Глава 16. ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРИНУЖДЕНИЕ В ПРАВЕ
Глава 16. ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРИНУЖДЕНИЕ В ПРАВЕ
1. Государственное принуждение и право. Правовое принуждение.
2. Виды мер правового принуждения.
3. Юридические санкции.
4. Юридическая ответственность.
5. Защита права.
6. Правовое принуждение — правоохранительное отношение — процессуальные формы.
1. Государственное принуждение и право. Правовое принуждение.
Право — это гетерономное социально-классовое образование, общеобязательный регулятор, действие которого поддерживается принудительной силой государства[274].
Отсюда нераздельная связь права и государственного принуждения, которая с предельной четкостью выражена в знаменитых ленинских словах о том, что право — ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права.
Усиление в условиях современного общества роли права в обеспечении все возрастающего действия материальных, духовных, моральных стимулов (в том числе мер поощрения), его значение во все большем утверждении в жизни общества высоких начал социально-политической ответственности вовсе не устраняет и не делает менее значимой указанную черту права, его гетерономный характер. Право потому и способно развивать социальную активность людей, главным образом через систему субъективных прав, что свойственные ему механизмы все время остаются действенными, надежно «работающими», обеспеченными эффективными мерами государственно-принудительного воздействия[275].
Характеризуя специфику принуждения в праве, следует обратить внимание на то, что само по себе государственное принуждение-острое и жесткое средство социального воздействия. Оно основано на организованной силе, выражает ее и потому способно обеспечить безусловное утверждение воли государства и через нее — воли экономически господствующего класса (трудящихся во главе с рабочим классом — в социалистическом обществе). В этом своем качестве государственное принуждение является средством организации волевых устремлений субъектов с целью их подчинения государственной воле. Оно характеризует такое фактическое состояние, которое если и не исключает решение человека из цепи детерминации[276], то во всяком случае ставит человека в положение, когда у него нет выбора для избрания иного варианта поведения[277].
Все это и делает государственное принуждение надежным в условиях классового общества социальным инструментом, обеспечивающим функционирование правовой системы (достижение эффекта «гарантированного результата»), реальность правовых установлений, их общеобязательность.
Вместе с тем право как специфический социальный феномен нуждается не в государственном принуждении вообще, а в государственном принуждении (причем во всех случаях, разумеется, таком, которое соответствует данному экономическому базису, исторически-определеному типу государства и права), сообразном праву, им обогащенном, т. е. в правовом принуждении. Следовательно, государственное принуждение, преломленное через право, правом «насыщенное», выполняющее в нем свои, специфические задачи, и выступает в качестве правового принуждения. Уровень правового содержания государственного принуждения обусловлен, в частности, тем, в какой мере оно: а) подчинено общим принципам данной правовой системы, б) является по своим основаниям единым, всеобщим на территории всей страны, в) нормативно регламентировано по содержанию, пределам и условиям применения, г) действует через механизм прав и обязанностей, д) оснащено развитыми процессуальным формами.
Чем выше уровень правового содержания государственного принуждения, тем оно в большей мере способно выполнять функции позитивного фактора социального развития и в меньшей — инструмента произвола и своеволия отдельных индивидов и групп господствующего класса.
Весьма примечательно, что именно в социалистическом обществе в соответствии с его гуманистической природой государственное принуждение носит всецело правовой характер, и развитие государственного принуждения при переходе общества к коммунизму состоит наряду и в связи с сужением применения его наиболее острых и жестких форм, с переносом центра тяжести со штрафной на правовосстановительную функцию и рядом других аналогичных процессов во все большем обогащении его содержания всем тем социально ценным, что свойственно социалистическому праву[278].
Интегрируясь в содержание правовой системы, проявляясь во все большей мере через механизм прав и обязанностей, (государственное принуждение в социалистическом праве в сравнительно небольшом числе случаев выступает в виде акций непосредственно насильственного, физически принудительного порядка, таких, как фактическое изъятие имущества, содержание лица под стражей и др.) в качестве правового принуждения оно заключается в правовом уроне[279], т. е. в правоограничениях, в возникновении специальных обязанностей, императивно наступающих для лица как результат непосредственного проявления в сфере права принудительных свойств государственной власти.
С фактической же стороны оно выражается в мерах, т. е. таких юридически реальных явлениях, образующих содержание правоохранительных и иных государственно-властных отношений, которые олицетворяют действие, реализацию правового принуждения в том или ином конкретном жизненном случае.
2. Виды мер правового принуждения.
Меры правового принуждения (рассматриваемые, как и в предыдущей главе, на материале советского общенародного права) могут быть подразделены на две группы:
юридические санкции (основная группа), т. е. государственно-принудительные меры, являющиеся реакцией государства в отношении конкретного лица на факт противоправного поведения;
государственно-необходимые, профилактические и превентивные меры правового принуждения[280].
