§ 19. Школа преступных подсистем

1. Автор настоящей книги представляет основанную им совместно с коллегами (Г. Н. Горшенков, С. У. Дикаев, П. А. Кабанов, Г. Л. Касторский, С. В. Харламов и др.) школу теории преступных подсистем. Иногда школу называют также Невско-Волжской, исходя из географии проживания ее основных представителей. Ее отличают криминологическое понятие преступления как такового (независимого от указания в законе); понятие преступности как свойства общества порождать преступления, воплощенного в единстве преступного множества и причинного комплекса; подразделение преступности общества на преступность его институтов (социальных подсистем): семейная, политическая, экономическая, информационная, религиозная, гендерная и т. д. преступность; идея управления преступностью при неизбежном сосуществовании с нею, положения о минимизации уголовной репрессии, о гуманизации как главном критерии прогресса уголовного права, о криминологии как о теоретической основе наук уголовно-правового цикла; вычленение в рамках криминологии новых отраслей: семейной, политической, массово-коммуникативной, теологической, экономической, законодательной и др. ее отраслей; семантическая методология[182] (см. схему 1.2).

2. Вечная неудача общества в его стремлении взять преступность под контроль во многом объясняется недопониманием ее сущности, соотношением ее с правом и отдельным преступлением.

Право выше человеческих установлений, выше государства и закона. Право связано с достоинством человека. Может быть, в конечном счете оно сводится к неприкосновенному минимуму человеческого достоинства. Закон в лучшем случае лишь ориентируется на право, иногда, но отнюдь не всегда, стремится к нему приблизиться. Закон бывает криминогенным и даже преступным.

Вопреки «конвенциональному» подходу полагаю, что преступление существует как таковое – независимо от «договоренности о запрете», достигнутой властями предержащими, от закрепления запрета в законе и т. п. Все дело в степени вредоносности поступка для человека. Преступление грубо нарушает право. Круг преступлений очерчен мировыми религиями (криминологическое понятие преступления). Подлинному противостоит мнимое, т. е. предусмотренное законом, но не опасное для человека деяние. Именно таким путем обретает криминология независимость от диктата власти и закона.

Ядро школы преступных подсистем образует разработанная автором настоящей книги семантическая концепция преступности. Полное изложение этой концепции помещено нами в параграфе «Понятие преступности» (§ 1 гл. 4).

Преступность – есть свойство общества порождать множество опасных для человека деяний (преступное множество). Говоря так, я не только определяю явление преступности, но и предлагаю семантический метод для ее осмысления. Если преступность отдельного человека – это не совершенное им преступление, а нечто другое, то и преступность общества нельзя сводить к преступлениям.

Применение семантического метода позволяет заглянуть в суть свойства, описать его структуру. Тогда преступность предстает нам как воспроизводство преступлений, как единство системного множества преступлений и других социальных подсистем (семьи, политики, экономики, массовой коммуникации, религиозной деятельности и т. д.). Понятию преступности посвящен одноименный параграф гл. 4 «Массовое преступное поведение» настоящей книги.[183]

3. Криминологическому осмыслению законодательной подсистемы общества школа преступных подсистем уделяет особое внимание. Логическим завершением формирования школы на пути от семейной криминологии и семантической концепции, по нашему мнению, должно стать появление в ней финального направления криминологии закона, которая уже делает первые шаги (см. схему 2.2).[184] При этом изучаются не только предупредительные возможности как уголовных, так и иных законов, но не в меньшей мере их криминогенность и даже преступность. То, что закон бывает криминогенным, общеизвестно. Опираясь же на предложенное выше криминологическое понятие преступления, не столь уж трудно воспринять парадокс «преступный закон», за которым стоит нормативный акт, противоречащий праву, в частности, международно-правовым нормам и принципам. Так, например, преступна принятая Конгрессом США 9 октября 2002 г. резолюция,[185] разрешающая президенту страны развязать агрессию против Ирака без согласия на то Совета Безопасности ООН, т. е. в нарушение норм международного права. Преступны многие положения репрессивного законодательства СССР 30-х годов. Преступны, на наш взгляд, и законы, устанавливающие уголовное наказание в виде смертной казни и тем самым создающие юридическую почву для совершения от имени государства убийств.

Исторически законодательство развивалось таким образом, что уголовное право слишком многое забрало себе из других правовых отраслей и навязывает гражданам государственное принуждение, зачастую для разрешения тех ситуаций, в которых его применение вовсе не требуется. В криминологии речь идет не только о том, чтобы законодательно расширить возможности для применения реституции вместо наказания, но и о том, что система уголовной юстиции в силу своей природы, в частности, в силу привычного карательного настроя судей не способна воспринять альтернативные карательным меры реагирования на преступление. Высказывается идея об учреждении автономной системы восстановительной юстиции.[186]

Криминологическая критика уголовного права будет развиваться, по всей видимости, не только с позиций оценки его эффективности (неэффективности), но и с точки зрения соответствия его институтов общечеловеческим ценностям, возрастающим стандартам гуманизма. Ныне национальные законодательства о реагировании на преступность нуждаются в подлинной реформе, соизмеримой по глубине с реформами конца XVIII – начала XIX столетия, когда человечество освободилось от членовредительских наказаний и квалифицированных видов смертной казни. Существенную роль в развитии научной мысли будет играть взвешивание аргументов «за» и «против» длительных сроков лишения свободы, а также обоснование необходимости полной и окончательной отмены смертной казни в тех странах, где она еще допускается законом.

Таким образом, на наш взгляд, новизна статуса криминологии и одновременно «отношения» ее к уголовному праву в дальнейшем в известной мере будет состоять в том, что она в какой-то своей части станет наукой 1) не о преступлениях, названных так свыше, а о подлинных преступлениях, значительная доля которых совершается властью, в том числе и на «законных основаниях», 2) наукой, нацеленной на ограничение сферы уголовного наказания.

4. Глубокое исследование представленными здесь криминологическими отраслями факторов и механизмов воспроизводства преступлений должно способствовать развитию нового подхода к противодействию преступности, знаменующего переориентацию с бессмысленного возмездия на конструктивную критику.

Надо признать, что пока никто не знает, как справиться с преступностью. Поэтому начинать перемены в области политики противодействия ей надо с того, что понятно. Государству следует посмотреть на само себя. Единственное, что оно, действительно, может, это значительно очеловечить уголовную юстицию. Отсюда девиз: от бессмысленного возмездия – к вынужденному сосуществованию на цивилизованной основе. На место принципа неотвратимости наказания всегда, когда это только возможно, должно прийти разрешение конфликта.

Полагаю, что уголовному закону в условиях сегодняшнего и завтрашнего дня должны быть присущи функции удержания лица, совершившего преступление, от новых преступлений (функция защиты человека), реституция (восстановление положения потерпевшего), ресоциализация осужденного. Желательно законодательное закрепление этих функций. Думаю, самое лучшее, чего может достичь мировая юстиция, – это ликвидация смертной казни в тех странах, в которых она еще сохраняется, и минимизация сроков, а также жесткости условий лишения свободы. Как правильно полагает профессор Х.-Й. Ешек, желательная перспектива реформы уголовного законодательства состоит в замене лишения свободы системой социально-терапевтического воздействия на лиц, совершивших уголовные правонарушения.[187]

Социальная, экономическая, религиозная, психологическая поддержка человека в рамках совершенствования основных социальных подсистем играет определяющую роль в стабилизации отношений в обществе и соответственно предотвращении опасных, в том числе преступных, форм человеческого поведения.