2. 1942 г.: Иран под угрозой гитлеровского порабощения

2. 1942 г.: Иран под угрозой гитлеровского порабощения

Строя свои планы создания мощной антисоюзнической организации, Ф. Майер понимал, что судьба войны решается не в Иране. Да и общественное мнение в этой стране зависело в основном от того, как развивались события прежде всего на советско-германском фронте. И, как известно, летом 1942 г. гитлеровские войска перешли здесь в наступление. Нанеся ряд серьезных поражений Красной Армии, вермахт вновь овладел Ростовом. По планам германского руководства после захвата Кавказа немецкие войска должны были развернуть наступление в направлении Ирана и Афганистана, а затем Индии.

На первом этапе Второй мировой войны немцы с успехом использовали тактику стремительных прорывов танковых армий в тыл противника. Но Иран, и особенно Афганистан, являлись странами, где передвижение танков было возможно в основном по простым грунтовым и немногочисленным шоссейным дорогам, проходившим через труднопроходимые перевалы горных хребтов, безводные пустыни и суровые нагорья, а участок индо-афганской границы представлял наибольшие трудности, так как граница на большом протяжении пролегала в безжизненной пустыне. В условиях Ирана и Афганистана танки превращались в малоподвижную, совсем не маневренную часть, напрасно расходовавшую свои моторесурсы, запасные части и горючее. Чтобы в странах Среднего Востока добиться успеха, нужны были специально подготовленные войска. Поэтому германское командование в помощь 1-й и 4-й танковым армиям направило корпус «Ф», созданный еще в 1941 г. В корпусе было до 6 тыс. солдат и офицеров, 64 танка и 120 орудий и минометов. После переброски на Кавказ в его состав были включены три моторизованных батальона, один танковый батальон, один артиллерийский батальон, авиаотряд и ряд других частей. Кроме того, он получил для усиления кавалерийский полк и один батальон 201-го танкового полка[562].

Личный состав корпуса «Ф», кроме военной и политической подготовки, занимался изучением географии и истории стран Ближнего и Среднего Востока. Солдаты и офицеры были обучены турецкому, персидскому, арабскому и другим восточным языкам. Верховное командование вермахта поставило перед командиром корпуса генералом Г. Фельми задачу двигаться вслед за группой армий «А» в направлении Среднего Востока двумя путями – через Баку и по Военно-Грузинской дороге в зависимости от того, где быстрее обозначится успех[563].После прибытия корпуса «Ф» в зону боевых действий на одном из хребтов Северного Кавказа немцы соорудили мощную радиорелейную станцию. Она должна была обеспечить устойчивую прямую связь со штабом корпуса во время наступления гитлеровцев на Средний Восток. С помощью радиостанции предполагалось также установить прямую связь германских агентов в Иране с радиоцентрами абвера в Гамбурге и Берлине[564].

Корпус «Ф» был не единственной специальной группировкой, созданной немцами для ведения боевых действий в странах Востока. Весной 1942 г. было начато, а летом 1942 г. закончено формирование 162-й тюркской пехотной дивизии особого назначения, одну половину которой составляли немцы, а другую – представители тюркоязычных народов, по разным причинам оказавшиеся на службе у Третьего рейха. Помимо своего желания командиром ее был назначен О. Нидермайер, ставший к этому времени генералом[565]. К дивизии также были прикреплены другие специалисты по Среднему Востоку.

Создавая это воинское формирование, в Берлине рассчитывали, что после прорыва вермахта на Кавказ оно сначала войдет в Иран, а затем примется за «освобождение» Афганистана. Однако этой дивизии было не суждено участвовать в «освободительном» походе: боевой дух ее бойцов и их командира был столь низок, что командование перевело дивизию подальше от фронта – в Силезию[566].

