Защита интересов кредиторов при универсальном правопреемстве юридических лиц в коммерческих отношениях[48]

Защита интересов кредиторов при универсальном правопреемстве юридических лиц в коммерческих отношениях[48]

1. Правопреемство – важнейшее условие реальности и защищенности прав и законных интересов участников гражданских правоотношений.

При оценке значения правопреемства в условиях рыночной экономики специально следует отметить, что оно направлено прежде всего на защиту прав и интересов кредиторов, ибо они через механизм правопреемства сохраняют свои права и возможность их реализации (защиты) в случаях изменения или прекращения деятельности своих хозяйственных партнеров. Обязанности должника и ответственность за их ненадлежащее исполнение переходят к его правопреемнику.

Правопреемство применимо, разумеется, и при защите интересов должника, но оно имеет узкое значение в тех пределах, в каких изменение или прекращение деятельности кредитора ухудшает положение должника.

Общеизвестно различие частного (сингулярного) и общего (универсального) правопреемства. При частном – к правопреемнику переходят отдельные права и (или) обязанности правопредшественника, конкретно обозначенные в соглашении об уступке прав либо передаче обязанностей. Как правило, правопредшественник не отвечает за дальнейшие действия правопреемника, если, разумеется, специально не принимает на себя такую ответственность. Сингулярное правопреемство здесь не рассматривается.

В отличие от частного универсальное правопреемство, как правило, возникает в качестве акцессорных последствий действий, имеющих иную целевую направленность (например, реорганизация, производимая по воле правопредшественника), либо вообще вследствие внешних причин, независимо от воли правопредшественника (принудительная реорганизация и т. п.)

В настоящей статье мы попытаемся рассмотреть лишь некоторые вопросы универсального правопреемства юридических лиц, связанные с их участием в коммерческом обороте, прежде всего – вопросы защиты интересов кредиторов при таком правопреемстве, вызывающие неединообразное толкование законодательства на практике.

2. Основным источником универсального правопреемства юридических лиц в коммерческом обороте служит реорганизация одного из хозяйственно-договорных партнеров.

В силу статьи 46 Гражданского кодекса Республики Казахстан реорганизация ведет к передаче в порядке правопреемства долгов реорганизованного юридического лица лицу, возникшему в результате реорганизации. Поскольку, как отмечалось, основное значение правопреемства долгов – обеспечение интересов кредиторов, ГК и законы об отдельных видах коммерческих юридических лиц формируют механизм такой защиты. Это, прежде всего, заблаговременное извещение кредиторов о предстоящей реорганизации; во-вторых, точное определение конкретных долгов, переходящих к новому должнику, путем их фиксации в передаточных актах (при слиянии, присоединении и преобразовании) либо разделительных балансах (при разделении и выделении); в-третьих, предоставление кредитору права требовать досрочного исполнения обязательства от прежнего должника; в-четвертых, возможность привлечения к ответственности правопреемников по долгам правопредшественников; в-пятых, наконец, возможность привлечения к солидарной ответственности при разделении или выделении и правопредшественников, и правопреемников (статьи 45–48 ГК).

Практика немедленно выдвинула вопрос о последствиях нарушения процедуры реорганизации, т. е. о сохранении правопреемства при таких нарушениях. Сплошь и рядом, например, не выдерживаются сроки предварительных извещений о реорганизации, кредиторы вообще об этом не предупреждаются. Передаточные акты и разделительные балансы далеко не всегда вообще составляются и т. п.

Например, при реорганизации государственного завода путем присоединения к другому юридическому лицу Комитет по государственному имуществу не уведомил об этом кредиторов и не составил передаточных актов. При предъявлении одним из кредиторов иска о погашении оплаты продукции, поставленной заводу еще до реорганизации, правопреемник завода отказался удовлетворить это требование, ссылаясь на то, что кредиторы в нарушение пункта 1 статьи 48 ГК не были извещены о реорганизации и спорный долг не был включен в передаточный акт. Суд не согласился с доводом ответчиков, указав, что и извещение ответчика, и включение суммы долга в передаточный акт служат средством защиты кредитора. Поэтому несовершение соответствующих действий не должно вести к ослаблению защиты его интересов.