Социальное назначение правового принуждения, выраженного в санкциях, состоит главным образом в том, что оно призвано играть в правовой системе правоохранительную роль, т. е. обеспечивать ее нормальное функционирование, реальное осуществление всех ее регулятивных качеств и прежде всего достижение «эффекта гарантированного результата». Принуждение в праве здесь нацелено на то, чтобы устранять возникающие в правовой системе аномалии, приводить ее в случаях неправомерной ситуации в нормальное состояние, воздействовать на лиц, нарушающих правопорядок.
Правовое принуждение, следовательно, существует в данном случае в рамках правоохранительных отношений и выражает реакцию государства на неправомерное поведение участников общественных отношений, на препятствия, возникающие в процессе функционирования правовой системы.
В то же время в ограниченном числе случаев меры правового принуждения могут применяться и для решения государственных задач, сопряженных с экстремальными социальными условиями, — военной обстановкой, стихийными бедствиями (например, реквизиция имущества). В случаях крайней государственной необходимости могут применяться принудительные меры медицинского характера. В интересах государственной безопасности, охраны прав граждан применяются досмотр багажа и личный досмотр, проверка документов и др. Часть такого рода государственно-принудительных мер, так же как и процессуальные предупредительно-обеспечительные меры (обыск, выемка, наложение ареста) и меры, выражающие предупреждение возможного причинения обществу необратимого вреда (профилактическое изъятие огнестрельного оружия у лиц, страдающих хроническим алкоголизмом), связана с правоохранительной деятельностью компетентных государственных органов. Но они все же принципиально, по самому своему назначению отличаются от санкций, выступающих в качестве последствия для данного лица в связи с фактом его противоправного поведения, и потому образуют особую группу мер правового принуждения.
3. Юридические санкции.
Это основная группа государственно-принудительных мер, отличающихся от всех иных тем, что они выступают в качестве государственно-властной реакции на факт противоправного поведения, направлены на предупреждение правонарушений и иного противоправного поведения, на ликвидацию их последствий, связаны с воздействием на правонарушителя и всем этим выражают особую правовую оценку противоправного поведения, противоправной ситуации[281].
В юридической литературе под санкциями в данной области правовой действительности понимается по боль-шеи части элемент юридической нормы. Между тем с точки зрения содержания правового принуждения и складывающихся в связи с ним отношений санкциями являются прежде всего сами меры, реальные «носители» государственно-принудительного воздействия. Именно в таком смысле указанный термин преимущественно используется в советском законодательстве, на практике.
По своей первичной основе санкции — это всегда государственное принуждение к исполнению требований права[282]. Как только сложилась противоправная ситуация, произошел «сбой» в функционировании правовой системы (не исполняются юридические обязанности, есть преграды в осуществлении прав, произошло умаление правового блага субъекта и др.) и все это находится в причинной связи с противоправным поведением того или иного лица, возникают в соответствии с действующими нормативными положениями основания к применению санкций, которые выступают в качестве реакции государства на факт противоправного поведения лица и состоят в наступлении для него известного правового урона (правоограничения, возложение на лицо специальных обязанностей).
Характерно при этом, что в некоторых отраслях советского права (гражданском, трудовом, колхозном) в связи с особенностями присущих им юридических режимов регулирования государственное принуждение пребывает как бы в скрытом виде: правовая активность субъектов имеет здесь столь юридически значимый характер, что достаточно самого факта противоправного поведения и одностороннего требования управомоченного лица, чтобы юридическая санкция вступила в действие и без прямого участия компетентных государственных органов. Поэтому, например, в гражданском праве даже добровольное исполнение лицом обязанности по возмещению причиненного им имущественного вреда имеет значение реализации юридической санкции, государственно-принудительной меры.
Вопросы, связанные с юридическими санкциями, довольно часто освещаются в литературе под углом зрения категории «юридическая ответственность»[283].
Не исключая возможной перспективности и целесообразности дальнейшей разработки такого рода теоретической конструкции[284] (тем более что применение санкций во всех случаях может быть интерпретировано как «ответ» государства на противоправное поведение), следует вместе с тем отметить, что в принципе здесь вполне достаточно понятий санкции и ее применения, которые позволяют осветить все основные стороны принуждения к исполнению права, всего того общего, что присуще всем разновидностям данной группы государственно-принудительных мер. При таком подходе сохраняется и специфическое содержание, которое исторически и в силу особенностей применения отдельных разновидностей санкций вкладывается в понятия «юридическая ответственность» и «защита».
