2.2. О принципе независимости суда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вопрос о независимости суда является краеугольным в доктрине разделения властей и системе сдержек и противовесов. История человечества доказала исключительную важность для общества реального претворения в жизнь этого принципа. Данное обстоятельство подтверждается не только тем, что во всем цивилизованном мире, в любом государстве с развитыми демократическими институтами существуют правовые гарантии независимого суда, но и тем, что требование существования данного принципа в любом государстве, вступившем в Совет Европы, юридически закреплено в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. В соответствии с ч. 1 ст. 15 Конституции РФ составной частью российской системы права служат общепризнанные принципы и нормы международного права, которые содержатся в ратифицированных Россией международных договорах и имеют преимущество перед внутригосударственными законами. Поскольку Россия вступила в Совет Европы и в марте 1998 года ратифицировала Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод, необходимо исходить из того, что положения данного нормативного документа не декларативны, а имеют непосредственное прикладное значение для российского правоприменения. «Необходимость учета и непосредственного применения общепризнанных принципов и норм международного права, в том числе содержащихся в Конвенции, и возможность граждан обратиться с жалобами в Суд (Европейский суд. – А. А.) по правам человека, если они не получили адекватной защиты в российских судах, обязывает судей хорошо ориентироваться не только в правовых нормах, содержащихся в Конвенции, но и в их официальном толковании, которое содержится в решениях Суда»[46].

Понятие «независимый суд», содержащееся в Конвенции, представляется важным в связи с рассматриваемой проблемой. Статья 6 Конвенции закрепляет право человека на справедливое судебное разбирательство: «Каждый имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона…» Европейский суд по правам человека при определении того, является ли судебный орган независимым, принимает во внимание следующие факторы:

– процедуру назначения его членов;

– продолжительность их службы в этом качестве;

– существование гарантий, препятствующих оказанию на них давления, а также наличие у данного органа внешних атрибутов независимости.

Европейский суд постановил, что судебный орган должен быть независим как от исполнительной власти, так и от сторон в деле[47].

Разумеется, анализируя понятие «независимость суда» в России (в рамках существующей правовой регламентации) и изучая практику осуществления в России данного принципа, необходимо сопоставлять российскую действительность с европейскими стандартами.

Однако вопрос о независимости суда далеко не только философский, но и правовой. Философско-правовая тема в последнее время получила, с одной стороны, достаточно глубокое освещение в многочисленных научных трудах философов, правоведов и юристов-практиков, а с другой – сведена до уровня площадной брани усилиями всевозможных «ревнителей» прав и свобод человека. Особое рвение в борьбе с независимостью суда проявляют некоторые печатные средства массовой информации (от региональных до республиканских). Научно-правовой анализ одного из главных принципов организации судебной власти необходимо давать, обозначив причины, порождающие стремление известной части общества всячески противодействовать становлению независимой и самостоятельной судебной власти. Таких причин несколько.

Одна из них, по нашему мнению, – социально-правовое невежество носителей идеи, согласно которой независимость равнозначна вседозволенности и полной бесконтрольности. Данная идея возникла в обществе не сама по себе, она не является плодом больного воображения конкретного человека. В ее основе – десятилетия правового нигилизма, укоренившегося в сознании большого числа граждан СССР под влиянием известных социально-экономических и политических условий. При этом для возникновения и укрепления в сознании определенной части граждан убежденности в том, что независимость суда тождественна вседозволенности, не потребовалось ни временных промежутков, ни материальных вложений. Все произошло само собой. Достаточно вспомнить о «маятниковой особенности» психологии и менталитета российского человека, возникшей на основе аналогичного свойства самой российской действительности. Только вчера все громогласно заявляли о полной зависимости судов, о «телефонном праве», о партийной дисциплине в судах и т. д., а сегодня, когда появились первые проблески будущей независимости судей в рамках самостоятельной судебной власти, маятник качнулся в противоположную сторону и вместо прежней убежденности в «зависимости» судов в сознании части граждан появилась убежденность во «вседозволенности и беспределе», царящих в судопроизводстве.

Полагаем, что данное явление сугубо российское. Оно отражает особенности духовных устоев нашего общества, где веками складывался образ чувственных мыслей – «любить, так любить до остатка, ненавидеть, так по полной программе», где сосуществуют рабское чинопочитание и ненависть к тому, кто чуть выше по статусу, кто имеет чуть больше и т. д.