Кроме 162-й тюркской дивизии, в специальных лагерях абвера и СС на территории Польши были созданы специальные мусульманские легионы, предназначавшиеся для активных действий как в Советской Средней Азии, так и в мусульманских странах Востока во время установления так называемого нового порядка. В местечке Легионово под Варшавой располагался лагерь, который так и назывался «СС зондерлагерь Легионово». Иногда его называли «Туркестанский СС». Около Бреславля находился «Лесной лагерь СС-20» («Главный лагерь Туркестан»), имевший в своем составе разведывательную школу для агентов среднеазиатских национальностей, а также других национальностей, но уроженцев или жителей Средней Азии[567]. В этих и других лагерях обучались легионеры, готовые выполнить возложенную на них миссию. Иранцы входили в состав Туркестанского легиона, курды – в состав Северо-Кавказского легиона. Одним из организаторов привлечения восточных народов на сторону Германии был руководитель организационного отдела ОКХ майор Клаус фон Штауффенберг, тот самый офицер, который в июле 1944 г. осуществил неудачную попытку покушения на Гитлера[568].

Помимо этих формирований, по инициативе Гиммлера были организованы специальные школы мулл, представлявшие собой двух-трехнедельные курсы «переквалификации» мусульманских священников в духе нацистской идеологии[569]. Германские спецслужбы полагали, что нетрудно будет настроить верующих мусульман против безбожников-большевиков, забросив в советский тыл и на территорию восточных государств несколько десятков подготовленных мулл. Расчет этот был верным, так как советские политработники, обрабатывавшие общественное мнение в Иране, недостаточное внимание уделяли работе с представителями духовенства[570]. В ноябре 1941 г. в иранских газетах было помещено «Обращение духовенства Советского Азербайджана ко всем братьям-мусульманам[571]. Несмотря на то, что это обращение было встречено местным населением с большим интересом, советские пропагандисты больше не обращались к этой теме, чем не замедлили воспользоваться нацисты: в каждую роту Туркестанского легиона они назначили мулл, в задачу которых входило ведение религиозной пропаганды, чтение Корана и других религиозных книг. Перед отправкой на фронт легионеры принимали присягу, в которой говорилось, что Аллах благословил их и призвал во всем подчиняться немцам[572].

К этому времени сменилось руководство ТНК. После смерти в марте 1942 г. М. Чокаева на пост председателя возвели Вали Каюмова, который сразу же начал именовать себя Вали Каюм-ханом[573]. Вице-председателем ТНК стал Баймирза Хаитов – бывший красноармеец, попавший в плен и согласившийся сотрудничать с нацистами. По заданию своих немецких хозяев они активно подбирали кандидатов в шпионскую школу в Дрездене, именовавшуюся «Рабочее объединение Туркестан», которую возглавлял кадровый шпион, специалист по странам Востока, гауптштурмфюрер СС доктор Ольцша[574].

В мае 1942 г. проживавшие в Иране члены ТНК провели в местечке Гумиш-Теп несколько совещаний, на которых речь шла о том, что скоро немецкая армия парализует сопротивление советских войск, и тогда против СССР выступит Турция, с помощью которой эмигрантские отряды могут победоносно вступить в Туркмению. На этих сборищах говорилось о необходимости готовиться к активным действиям, посылать людей для выяснения настроений населения в Туркмении, проведения диверсий на ее территории. На очередном широком совещании в Гумиш-Тепе в июле 1942 г., на котором присутствовало более 40 человек, подчеркивалось, что немецкие войска, рвущиеся к Кавказу, приближаются к иранским границам, а следовательно, настало время совершать налеты на территорию СССР как с ограниченными целями для захвата колхозных отар, так и с главной целью – разрушения железной дороги Ашхабад– Красноводск.

На совещаниях отдельные участники высказывали сомнения в успехе выступления, так как, по их мнению, силы ТНК немногочисленны. В ответ сторонники активных действий приводили довод, что у Германии и без эмигрантов хватит сил победить СССР, но для того, чтобы получить из рук немцев власть в Средней Азии, надо активно выступить на их стороне, помочь им изгнать советские и английские войска из Ирана. Бояться советской власти, мол, нечего, так как ее скоро не будет, а граница охраняется слабо[575].

