3.3. Акты применения права

Правоприменительные акты довольно разнообразны, но они характеризуются рядом общих черт, что позволяет выделить их среди других правовых актов и определить их понятие. Уяснение сути такого правового явления, как правоприменительный акт, представляющего собой сердцевину процесса правоприменения, весьма важно не только для раскрытия темы судебного правоприменения, но и правоприменения как такового. Определение понятия «акт применения права» – один из узловых моментов в исследовании проблемы применения права еще и потому, что данное понятие служит научным инструментом как общетеоретического, так и специально-отраслевого анализа правоприменительной деятельности, средством непосредственного научного (теоретического) «выхода» на практику. Данное обстоятельство дает повод несколько подробнее остановиться на изучении вопроса о правоприменительном акте как юридическом явлении.

Акт применения права, с одной стороны, является продуктом и результатом всего правореализационного процесса, осуществляемого властным субъектом. Он характеризуется важнейшим социальным свойством – способностью служить юридической основой в вопросах индивидуального регулирования общественных отношений. С другой стороны, правоприменительный акт представляет собой явление, абсолютно необходимое для всесторонней оценки, научного осмысления и теоретического обобщения всего эмпирического материала, накопленного в процессе правоприменительной деятельности. Таким образом, научное определение понятия «акт применения права» в практическом плане весьма важно, поскольку, с одной стороны, понятие сущности, социальной и юридической природы данного явления задает направленность практической деятельности по применению права, а с другой – правоприменительная деятельность обогащает теоретическое представление об этом явлении.

В теории права имеют место различные представления о существенных чертах, свойствах и главных признаках всех видов правоприменительных актов. Это и характеристика правоприменительного акта как официального акта компетентного органа, выражающего волю государства, направленного на то, чтобы вызвать индивидуальные обязательные юридические последствия, содержащего государственно-властное веление (предписание), акта-документа, в котором решение компетентного органа по юридическому делу закрепляется формально; это и форма реализации норм права, отличающаяся от других актов по своему содержанию и юридической природе однократностью действия, государственно-волевым властным характером, означающим решение определенного юридического дела, имеющая предусмотренный законом особый способ выражения и отличающаяся сложным волевым содержанием с присущим ей организующим характером; это и акты, которые издаются на основе и в соответствии с применяемыми нормами права, принимаются компетентными органами, содержат индивидуально-конкретные правовые предписания, носят государственно-властный характер, обладают юридической силой, вызывают возникновение, изменение или прекращение правоотношений, служат одним из средств выполнения организующей деятельности государства, являются документально оформленными; это и акт, который представляет собой элемент сложного юридического факта, исходит от органов государства и охраняется его принудительной силой, носит четкий индивидуальный характер, должен быть законным и обоснованным, имеет определенную, установленную законом форму[79].

Очевидно, что для оценки сущностных признаков, присущих правоприменительным актам, не выработано единого критерия.

«Лишь в том случае, если юридические понятия будут носить диалектический характер, будут соответствовать отражаемой правовой действительности, они окажутся конкретными понятиями, выполнят роль инструмента познания этой действительности»[80]. По существу акты применения права являются актами-действиями. В этой связи при исследовании данной проблемы вряд ли правильно ограничиваться рассмотрением правоприменительных актов лишь как актов-документов. «Это слишком бы обеднило саму проблему и обескровило бы ее решение»[81].

По мнению А. Д. Черкасова[82], с которым трудно не согласиться, Н. Г. Александров вполне обоснованно предлагает различать акт как действие соответствующего компетентного органа и акт-документ, в котором это действие получает объективированное выражение[83]. Данный взгляд на правоприменительные акты имеет определенные преимущества, поскольку предполагает единство содержания правоприменительных действий и формы их объективированного выражения вовне; позволяет выяснить генезис актов применения права, которые по своему происхождению являются актами-действиями и выступают в реальной жизни в виде решений компетентных органов по конкретному юридическому делу. Ведь сами по себе правоприменительные акты не возникают. Они совершаются компетентными органами. Слово «акт» в переводе с латинского означает «действие».