Особенности юридических санкций выражаются в их делении на правовосстановительные (они состоят в устранении вреда, возникшего в результате неправомерного поведения, в восстановлении нарушенных прав, обеспечении исполнения обязанности) и штрафные (они состоят в таком правовом уроне для правонарушителя, который заключается в новых для него обременениях — правоограничениях, специальных обязанностях).
Это деление санкций совпадает с классификацией санкций на меры защиты и меры ответственности.
Указанные два деления дополняют друг друга. Если первое из них характеризует содержание юридических санкций, их значение для существовавших до противоправного поведения правоотношений, то второе отражает особенности действия санкций, заложенных в них социальных программ, их последствий для лица, в отношении которого они применяются.
Схема 12. Виды правового принуждения
Взятые в единстве рассматриваемые классификации — деление санкций на меры защиты (правовосстановительные санкции) и меры ответственности (штрафные санкции) имеют в данной сфере правовой действительности общее и исходное ключевое значение. С ним связано разграничение санкций по степени определенности: меры ответственности — это, как правило, относительно-определенные санкции, допускающие их конкретизацию в порядке индивидуально-правового регулирования, меры же защиты носят абсолютно определенный характер. Меры ответственности («штрафные санкции») могут быть заменены мерами общественного воздействия, а правовосстановительные не могут. Штрафные санкции в принципе устанавливаются за виновные правонарушения, а правовосстановительные, меры защиты, могут быть применены за объективно-противоправное поведение. В случаях, когда штрафные санкции не обеспечивают восстановления нарушенного состояния, широко допускается соединение штрафных и правовосстановительных санкций, т. е. соединение мер ответственности и мер защиты, и т. д.[285]. Общая картина видов правового принуждения изображена на схеме 12.
В последние годы в советской юридической литературе получил заметное распространение взгляд, в соответствии с которым возможно конструирование единого, широкого понятия «юридическая ответственность», охватывающего и то, что традиционно под этим термином понимается в юриспруденции, и то, что именуется ответственностью в обычном словоупотреблении, в государственно-политических документах, в социально-политической, философской литературе (например, в случаях, когда говорится о «воспитании чувства ответственности», «повышении ответственности за выполнение обязанностей»).
Несомненная заслуга ряда авторов, отстаивающих эту идею (П.Е. Недбайло, М.С. Строговича, В.А. Тархова и других) состоит в том, что они обратили внимание на значение в праве ответственности в широком, философском, социально-политическом смысле.
Ответственность в социально-политическом смысле — действительно, важнейший институт, достойный всестороннего изучения, в том числе по его отношению к праву. По своей сущности ответственность в указанном смысле может рассматриваться в качестве осознанной и воспринятой лицом социальной необходимости инициативного выполнения долга, всей суммы лежащих на лице обязанностей — политических, моральных, правовых и др. Ответственность в рассматриваемом плане — явление не только однопорядковое другому высокозначимому явлению — социальной свободе (1.5.2.), но и близкое к нему. Данный институт должен, разумеется, привлечь пристальное внимание правовой науки. И, быть может, его значение по отношению к праву не менее существенно, чем значение классово определенной социальной свободы. Во всяком случае, характерная для права юридическая свобода поведения потому и неотделима от юридических обязанностей, что в этой неотделимости реально проявляется ответственность в указанном выше широком смысле, которая представляет собой другую сторону социальной свободы, сопряженной к тому же в классовом обществе с необходимостью обеспечения организованности и порядка, соответствующих объективно обусловленным интересам господствующего класса.
Имеет, несомненно, позитивное значение также стремление не упустить из поля зрения все многообразные проявления социально-политической ответственности в праве[286] (возможно, еще более многообразные, чем это отмечено в литературе) и с данных позиций попытаться сконструировать широкое понятие, которое охватывало бы в единстве и во взаимодействии все эти проявления. Очевидно, с рассматриваемой точки зрения имеются достаточные основания для формулирования широкого многоаспектного понятия, охватывающего, по справедливому мнению М.С. Строговича, ряд явлений, относящихся по своей природе к правосознанию, требованиям законности, государственно-принудительным мерам[287]. И хотя здесь возникают известные трудности, которые касаются терминологии (об этом дальше) и необходимости связать такое многоаспектное понятие с общей системой категорий общей теории права, конструктивный характер подобных разработок сомнений не вызывает.
