4.2. Закономерность и свобода
4.2. Закономерность и свобода
Государство и право – особые институты культуры, элементы «искусственной среды», при помощи которой человек выделяет себя из природы, и в этом качестве они не могут обладать реальным существованием в отдельности от человеческих индивидов и сообществ. Человек – единственно возможный носитель правовых начал, единственный, кто способен создавать правовые ценности и для кого они могут быть предназначены[348]. Поэтому, признавая существование в сфере государства и права таких явлений, как объективные закономерности, не зависящие от воли и сознания человека, мы оказываемся перед некоторым противоречием, пусть даже имеющим внешний характер, и вынуждены отвечать на вопрос, каким же образом объективная закономерность соотносятся с человеческой субъективностью, как они взаимодействуют и можно ли говорить о приоритете одного над другим.
В отечественных социальных науках, в том числе в юриспруденции, отмечаются два основных подхода к этой проблеме. Согласно первому из них, типичному для марксистско-ленинской традиции, с развитием общества и его переходом на социалистические и коммунистические позиции диалектика закономерного и субъективного постепенно исчезает, поскольку закономерности реализуются через их использование в общественных целях. Таким образом, действие и использование законов зачастую почти сливались, смешивались. Это заметно в таких высказываниях: «При социализме общественные законы действуют, как правило, через сознательную активность людей, все более выступая таким образом как законы сознательной и планомерной деятельности трудящихся. Субъективной стороной этой планомерно организованной деятельности является знание самих законов, умение их использовать и т. д…»[349]. При этом считалось, что для капиталистического общества характерной является стихийная форма действия социальных, в том числе государственно-правовых закономерностей[350].
Второй подход к проблеме сводится к тому, что субъективный фактор является для государственно-правовых закономерностей чем-то дополнительным, что вторгается в него и непредсказуемо осложняет ход государственно-правового развития; «объективные законы, реализующиеся в деятельности и поведении индивидов, классов, партий, корректируются субъективными факторами – мировоззренческими и методологическими установками, политическими теориями и доктринами, что существенно влияет на построение, формы, направленность правового регулирования, содержание отраслей, институтов, юридических конструкций и моделей»[351].
Иные возможные подходы к истолкованию связей субъективного и объективного, свободы и необходимости не получили в российской юридической науке широкого распространения. В частности, для теоретиков права вовсе не были характерны фаталистические представления в духе механицизма, отрицающие за человеком всякую свободу выбора и сводящие его деятельность к простой реализации объективных законов, которые незаметно для него всецело управляют его поступками. Противоположная крайность связана с тем, что объективные социальные закономерности считаются фикцией, а человек и его активность объявляется феноменами настолько сложными, что сама идея закономерности в их отношении неприменима. Этот взгляд имеет некоторое влияние в философии и социологии, но не в юридической науке.
Но даже те относительно взвешенные подходы, которые использовались в теории государства и права при анализе взаимодействия человеческой воли с объективной закономерностью, в настоящее время уже обнаруживают свою неполноту и неточность. Так, первый из приведенных подходов, фактически отождествляющий действие и использование государственно-правовых закономерностей, ставит под сомнение объективный характер последних. Действительно, если закономерности реализуются путем осознанного следования им, то они мало чем отличаются от социальных норм, программ, требований. Отсюда и попытки отграничить закономерность от повторяемости: «повторяемость может иногда свидетельствовать о нарушении объективной закономерности, основанной на глубинных, сущностных чертах и характеристиках явлений»[352]. Получается, что человек может без особого труда нарушить объективную закономерность, если просто не знает о ее существовании! Тем самым закономерность превращается в некое подобие технологической рекомендации, которая просто позволяет повысить эффективность работы, или социального императива, который требует от человека поступать определенным образом под угрозой каких-то негативных последствий.
Второй подход, в соответствии с которым субъективный фактор вмешивается в действие закономерности и корректирует ее, представляется более близким к действительности, но все же не может быть принят безоговорочно. Дело в том, что здесь подразумевается существование какого-то основного механизма действия государственно-правовых закономерностей, по отношению к которому субъективно-личностный фактор выступает в качестве постороннего. Но на чем тогда строится этот основной механизм и каким образом он может функционировать, если субъективный фактор влияет на него лишь извне? Фактически это означает, что государственно-правовые закономерности могут действовать без участия людей, что невозможно себе представить. Поэтому модель, включающая в себя субъективный фактор как дополнение к механизму действия государственно-правовых закономерностей, изначально противоречива.