В части нарушения обязанностей по извещению кредитора о предстоящей реорганизации с доводами суда можно согласиться. Что же касается невключения передаваемого при реорганизации долга в передаточный акт (либо разделительный баланс), то оценка судом правовых последствий такого нарушения вызывает сомнения, хотя аналогичное мнение уже высказывалось ранее в советской литературе.

Требование указывать в передаточном акте и разделительном балансе долги, обременяющие передаваемое при реорганизации имущество, направлено на защиту не столько кредиторов реорганизуемого юридического лица, сколько лица реорганизованного, ибо оно должно знать, какие долги принимает на себя в итоге реорганизации. Не указанные в передаточных документах долги не включаются в пассив правопреемства.

А как же в этом случае защищаются интересы кредиторов?

Ответы на вопрос требуют более тщательного рассмотрения соответствующих предписаний закона. Ответы неоднозначны, ибо зависят от: а) вида реорганизации; б) характера имущества, передаваемого при реорганизации.

При реорганизации в форме разделения или выделения защита интересов кредитора обеспечивается достаточно просто и надежно: долги правопредшественника, не определенные разделительным балансом, могут быть взысканы солидарно со всех выделившихся юридических лиц и с самого правопредшественника (если он сохранился).

Если же реорганизация проводится в форме слияния или присоединения, то возникает презумпция перехода к правопреемнику всех долгов. Поэтому он при возражении против требования о взыскании долга обязан доказать, что таковой не был обозначен в передаточном акте. В случае же отсутствия самого акта правопреемник не должен освобождаться от ответственности, ибо, принимая имущество без определения долгов в его составе, принимает на себя негативные последствия нарушения требований закона. По доказанным долгам, не подтвержденным передаточным актом, должен отвечать правопредшественник либо собственник. Доказанные долги частного правопредшественника, ликвидированного реорганизацией, даже не внесенные в передаточный акт, должны переходить к правопреемнику.

В случае же преобразования сумма доказанных долгов должна безусловно приниматься к взысканию.

Учет характера передаваемого имущества при реорганизации для определения содержания правопреемства проявляется в том, что здесь можно различить правопреемство вещных и обязательственных прав. Вещные права, как известно, и прежде всего право собственности, включают право следования, т. е. при переходе к новому собственнику какой-либо вещи к нему же переходят обязанности, вытекающие из ее обременения вещными правами других лиц (правами аренды, сервитута, залога и т. п.).

Это, по нашему мнению, означает, что при вытекающем из реорганизации правопреемстве к правопреемнику, приобретающему право собственности на те или иные вещи, одновременно переходят обязанности, обременяющие эти вещи, даже без указания на обременение в передаточных документах.

В виде общего правила данный тезис не распространяется на обязательственное правопреемство. Но некоторые исключения возможны, они касаются, прежде всего, обеспечительных обязательств (статья 341 ГК). Если субъект основного договора совпадает с субъектом обеспечительного, при универсальном правопреемстве перейдет и обеспечительная обязанность. То же самое – при залоге. Однако при поручительстве и гарантии без специального подтверждения гаранта, поручителя их обязательства при переходе долга по обеспечиваемому обязательству к другому лицу прекращаются. Пункт 2 статьи 336 гласит: «Гарантия и поручительство прекращаются с переводом на другое лицо долга по обеспеченному гарантией или поручительством обязательству, если гарант или поручитель не дали кредитору согласия отвечать за нового должника».

Следует также выяснить соотношение правопреемства, с одной стороны, при реорганизации юридического лица, с другой же – при переводе долга. Для второго случая кредитора, т. е. кредитор не только должен быть извещен о переводе, но также должен выразить ясно воспринимаемое согласие на перевод, без чего он не приобретает юридической силы. В первом же случае закон ограничивается требованием извещения кредитора, не наделяя его властью запретить перевод (а это означает – запретить реорганизацию) отказом дать согласие.