В то же время успех формулирования многоаспектного понятия, выражающего все проявлении социально-политической ответственности в праве, не должен привести к стиранию весьма значительных качественных различий, существующих между явлениями, которые охватываются таким разрабатываемым в науке понятием. Тем более вряд ли оправданно видеть суть проблемы в терминологии, в том, чтобы обозначить устоявшимся, строго определенным термином «юридическая ответственность» разнокачественные явления, отражающие весь спектр многообразных проявлений в праве социально-политической ответственности. Такое «терминологическое» направление научного поиска может повлечь за собой нивелирование качественно разнородных явлений, нарушение четкости и стройности всего понятийного аппарата, известные издержки смыслового порядка[288], а, в конечном счете, неизбежно привести (и уже привело) к необходимости в какой-то новой и притом усложненной терминологии, которая все же разграничила бы и то, что традиционно именовалось юридической ответственностью, и то, что с точки зрения указанных разработок тоже назвали юридической ответственностью (например, одно — проспективной, а другое — негативной)[289].
Итак, при рассмотрении значения социально-политической ответственности в праве нужно предельная понятийная четкость корректность в терминологии. Правовая интерпретация социально-политической ответственности состоит не в том, чтобы, добавив слово «юридическая», трактовать данное явление также в качестве юридической ответственности, а в том, чтобы раскрыть всю совокупность юридических механизмов, с помощью которых оно осуществляется, и сообразно этому найти для указанного выше многоаспектного понятия новый термин. Знаменательно при этом, что большинство такого рода механизмов, связанных с фиксированием юридических обязанностей, обеспечением их инициативного, качественного осуществления, относится к иному, чем область правового принуждения, участку правовой действительности, в частности, к вопросам законности, правосознания, правовых отношений (обязанностей).
Кстати сказать, по этому вопросу, как и по ряду других актуальных проблем юридической науки (например, поощрение, рекомендации и др.), вызывают с методологической стороны опасение стремления некоторых авторов свести юридическую характеристику соответствующих экономических и социально-политических явлений к тому, чтобы путем добавления к данным общесоциальным понятиям терминов «юридическое», «правовое», «норма» и т. д. непосредственно вводить их в категориальный аппарат юридической науки. При таком подходе не только не достигаются постановка и конструктивное решение рассматриваемых проблем, но и наступает результат прямо противоположный — в систему скоординированных и субординированных понятий науки вторгаются искусственные построения и это приводит к тому, что в той или иной мере нарушается строгость, четкость и снижается познавательный потенциал категориального аппарата науки.
4. Юридическая ответственность.
Юридическая ответственность представляет собой одно из специфических проявлений общесоциальной ответственности. Такое проявление, которое в соответствии с особенностями права прямо выражает его государственно-властную природу и, не перекрываясь другими правовыми явлениями (правосознанием, законностью), касается главным образом последствий за неправомерное, безответственное, с точки зрения закона, поведение.
Вместе с тем, выражая (сквозь призму права) то глубинное, что характерно для общесоциальной ответственности, рассматриваемая ее разновидность целиком не вписывается в обычные, «чистые» правовые явления- правоотношения, обязанности, применение права и др. Исторически понятие «юридическая ответственность» сложилось в связи с необходимостью отразить применение таких юридических санкций, которые выражают общественное осуждение поведения правонарушителя и преследуют цель глубокого воздействия на него, на его волю и сознание, на ценностные ориентиры его поведения, нравственно-психические мотивы поступков. Причем такого рода воздействие находит обоснование в том, что противоправное поведение лица является виновным, выступает в виде правонарушения и как правонарушение осуждено обществом. Здесь в рамках понятия «юридическая ответственность» угол зрения перемещается с санкций, как таковых, на их несение, на обязанность претерпевания правонарушителем известных лишений, выражающих наступивший для него правовой урон.
Отсюда становится понятным, что при всем отличии юридической ответственности от того, что ныне в литературе; именуется «позитивной» или «активной (проспективной)» ответственностью, между ними имеются важные пункты соприкосновения, а также связанные с этим линии взаимодействия. Хотя ответственность в широком, позитивном смысле имеет, прежде всего, активный аспект — неуклонное, строгое, предельно инициативное осуществление социальных обязанностей, в том числе обязанностей, получивших юридическое выражение, — и потому даже в своем юридическом облике относится к качественно иному, чем область правового принуждения, участку правовой действительности (главным образом к правосознанию, законности), ее роднит с юридической ответственностью в строгом, традиционном понимании, прежде всего то, что оба указанных явления тесно связаны с нравственно-психической характеристикой поведения людей.
Наиболее важная отличительная черта юридической ответственности — это претерпевание санкций, имеющих преимущественно штрафной характер. При юридической ответственности правонарушитель «несет ответ» — он обязан принять наступивший для него правовой урон и в этом смысле претерпеть известные лишения личного, имущественного ил к; организационного порядка, которые наступают для него в ответ на совершенное им виновное противоправное поведение.
