Период империи[202]

Период империи[202]

Уже в конце московского периода следственные начала в значительной степени проникли и в обвинительный процесс, а границы розыска (в тесном смысле) постепенно расширялись за счет форм общего процесса. Но до Петра Великого вообще надо признать еще состязательные формы процесса общим явлением, а следственные – исключением. Петру I принадлежит обратная постановка дела. Ему не нравились сложные и состязательные формы суда; ему не нравилась свобода сторон в назначении цены иска, наем поверенных («нанимают за себя в суд… ябедников, воров и душе-продавцов», говорит он с укоризной). Сначала реформатор воспользовался готовыми (московскими) формами розыска, предписав в 1697 г.: «Суду и очным ставкам не быть, а ведать все дела розыском» (П. С. 3., № 1572). Затем к Воинскому уставу 1716 г. было приложено «краткое изображение процессов», заимствованное из западных источников; здесь нашло себе место полное применение понятия следственного (инквизиционного) процесса; процесс становится тайным и письменным (вместо судоговорения установлен двукратный обмен бумаг между сторонами). Поверенные допускаются только при невозможности для сторон лично явиться в суд и только по некоторым делам. Важнейшим недостатком петровского «процесса» обыкновенно считают введенное им учение о формальном значении доказательств (т. е. заранее установленной оценке их законом, а не судьей). Но при исключительном господстве следственных начал в процессе, это скорее достоинство, чем недостаток: ибо произвол, данный судье, был столь велик, что без ограничения его теорией формальной силы доказательств, самое понятие о суде утрачивалось бы: приговор являлся бы простым распоряжением судьи по его усмотрению[203]. Судебные доказательства, допущенные «процессами», суть следующие: а) Собственное признание – «это лучшее свидетельство всего света». Благодаря такому ошибочному взгляду, процесс преимущественно направляется к исторжению собственного признания пыткой, применение которой еще более возросло сравнительно с московским периодом, б) Свидетельские показания. Здесь уже находим подробное обозначение качеств свидетелей со стороны моральной, пола, общественного положения и отношения их к сторонам. В первом отношении к свидетельству вовсе не допускаются люди опороченные, не только по infamia mediata, но и immediata (преступники, явные прелюбодеи, люди, не бывшие у исповеди); во втором отношении сила свидетельских показаний выше, смотря по тому, если свидетель мужчина (а не женщина), знатный человек (а не простолюдин), духовный (а не светский) и ученый. В третьем отношении свидетельство родственников вовсе не принимается. Число свидетелей определяется со стороны минимума: именно показание одного не считается совершенным доказательством, в) В петровском процессе уцелел один из видов суда Божия, именно очистительная присяга, к которой допускается обвиняемый в том случае, когда против него не было других достаточных улик; впрочем, законодатель неодобрительно смотрит на присягу, предпочитая лучше оставить человека в подозрении, г) Наконец, в числе лучших доказательств считались письменные (разумеется, в делах гражданских).

Оценка относительной силы доказательств выражается в «процессах» терминами «совершенное» доказательство и «несовершенное», но эти категории в действительности вовсе не применяются к исчисленным видам их. Всякое доказательство принимается за совершенное только при известных условиях: так, собственное признание («лучшее свидетельство всего мира») должно быть проверено; свидетельские показания оцениваются судом по лицам свидетелей и обстоятельствам; даже присяга (остаток прежних безусловных средств процесса) заподозривается допущением возможности клятвопреступления. Остаются одни косвенные улики, совокупности которых воинский процесс отказывает в силе непреложного доказательства.

Законодатель не объяснил, к какого рода судам и делам должно быть применено «краткое изображение процессов». Думать надобно, что, по первоначальной его мысли, применение его ограничивается военными судами. Иначе трудно понять, почему через 7 лет после издания воинского устава последовал (1723 г.) новый устав судопроизводства, озаглавленный «О форме суда» (П. С. 3., № 4344). Это есть восстановление старого состязательного процесса с некоторыми (впрочем, существенными) изменениями: все изменения клонятся к сообщению судье более активной роли при борьбе сторон, так как «на судах много дают лишнего говорить»; тогда введена форма прошений по пунктам, стеснение сторон в сроках явки к суду.

«Суд по форме» должен был иметь применение во всех невоенных судах, в том числе уголовных: «…все суды и розыски имеют по сей форме отправляться (говорится в указе), не надлежит различать, как прежде бывало, один суд, другой розыск, но только один суд». Некоторые главные постановления суда по форме не применяются, однако, к делам об измене, «злодействе», оскорблении величества и бунте (ст. 5). Уже при самом Петре I (1724 г.) действие «процессов» и «формы суда» распределено по отношению ко всем судам империи так: последняя должна действовать при решении гражданских дел («партикулярных»), первые – в делах уголовных («доносительных и фискальных»). В 1725 г. мая 3 сенат истолковал, что под названием «злодейства» разумеются преступления против веры, убийство, разбой, татьба. Итак, общее значение суда по форме исчезло: к этому привели практика и последующие узаконения: с одной стороны, воинские «процессы» реципированы для невоенных судов, с другой – найдено было невозможным руководствоваться в уголовных судах «судом по форме». Однако, такая двойственность форм процесса (гражданского и уголовного) не удержалась: как узаконения, так и практика решительно наклонялись в сторону инквизиционного процесса. Екатерина II (ук. 1765 г. июля 27), предписав руководствоваться «формою суда», тем не менее тут же отменила устное судоговорение, и ввела письменное производство (для судных комиссий, учреждаемых на счет обвиняемых). Замечательно, что и депутаты Екатерининской комиссии вооружаются против состязательного процесса, как он установлен в «форме суда»; но это и неудивительно, ибо от состязательного процесса осталась, действительно, только форма, которая лишь усложняла и удлиняла процесс, между тем как самые дела решались по инквизиционному усмотрению судей. Распределение при Екатерине II гражданского и уголовного суда по двум палатам не привело к установлению двойственности процесса. «Форма суда» постепенно забывалась, существуя в законе до последнего времени (Свод законов Т.Х. Ч. II. Ст. 1062–1125)[204].