Глава 11 АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ 1929 ГОДА

Глава 11

АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ 1929 ГОДА

Катастрофа, о которой пойдет речь в этой главе, нанесла колоссальный ущерб не только экономике США. Впервые в истории биржевой крах в отдельно взятой стране привел к общемировой Великой депрессии. А начиналось все со спекулятивного бума середины 1920-х годов, когда покупка акций была самым выгодным и надежным вложением денег. И лишь когда экономический пузырь оглушительно лопнул, многие люди вдруг осознали, что участвовали в грандиозной финансовой пирамиде планетарного масштаба…

Черный день календаря

Это случилось в четверг 24 октября 1929 года. На крупнейшей в мире Нью-Йоркской фондовой бирже началась Паника. Тысячи инвесторов с ужасом следили за тем, как стремительно пикируют котировки их акций. Пытаясь спасти хотя бы часть своих денег, многочисленные участники торгов одновременно начали продавать свои ценные бумаги. По мере того как тревожная весть распространялась по стране, провинциальные брокеры через своих аккредитованных на бирже представителей выбрасывали на рынок крупные пакеты акций своих клиентов. Впрочем, в первую очередь биржевики были заинтересованы в том, чтобы максимально выгодно реализовать собственные активы.

Уолт-стрит, на которой располагалась биржа, запрудили толпы народа. Для поддержания порядка мэр города срочно вызвал конную полицию. А между тем обстановка накалялась по мере увеличения количества тех, кто еще накануне днем был миллионером и вдруг потерял все. Люди с трудом привыкали к мысли, что их золотые акции стали просто бумагой.

Радиообращение президента Гувера к американскому народу, в котором он называл произошедшее временно!) технической проблемой, многие воспринимали как неудачную попытку сохранить хорошую мину при плохой игре.

Бесстрастная картина цифр ярче любых речей политиков отражала реальную ситуацию: в тот день, 24 октября, держатели акций избавились от 13 миллионов ценных бумаг. За первую неделю американский фондовый рынок «похудел» на 30 миллиардов долларов, что превышало бюджет страны за десять лет. Кроме того, эта сумма в несколько раз превосходила все расходы, которые США понесли в ходе Первой мировой войны. Последствия начавшегося кризиса будут напоминать апокалипсис. Отныне этот день войдет во все учебники истории, как «черный четверг».

История одной семьи

В 1927 году Джек Клари жил в собственном доме, купленном в кредит. Каждое утро по дороге в свою бакалейную лавку он завозил на собственном автомобиле 8-летнего сына Ричарда в школу.

Дела у Джека шли просто превосходно. Он уже не жалел, что перебрался из Нового Орлеана в это захолустье. В маленьком городке ему, наконец, удалось воплотить в жизнь многолетнюю мечту начать собственное дело. Управляющий небольшим местным банком, выслушав приезжего, на удивление легко согласился дать ему кредит и даже порекомендовал магазин, который вскоре должен был продаваться. Так Джеку удалось открыть свое торговое заведение, да еще и в очень хорошем месте — рядом с заправкой. Здесь постоянно бывали проезжие водители и пассажиры, многие из которых частенько заходили к Джеку купить сигарет, какой-нибудь воды. К тому же на этой улице у него фактически не было конкурентов.

Одним словом, дела шли настолько хорошо, что Джек ±уже начал подумывать об открытии в обозримой перспективе булочной и небольшого кафе. Правда, на это требовалась очень внушительная денежная сумма. Но страна была на подъеме, и таким, как он, предприимчивым людям на самом верху был дан зеленый свет. В свободное время Клари любил включить приемник (тоже, кстати, приобретенный в кредит), чтобы услышать очередную речь своего любимого президента Герберта Гувера. Клари гордился тем, что проголосовал за этого мудрого и талантливого политика, который уверенной рукой вел страну к процветанию. Джек ни на секунду не сомневался, что Господин Президент исполнит свое предвыборное обещание сделать так, чтобы в его правление «каждая американская семья имела по цыпленку на ужин и по две машины в гараже».

Домашними вечерами Джек частенько слышал от своей жены Салли, что им необходимо взять новый кредит на покупку второго автомобиля, а то ей надоело каждый день через весь город ходить пешком на работу в госпиталь и обратно.

Слушая брюзжание супруги, Джек с удовольствием поедал приготовленного ею цыпленка и лениво размышлял: «А почему бы и в самом деле к уже имеющемуся в нашей семье новенькому “Форду”, не добавить еще одну маши ну?» Лавка приносила стабильно-высокий доход. Так что через два года они точно в срок рассчитаются за дом и автомобиль. Потом выплатят кредит за магазин. С таким бизнесом семья Джека Клари могла позволить себе комфортную жизнь.

Однажды в магазин к Джеку зашел новый клиент. Общительный незнакомец и хозяин разговорились. Так Клари познакомился с Роем Блэком — владельцем брокерской конторы «Блэк и сыновья», аккредитованной на Нью-Йоркской фондовой бирже. До этого Джек никогда не имел дело с такими людьми и не играл на бирже.

С того дня Блэк, бывая по делам в этой части города, всегда заезжал на заправку и заходил в магазин к Джеку Именно Рой предложил преуспевающему лавочнику присоединиться к 30-миллионной армии рядовых инвесторов, чтобы быстро заработать средства на расширение своего бизнеса. В конце концов Джек согласился приобрести на пробу немного акций и заключил с фирмой Блэка договор на брокерское обслуживание.

За следующий год котировки принадлежащих Клари акций выросли со 100$ до 5800$. По сравнению с такими доходами, его магазин приносил жалкую мелочь.