Правовой урон, наступающий для правонарушителя при юридической ответственности, имеет для него значение обременения[290]. Даже в тех случаях, когда правонарушитель, на которого возложена юридическая ответственность, не обязан совершать какие-либо положительные действия (в частности, в случаях дисциплинарной ответственности), он несет новую обременительную для него юридическую обязанность, состоящую в претерпевании известных лишений, хотя бы эти лишения и носили чисто личный характер и были связаны с престижем лица, его именем и честью, возможностью при повторных правонарушениях применения иных, более жестких санкций.
Функции юридической ответственности обусловлены ее социальной природой и юридическими особенностями, прежде всего тем, что она является реакцией государства на правонарушение — виновное, социально-вредное деяние, — и тем, что ее цель заключается в нравственном перевоспитании (перерождении) личности правонарушителя[291].
В соответствии с этим главной функцией правовой ответственности является штрафная. Она направлена на то, чтобы обеспечить предупреждение (превенцию) возможности совершения новых правонарушений. Применение мер государственно-принудительного воздействия к данному лицу «настраивает» его против новых правонарушений (частная превенция). Возможность применения мер государственно-принудительного воздействия, «пример» этого воздействия способствует также выработке у лиц с антиобщественной психологией мотивов к соблюдению юридических норм (общая превенция).
Наряду со штрафной функцией правовая ответственность выполняет в ряде случаев еще одну функцию — правовосстановительную. Эта функция не имеет общего значения. Она свойственна главным образом мерам воздействия в области имущественных отношений и, прежде всего гражданско-правовым санкциям. Большинство санкций гражданского права, имеющих характер мер ответственности, органически сочетает штрафную и правовосстановительную (компенсационную) функции. К ним относятся, в частности, возмещение правонарушителем убытков, уплата многих неустоек. Обязанность претерпевания государственно-принудительного воздействия выражена здесь не только в виде пассивного претерпевания государственного воздействия, но и в виде определенных положительных действий. Последние либо заменяют действия по прежней обязанности (например, возмещение убытков при неисполнении обязательства), либо присоединяются к ним (например, уплата неустойки при несвоевременном исполнении обязательства). И в том и в другом случае в механизм правового регулирования включаются новые элементы, призванные не только воздействовать на правонарушителя, но и обеспечить нарушенный интерес управомоченного.
В последние годы понятие юридической ответственности получает все более углубленную разработку в советской правовой литературе.
Следует признать плодотворной главную линию, наметившуюся в этой разработке, линию на характеристику юридической ответственности как применения к лицу санкций — мер государственно-принудительного воздействия, являющихся реакцией на совершенное правонарушение.
В то же время в разработке понятия юридической ответственности определилась попытка некоторых авторов придать той или иной черте ответственности доминирующее, а то и единственное, всепоглощающее значение. С этим же связана наметившаяся в юридической литературе тенденция гиперболизации данной категории, стремление охватить ею применение всех юридических санкций.
Надо полагать, что главная линия в разработке понятия юридической ответственности (применение к лицу санкций за совершенное правонарушение) не только имеет для нашей науки важное теоретико-конструктивное значение, но и выражает последовательное воплощение в теории юридической ответственности существенных методологических принципов, отражает в самих юридических понятиях органическую связь права с государственным принуждением[292].
Другой вопрос, когда в пределах указанной выше единой линии все же существенно важно делать ударение на той или иной стороне юридической ответственности как сложного, многогранного явления.
На первый взгляд, казалось бы, не имеет решающего значения, какой «элемент» правовой ответственности выдвинут в формулировках разных авторов на первый план — сами меры воздействия, реализация санкции, осуществление «права на наказание, взыскание» и т. д. Действительно, все упомянутые элементы с разных сторон отражают единое — содержание охранительного правоотношения, в рамках которого осуществляется ответственность.
И все же наиболее яркая специфическая черта правовой ответственности выражается в обязанности претерпевания правонарушителем мер государственно-принудительного воздействия, т. е. обязанность отвечать за деликт[293].
Такой ракурс при определении юридической ответственности позволяет не только сразу же выделить ее решающую черту (обязанность претерпевания государственно-принудительных мер), и не только четко обрисовать ответственность как юридическое явление, причем такое, которое существует в рамках особого охранительного правового отношения, но и сфокусировать внимание на сущности юридической ответственности, выражающей ее значение как государственно-принудительной меры, призванной в первую очередь оказать воздействие на правонарушителя, на его сознание и волю.
5. Защита права.
Это государственно-принудительная деятельность, направленная на осуществление «восстановительных» задач — на восстановление нарушенного права, обеспечение исполнения юридической обязанности.