На наш взгляд, современные возможности философии и социальных наук, в том числе юриспруденции, вполне позволяют синтезировать указанные подходы и более адекватно оценить роль человеческой воли в реализации объективных государственно-правовых закономерностей. Для этого в первую очередь следует преодолеть ограниченность этих объяснительных схем и признать, во-первых, что действие государственно-правовых закономерностей и их использование есть качественно различные, несовпадающие процессы; и во-вторых, что субъективный фактор не присоединяется к механизму действия закономерностей откуда-то извне, а является его составной частью, причем неотъемлемой и центральной.
Этот взгляд, в свою очередь, может основываться лишь на такой философско-методологической установке, которая носит характер своеобразного компромисса между детерминизмом и индетерминизмом. Как известно, детерминистские учения полностью подчиняют человеческое поведение объективным законам, в то время как индетерминистские концепции считают человеческую волю свободной от каких-либо внешних закономерностей и факторов[353]. Выше уже упоминалось, что юридическая наука отказывается от радикальных решений проблемы, отвергая в равной мере и абсолютную обусловленность субъективной воли внешними обстоятельствами, и абсолютное отсутствие зависимости от них. Представляется, что наиболее последовательным развитием этой позиции могло бы стать следующее положение: в области права противопоставление свободного поведения и закономерного поведения вообще некорректно. Свободные поступки индивидов и групп в сфере правового регулирования – это и есть поступки, закономерные с правовой точки зрения, именно потому, что свобода личности является для правовой жизни закономерным атрибутом[354].
В современной философской и культурологической литературе уже практически не оспаривается тот факт, что человеческое существо в своей деятельности воспроизводит некоторые устойчивые «матрицы», которые внушаются ему самой культурой: «всякое соприкосновение отдельного человека с действительностью всегда опосредовано моделями, имеющими надындивидуальный характер…»[355]. Именно такими надындивидуальными моделями являются, в частности, социальные закономерности как объективно срабатывающие типичные связи между фактами и явлениями. Эти закономерности могут рассматриваться как особые культурные образцы («паттерны»), которые, в отличие от социальных норм, создаются не отдельными личностями или группами, а возникают сами собой в процессе социального развития и действуют независимо от их осознания людьми. Закономерность не есть принудительное воздействие на человеческую волю; как писал П.А. Сорокин, «находиться вне вещей и управлять ими закон не может, ибо он сам-то есть не что иное, как обнаружение тех свойств, которыми обладают вещи»[356].
В этом смысле любое социальное действие человека является закономерным настолько, насколько оно мотивировано. Мотивация в данном случае есть точный эквивалент закономерности: во-первых, мотивированность поступка означает его причинную обусловленность; во-вторых, мотивация привносит в человеческое поведение элементы типичности и единообразия. Чем меньше мотивировано то или иное действие, тем меньше в нем закономерного и больше случайного. Но правовая жизнь – как раз такая область, в которой мотивированные поступки встречаются значительно чаще, чем импульсивные и спонтанные, а следовательно, деятельность людей в этой сфере носит максимально закономерный характер.
Однако при этом следует оговориться: любой мотивированный поступок является закономерным с социальной и психологической точки зрения, но далеко не каждый из них закономерен в правовом смысле. В сугубо правовой плоскости закономерными могут считаться лишь такие деяния, детерминация которых типична именно для правовой жизни. Таких деяний в сфере права, на наш взгляд, большинство. Несколько меньшую группу составляют такие поступки, которые закономерны только в общесоциальном, но не в юридическом смысле, т. е., они не охватываются государственно-правовыми закономерностями, не являются типичными для правовой жизни, но подчиняются более общим социальным законам. Наконец, совсем единичны такие случаи, которые не являются закономерными ни с правовой, ни с общесоциальной точки зрения.
В сфере правового поведения наиболее распространенной является так называемая телеологическая детерминация, которая не только не отвергает свободы воли, но непосредственно на ней основывается. Телеологическая детерминация означает, что деятельность субъекта обусловливается не просто сочетанием внешних обстоятельств, но и конкретной целью, которую он ставит перед собой с учетом этих условий; «он полагает определенный эффект в качестве «цели», т. е. соединяет с ним некоторую ценность»[357]. При этом именно государственно-правовые закономерности представляют собой тот фактор, под действием которого люди формируют свою систему правовых ценностей (благ) и выбирают способ достижения этих благ[358]. Можно убедиться, что подобные закономерности сами по себе вовсе не являются препятствием для человеческой свободы. Как верно подчеркнул Н.О. Лосский, «наличность таких необходимых форм не есть уничтожение свободы. Нелепо было бы утверждать, что я лишен свободы ввиду существования закона «2х2=4» или ввиду закона, согласно которому, если я совершу деяние, причиняющее страдание какому-либо существу, то и сам я наверное буду хотя бы частично неудовлетворен своею деятельностью»[359].