Как-то Блэк показал своему клиенту свежий номер газеты «New York Times». Дело было зимой 1929 года. Статья крупного государственного финансового чиновника, фамилию которого Джек не запомнил, была специально обведена карандашом. Не очень сильный в экономической науке, тем не менее лавочник понял главное: влиятельный и разбирающийся во всех нюансах происходящего человек предрекает держателям фондовых активов получение в наступившем году еще больших доходов.

А тут еще Блэк по-дружески намекнул своему клиенту, что располагает конфиденциальными сведениями о скором выпуске компанией «Clark» (акциями которой его брокерская контора располагала) нового типа складского погрузчика. Новая машина «Tructractor» («тягач») якобы уже заинтересовала военное ведомство, которое собирается заказать партию из 1000 погрузчиков.

Джек больше не сомневался в выгодности сотрудничества с Блэком. Он вложил в акции все семейные сбережения, а также специально взял в банке кредит, чтобы приобрести большой пакет ценных бумаг. За 1929 год Клари рассчитывал заработать достаточно денег, чтобы сразу — открыть несколько новых торговых точек и переехать в более просторный и комфортабельный двухэтажный дом с садом.

О биржевой катастрофе в Нью-Йорке Джек узнал от зашедшего к нему в магазин водителя грузовика. Клари немедленно поехал в контору Блэка, но она оказалась запертой на замок. И это посредине рабочего дня!

Свежие номера центральных газет приходили в их городок с опозданием в несколько дней, поэтому Клари отправился домой, чтобы узнать о происходящем по радио.

В эфире, сменяя друг друга, выступали глава федерального казначейства, другие высокопоставленные госчиновники, известные банкиры, маститые эксперты. Лейтмотив их речей можно было свести к нескольким фразам: «Поводов для особого беспокойство нет. Налицо небольшие проблемы технического порядка, которые в ближайшее время будут устранены. В скором времени фондовый рынок обязательно стабилизируется». В перерывах между умиротворяющими население заклинаниями звучала жизнерадостная легкая музыка в исполнении нью-орлеанского джаз-банда «Диксиленд».

Но не на шутку встревоженного Джека не так-то просто было успокоить, ведь ради заработка на акциях он влез в огромные долги. Не прибавила ему оптимизма и новость, которую он узнал от помощника по возвращению в свой магазин. Оказывается, пока Клари отсутствовал, в туалете при заправке застрелился какой-то хорошо одетый мужчина, приехавший на большом черном «Кадиллаке». По словам продавца, в кармане убитого прибывший на место происшествия шериф якобы нашел свежий номер далласской газеты с крупным заголовком на первой странице «Катастрофа на Уолт-стрит!». До этого дня в их сонном городишке ничего подобного не случалось.

Клари нашел Блэка только утром следующего дня. Джек сразу потребовал, чтобы брокер немедленно продал все его акции. Рой заверил клиента, что обязательно выполнит его поручение, но только после того, как будет восстановлена вышедшая из строя телефонная линия, связывающая город со столицей штата.

— В любом случае, мистер Клари, — виновато развел руками брокер, — провести эту операцию удастся не ранее сегодняшнего вечера, а то и поздней ночи: пока техники починят местную линию связи, пока информацию передадут из столицы штата в Нью-Йорк. А там курьеру понадобится примерно час, чтобы добраться по забитым транспортом улицам из главного офиса компании до биржи. И на все это, как вы понимаете, требуется время. Но вы не должны волноваться, дружище.

Лицо Блэка снова засветилось привычной уверенностью.

— По моим сведениям, скоро эта заварушка закончится и котировки снова полезут вверх. Подумайте хорошенько, стоит ли вообще поддаваться глупой панике и сбрасывать активы, которые через несколько месяцев сделают вас одним из крупнейших бизнесменов в городе.

Но Джек твердо решил больше не играть в опасные игры, из-за которых люди суют себе в рот пистолеты 45-го калибра. Клари повторил брокеру свое приказание немедленно продавать все принадлежащие ему акции.

На следующее утро, ровно через пять минут после открытия брокерской конторы, Джек уже входил в нее. Всю эту ночь он не мог заснуть. В голове постоянно крутились тревожные мысли. Жене, зная о ее впечатлительном характере, Джек решил пока ничего не говорить. Ведь все еще могло обойтись.

Но изменения в обстановке офиса не добавили Клари оптимизма. На полу валялись клочки разорванных документов, одно из стекол окна было разбито. Видимо, это сделал кто-то минувшей ночью, и хозяева помещения еще не успели вызвать стекольщика.

Помимо Блэка и его клерка в помещении находились двое неизвестных лавочнику парней с крепкими подбородками и широкими плечами профессиональных боксеров. Бульдожьи челюсти громил безостановочно растирали жвачку. Джек сразу почувствовал на себе их ленивые оценивающие взгляды.

Клари был потрясен, когда пробежал глазами протянутый ему местным служащим отчет о выполненной операции. Его акции были проданы по смехотворно низкому курсу. И получалось, что всей полученной прибыли хватало лишь на то, чтобы расплатиться с Блэком за брокерское обслуживание.

Пока оглушенный страшным известием клиент пытался переварить прочитанное, хозяин конторы исчез за дверью соседней комнаты. Разгневанный Джек бросился было за ним, но путь ему неожиданно преградил один из нанятых Блэком вышибал.

— Сэр, вам все сказали, — покачиваясь на каблуках и потирая здоровенный кулак, прожевал громила. — Вы должны уйти.