Принятое по делу решение свидетельствует о том, что действие примененной правовой нормы властно распространяется на факт, чем конкретизируются права и обязанности субъектов права, разрешается дело по существу[84]. Именно в решении норма права приобретает индивидуально-властный характер. Устанавливается окончательная связь нормы права с фактом, подлежащим разрешению. «Решение состоит в установлении, в частности, того, соответствует ли то или иное отдельное отношение к общему, выраженному в норме. На этом основываются дальнейшие общественные последствия: возникновение, изменение или прекращение индивидуального правоотношения, а также назначение санкции»[85]. При этом мыслительные и иные реальные фактические действия правоприменителя, образующие в совокупности акт применения права, находятся в диалектическом единстве[86].

Выражение, закрепление и доведение до адресатов индивидуальных государственно-властных велений может иметь устную, письменную форму, а иногда выступать в виде конклюдентных действий.

Письменная форма актов применения права должна рассматриваться в двух аспектах: как властное волеизъявление, действие и как документ, объективно выражающий это волеизъявление[87].

Устные правоприменительные акты и акты, выступающие в виде конклюдентных действий, отличаются от письменных актов тем, что в них проявляется не только факт неразрывной связи содержания и формы, но и факт особенного, специфического в некоторых случаях выражения вовне сути правоприменительного решения[88]. Однако именно своей официальностью, государственно-властным характером, порождением последствий правоприменительные акты как акты-действия отличаются от других актов-действий по реализации норм права, в частности таких, как соблюдение, исполнение и использование.

Таким образом, правоприменительный акт – это официальное решение компетентного органа или должностного лица по конкретному юридическому делу, содержащее государственно-властное веление, выраженное в определенной форме и направленное на индивидуальное регулирование общественных отношений[89].

Сущность актов применения права определяется сущностью права, а также задачами и целями правового регулирования общественных отношений в государстве.

Правоприменение призвано удовлетворить общественные потребности в организации, упорядочении и надлежащем функционировании конкретных связей и отношений. Правоприменительные акты, при всем своем разнообразии, участвуют в выполнении функции регулирования общественных отношений, а именно – создают юридическую основу для жизни правовых норм, рассчитанных на данную форму реализации, осуществляют перевод абстрактных правомочий, закрепленных нормой права, в общественные отношения, в плоскость осуществления права в реальной жизни. Поэтому квинтэссенция сущности акта применения права вообще состоит в его назначении содействовать конкретным субъектам в обеспечении и реализации их прав, в том числе путем возложения обязанностей на контрсубъектов данных отношений. «Сущность правоприменительных актов составляет то, что это индивидуализированное конкретное веление, снимающее препятствие (оказывающее помощь) в реализации правовой нормы определенными субъектами»[90].

Однако данная точка зрения разделяется не всеми. В частности, по мнению И. Я. Дюрягина, сущность актов применения права составляет не только государственная воля, но и воля компетентного субъекта. «Волевая, сущностная сторона правоприменительных актов складывается только из воли, выраженной в применяемой норме и воли субъекта правоприменения. Источником сущности правоприменительного акта является воля, закрепленная в применяемой юридической норме, и воля осуществляющего применение компетентного государственного органа или должностного лица»[91]. В свою очередь, А. Д. Черкасов, ссылаясь на позицию П. Н. Лебедева, возражает против такой трактовки сущности актов применения права: «При выяснении генетической природы сущности правоприменительных актов необходимо учитывать, что правоприменитель не выражает в акте применения права свою особую, собственную личную волю, ибо применение права осуществляется не в индивидуальной, а институализированной форме»[92]. Это делает уязвимым вывод И. Я. Дюрягина, в котором смешиваются два тесно соотносимых, но не совпадающих, различных явления. Ведь правоприменительные органы и должностные лица – суть проявления государства, они действуют от его имени и по его поручению. Волевая позиция правоприменителя детерминирована и применяемой нормой права, и нормами права, определяющими его компетенцию, и другими правовыми нормами, в совокупности регулирующими данное конкретное общественное отношение. Правоприменитель в первую очередь должен осознавать необходимость действовать соответствующим образом с позиций, предписываемых законодателем. Следование закону как важнейшая социальная необходимость создает и психологически, и фактически состояние юридически свободного поведения[93]. Иными словами, вся правоприменительная деятельность любого субъекта правоприменения и по содержанию, и по процедуре поставлена в строго определенные организационно-правовые рамки, посредством которых осуществляется реализация государственной воли, выраженной в нормах права. В связи с этим воля органа или должностного лица, совершающего акт применения права, также служит объектом государственно-волевого воздействия[94].