Мы полагаем, что сопоставление следует проводить по поводу правопреемства: сингулярное либо универсальное. Условия перевода долга, предусмотренные статьей 348 ГК, установлены для случаев сингулярного правопреемства. При универсальном же правопреемстве, применяемом при реорганизации, таковая не может быть остановленной несогласием на это одного из кредиторов. Интересы последнего, могущие быть нарушенными заменой должника, защищаются иными способами, предусмотренными статьей 48 ГК и рассмотренными выше.

3. Но правопреемство установлено законом также для случаев, когда предприятие передается по сделкам в качестве имущественного комплекса, в состав которого, как известно, могут включаться и долги предприятия (см. статью 119 ГК). Для данных случаев должны применяться гарантии защиты прав кредиторов, предусмотренные статьей 48 ГК, о чем уже говорилось. Мы полагаем, что вполне применимы условия правопреемства, предусмотренные статьей 46 ГК, т. е. переходят лишь долги (равно как и имущественные активы), указанные в передаточном акте, а при их неуказании права кредиторов защищаются теми средствами, какие были изложены выше, при рассмотрении правопреемства, связанного с реорганизацией юридических лиц.

При передаче предприятия в качестве имущественного комплекса возникает еще одна проблема, связанная с тем, сохраняется либо не сохранятся в итоге передачи собственник этого комплекса. При сохранении собственника передается лишь часть предприятия, что не ведет к прекращению юридического лица, передающего комплекс. И это лицо либо собственник его имущества, если речь идет о государственном предприятии, сохраняют за собой все долги, не переданные тому, кто становится новым собственником передаваемого имущественного комплекса. Если же передается весь имущественный комплекс, составлявший активы предприятия как юридического лица, то вряд ли можно говорить о его реорганизации, ибо участником таковой может быть только субъект права, а предметом передачи имущественного комплекса является объект права. Само же юридическое лицо, полностью лишенное такого комплекса, должно прекращаться путем ликвидации, но не реорганизации. На практике же нередки случаи, когда государство, передавая предприятие в качестве имущественного комплекса частному собственнику, называет эту операцию реорганизацией, нарушая тем самым установленный порядок приватизации.

4. Нередко распоряжение собственника своим предприятием как имущественным комплексом, особенно – распоряжение государственным предприятием при его приватизации, осуществлялось и сейчас еще осуществляется путем передачи этого комплекса в уставный капитал создаваемого юридического лица, чаще всего – акционерного общества, в качестве учредительного взноса (учредительного вклада).

В споре по одному делу, рассмотренному международным коммерческим арбитражем, истец – кредитор государственного предприятия, переданного в виде имущественного комплекса как учредительный взнос государства в уставный капитал создаваемого на базе этого предприятия акционерного общества, требовал от данного общества погашения долга предприятия. Ответчик – упомянутое акционерное общество – возражал против иска, поскольку не принимал в составе этого учредительного взноса никаких долгов. Тем не менее иск был удовлетворен. При этом арбитражный суд опирался на уже упоминавшуюся выше статью 119 ГК РК, где сказано, что в состав предприятия как имущественного комплекса могут входить и долги, обременяющие имущество.

Решение представляется нам недостаточно обоснованным, ибо подобное толкование закона не учитывает, что правило статьи 119 ГК применяется к обычным сделкам по отчуждению имущественного комплекса. В данном же случае, однако, была не отчуждательная сделка, предметом которой служило предприятие в качестве имущественного комплекса, а передача комплекса в качестве натурального неденежного взноса учредителя акционерного общества в уставный капитал последнего. Передаваемое имущество при этом переходит, как известно, в собственность образованного АО.