Но обычно всегда флегматичный, теперь Клари просто кипел яростью. Он попытался прорваться в кабинет к мошеннику. Но охраняющий дверь «бык» вместе с подоспевшим напарников быстро скрутили очередного обманутого инвестора. Упирающегося Клари за шкирку потащили к выходу из офиса и вышвырнули из брокерской конторы, словно нашкодившего кота.

Через месяц судебные исполнители за неуплату процентов по кредиту конфисковали у Клари автомобиль. В следующий раз они явились, чтобы объявить прогоревшему торговцу о том, что банк намерен забрать за долги его дом. Затем пришла очередь магазина.

В течение последующих двух лет Джек с семьей переезжал из города в город и из штата в штат в поисках работы. Но устроиться куда-то было нереально, ведь по стране колесили миллионы таких же разоренных неудачников, мечтающих пускай даже о небольшом, но стабильном заработке. Часто семье Джека просто нечего было есть.

В 1931 году его жена Салли нашла работу прачки в чикагском отеле. Джек оставил ее с сыном, а сам стал «хобо». Во времена Великой депрессии так называли бродячих рабочих, постоянно перемещающихся по стране в поисках хоть какой-нибудь работы.

Обычно не имеющие денег даже на билет «хобо» использовали для своих путешествий железнодорожные товарные поезда. Естественно, в вагоны они проникали нелегально.

В 1934 году Салли получила короткое извещение из полиции небольшого городка, расположенного на границе с Канадой. В нем говорилось, что ее муж был застрелен железнодорожной охраной, когда пытался незаконно проникнуть на частную территорию.

Оставшаяся без мужа, едва зарабатывающая на хлеб и жилье Салли вряд ли смогла бы дать сыну хорошее образование. Кстати, многие тогда предрекали детям серьезно пострадавших от биржевого кризиса американцев печальную судьбу «потерянного поколения». Но в школе у ее Ричарда неожиданно открылся талант легкоатлета-спринтера. Благодаря спортивной стипендии юноша смог поступить в Нью-Йоркский технологический институт. Перед самой войной в 1940 году сын разоренного биржевым крахом бродяги и прачки — студент Клари прошел подготовку в рамках широкомасштабной государственной программы обучения студентов колледжей в качестве военных летчиков.

4 июня 1942 года пикирующий бомбардировщик «Кертисс-Хеллдайвер» (бортовой номер 118) первого лейтенанта Ричарда Клари в составе группы самолетов с американских авианосцев «Энтерпрайз» и «Йорктаун» участвовал в знаменитом налете на флагманские корабли японской эскадры. В результате этой атаки были уничтожены авианосцы «Акаги», «Кага», «Сорю» и «Хирю». Япония так и не смогла оправиться от поражения, нанесенного ее флоту американцами в битве у атолла Мидуэй. В войне на Тихом океане наступил коренной перелом, закончившийся победой союзников в 1945 году…

Эпоха социал-дарвинизма

«Необходимо делать ставку на сильных и успешных, а неудачники пускай выживают, как могут» — таким девизом можно охарактеризовать господствующую в Америке начала 1920-х годов идеологию. Основой для этой концепции экономического либерализма, или laissezfaire[38], послужили работы классиков буржуазной политэкономии ХVIII-XIX веков, например великого шотландского ученого Адама Смита[39], который был уверен, что если алчным по своей природе людям предоставить максимальную свободу предпринимательства, то в итоге получится процветающее в экономическом отношении общество.

То есть государство не должно, по возможности, вмешиваться во внутренние дела бизнеса. Считалось, что жесткие законы конкуренции сами все отрегулируют. Экономическая свобода индивидуалиста, стремящегося к получению максимальной прибыли, накоплению, обладанию частной собственности, объявлялась идеологами такого социал-дарвинизма чуть ли не священной. А такие крупные монополисты, как Морган, Рокфеллер, Карнеги, выставлялись самыми приспособленными к эффективному поведению в условиях свободного рынка индивидуумами.

Не правда ли, напоминает истины, проповедуемые нашими российскими демократами-реформаторами первой перестроечной волны, которые не уставали повторять, что правительству надо скорее позволить частникам приватизировать крупные куски государственной экономики, и тогда бизнес сам вытянет страну из той ямы, в какой она оказалась после развала СССР. К чему привело фактическое самоустранение государства от участия в роли арбитра в социально-экономической жизни страны, мы все имели возможность наблюдать в 1990-е годы.

Итак, способность рынка к саморегулированию и ставка на естественный отбор самых конкурентоспособных членов общества — вот главные постулаты, на которых строилась внутренняя социально-экономическая политика Соединенных Штатов Америки после окончания Первой мировой войны. В частности, при президенте Гувере безработные не получали пособие. Впрочем, в 1920-е годы уровень безработицы в США не превышал 5 %. Во многих европейских странах этот показатель был в десятки раз выше.

Так что многим могло показаться, что сама жизнь подтверждает правильность курса на максимальную либерализацию собственной экономики, которым шла Америка. Но у этого процветания были и другие причины. Соединенные Штаты были единственной страной, которая вышла из Первой мировой войны с прибылью для своей национальной экономики. Не пострадавшая от бомбежек и артобстрелов американская промышленность буквально поднялась на военных заказах союзников по Антанте[40]. Послевоенное благополучие американцев было оплачено французским и английским и даже немецким золотом[41]. Будучи до 1914 года должником многих европейских стран, в 1920-м году Штаты уже сами являлись крупнейшим мировым кредитором.

Именно в этот период передовые американские промышленники, такие как Генри Форд, внедряют на своих производствах конвейерный метод, рассчитанный на выпуск массовой продукции. Ведь в стране появилось много состоятельных людей, которые желают покупать автомобили и бытовые приборы, хорошую одежду.