Вполне обоснованная концентрация внимания в юридической литературе на тех значительных социальных целях, которые достигаются при помощи мер ответственности, не должна приводить к тому, чтобы в тени остались, так сказать, первичные юридические санкции — меры защиты. Тем более, как убедительно показано в литературе, такого рода санкции нередко являются с точки зрения интересов законности не менее, а порой и более значимыми, нежели государственно-принудительные меры штрафного характера[294].
Между мерами юридической ответственности и мерами защиты существуют весьма заметные качественные различия.
Прежде всего, они разграничиваются по своим основаниям. Если основанием юридической ответственности является правонарушение (виновное, осуждаемое обществом деяние, приносящее вред обществу), то для применения мер защиты достаточно объективно противоправного поведения — того, что под несколько иным углом зрения может быть названо «правовая аномалия». Иными словами, вина не входит в фактическое основание мер защиты: это основание ограничивается самим по себе фактом нарушения права, интереса управомоченного.
Отсюда вытекают различия в функциях и в целях рассматриваемых мер правового принуждения. Если главная функция юридической ответственности — штрафная (виновное лицо «держит ответ»), то функция мер защиты сводится к восстановительным задачам, к тому, чтобы обеспечить исполнение юридической обязанности, защиту права.
Меры ответственности преследуют глубокую, стратегическую цель: нравственно-психическое преобразование сознания правонарушителя. Меры же защиты могут быть охарактеризованы в качестве первичных правоохранительных санкций, имеющих ограниченную программу — восстановление нарушенного (нарушаемого) правового состояния. Непосредственная цель мер защиты исчерпывается указанным «тактическим» действием[295]. Здесь, при применении мер защиты, вполне достаточно одного только принуждения к исполнению возложенной на лицо обязанности или восстановления нарушенного (нарушаемого) состояния.
Меры защиты широко применяются в советском гражданском праве. Яркими примерами мер защиты являются принудительное изъятие вещи на основе виндикационного иска, исключение имущества из описи, «восстановление чести» по ст. 7 ГК. РСФСР и др. Используются меры защиты и в других отраслях социалистического права. К числу мер защиты относятся, в частности, меры пресечения в административном праве.
Надо, разумеется, видеть, что в определенной степени функции и содержание ответственности и мер защиты могут совпадать.
С одной стороны, задачи защиты права решаются и в рамках юридической ответственности в случаях, когда санкции наряду со штрафной имеют правовосстановительную направленность (хотя определяющим в ответственности остается все же целенаправленное воздействие на правонарушителя).
С другой стороны, при применении мер защиты определенное лицо (например, добросовестный приобретатель при изъятии у него вещи в порядке виндикации) может, как и при ответственности, претерпеть известные лишения личного или имущественного порядка. Но такого рода отрицательные последствия не являются «ответной реакцией» на правонарушение. Если подобные последствия и наступают, то это происходит «попутно». Главное здесь — защита права, принадлежащего управомоченному, обеспечение его интересов.
Необходимо также учитывать специфику юридической ответственности в конкретных отраслях советского права. Это, прежде всего, касается гражданского права — отрасли, которая со стороны своих правоохранительных задач нацелена, прежде всего, на восстановление нарушенного состояния. Гражданско-правовая ответственность, а не только гражданско-правовые меры защиты, приспособлена для обеспечения и штрафных, и правовосстановительных функций, в некоторых гражданско-правовых санкциях (например, в возмещении убытков, в уплате компенсационной неустойки) штрафная и компенсационная функции занимают, по-видимому, однопорядковое, равное положение. Этим в значительной степени и объясняется такое специфическое правовое явление, как «ответственность без вины» (например, при возмещении вреда, причиненного источником повышенной опасности), где юридическая конструкция ответственности использована законодателем для решения некоторых превентивных задач, хотя перед нами ситуация, требующая, строга говоря, применения мер защиты.
Своеобразие мер защиты находит все большее признание в советской юридической литературе, причем не только в общетеоретической, но и в отраслевой (В.Д. Ардашкин, Ю.Г. Басин, О.А. Красавчиков, Г.Н. Стоякин[296] и другие). И это вполне закономерно. Дифференцированный анализ средств правового принуждения позволяет, не упуская из поля зрения того общего, что свойственно всем юридическим санкциям глубже познать специфические функции их разновидностей, а отсюда дать верный ориентир для решения ряда практически важных вопросов.
Характеристика же применения всех юридических санкций в рамках одной лишь категории — ответственности неизбежно замыкает эту характеристику на уровне первичных (правовосстановительных) санкций, не нацеливает на глобальный анализ их разновидностей и к тому же придает понятию ответственности значение, не соответствующее ни его этимологии, ни его сущностным сторонам.