Эта, на первый взгляд, «незначительная деталь» – душа, психология, менталитет российского человека, как будто бы и не относящаяся к научному исследованию, на поверку оказывается главенствующей при изучении любой темы, связанной с анализом и оценкой общественной жизни в России. Только глядя через призму названных явлений можно с относительной точностью анализировать общественные процессы, происходящие в России, изучать действенность тех или иных структур и механизмов, участвующих в регулировании общественных отношений, с достаточной степенью точности прогнозировать значимость и ценность для общественного развития той или иной новеллы в институтах, связанных с регулированием общественных отношений. Не принимать это во внимание – значит оторваться от действительности, которую мы хотим понять, которую пытаемся изучить и на постижение которой направлены наши устремления.

Вторая причина коренится в скрытом нежелании представителей законодательной и исполнительной ветвей власти мириться с реалиями сегодняшнего дня: возникновением в нашем государстве третьей власти – судебной, которая не только (в теоретическом плане) выступает необходимым элементом системы сдержек и противовесов в организации государственной власти, но и реально (в практическом плане) оказывает воздействие на каждую из властей в случае их отступления от требований закона.

«Законодательные и исполнительные ветви власти обречены на пересечение интересов, конфликтность. Изначально заложенная в них сущность подтверждается повседневной реальностью. А между ними в качестве арбитра оказывается третья власть, вынужденная получать обвинения то от одной, а иногда, и это бывает, от обеих вместе.

Власть состоит из людей, а им свойственны субъективизм, амбициозность. Отсюда и оценки, нередко ошибочные, не поддающиеся переубеждению. Пессимизм в прогнозах о перспективе взаимоотношений, может быть, преувеличен. Но лучше получить как подарок разумное, объективное, заинтересованное, мирное развитие, чем подтверждение удручающих предположений и глубокое разочарование.

Есть надежда, что самая спокойная, выдержанная, рассудительная власть – судебная – в силу своей самодостаточности сможет сохранить свой статус с наименьшими издержками.

В конечном счете, это нужно не судьям, а тем, для кого они предназначены – простым людям. Это они, граждане, должны быть уверены, что их проблемы решают судьи независимые, самостоятельные, без страха за свое судейское кресло, без оглядки на должностных лиц и какие-либо инстанции»[48].

Третья причина, на наш взгляд, в основе своей имеет ведомственный интерес тех силовых структур, для которых судебная оценка конкретного правового конфликта – не что иное, как лакмусовая бумага, проявляющая недостатки, упущения или нарушения закона со стороны их сотрудников. Практика показывает, что всякий раз, когда тот или иной судья принимает по конкретному вопросу решение, вскрывающее явные недоработки должностных лиц соответствующих ведомств, на страницах газет и журналов появляются статьи «штатных» журналистов о вреде независимого суда для общества.

Четвертой причиной распространения в нашем обществе неудовлетворенности независимостью суда является, как ни покажется странным, сама деятельность суда по отправлению правосудия, а именно – ее результат. Обычно в суде спорящих сторон две, причем позиция одной из них, с правовой точки зрения, ущербна. Как правило, разрешая спор по существу, суд не удовлетворяет полностью или частично претензии одной из сторон. Дальнейшие события с учетом менталитета российского человека можно прогнозировать с достаточно высокой степенью вероятности: при наличии у недовольной стороны денежных средств и желания всеми правдами и неправдами надавить через общественное мнение на суд, на свет появляется пасквиль о явном беззаконии в судах, о заинтересованности судьи и о вреде независимости суда.

Наши наблюдения подтверждаются богатым эмпирическим материалом, а перечисленные явления столь явно обнаруживают себя в повседневной жизни, что ученые-юристы, как теоретики, так и практики, говорят о них как о чем-то вполне обыденном и естественном. В частности, известный петербургский юрист В. И. Полудняков пишет: «Даже самые активные радикалы понимают, что единственная инстанция, которая реально может принять решение о защите конкретной личности, – это не партийный орган, не газета или телевидение, не депутат, а только – суд. А раз это так, то судья и оказывается в эпицентре столкнувшихся интересов, коллизий, правды и кривды, слабого и сильного, человека и государства. Отсюда все претензии и обвинения направляются в один адрес – судьи и суда. В глазах определенных лиц судья – главный виновник неправедного решения. В любом судебном деле одна сторона остается неудовлетворенной. При этом для нее нет дилеммы – права она или нет. Разумеется, права, конечно, никаких других контраргументов нет и быть для нее не может… Как следствие возникают истерики, оскорбления и клевета»[49].