Одним словом, в 1920-е годы США были самой благополучной страной мира. Поэтому неудивительно, что американские политики, бизнесмены, экономисты любили порассуждать на тему наступления Новой Эры процветания, которая станет временем высочайшего уровня благосостояния всей нации. Вот что сказал в инаугурационной речи в марте 1929 года президент Герберт Гувер: «У меня нет опасений за будущее нашей страны. Оно светится надеждой». Для многих предприимчивых американцев путь в счастливое настоящее и будущее пролегал через Нью-Йоркскую фондовую биржу.

«Колесо фортуны»

Биржевой бум 1923–1929 гг. никогда не состоялся бы без искусно организованной рекламной кампании по привлечению на фондовый рынок миллионов инвесторов. Многие известные журналисты состояли на содержании у биржевых спекулянтов и успели сказочно разбогатеть благодаря такому сверхвыгодному сотрудничеству.

Читая очередную историю про некоего бедного работягу Джона, вдруг превратившегося благодаря приобретению акций такой-то компании в богача, многие покупатели газет искренне принимали авторский вымысел за чистую монету.

Очень быстро владельцы и главные редакторы газет с негодованием обнаружили, что громадные деньги проплывают мимо них, и стали жестко карать своих репортеров за попытки частным порядком заработать на заказных материалах. Отныне размещение рекламы было поставлено под жесткий контроль газетных боссов и стало приносить им колоссальные барыши.

Справедливости ради стоит сказать, что не все газеты поначалу проявляли неразборчивость в средствах для получения высоких доходов. Редакции некоторых солидных изданий, таких как «New York Times», предоставляли свои страницы серьезным экспертам (многие из которых, как впоследствии выяснится, тоже заблуждались), печатали просветительские статьи, из которых простые американцы могли узнать, как действительно обстоит дело на фондовом рынке.

Впрочем, единичные объективные материалы терялись в мощном потоке недобросовестной агрессивной рекламы, ежедневно публикуемой тысячами больших и малых газет. Да и многие серьезные издания со временем не выдержали испытание искушением быстро заработать громадные деньги.

Сегодняшним россиянам, живущим в эпоху широкого распространения доступных кредитов, очень легко представить полную искушений жизнь рядового американца 1920-х годов. Стоило человеку включить радиоприемник или выйти на улицу, как он сразу становился объектом очередной рекламной атаки. В то же время вокруг ходили, а точнее, ездили в собственных авто десятки лично знакомых ему людей, которые разбогатели благодаря выгодному вложению денег.

Но самое главное, что 90 лет назад, как и сегодня, взять кредит в банке на приобретение всего, чего твоей душе будет угодно, было чрезвычайно легко. Только представьте: у вас не хватает денег на покупку необходимого пакета акций. «Нет проблем!» — с широкой улыбкой отвечает продавец и предлагает вам сразу оплатить только 10 % их стоимости, а на остальные 90 % взять кредит. Причем по условию соглашения все ценные бумаги сразу же переходят в вашу собственность, только остаются до погашения долга в залоге у брокерской фирмы.

А так как котировки акций постоянно шли круто вверх, покупать акции у брокера в долг было чрезвычайно выгодно. Часто клиент получал настолько весомую прибыль, что даже проценты по кредиту мог выплачивать не из зарплаты, а с доходов от своих акций. И выходило, что человек богател, почти не вкладывая в биржевую игру личных средств. В такой ситуации даже люди с весьма скромными доходами охотно вступали в игру, рассматривая ее как реальный и почти безопасный шанс быстро изменить свою жизнь к лучшему. Каждый месяц счет новым инвесторам шел на миллионы. В итоге спрос на акции солидных компаний значительно превышал предложение, и цены на «голубые фишки»[42] росли непропорционально их реальной стоимости.

Нехватка на рынке акций серьезных брендов[43] привела к тому, что со временем в общей массе выпущенных акций стали преобладать ценные бумаги, выпущенные компаниями, не занимающимися реальным производством. По сути, они являлись искусно созданными привлекательными фантомами, но не обладали никакой материальной собственностью. Фактически выпущенные такими «бумажными компаниями» ценные бумаги обеспечивались фиктивными капиталами.

Брокерские компании тоже, в свою очередь, брали у банков деньги в долг на покупку акций, а в обеспечение кредита закладывали банкирам опять же принадлежащие им ценные бумаги. Брокеров даже не останавливали очень высокие процентные ставки по кредитам, которые запрашивали с корпоративных клиентов банки, пользующиеся большим спросом на ссуды.

Многие же частные банки получали льготные государственные кредиты, которые тоже «прокручивали» на фондовом рынке. В итоге вокруг биржи крутились миллиардные потоки акций и долларов. Такой замкнутый круг приводил к неестественному раздуванию экономического пузыря.

То, что происходило, было классической финансовой пирамидой, только невиданного доселе размаха: банки брали деньги из казны, потом под большие проценты одалживали их брокерам. Те же, в свою очередь, ссужал и деньги, взятые ими самими в кредит, мелким инвесторам. Таким образом, все участники игры спекулировали на заемные деньги.

Интересно, что крупные банки для привлечения большого количества мелких клиентов открывали на базе своих филиалов так называемые «финансовые универмаги», где потенциальный покупатель мог с помощью услужливых консультантов выбрать удобный ему вариант инвестирования. Некоторые нью-йоркские брокерские агентства тоже создавали по всей стране сеть мелких контор, охватывая с их помощью даже «забытые богом» небольшие городки и поселки.