Надо полагать, опасность «криминализации» ответственности, о которой подчас говорят сторонники широкой ее трактовки, состоит вовсе не в том, что при освещении юридической ответственности используются достижения науки уголовного права, а как раз в том, что понятия и термины, сложившиеся в уголовном праве и именно там наиболее ярко выразившие глубинные черты юридической ответственности, неоправданно распространяются на применение всех юридических санкций, в том числе и тех, которые имеют одну лишь правовосстановительную направленность.
Впрочем, в последнее время и в данной проблеме наблюдается известное сближение точек зрения (осложняемое, к сожалению, чисто терминологическими спорами). Ныне, думается, достигнуто единодушие в том, что применение всех юридических санкций обладает рядом общих черт. В то же время сторонники широкой трактовки юридической ответственности указывают на то, что имеется существенное, даже принципиальное, различие между юридической ответственностью как принудительным исполнением позитивной обязанности и юридической ответственностью за нарушение уголовных и некоторых административных запретов[297]. Высказано даже мнение, что существуют «право-восстановительная ответственность» и «штрафная ответственность»[298]. Думается, в дальнейшем, с известным упорядочением терминологии, расхождения во взглядах на применение юридических санкций будут постепенно устранены, что обеспечит в рамках единых теоретических построений углубленное изучение общего и особенного во всем комплексе вопросов, относящихся к юридическим санкциям.
6. Правовое принуждение — правоохранительное отношение — процессуальные формы.
Особенности правового принуждения, выраженные в юридических санкциях, заключаются, помимо всего иного, еще и в том, что они осуществляются в рамках правоохранительного отношения и в соответствующих процессуальных формах.
Противоправное поведение лица, являющееся основанием применения к нему санкций, — это юридический факт, влекущий за собой возникновение особых прав и обязанностей и, следовательно, правоохранительных отношений между лицом и компетентными государственными органами. Иными словами, с момента самого факта противоправного поведения уже есть особые права и обязанности, обосновывающие юридическую возможность (причем по отношению к данному конкретному случаю) применения со стороны компетентных государственных органов государственно-принудительных мер в виде юридических санкций.
Таким образом, правоохранительное отношение — реальное выражение того, что государственное принуждение носит правовой характер. Оно же свидетельство особого, опять-таки в рамках данного охранительного отношения, положения и субъекта противоправного поведения. Его положение, например при юридической ответственности, не исчерпывается одним лишь претерпеванием мер государственно-принудительного воздействия. Правонарушитель несет в охранительном правоотношении определенные, подчас довольно жесткие обязанности, но он является не объектом государственно-правового воздействия, а именно субъектом правоотношения. Он вправе требовать, чтобы применяемые к нему меры воздействия реализовались в объеме и порядке, предусмотренных в нормах права. Он выступает в ряде случаев в качестве носителя правомочий, имеющих дополнительный характер (например, правомочий, основанных на нормах исправительно-трудового права). Аналогичным образом должно быть оценено правовое положение лиц, в отношении которых применяются меры защиты.
Отмечая тесную связь, единство между охранительным правоотношением и правовым принуждением в виде ответственности и защиты права, было бы неверным, однако, отождествлять и то и другое.
И юридическая ответственность, и защита права — особые правовые явления, которые выражают содержание охранительного правоотношения, взятого в определенном аспекте на известном этапе его развития, развертывания, обусловленного, в частности, совершением особых правоприменительных актов.
Так, уголовные правоотношения возникают в момент совершения преступления, а уголовная ответственность — лишь после того как данное охранительное правоотношение (в результате расследования преступления, разбирательства уголовного дела и вынесенного по делу обвинительного приговора) полностью развернулось, конкретизировалось и фактически реализуется, осуществляется. В сущности, юридическая ответственность и защита права выражают реализующееся, осуществляемое охранительное правоотношение, т. е. правоотношение в таком его состоянии, когда в его рамках реально применяются санкции, а лицо фактически несет юридические обязанности по претерпеванию определенных лишений штрафного характера или по применению государственно-принудительных мер восстановительного характера.
На основе охранительных правоотношений, имеющих материально-правовой характер, складываются и соответствующие процессуальные отношения, опосредствующие порядок, процедуру применения государственно-принудительных мер юридической ответственности и защиты.
Не касаясь всего многообразного комплекса вопросов, связанных с характеристикой соотношения и взаимодействия охранительных и процессуальных отношений, хотелось бы оттенить качественные особенности процессуальных форм, обусловленные их нераздельным единством с правовым принуждением.