Государственно-правовые закономерности вполне совместимы со свободой личности именно потому, что имеют своим источником саму личность: они носят характер не внешней механической силы, а внутреннего органического фактора, двигателя человеческой активности в области права. Как нам представляется, государственно-правовые закономерности в своем возникновении и существовании обладают в полном смысле экзистенциальной природой, т. е. находят объяснение и обоснование во внутреннем мире человека. Что же именно в человеческой натуре служит предпосылкой к складыванию государственно-правовых закономерностей?
Во-первых, это так называемые «законы рационального расчета», или «экзистенциального эгоизма»[360], которые предполагают, что каждый человек в первую очередь стремится действовать в соответствии с собственными интересами и получить от своих поступков определенную выгоду. Разумеется, подобная мотивация отнюдь не является универсальной и единственно возможной[361], однако трудно отрицать, что именно в сфере права большинство действий совершается именно из прагматических побуждений и нацелены на достижение определенного практически ценного, полезного результата.
Во-вторых, базой для государственно-правовых закономерностей служат законы коллективного поведения людей. Право – это область коллективного взаимодействия, в котором очень немногие поступки людей носят действительно единоличный характер. Так, в наше время любой нормативно-правовой акт представляет собой продукт коллективного, а не индивидуального творчества; правоприменительная деятельность также по преимуществу осуществляется в групповых формах, а кроме того, любой правоприменитель в своей работе неизбежно учитывает опыт своих коллег и общую направленность правоприменительной политики в соответствующей области, так что и применение права не может считаться делом индивидуального значения. Даже отдельный гражданин, находящийся в сфере правового регулирования и принимающий какое-либо личное решение, фактически участвует в массовых социальных процессах, поскольку в своем поведении он использует коллективные формы, закрепленные правом – иными словами, соотносит свое поведение с некоторым коллективным образцом.
При этом следует отчетливо помнить, что реализация государственно-правовых закономерностей в поведении индивидов и социальных групп происходит на основе нелинейности, поскольку их действия никогда не предопределяются внешними факторами со стопроцентной вероятностью. Недетерминированных поступков в сфере права не совершается, но в то же время любая детерминация является относительной, носит неоднозначный, вариативный, статистический характер[362]. Как отмечал в этой связи американский исследователь Дж. Уолд, «когда наступает время принять решение и проявить то, что называется свободной волей, то есть сделать выбор, когда такое время приходит, то личность… как уникальный результат неповторимости состава, генетики и истории – эта личность выступает перед нами как некая неизвестная величина. В этот момент никто не предскажет результата, ни посторонний наблюдатель, ни лицо, принимающее решение, потому что никто не имеет необходимой информации. Я сказал бы, что сущность свободной воли не в недостаточности детерминизма, а в непредсказуемости»[363].
В советское время юридическая наука, как известно, связывала понятие свободы с конструкцией осознанной необходимости[364]. В новейшей юридической литературе справедливо отмечается, что эти представления требуют существенного пересмотра, поскольку в действительности свобода «выражается не только в возможности действовать в соответствии с познанной необходимостью, но и вопреки ей. Человек волен в том, чтобы познавать или игнорировать необходимость соотносить свое поведение с объективными условиями жизни»[365]. Отсюда, возможны следующие основные варианты поведения по отношению к государственно-правовым закономерностям.
Во-первых, субъект правовой жизни может проигнорировать существующую закономерность и даже поступить вопреки ей. Однако, по образному выражению А.И. Герцена, «личность, противодействующая всеобщему, попадает на глупое положение человека, бегущего с лестницы в то самое время, как густая колонна солдат поднимается на нее»[366]. Например, в последние несколько лет наблюдается такая закономерность правового развития России, как ее постепенная интеграция в европейскую правовую систему, приближение к стандартам европейского права в области прав человека и в иных сферах правового регулирования[367]. При этом далеко не исключается появление таких нормативно-правовых актов или принятие иных юридически значимых решений, которые будут противоречить этой объективной тенденции. Лица, ответственные за принятие подобных решений, тем самым действуют вразрез с закономерностью государственно-правового развития, хотя тем самым не отменяют ее.
Во-вторых, субъект может поступить в соответствии с данной закономерностью; при этом, если речь идет о подлинной закономерности, то для ее реализации не имеет особого значения, является ли она «осознанной необходимостью» или лицо даже не подозревает о ее существовании. Природа закономерностей такова, что они воплощаются в поведении субъекта независимо от того, знает он про них или нет. Если лицо осознает, что поступает закономерно, само по себе это ничего не меняет в его поведении. Так, именно в этом смысле закономерным является факт внедрения в российское законодательство и практику европейских правозащитных стандартов. Знают ли законодатели о существовании этой объективной тенденции или действуют из соображений конкретной целесообразности, в данном случае несущественно.