А вклад учредителя в уставный капитал создаваемого хозяйственного товарищества (акционерного общества) оценивается не по его балансовой стоимости (с активом и пассивом), а в реальной денежной, рыночной стоимости – чистые активы, т. е. активы, из которых уже вычтены долги. И вообще сумма уставного фонда (уставного капитала) должна быть адекватной чистым активам юридического лица, но не активам, обремененным долгами. При передаче активов, обремененных долгами, возникает возможность образования «дутого» уставного капитала, сумма которого является завышенной и не отражает реального финансового состояния юридического лица, т. е. обманывает кредиторов.

Именно по этой причине казахстанское законодательство требует, чтобы реальная денежная оценка натурального имущества (не денег), вносимого в уставный фонд (сейчас применяется термин уставный капитал) и превращаемого в собственный капитал учреждаемого юридического лица, определялась независимыми экспертами. Вот как об этом говорится в статье 59 Гражданского кодекса: «Вклады учредителей (участников) в уставный капитал в натуральной форме или в виде имущественных прав оцениваются в денежной форме по соглашению всех учредителей или по решению общего собрания всех участников товарищества. Если стоимость такого вклада превышает сумму, эквивалентную двадцати тысячам месячных расчетных показателей, ее оценка должна быть подтверждена независимым экспертом».

Аналогичное правило содержится в пункте 4 статьи 6 Указа Президента Республики Казахстан, имеющего силу Закона, от 2 мая 1995 г. «О хозяйственных товариществах»; в пункте 4 статьи 23 Закона от 10 июля 1998 г. «О товариществах с ограниченной и дополнительной ответственностью».

Положение о том, что уставный фонд охватывает только чистые активы, т. е. не включает долги юридического лица, последовательно проводится в законодательных нормах.

Вот, например, пункт 4 статьи 13 Указа Президента Республики Казахстан, имеющего силу Закона, от 26 декабря 1995 г. «О бухгалтерском учете»: «Собственный капитал – это активы субъекта после вычета его обязательств».

5. Рассмотрение универсального правопреемства выдвигает при реорганизации юридических лиц вопрос о преемстве не только материальных, но и процессуальных прав и обязанностей. Поскольку такие права и обязанности связаны, как правило, с общим правовым статусом субъекта гражданских материальных и процессуальных отношений, то их появление, изменение или прекращение в большей степени зависят от характера возникающих разногласий и конфликтов, нежели от того, какие конкретно субъекты в них участвуют и что является конкретным поводом их появления и развития.

Наиболее практически заметные проблемы возникают в связи с правопреемством в сфере юрисдикции органов разрешения споров. Здесь можно различать юрисдикцию, определенную законом или соглашением сторон.

Если юрисдикция установлена законом (например, общее правило о том, что иски к юридическим лицам предъявляются в суде по месту нахождения органа юридического лица – статья 31 Гражданского процессуального кодекса Республики Казахстан), то она сохраняется при любом правопреемстве и связывается не с его предметом, а с местонахождением органа юридического лица – ответчика и не входит в состав общего понятия правопреемства.

Например, юридическое лицо, находящееся в Семипалатинске и имеющее кредиторов, реорганизуется в Актюбинске. До реорганизации иски к первому из названных юридическому лицу могли предъявляться в Семипалатинском областном суде, после реорганизации – только в Актюбинском областном суде. Таким образом, процессуальное право кредитора на предъявление иска в один суд изменилось на право предъявления иска в другой суд.

Ситуация дополнительно осложняется при выборе сторонами арбитражного органа разрешения споров (третейский суд). В связи с правопреемством здесь следует иметь в виду: во-первых, выбор третейского суда связан лишь с обязательственным, точнее – с договорным правопреемством; во-вторых, во многом носит доверительный (следовательно, личный) характер. Стороны отказываются от рассмотрения конкретных споров в общем, государственном суде, предпочитая ему ими же специально избранный третейский суд. Поскольку стороны выбирают один из многих, то они руководствуются в выборе собственными личными интересами и мотивами: учет репутации, квалификации, степени объективности арбитров при разрешении спора и т. д. То, что при сходных обстоятельствах избрал один, не избрал бы другой. Выбор согласуется, ибо оба участника потенциального или уже возникшего спора должны определить один такой суд, но все другие лица могут с этим выбором не согласиться, если они в нем не участвовали. Выбор правопредшественника не может принудительно навязываться правопреемнику.