Достаточно убедительно, на наш взгляд, сказанное подтверждает одна из газетных публикаций, помещенных в региональном приложении к АиФ для читателей Ивановской и Владимирской областей. В рубрике «Скандал» опубликована статья под интригующим заголовком «Судебный беспредел», официально инициированная руководством УВД Владимирской области. Можно было бы, прочитав, забыть явно тенденциозный опус, если бы в нем не была сформулирована конкретная идея, усиленно распространяемая в последнее время в средствах массовой информации. Суть ее изложена в «прямой речи» инициатора публикации и заключается в ненавязчивом сетовании на то, что «полнота судебной власти отдана в настоящее время на откуп независимым судьям…»[50]. Возникает закономерный вопрос: а кому еще, кроме независимых судей, руководство УВД хотело бы передать полноту судебной власти? Если учесть то обстоятельство, что подобные публикации далеко не редкость во Владимирской области, а ярко выраженная позиция по отношению к судебной власти не заблуждение, вспоминаются азы правовой науки.

Во всех цивилизованных странах суд занимает в сфере регулирования общественных отношений исторически отведенное ему место: выполняет функцию отправления правосудия, т. е. разрешает по существу постоянно возникающие правовые конфликты. Любое общество обречено на анархию или деспотию, если в нем нет реальной независимой судебной власти. Основной же принцип организации демократического общества заключается во всесилии и всевластии Его Величества Закона. В свою очередь, любое судебное решение, вступившее в законную силу, приобретает силу Закона.

Простому гражданину, не обремененному правовыми знаниями, довольно утомительно разбираться во всех уголовно-процессуальных тонкостях. Он, как правило, принимает публикации, подобные упомянутой, на веру, в связи с чем в обществе постепенно формируется представление о вредности «независимого суда». В этом смысле характерна позиция прокурора Владимирской области, который «упрекнул областное УВД в предвзятости – если бы судьи нарушили закон, это было бы опротестовано»[51].

Пример «предвзятости» Владимирского областного УВД – статья в областной газете, после ознакомления с которой возникают сомнения в профессиональной компетентности, порядочности, честности и других положительных качествах не только судьи Ленинского районного суда г. Владимира, но и всех судей вообще. Как мог позволить себе «какой-то» судья освободить из-под стражи вора в законе? «Спрашивается: чьи интересы защищает судья Д. О. (фамилия и имя судьи сокращены нами. – А. А.). Руководствуясь своим правосознанием, он освобождает из-под стражи вора в законе Самарского, задержанного и арестованного на законных основаниях за совершение тяжких преступлений»[52].

При этом в статье, естественно, умалчивается, что прокуратура Владимирской области на подобное «кощунство» со стороны судьи никак не отреагировала. И причина оказалась довольно простой, поскольку из судебного постановления явно следует ответ на заданный риторический вопрос: «Чьи интересы защищает судья Д. О.?» – Его Величества Закона, т. е. интересы граждан, которые нередко встречаются с фактами нарушения закона со стороны некоторых правоприменителей.

Указанные примеры свидетельствуют не о частных конфликтах на местном, региональном или республиканском уровнях, а о четко прослеживающейся тенденции довольно жесткого сопротивления различных заинтересованных структур становлению и укреплению самостоятельной независимой судебной власти.

При изучении вопросов, связанных со становлением судебной власти на современном этапе развития России, одной из важнейших представляется проблема формирования правовых устоев и правовых гарантий, которые, с одной стороны, не допускали бы волюнтаризма в судейской среде, а с другой – исключали бы возможность появления и существования судейской «бесхребетности». Обе эти крайности одинаково опасны как для судебной реформы, судебной власти, так и для всего общества в целом.

Освещая вопрос о независимости суда, мы опускаем историко-хронологический обзор (с момента и в период существования СССР до настоящего времени). Эта тема, безусловно, представляет научный интерес и в последнее время широко освещается российскими правоведами[53], однако она не связана напрямую с поставленной нами задачей. В рамках настоящей работы не будет затронута и другая весьма интересная тема – об исторических корнях возникновения суда как особого института регулирования общественных отношений.

Отметим лишь, что выводы известного московского адвоката П. Баренбойма, содержащиеся в книгах «3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера» и «Первая конституция мира. Библейские корни независимости суда», в соответствии с которыми судебная власть как самостоятельный, специфический регулятор общественных отношений, позволивший на определенном этапе развития общества объединить и консолидировать разрозненные социальные образования, хронологически возникла в качестве самостоятельной, относительно оформленной ранее других ветвей власти, не лишены основания и выглядят вполне убедительно[54]. Кроме того, касаясь данной темы, необходимо отметить то обстоятельство, что история человеческой цивилизации представляет собой череду постоянных, непрекращающихся внутренних и внешних конфликтов и войн, захватов территорий и собственности, а также борьбу за власть – чаще жестокую, беспощадную и кровопролитную, нежели гуманную и рациональную. При этом в силу своей специфики (здесь уместно вспомнить теорию П. Баренбойма о божественном происхождении судебной власти) судебная власть всегда оказывалась выше любых претензий на абсолютное господство.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.