Причем акции продавались не только на земле, но и — совершенно немыслимое для того времени дело — в открытом море! На круизных лайнерах нескольких крупных судоходных компаний были открыты брокерские конторы. Их сотрудники узнавали о котировках и передавали в Нью-Йорк приказы своих клиентов-пассажиров с помощью радиотелеграфного оборудования. Первопроходцем морской биржевой торговли стала компания «Cunard Line», которой когда-то принадлежал печально знаменитый пассажирский лайнер «Лузитания», торпедированный германской подлодкой в 1915 году.

* * *

Важно также отметить, к 1929 году большинство расчетов между банками и их клиентами, а также внутри самих банковских и брокерских групп осуществлялись в безналичном виде. Перед самым крахом суммарная стоимость выпущенных акций во много раз превышала количество имеющихся в стране наличных долларов.

Правда, до октября 1929 года находящаяся на вершине гигантской финансовой пирамиды Федеральная резервная система США регулярно производила эмиссии денежной наличности. Таким образом, делалось все возможное, чтобы не оставлять без «долларовой смазки» сложный экономический механизм. Но так не могло продолжаться вечно. Ведь избыток денег, так же как и их недостаток, неизбежно приводит к большим проблемам в экономике, самая серьезная из которых — галопирующая инфляция.

В какой-то момент, несмотря на активную эмиссионную политику американского Центробанка, в стране стала ощущаться нехватка денежных средств. И это неудивительно, если учесть, что чуть ли не ежемесячно в фондовый рынок закачивались миллиарды долларов, а желающих инвестировать в эту сферу новые средства меньше не становилось.

Банки уже не могли кредитовать всех желающих сыграть в самую азартную игру своего времени.

И тогда на сцену вышли крупные мафиози, нажившиеся на производстве и продаже подпольного алкоголя (в это время в США действовал «сухой закон»). «Крестные отцы» стали делать миллионы долларов, раздавая желающим ссуды под высокие проценты на покупку постоянно дорожающих ценных бумаг. Это потом, после биржевого краха, бандиты будут жестко выбивать из разорившихся должников свои деньги. Но на пике фондового бума никто не боялся занять у криминальных авторитетов несколько тысяч «баксов». Ведь эти «бабки» можно было быстро «отбить», и, рассчитавшись с добрым дядюшкой-ростовщиком, положить себе в карман крупный навар. 

Пока рынок продолжал расти, как на дрожжах, все его участники — политики, журналисты, банкиры, трейдеры[44], рядовые инвесторы и бандиты — отлично зарабатывали и, были вполне довольны друг другом. Мало кто из активных участников тех событий понимал, что механизм быстрого обогащения работает лишь в условиях постоянного притока новых покупателей и роста котировок. Все могли получать свою прибыль лишь до тех пор, пока строительство финансовой пирамиды не прервет какой-нибудь паникерский слух. Или же крупные спекулянты не решат, что с них довольно. Даже просто стабилизация цен на какой-то отметке могла спровоцировать панику среди инвесторов и «привести к немедленному обрушению здания, построенного на песке.

Хотя, с другой стороны, вполне можно понять тех, кто в горячке «фондовой лихорадки», когда курс акций всего за неделю мог запросто удвоиться или даже утроиться, не заглядывая далеко вперед, спешил на долгие годы обеспечить себя и своих близких. Неудивительно, что в конце 1920-х годов на этот рынок пришло огромное количество охотников до легкой наживы. Даже правительства других стран и зарубежные компании охотно использовали уникальные возможности американской биржевой системы.

«Быки» атакуют

Именно активные спекулянты, или, выражаясь на жаргоне профессионалов — «быки», то есть биржевые трейдеры, агрессивно играющие на повышение курса акций, — до предела разгоняли ажиотажную гонку за прибылью. «Быки»  делали все, чтобы, опять же говоря на профессиональном сленге, — «поднять цены на рога».

Например, сговорившись, они могли начать активно скупать акции какой-нибудь не слишком известной компании. Наемные журналисты и биржевые аналитики взахлеб начинали рассказывать о блестящем будущем «темной лошадки».

Многие, поверив слухам, бросались скупать перспективные активы. Естественно, цены на них взлетали до небес. Решив поставленную задачу, организаторы сговора продавали акции с большой прибылью для себя. Это лишь одна из множества практикуемых спекулянтами схем.

Пожалуй, все авантюристы мира мечтали делать деньги на Уолт-стрит. Но за право работать на Нью-Йоркской бирже и иметь возможность зарабатывать миллионы, надо было заплатить очень внушительный вступительный взнос. Так, если в 1921 году место на бирже стоило 150 000 долларов, то восемь лет спустя — уже 625 000 $. Для сравнения: в 1927 году на заводах Генри Форда была самая высокая в американской автомобильной отрасли средняя зарплата рабочего — 6 $ вдень (в среднем по стране она равнялась 4$). А чтобы получить место клерка в какой-нибудь компании или госчиновника с годовым доходом в 1000–1500 $ — необходимо было пройти серьезное конкурсное сито и быть отобранным из сотен желающих. Понятно, что в стране имелось не так уж много людей, способных выложить за «хлебное место» сумму, эквивалентную зарплате госчиновника за 600 лет беспорочной службы!

О самых успешных биржевиках 1920-х годов и их методах работы написана масса книг и сложено огромное количество легенд, которые и сегодня способны вдохновлять молодых и амбициозных дельцов. Например, хозяин одной из брокерских компаний однажды устроил для своих специалистов по продажам ланч на крыше самого высокого небоскреба Нью-Йорка.