И второе, не менее важное и четко зафиксированное правом положение: выбор фиксируется в писменной форме арбитражным соглашением (арбитражной оговоркой). Такое соглашение чаще включается в состав основного договора, но может оформляться и отдельным документом (арбитражное соглашение, третейская запись и т. п.). Но это – технические приемы оформления, не влияющие на действительность и юридическую силу выбора юрисдикции. И эта арбитражная оговорка, включенная или не включенная в текст основного договора, является самостоятельным процессуальным и независимым от основного договора соглашением сторон. Поэтому материальные права и обязанности сторон, установленные основным договором, и процессуальные права и обязанности сторон этого же договора, предусмотренные арбитражной оговоркой, не зависят друг от друга. У каждого своя юридическая судьба. Изменение или признание недействительным основного договора не влияет на изменение или признание недействительной арбитражной оговорки и наоборот. Особенно отчетливо это проявляется при разрешении споров международным коммерческим арбитражным судом.

Именно поэтому бесспорным принципом международного частного права является правило о независимости арбитражной оговорки от условий и судьбы того контракта, куда она включается. Так, статья 21 Арбитражного регламента ЮНСИТРАЛ, одобренного Генеральной Ассамблеей ООН 15 июня 1976 г., определяет: «… арбитражная оговорка, являющаяся частью договора и предусматривающая арбитражное разбирательство… должна рассматриваться как соглашение, не зависящее от других условий этого договора».

Поэтому истцом или ответчиком в арбитражном суде может выступать лишь тот, кто подписал арбитражную оговорку, устанавливающую выбор данного арбитражного суда, но не его (подписавшего) правопреемник. Это правило в полное мере должно применяться и при правопреемстве, вытекающем из реорганизации юридического лица.

По одному спору кредитор реорганизованного путем присоединения юридического лица предъявил иск по своему долгу (неоплата поставленной продукции) к правопреемнику покупателя в Арбитражный суд Международной торговой палаты (Париж). Правопреемник позражал против этого и требовал переноса рассмотрения в общий суд по своему местонахождению, ссылаясь на то, что не подписывал арбитражной оговорки и не присоединялся к ней. Арбитражный суд согласился с этим доводом.

Значит, права и обязанности сторон договора, вытекающие из арбитражной оговорки, при реорганизации автоматически не переходят в общем объеме договорных прав и обязанностей к правопреемникам сторон. Да и фиксация такого перехода не укладывается в установленные формы передаточного акта или разделительного баланса.

Разумеется, все проблемы, связанные с переходом прав и обязанностей по арбитражной оговорке, снимаются, если правопреемник очевидным образом выразит свою волю на присоединение к ней.

Иногда высказывается мнение, что такое присоединение презюмируется в силу самого факта универсального правопреемства, и презумпция опровергается лишь прямым несогласием правопреемника подчиниться арбитражной оговорке. Но такое толкование вносит неопределенность во взаимоотношения сторон, которая может продолжаться неопределенно долго, чаще всего – до предъявления иска в арбитражный суд. Логичнее поэтому предполагать обратное. Правопреемник до выражения своего согласия присоединиться к арбитражной оговорке считается не связанным с ней, что дает право другому участнику конфликта либо потребовать присоединения правопреемника к арбитражной оговорке, либо напрямую обратиться за разрешением конфликта в соответствующий государственный суд.

Таковы в первом приближении возможные ответы на вопросы, возникающие при толковании казахстанского законодательства об универсальном правопреемстве юридических лиц в условиях коммерческого оборота.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.