Разрешение этого, на первый взгляд, затеоретизированного спора имеет важное прикладное значение, поскольку, если брать за основу точку зрения, согласно которой сущностью правоприменительного акта является, наряду с государственной, воля правоприменителя, то при разрешении любого правового конфликта неизбежно может возникнуть встречающаяся в правоприменительной практике ситуация, когда правоприменитель безапелляционно утверждает: «а я так думаю», при этом правоприменительный акт формально будет безупречным, а по существу может оказаться «издевательством». Поэтому воля субъекта правоприменения не может быть элементом сущностной стороны правоприменительного акта.

Вместе с тем нельзя сказанное понимать так, будто субъект правоприменения в своей деятельности является молчаливым статистом или роботом. Творческий элемент обязательно присутствует при издании субъектом правоприменения актов применения норм права, поскольку правоприменитель исследует и оценивает обстоятельства разрешаемого дела и сам выбирает оптимальный вариант решения по юридическому делу.

Говоря о судьях, М. В. Баглай утверждает, что «их деятельность должна опираться на самую высокую мораль и теорию»[95]. Данная мысль напрямую связана с вопросом о судейском усмотрении. Правоприменитель всегда выступает как бы в двух лицах. С одной стороны, он действует от своего имени, выражает свое мнение, проявляет свои чувства, но в то же время он – официальный выразитель государственной воли – выступает от имени государства[96].

В связи с этим при вынесении акта применения права компетентный орган не может руководствоваться ни личными мотивами, ни мотивами заинтересованных в исходе дела лиц (что в рамках требований, предъявляемых к судебным органам, отвечает принципу беспристрастности, закрепленному в ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод), а должен решать правовой конфликт в соответствии с предписанием, выраженным в законе. В противном случае правоприменительный акт, в котором субъект применения права по каким-либо причинам неточно передает, искажает правовую регламентацию спора, будет противоречить общим началам правового регулирования, что, в свою очередь, может вызвать диссонанс между случаем конкретного правоприменения и общей направленностью законодательства, в соответствии с которым разрешено дело[97].

Детерминированность воли любого правоприменителя социальными условиями его жизни вряд ли можно подвергать сомнению. Также не вызывает сомнения то обстоятельство, что конкретные лица, участвующие в процедуре применения права, имеют свои интересы и цели и в той или иной мере заинтересованы в исходе конкретного дела. Таким образом, потребности, интересы и цели правоприменения практически никогда не совпадают с потребностями, интересами и целями конкретных лиц (заинтересованных в исходе дела) и самого правоприменителя.

Рассматривая вопрос о сущности акта применения права, нельзя не сказать о содержании и форме правоприменительных актов. Философская трактовка этих явлений общеизвестна: «форма лишена всякой ценности, если она не есть форма содержания»[98] и «при рассмотрении противоположности между формой и содержанием существенно важно не упускать из виду, что содержание не бесформенно, а форма одновременно и содержится в самом содержании, и представляет собой нечто внешнее ему»[99].

Правоприменительные акты представляют собой явление общественной жизни. Им присущи и свое содержание, и своя форма. Единство содержания и формы правоприменительных актов – обязательное условие их существования.

В правовой теории нет единства взглядов по вопросу определения содержания и формы правоприменительных актов.

Различается абстрактное (формальное) содержание, которое составляют индивидуально-конкретные правовые предписания, и реальное (материальное) содержание – фактические предписания, содержащие, в соответствии с применяемыми нормами, указания на конкретные права и обязанности персонифицированных субъектов. При этом форма правоприменительного акта определяется как средство (способ) закрепления и объективного выражения решения, принимаемого в результате применения права[100]. Также под содержанием правоприменительного акта понимается веление субъекта правоприменения относительно правового положения вполне определенного субъекта. «В эту абстрактную формулу в действительности вливается самое разнообразное содержание, богатое и бедное, широкое и узкое ит. д., поскольку жизненные ситуации необозримо многообразны, поскольку сами веления могут быть различного объема и характера»[101], а под формой акта применения права понимается способ организации (формулирования) правоприменительного веления и его проявления вовне. Форма охватывает и наименование акта, и его структуру, и связи между отдельными частями, и литературно-языковое выражение соответствующих идей, хотя в то же самое время не может быть сведена ни к одному из перечисленных моментов[102].