— Посмотрите на снующих по улицам этого города людей, — указывая на раскинувшееся у них под ногами пространство, обратился к подчиненным бизнесмен. — Этот человеческий муравейник состоит из миллионов потенциальных клиентов. Рано или поздно все они захотят выгодно пристроить свои заначки. Но мы не можем ждать, пока обывательский мозг сам дойдет до осознания очевидных вещей. Поэтому вы должны сделать гак, чтобы это произошло как можно скорее.

Каждый участник этого необычного совещания понял, что если он не будет постоянно увеличивать результативность своих продаж, то его уволят.

Самые известные брокеры со временем основывали инвестиционные компании и выпускали собственные акции для сбора денег множества мелких инвесторов. Не слишком разбирающиеся в происходящем на бирже люди с удовольствием доверяли человеку с репутацией удачливого профессионала сформировать на их средства оптимально сбалансированный инвестиционный портфель — набор разных активов, в том числе «голубых фишек» — акций первоклассных компаний. Клиенты инвестиционных коммерческих фондов надеялись, что брокер, сумевший заработать миллионы для себя, теперь применит весь свой бесценный опыт и талант ради их пользы.

Но на практике учредители таких компаний зачастую использовали доверенные им в управление капиталы в первую очередь ради собственного обогащения: придумывали сложные жульнические схемы, выплачивали себе громадные комиссионные за сделки, приносящие рядовым акционерам весьма скромные дивиденды.

В то время еще не существовало отработанных законов, обязывающих руководителей инвестиционных фондов и трестов отчитываться перед своими акционерами о проведенных ими финансовых операциях. Поэтому управляющие могли распоряжаться деньгами инвесторов практически бесконтрольно. Нередко люди узнавали об очередной сделке своей компании из газет. Да и то статьи журналистам обычно заказывали сами же боссы инвестиционных компаний. С помощью профессионально организованной рекламы жуликам порой удавалось привлекать деньги огромного количества инвесторов и достаточно долго обманывать их.

Обычно инвестиционные компании активно скупали акции друг друга, выстраивая собственные пирамиды. Это были очень ненадежные финансовые сооружения, которые закачались и рухнули при первом же незначительном снижении биржевых котировок.

Евангелие потребления

Как следует из Библии, одним из самых ярких поступков Иисуса стало знаменитое изгнание им торговцев из храма. Конечно же, Спаситель не был противником торговли и частной деловой инициативы как таковой. Он лишь выступал против особой формы духовного помешательства — неутолимой жажды наживы. Ведь если болезненная мания постоянного приобретательства становится главной страстью — основным инстинктом человека, то со временем он превращается из высокодуховного подобия бога в «потребительское животное». В наше время тоже сплошь и рядом можно встретить людей, смыслом жизни которых является стремление всегда иметь только последнюю модель мобильного телефона.

В Америке 1920-х годов как раз и возникло то самое первое в мире общество массового потребления, которым так гордятся многие современные, особенно западные, политики и экономисты. Да вот только воцарившееся в Штатах 1920-х годов изобилие было следствием биржевого мор лоха, который постоянно требовал жертвоприношений в виде эмиссии новых миллионов долларов и неестественно вздувающихся цен на акции.

С каждым месяцем большая биржевая игра втягивала в свою орбиту сотни тысяч новых участников. И как следствие спекулятивного бума в стране становилось все больше стремительно разбогатевших граждан. Эти люди покупали ставшие вдруг доступными им товары и удовольствия с жадностью и азартом голодного бродяги, забравшегося в дом к зажиточному крестьянину. Под дробное пощелкивание кассовых аппаратов, в легком ритме беззаботного танца чарльстон страна с аппетитом покупала одежду, косметику, входящие в моду туристические круизы. Политики и промышленники всячески поддерживали в населении эту первобытную жажду безостановочного потребления до отрыжки, до изжоги.

«Ключ к процветанию нации, — заявлял в 1929 году один из топ-менеджеров «Дженерал моторс», — организованная неудовлетворенность». Со всех сторон на людей обрушивались призывы покупать, покупать, покупать. «Одного автомобиля на семью недостаточно. Покупайте вторую машину!» — уверяли персонажи рекламных радиороликов и гигантских придорожных плакатов. Многие американцы еще недавно ликовавшие оттого, что им, наконец, удалось накопить деньги на покупку аскетичного «Форда-Т», называемого в народе за простоту конструкции «Жестянка Лизи», теперь мечтали о мягких диванах и мощном моторе «Паккарда» или «Кадиллака».

Даже те, кто пока не мог позволить себе такую покупку, всеми силами стремились демонстрировать окружающим, что у них все «о’кей». Вот типичное для того времени частное объявление, опубликованное водной из хьюстонских газет: «Ищу по разумной цене белый “Каддилак” новейшей марки на уикенд. Отправляюсь на ежегодное собрание студенческого клуба по случаю десятилетия окончания университета и желаю произвести впечатление на друзей. Сохранность автомобиля гарантирую». Вам это ничего не напоминает? Впрочем, наш человек, беря в аренду дорогой автомобиль, вряд ли будет простосердечно раскрывать свои истинные мотивы. Такая простосердечная откровенность выглядит уж слишком по-американски.

Хотя для того, чтобы иметь вожделенный автомобиль или дорогой костюм, крупный счет в банке не требовался. Ведь магазины наперебой предлагали купить у них товары в рассрочку. Доступные кредиты лишь подстегивали потребительский бум. Вместе с ежедневными газетами американцы доставали по утрам из своих почтовых ящиков кипы рекламных проспектов фирм, предлагающих самые современные пылесосы, миксеры, домашние телефоны, патефоны, холодильники.

