в мнении, что субъектом преступного деяния может быть только физическое лицо, и выступали против уголовной ответственности юридических лиц. Не случайно один из видных представителей классической школы уголовного права, русский криминалист Н. С. Таганцев подчеркивал, что субъектом преступления может быть только виновное физическое лицо.[145]
Проблема вменяемости и невменяемости лица, совершившего преступное деяние, являющаяся одной из основных в теории уголовного права в отношении субъекта преступления, уголовной ответственности и наказания, решалась представителями различных школ весьма противоречиво.
Что же касается возраста как одного из главных признаков субъекта преступления, то исследования в этом направлении сводились криминалистами и криминологами указанных школ к различным классификациям преступных элементов или к рассмотрению их возрастных особенностей с точки зрения личностных особенностей преступника.
На важность изучения свободы воли, вменяемости, необходимости и других вопросов, связанных с поведением человека в обществе, указывал Ф. Энгельс. Он писал, что невозможно рассуждать о морали и праве, когда не касаешься вопросов о так называемой свободе воли и о невменяемости человека, об отношении между необходимостью и свободой[146]. Разумеется, без исследования и глубокого изучения этих понятий и их соотношения вряд ли можно научно обосновать и решить проблему субъекта преступления, с которой тесно связаны различные институты уголовного права.
В историческом аспекте представляет интерес методологический и теоретический анализ субъекта преступления в уголовном праве и уголовном законодательстве в советский период. Как считает Ю. А. Красиков, после Октябрьской революции доктрина социалистического права как бы вобрала в себя реакционные положения социологической школы, во многом извратив классическое направление[147]. На первых этапах существования советского государства изучению субъекта преступления ученые-юристы уделяли недостаточно внимания, поскольку все российское уголовное законодательство требовало кардинального обновления и систематизации. В советский период наука уголовного права с новых методологических позиций стала переосмыслять различные связанные с преступным деянием и преступником, а также уголовной ответственностью и наказанием уголовно-правовые и криминологические теории, доставшиеся ей в наследство от «старых» уголовно-правовых школ и учений.
В советский период значительный вклад в разработку теории и методологии по проблеме субъекта преступления внесли ученые-юристы Я. М. Брайнин, В. С. Орлов, А. А. Пионтковский, А. Н. Трайнин, несколько позже – И. И. Карпец, В. Н. Кудрявцев, Н. Ф. Кузнецова, Н. С. Лейкина, Р. И. Михеев и др. Однако в связи с отсутствием в уголовном праве стройного учения о субъекте преступления отечественные исследователи допускали методологические ошибки в характеристике его признаков. Традиционно субъект преступления рассматривался в качестве одного из элементов состава преступления. Как отмечал О. Ф. Шишов[148], в «Учебнике по уголовному праву» (1938) был допущен один методологический просчет: социальная сущность института вины рассматривалась в разделе «Субъект преступления».
Следует заметить, что освещение вопросов методологии в учебной литературе по уголовному праву сводилось к указанию на диалектический материализм как всеобщий метод научного познания (исследования) любой науки, в частности науки уголовного права. Что же касается частно-научных методов исследования проблемы субъекта преступления, то они в какой-то степени оставались в тени, хотя и требовали дальнейшего изучения со стороны как юристов, так и представителей других наук.
Немаловажным для понимания теоретических и методологических аспектов понятия субъекта преступления было исследование советскими криминалистами философского понятия свободы воли в ее материалистическом понимании, а также признаков лица, совершившего преступное деяние, связанных с возрастом, вменяемостью и невменяемостью.