Именно потому, что государственное принуждение является острым и жестким средством социального воздействия, оно в условиях режима строгой законности нуждается не просто в юридической процедуре (последняя необходима для всякой государственно-властной, правоприменительной деятельности, да и вообще для любой длящейся юридической деятельности, длящихся правоотношений), а в особой юридической процедуре, которая в соответствии со спецификой охранительных правоотношений выражала бы применение государственно-принудительных средств воздействия на началах правосудия. Этим и обусловлено наряду с другими причинами формирование особых процессуальных институтов, их — «сложность», «громоздкость», наличие в них норм, предусматривающих право по непосредственному участию в рассмотрении дела, право отвода, обжалования и т. д., а отсюда и формирование особых отраслей процессуального права, которые являются носителями важнейших демократических, гуманистических начал правовой системы, обусловленных классовой природой данного социального строя.
Все это и предопределяет необходимость теоретико-конструктивного (и даже терминологического) обособления процессуальных форм от юридической процедуры в целом, в том числе от таких ее разновидностей, как процедурно-процессуальные формы правотворчества (1.18.4.), и от тех процедур оперативной правоприменительной административной деятельности, которые, обеспечивая законность, обоснованность и целесообразность решений, не сопряжены, однако, с применением правового принуждения на началах правосудия (1.19.7).
Специфическими чертами, в частности, отличается процедура правоприменительной административной деятельности в тех случаях, когда она сводится к индивидуальному регулированию конкретных общественных отношений, например в области хозяйственного управления. И здесь должны быть обеспечены законность, обоснованность и целесообразность принимаемых решений. Однако в данной области нет необходимости такой регламентации порядка разрешения дела, какая в сфере процессуального права вызвана особенностями правового принуждения при рассмотрении и решении уголовных, гражданских, административных дел. В то же время, как это ни покажется неожиданным, процедура индивидуально-правовой административной деятельности правоприменительных органов в области хозяйственного и иного государственного управления в определенной мере сходна с правотворческой процедурой: в обоих случаях должен быть обеспечен порядок подготовки и принятия решений, которые соответствуют началам социального управления, теории информации, необходимости полного и правильного урегулирования общественных отношений.
Критические соображения, которые можно высказать в адрес теоретической конструкции процесса в широком смысле — конструкции, призванной охватить все разновидности длящейся юридической процедуры, не должны заслонить внесенного ею позитивного вклада в науку. В работах П.Е. Недбайло, В.М. Горшенева и ряда других авторов убедительно показано, что вся правоприменительная деятельность, основанная на властных полномочиях тех или иных органов, должна быть подчинена строгим процедурным формам, обеспечивающим законность, обоснованность и целесообразность этой деятельности[299].
Теоретические разногласия, связанные с обоснованием указанной теоретической конструкции, затронули терминологическую сторону проблемы. Их суть — можно ли назвать все длящиеся юридические процедуры, относящиеся к правотворчеству и применению права, процессом, процессуальными формами? Впрочем, терминология терминологией, но подробное рассмотрение существа данной проблемы показало, что терминология здесь связана с сохранением или утратой представлений о весьма важных правовых ценностях.
Процедура применения правового принуждения на началах правосудия насыщена таким обширным и многогранным комплексом юридических гарантий, призванных обеспечить достижение истины по юридическому делу и охрану интересов всех его участников, притом все это именно в связи с необходимостью правового упорядочения государственного принуждения, что сами термины «процесс», «процессуальные формы» оказались нерасторжимо слитыми с представлениями об упомянутых правовых ценностях. Отсюда весьма, надо полагать, обоснованные опасения, состоящие в том, что распространение указанных терминов на все юридические процедуры в области государственной деятельности может привести к выхолащиванию, к размыванию понятий «процесса» и «процессуальные формы», к выветриванию из них представлений об указанных выше правовых ценностях.
Ведь иные юридические процедуры вовсе не нуждаются именно в таких специфических гарантиях, которые сложились в области применения правового принуждения на началах правосудия. Здесь необходимо иное. И правотворчество, и административная индивидуально-регулятивная деятельность компетентных органов требуют процедур, которые обеспечивали бы законность, обоснованность и целесообразность на основе оперативности, согласованности мероприятий и т. д. Тогда общее, что объединяет все юридические процедуры, оказывается весьма бедным, а потому термины «процесс», «процессуальные формы» при рассматриваемом варианте решения проблемы уже не несет, как ныне, богатой содержательной нагрузки[300].
Вот почему автор данного курса, как и ранее, считает, что оптимальным вариантом решения проблемы является выработка в качестве родового, наиболее широкого общетеоретического понятия — «юридическая процедура», с последующим четким разграничением ее видовых ответвлений — процессуальных форм, процедурно-процессуальных форм правотворчества, процедурных производств позитивной индивидуально-регулятивной административной деятельности.