Кстати, о холодильниках. Когда в конце 1930-х годов первый режиссер СССР Григорий Александров — автор «Веселых ребят» и «Цирка» — привез из Америки холодильник, то друзья кинематографиста ходили поглазеть на это невиданное чудо заокеанской техники как на диковинный аттракцион. Ведь еще ни у кого в стране «побеждающего социализма», за исключением кремлевских небожителей, ничего подобного дома не было.

С одной стороны, высокая покупательская способность стимулировала производство, снижала уровень безработицы. Железные дороги с трудом справлялись с резко возросшим потоком грузовых и пассажирских перевозок. Именно в 1920-е годы в США начала бурно развиваться пассажирская коммерческая авиация. В предместьях крупных городов строились сотни тысяч частных домов. По всей стране открывались информационные и музыкальные радиостанции, так как в 1928 году более 10 миллионов американцев имели дома радиоприемники.

Но, с другой стороны, доступность кредитов привела к тому, что со временем огромное количество невозвращенных вовремя ссуд стало одним из факторов, спровоцировавшим финансовую катастрофу. Кроме того, чрезмерная денежная масса, способствующая невиданному доселе потребительскому буму (этот период историки неслучайно назвали «бурлящие двадцатые») постепенно обесценивала непривязанный к золоту доллар.

И именно в 1920-е годы американские психологи столкнулись с многочисленными случаями возникновения покупательской зависимости — потребительского синдрома. Подобно алкоголикам, наркоманам и игроманам новые пациенты психоаналитиков и психологов, чтобы получить желаемый кайф, должны были постоянно что-то приобретать. В противном же случае у них возникала депрессия или психологическая ломка. В итоге «шопоголики» приобретали по три радиоприемника на семью, забивали шкафы одеждой и обувью, большую часть которой они ни разу даже надевали. И таких людей с каждым годом становилось все больше.

Впрочем, по сравнению с ситуацией, сложившейся в то время в некоторых европейских странах, где проблема голода была еще очень актуальной, страдающая от массовой булимии[45] Америка не слишком комплексовала по поводу своих заморочек.

«Сухой закон» только обострял стремление многих людей к полной запретных удовольствий беззаботной жизни. В моде были полуподпольные вечеринки с контрабандным алкоголем, участники которых придавали своему дыханию Аромат гвоздики с помощью специальной жевательной резинки, производящейся компанией, которая сделала миллионы долларов на своем полезном изобретении. Перед самым биржевым крахом президент Гувер хвалился в одном из своих выступлений: «Мы в Америке ближе к окончательному триумфу над бедностью, чем кто-либо в мировой истории».

Что наша жизнь? Игра!

Развитый фондовый рынок, при всех его рисках и несовершенствах, — это, несомненно, прогрессивное достижение человеческой цивилизации. Согласитесь, что глупо требовать «отмены» электричества только на том основании, что порой из-за неисправностей в электропроводке случаются пожары.

Акции и прочие ценные бумаги позволяют мобилизовать финансовые средства мелких инвесторов для реализации крупномасштабных производственных проектов. Простые же люди благодаря грамотному вложению своих сбережений тоже имеют возможность регулярно получать дополнительный доход. Во многих странах сегодня считается в порядке вещей держать часть своих денег в фондовых активах.

Но в то же время биржа является источником потенциальной опасности для отдельных людей и общества в целом. Например, в любом учебнике по экономике вы прочтете, что акции являются выражением стоимости выпустившего их предприятия. К примеру, купив одну из ста тысяч акции завода по производству бытовых вентиляторов, вы становитесь собственником одной стотысячной его части, выраженной в оборудовании, производственных и административных зданиях, складах с готовой продукцией и пр.

Правда, на бирже стоимость акций успешного предприятия неизбежно начинает расти благодаря спекулятивной игре трейдеров. Дело в том, что биржевая цена акции зависит не только от реальной стоимости выпустившей ее авиастроительной компании, книжного издательства или фирмы, специализирующейся на разработке программного обеспечения. Очень многое зависит от веры участников |торгов, что данные ценные бумаги покупать выгодно.

Цена на акции может резко пойти вверх, если, к примеру, среди биржевиков прошел слух, что правительство у некой страны сделало заказ данной компании на строительство большой партии самолетов; или, что это издательство сумело приобрести эксклюзивное право на новый бестселлер самого успешного автора сезона; или аналитики прогнозируют дальнейший спрос на компьютерные |игры.

Но часто ажиотажный спрос на определенные акции не имеет объективных предпосылок, а ловко провоцируется заинтересованными лицами. В результате стоимость акций необоснованно вздувается. Еще опаснее для экономики, ели размер стоимости акций тысяч предприятий искусственно раздут биржевыми спекулянтами. Накануне краха 1929 года размер биржевой стоимости большинства американских предприятий в среднем превосходил их реальную стоимость в 30–40 раз. Сегодня, по оценкам экспертов цены на активы ведущих американских компаний вздуты спекулянтами в сотни раз. В результате производственники часто не могут с помощью своих биржевых активов аккумулировать средства на реализацию запланированных проектов.

Инвесторы же, приобретающие ценные бумаги по сильно завышенным курсам, могут рассчитывать на получение прибыли в отдаленной перспективе, а первые 10–15 лет лишь окупают за счет получаемых дивидендов свои вложенные деньги. А все сливки снимают спекулянты.