Как отмечал А. А. Пионтковский, свобода воли, исходя из диалектического материализма, служит основанием уголовной ответственности при совершении как умышленного, так и неосторожного преступления[149]. Иного мнения по данному вопросу придерживался И. С. Самощенко, который считал, что при обосновании уголовной ответственности лица, совершившего преступление, не следует исходить из философского понимания свободы, так как свобода в смысле выбора решения представляет собой другую свободу[150]. На наш взгляд, предпочтительнее мнение А. А. Пионтковского, поскольку, обладая свободой воли, преступник, как и всякое вменяемое лицо, осознает
противозаконность своего поведения в объективном мире и предвидит, что в результате его действий могут наступить преступные последствия. Следовательно, свобода выбора у вменяемого лица всегда имеется.
Важной теоретической основой в исследовании субъекта преступления является возраст, установленный в законе как обстоятельство, предопределяющее наступление уголовной ответственности за совершение преступного деяния. Возраст как признак субъекта преступления в отечественном уголовном праве полно и глубоко учеными и практиками не изучен. Сложность данной проблемы определяется тем, что она напрямую связана не только с природными, биологическими, но и социально-психологическими свойствами человека, которые, разумеется, должны учитываться законодателем при установлении возрастных границ в процессе решения вопроса о привлечении к уголовной ответственности лица, совершившего преступление.
На определенных исторических этапах развития нашего государства возраст, с которого наступала уголовная ответственность, определялся законодателем по-разному. Отечественному уголовному законодательству известны достаточно низкие возрастные границы наступления уголовной ответственности, сохранявшиеся сравнительно длительное время.
Общая уголовная ответственность по действующему законодательству в полном объеме наступает с 16-летнего возраста, т. е. законодатель установил безапелляционно данные границы, хотя и на практике, и в теории уголовного права этот вопрос решается неоднозначно. Дело в том, что за некоторые преступления, специально не оговоренные в законе, уголовная ответственность возможна лишь с 18 лет. Данное положение реализуется, когда речь идет о специальном субъекте преступления. В УК РФ 1996 г. содержится немало норм, в которых субъектом преступления названо должностное лицо, а признаки его определены в примечании к ст. 285 УК РФ. Некоторые преступления против государственной власти, против правосудия и порядка управления, против военной службы и другие часто совершаются лицом, обладающим признаками специального субъекта.
В этой связи возникает необходимость привести в уголовном законе конкретный перечень норм, предусматривающих наступление уголовной ответственности с 18 лет.
Вместе с тем от возраста преступника зависит и структура совершаемых преступлений. А такие общественно опасные деяния, как убийство (ст. 105 УК РФ), различные формы хищения чужого имущества (кража, грабеж, разбой), причинение вреда здоровью (ст. 111–112 УК РФ), хулиганство (ст. 213 УК РФ) и другие, совершаются достаточно часто в 14—15-летнем и более младшем возрасте. Поэтому повышение возрастного предела, например до 20 лет, как предлагается в литературе, в ближайшее время представляется нецелесообразным, что подтверждает и резко обострившаяся в последние годы криминологическая ситуация.
Одним из аспектов исследования в теории уголовного права проблемы субъекта преступления является его вменяемость, т. е. такое психическое состояние лица, при котором оно, совершая общественно опасное деяние, может осознавать свои действия и руководить ими. Вменяемость, как и возраст, – неотъемлемый признак субъекта преступления.
Понятие вменяемости противоположно понятию невменяемости, которое нашло свое законодательное закрепление в ст. 21 УК РФ.
Вменяемость как свойство любого человека – понятие довольно сложное и многогранное, требующее комплексного исследования в рамках различных наук. Однако ему уделяется меньше внимания, нежели понятию невменяемости. Одна из немногих работ, посвященных проблемам вменяемости и невменяемости в уголовном праве, – монография Р. И. Михеева.[151]
Вменяемость служит не только необходимым условием привлечения лица, совершившего преступление, к уголовной ответственности, но и предпосылкой для установления его виновности. Если рассматривать данную проблему с методологических позиций, то в основе учения о детерминированности и свободе воли лежит понятие вменяемости. Обладая способностью мыслить, человек со здоровой психикой способен правильно оценивать свои действия, а также выбирать самые различные варианты поведения, соответствующие мотивам, потребностям, целям и задачам, которые он себе поставил.