Наконец, третий вариант – использование государственно-правовой закономерности. Он отличается от предыдущего тем, что субъект не просто действует в русле закономерности, но при помощи этой закономерности добивается повышения эффективности своих действий. Для этого, как правило, необходимо иметь довольно точное представление о содержании закономерности, хотя теоретически не исключается использование закономерности, основанное не на научном ее познании, а на интуитивном ощущении. Особенность использования закономерности заключается в том, что субъект извлекает из нее дополнительный эффект, который самой закономерностью прямо не предусматривается. Например, предположим, что законодатель обнаружил такой способ сочетания европейских правовых стандартов с традиционными российскими ценностями, который позволит значительно повысить уровень защищенности прав и свобод человека.
Отметим, что в каждом из трех вариантов поведение субъекта правовой жизни может быть как свободным, так и несвободным. Свобода здесь определяется не столько тем, в каком отношении находятся действия субъекта к объективной закономерности, сколько тем, принимает ли он решения самостоятельно или под давлением чужой воли. Можно согласиться с тем, что в области права свободой должна считаться не осознанная необходимость, а возможность совершать действия по собственному выбору, на основании собственных убеждений, интересов и потребностей[368].
Закономерность не направлена против свободы хотя бы потому, что свобода сама по себе существует лишь благодаря закономерности. «Законы, усвоение которых не зависит от воли деятеля, очерчивают сторону гетерономии проявлений деятеля… образуют космическую структуру, в рамках которой открывается простор для бесконечно разнообразных деятельностей»[369]. Государственно-правовые закономерности – это условия и границы, в которых протекает свободная активность субъектов правовой жизни. Конечно, нельзя отрицать, что закономерности в каком-то смысле ограничивают свободу субъектов, сужая круг альтернатив и подталкивая к определенному выбору. Но это ограничение с оборотной стороны является стимулом, поскольку в отсутствие закономерностей никакой выбор был бы вообще невозможен, поскольку отсутствовали бы основания предпочесть какой-либо из вариантов, да и сами варианты не появились бы. Представим себе, что в правовой жизни исчезли все закономерности. Что в таком случае заставит законодателя принимать новые законы, а правоприменителя – толковать и выполнять имеющиеся? Что побудит гражданина вести себя правомерно или противоправно? Само гипотетическое допущение показывает: свобода от закономерностей – это отсутствие жизни, а стало быть, отсутствие свободы.
В отношении человека, являющегося участником правовой жизни, нередко употребляют выражения «правовое существо», или «человек юридический» («homo juridicus»)[370]. Такая терминология, думается, обязывает рассматривать человека как плотно интегрированного во всю систему правовых связей и закономерностей. Невозможно согласиться с тем, что «поиск детерминант и закономерностей, причин и обстоятельств вводит нас лишь в такую реальность, в которой правовое существо не может не чувствовать себя посторонним, а потому вынуждаемым, невменяемым, несвободным, неответственным»[371]. Ведь человек становится «правовым существом» не сам по себе, а лишь тогда, когда он вступает в мир права, попадает в сферу правового регулирования и оказывается под действием государственно-правовых закономерностей. Таким образом, применять к индивиду юридические мерки, оценивать его с правовой точки зрения как свободного или несвободного, ответственного или неответственного можно лишь в том случае, если он уже находится в пределах правовой жизни, а значит, уже испытывает на себе действие ее закономерностей.
Поэтому прав Б.П. Вышеславцев: «свобода имеет свою закономерность, отличную от закономерности природы»[372]. В настоящее время свобода сама становится государственно-правовой закономерностью: если человек поступает в сфере права свободно, то он уже поступает закономерно, поскольку современное право предоставляет каждому возможность самостоятельно и беспрепятственно делать жизненный выбор – «разрешено все, что не запрещено законом». С другой стороны, если человек поступает несвободно, под принуждением – например, находится в заключении, выполняет обременительные обязательства или подчиняется требованиям государственного органа – то и в этом случае он поступает закономерно, ибо государство и право по своей природе не могут обойтись без использования принудительных мер.
Итак, человеческая воля в сфере права определяется множеством закономерностей, но остается свободной и часто непредсказуемой. В целом же взаимодействие объективной государственно-правовой закономерности и свободной воли удачно моделируется в образе шахматной доски[373]. Участники играют по правилам, которые не ими установлены, но в рамках этих правил имеют достаточную свободу выбора. Хотя правила – закономерности – остаются одинаковыми, ходы всякий раз делаются разные, и поэтому практически не бывает совершенно одинаковых шахматных партий. Точно так же в государственно-правовой жизни объективные закономерности, будучи опосредованы человеческой волей, все время реализуются по-разному.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.