Крупнейшие биржи мира давно превратились в особый казино, акции компаний — в игровые фишки, а торговля ими — в азартную игру. При этом спекулянтов в последнюю очередь беспокоит, что в результате их действий рынок перегревается, так же, как это уже однажды было в 1929 году. Впрочем, вряд ли стоит винить биржевиков в нечестной игре. Ведь спекуляции — это их работа и их хлеб. Рядовые же инвесторы, особо не забивая себе голову всякими «почему?», хотят верить рекламе, которая методично изо дня в день полирует мозги обывателей информацией о фантастически прекрасных перспективах тех, кто уже сегодня вложит свои средства в акции компаний, связанных с электроникой и Интернетом. Правда, существует опасность, что акции современных высокотехнологичных компаний могут однажды стать для миллионов своих держателей в США и по всему миру примерно тем же самым, что для голландцев XVII века «бумажные тюльпаны».

Пророки судного дня

Подобно библейскому Ною, предрекшему катастрофу «Великого потопа», самые дальновидные ученые 1920-х годов пытались предупредить современников о надвигающейся опасности глобального финансового краха. Но голос немногих критиков происходящего тонул в потоке победных реляций действующих политиков, самодовольной похвальбе богатеющих держателей акций и благоприятных прогнозах модных экономистов.

Еще в 1924 году профессор Венского университета Людвиг фон Мизес предсказал неизбежность общемирового финансового обвала, который начнется в США. Один из коллег Мизеса впоследствии вспоминал, как однажды после лекций по дороге домой проходил вместе с ним мимо здания венского банка Kreditanstalt: «Задумчиво глядя на мраморную колоннаду банковского фасада, профессор вдруг сказал мне: „Это будет большой крах, Гейнц. Советую вам перевести свои сбережения в золото или недвижимость“». Дело было в благополучном 1924 году и коллега Мизеса не придал большого значения словам профессора. Через пять лет он потерял все свои накопления, хранящиеся в акциях банка Kreditanstalt.

Летом 1929 года Мизесу предложили занять место в Совете директоров крупнейшего банка Европы Credit Апstalt. Друзья и знакомые профессора были чрезвычайно удивлены, когда он вдруг неожиданно для всех отказался. Слова Мизеса, что он, мол, не хочет принимать командование кораблем, который вскоре пойдет ко дну, показались всем очередным чудачеством оторванного от жизни теоретика. Но пройдет всего несколько месяцев и случится грандиозный обвал котировок на Нью-Йоркской фондовой t бирже. Вскоре после этого события разорится и банк Credit Anstalt, а большинство его топ-менеджеров окажутся под следствием.

Еще более точный прогноз сделал директор Австрийского института экономических исследований Фридрих Хайек. Примерно за год до печальных событий он в не-скольких своих статьях предсказал с точностью до месяца, когда обрушится пирамида американского фондового рынка. Хайек не раз в своих интервью говорил, что очень удивлен тем обстоятельством, что его американские коллеги — экономисты-аналитики, вместо того чтобы бить во все колокола с целью остановить разгоняющийся биржевой поезд, который неминуемо несет своих многочисленных пассажиров навстречу гибели, наоборот, всячески подначивают участников самоубийственной гонки.

Чарлз Меррилл — владелец солидной инвестиционной компании Merrill, Lynch&Co 31 марта 1928 года разослал своим клиентам письма, в которых советовал им, не мешкая, сбрасывать свои акции, пока цены еще находятся на пике. В отличие от университетских профессоров, Меррилл как практик прекрасно знал внутреннюю механику фондового рынка и понимал ненормальность происходящего. Однако большинство получателей писем не вняли советам опытного профессионала. Многие инвесторы даже решили покинуть компанию странного брокера, призывающего их выйти из сверхприбыльной игры. Компаньоны объявили Мерилла сумасшедшим и чуть ли не насильно отправили его на лечение к психиатру.

А швейцарского банкира и экономиста Феликса Зомари однажды во время его выступления перед группой бизнесменов, когда он перечислял слушателям признаки надвигающегося краха, освистали и заставили покинуть трибуну.

Когда в 1926 году Зомари советовал своим клиентам не участвовать в торгах на Уолт-стрит, они хмурились и недовольно поджимали губы, и часто сразу после разговора переводили свои деньги в другой банк. Но зато в октябре 1929 года телефон в кабинете прозорливого банкира звонил беспрерывно — сотни бывших клиентов умоляли Зомари помочь им спасти капиталы, заложенные в стремительно обесценивающиеся акции.

В США самым известным пророком судного дня считают Роджера Бэбсона. Его знаменитый призыв, прозвучавший на Ежегодной национальной деловой конференции 5 октября 1929 года, вошел во все американские учебники истории: «Я продолжаю повторять то, что я говорил и в прошлом, и в позапрошлом годах, — обращался к снисходительно улыбающимся слушателям Бэбсон, — а именно, что рано или поздно наступит крах, который затронет ведущие акции и вызовет падение Доу-Джонса[46] на 60–80 пунктов». Жизнь показывает, что большинство людей обычно остаются глухи к предупреждениям о завтрашней катастрофе, если речь идет о возможности сегодня заработать большие деньги.

Жизнь на руинах

Уже к концу первого дня биржевого обвала сотни людей по всей Америке умерли от инфарктов и инсультов. Еще  больше покончили с собой. В жаркие дни октября 1929 года по стране прокатился такой вал самоубийств, что портье нью-йоркских отелей были вынуждены смущенно спрашивать у постояльцев, желающих снять номер на верхнем этаже: «Вам комнату для ночлега или чтобы выброситься из окна?». Сохранились кадры хроники первых дней кризиса, на которых запечатлены многие трагические сценки, вроде той, когда камера засняла недавнего миллионера, в несколько часов лишившегося всех своих денег, вложенных в биржевые бумаги, и уговаривающего прохожих за сотню долларов купить его почти новый лимузин.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.