Вместе с тем нельзя не подчеркнуть особенность формы правоприменительных актов, которая заключается как в их структуре, так и в способе внешнего выражения. В отличие, например, от нормативных актов, выражающихся всегда посредством слов и письменно, способы закрепления и объективированного выражения государственной воли, содержащейся в правоприменительном акте, весьма разнообразны, поскольку форма правоприменительных актов обусловливается спецификой конкретного содержания деятельности компетентных органов.

Формы правоприменительных актов различаются по содержанию вопросов, разрешаемых компетентным органом, а точнее – по степени важности принимаемого решения; по юридической природе (нормативности или юридической силе) актов; по процедуре принятия решения[103].

Юридической практике известно множество форм, в которые облекаются принимаемые в результате применения права решения.

Письменный акт применения права – надлежащим образом оформленный письменный документ. В большинстве случаев такой акт имеет юридическую силу лишь тогда, когда он соответствующим образом оформлен.

Устные акты применения права – устные приказы, указания, распоряжения, команды. Как правило, данные акты принимаются в процессе оперативного решения вопросов управления. Устные акты не менее значимы. Как и письменные, они носят властный характер, влекут юридические последствия, а их исполнение гарантируется возможностью применения принудительной силы государства.

Акт применения права может быть также объективирован вовне посредством сочетания определенных жестов, сигналов, движений, знаков и других конклюдентных действий, явно выражающих соответствующее решение правоприменителя.

Форма акта неразрывно связана с его содержанием и воздействует на него, поскольку влияет на деятельность правоприменительного органа в ходе разрешения дела. Например, обязанность мотивировать решение заставляет правоприменителя изучить и проанализировать все обстоятельства, обусловившие необходимость принятия правоприменительного акта. Требование делать в акте ссылку на закон или подзаконный нормативный акт, на основании которого принято решение, обязывает правоприменителя принять все меры к отысканию нужной правовой нормы и правильному ее истолкованию. Наконец, требование подписи акта определяет ответственность должностного лица за его содержание. Все эти требования направлены на обеспечение законности принимаемых решений. «Каждому органу и должностному лицу должно быть ясно, какие акты они вправе издавать и что недопустимо произвольное обращение с формами и наименованиями правовых актов»[104].

Юридическая сила правоприменительных актов является их важнейшей особенностью, позволяющей использовать в необходимых случаях принудительную силу государства.

«Главное в юридической силе – это свойство правового акта действовать, порождать определенные юридические последствия, его значение в регулировании типичных или конкретных общественных отношений. Именно в действии проявляется соотношение правовых актов, их бо?льшая или меньшая юридическая сила. Под юридической силой актов применения норм права следует понимать свойство данных актов, выражающее их регулирующее действие и значение в соотношении между собой и с иными правовыми актами»[105]. Это свойство вполне уместно назвать властностью, дающей возможность порождать определенные юридические последствия, вызывать возникновение, изменение или прекращение правовых отношений. Применяемая норма права сама по себе не влияет на юридическую силу правоприменительного акта.

Таким образом, под юридической силой актов применения норм права следует понимать властность данных актов, выражающуюся в способности порождать определенные юридические последствия и показывать соотношение этих актов.

В соотношении нормативных и правоприменительных актов последние занимают подчиненное положение. Они не создают правовые нормы, а совершаются на основе и во исполнение их. Следовательно, акты применения норм права не усиливают властность применяемых правовых норм. Особенность их проявляется в том, что они через субъектов правоприменения приобретают реальную властную силу, материализующую властную силу применяемых норм, переводя ее из сферы абстрактно-типического в область конкретного, персонифицированного, предметно-материализованного[106]. Право не может самообеспечиваться, оно «есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права»[107].

Правоприменительные акты как специфическая форма правореализационного процесса (и в качестве акта-действия, и в качестве акта-документа) пронизывают деятельность всех ветвей государственной власти – законодательной, исполнительной и судебной. Изучению актов судебного правоприменения в правовой науке уделяется постоянное внимание, что дает нам возможность в настоящей работе не останавливаться на перечислении классификаций их видов и форм, предложенных разными учеными, в том числе и на классификации актов судебного правоприменения[108].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.