К сожалению, в теоретическом и методологическом аспектах данной проблеме посвящено сравнительно мало исследований, особенно в уголовном праве. В связи с этим представляется целесообразным не только разработать и обосновать критерии вменяемости, но и закрепить их в уголовном законе.
Важная сторона исследования субъекта преступления – изучение такого сложного вопроса в науке уголовного права и криминологии, как соотношение понятий «субъект преступления» и «личность преступника», которые порой ошибочно отождествляются. Методологической основой исследования данной проблемы является как углубленное изучение самого преступного деяния на различных этапах развития нашего государства, так и совершенствование уголовного законодательства в целях повышения эффективности борьбы с преступностью.
Понятия «субъект преступления» и «личность преступника», хотя по смыслу и близки, но не совпадают. Кроме того, они имеют разный объем: понятие «субъект преступления» уже, чем понятие «личность преступника». Понятие «субъект преступления» основывается на конкретных положениях, сформулированных в уголовном законе, и исходит из методологических предпосылок философских и уголовно-правовых теорий, о чем было сказано выше.
«Субъект преступления» – это термин уголовно-правовой, который, скорее, определяет юридическую характеристику лица, совершившего преступление, и отличается от криминологического понятия «личность преступника».
«Личность преступника» как более емкое понятие раскрывается через социальную сущность лица, а также через сложный комплекс характеризующих его признаков, свойств, связей, отношений, нравственный и духовный мир, взятые во взаимодействии с индивидуальными особенностями и жизненными фактами, лежащими в основе преступного поведения.
Представляется, что избежать методологических и теоретических ошибок в использовании понятий «субъект преступления» и «личность преступника» поможет первоначальная предпосылка, состоящая в том, что субъект преступления – правовое понятие, а личность преступника – криминологическое.
Еще одной сложной и спорной теоретической проблемой в российском уголовном праве, связанной с субъектом преступления, является проблема уголовной ответственности юридических лиц. И здесь важно отметить, что институт уголовной ответственности юридических лиц уже давно получил законодательное закрепление в ряде зарубежных государств, например в Англии, Италии, Нидерландах, США, Франции[152].
Интерес к данной проблеме в теории уголовного права возродился в России в связи с глобальными изменениями, происходящими во всех сферах жизнедеятельности общества. Особенно ярко он проявился в период подготовки и принятия УК РФ 1996 г.
К числу сторонников законодательного закрепления уголовной ответственности юридических лиц можно отнести ученых-юристов С. Г. Келину, А. С. Никифорова, А. В. Наумова и других, которые обосновывают научную состоятельность и практическую значимость такого решения данной проблемы[153].
Интересную мысль по данному вопросу высказал Б.В.Волженкин, предложивший различать субъект преступления и субъект уголовной ответственности. Он считает, что преступление может совершить только физическое лицо, обладающее сознанием и волей. Однако нести уголовную ответственность за преступные деяния могут не только физические, но при определенных условиях и юридические лица[154]. Думается, что это положение не бесспорно и требует более основательной проработки, поскольку на практике, несомненно, установлению условий, при которых юридическое лицо может нести уголовную ответственность, вызовет определенные трудности. Поэтому необходимо в законодательном порядке закрепить подробный перечень условий, при наличии которых юридическое лицо может быть признано субъектом уголовной ответственности.
Сложность данной проблемы обусловлена еще и тем, что понимание вины, характерное для физического лица, связано с его психической деятельностью во время совершения преступления, а психическую деятельность довольно сложно соотнести с виновностью юридического лица. Принцип личной ответственности физического лица является своеобразным камнем преткновения в решении рассматриваемой проблемы в российском уголовном законодательстве.
Существование обозначенных проблем в уголовном праве свидетельствует о необходимости дальнейшего исследования вопросов теории и методологии, которые являются основополагающими для познания любого института уголовного права.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.