ТНК первоочередную свою задачу видел в организации ударов по тыловым советским коммуникациям в Туркменской ССР. Это было связано с тем, что значительная часть военных грузов для снабжения Красной Армии на Кавказе поступала через территорию Туркмении. Поэтому особое значение приобрела именно железная дорога Ашхабад – Красноводск. Был выработан план удара с помощью воздушного десанта, поддержанного бандами из Ирана, по району Небит-Дага с целью вывода из строя этой железной дороги хотя бы на трое-четверо суток. Для десанта предполагалось использовать подразделения Туркестанского легиона численностью до 3000 человек. После разрушения путей одна часть легионеров должна была уйти в Иран, а другая – перейти к басмаческим действиям[576].

Успехи вермахта на фронтах Второй мировой войны и возросшая активность германской агентуры в Иране вызвали серьезную обеспокоенность союзников и прежде всего англичан. Правда, развитие событий на советско-германском фронте заботило их лишь в том смысле, смогут ли немцы прорваться через Кавказ на Ближний и Средний Восток. В Лондоне ожидали прорыва вермахта в Северный Иран к 15 октября 1942 г. Специальный комитет по контролю за топливными ресурсами пришел к печальному выводу, что потеря Абадана вызвала бы резкое сокращение возможностей Англии продолжать войну[577]. Еще в феврале 1942 г. газета «Таймс» писала: «Никто не сомневается в том, что немцы собирают свои силы и силы своих сателлитов для наступления на Кавказ, которое начнется как только погода станет благоприятной для ведения боевых действий. Тот факт, что в случае успеха немцы двинутся через Персию и Ирак в район Персидского залива, рассматривается практически осуществимым. Если этот дерзкий план осуществится, немцы займут угрожающие позиции в отношении Индии совместно с японцами[578].

Нацистские инстанции, планировавшие новый порядок для стран Ближнего и Среднего Востока, уделяли первостепенное внимание ключевым областям экономики Ирана. 5 февраля 1942 г. Фриц Гробба, уполномоченный при специальном штабе генерала Г. Фельми в записке на имя Риббентропа предлагал следующее: «Необходимо подготовить захват нефтяных источников и оборудования в различных районах Аравии и Ирана. Группа специалистов во главе с геологом доктором К. Шмидтом уже подобрана мною по договоренности с “Континенталь оль” и обеспечена необходимым оборудованием, в частности буровым[579].

К весне 1942 г. в Берлине были подготовлены группы экспертов по банковско-кредитному и таможенно-тарифному делу. Этим «особоуполномоченным» рейхсбанка предстояло быть готовыми для переброски на Средний Восток, где они должны были ввести новое денежное обращение, основанное на германской марке и золотом германском кредите, установить тарифы, наиболее благоприятные для немецких торговцев, и в дальнейшем определять направление и характер экономического развития Ирана[580].

В связи с успешным продвижением вермахта на советско-германском фронте усилилась профашистская деятельность в самом Иране. Ее активизации способствовало то обстоятельство, что через своих людей в Тегеране Ф. Майеру удалось установить связь с абверовцем Б. Шульце-Хольтусом[581]. После августовских событий это был первый контакт в Иране представителей двух фашистских служб – абвера и СД. Конкуренция, иногда переходившая в неприязнь, между этими организациями получила свое продолжение в Иране, причем в период, когда о ней, казалось, бы не могло быть и речи. Об их отношениях красноречиво говорит характеристика, данная Ф. Майером своему подельнику после первой их встречи, состоявшейся 30 апреля 1942 г[582]: «Да, эти люди! Их достоинство не больше достоинства школьного учителя, переводчика или труса, но они думают, что могут, будучи умными и имея связи, получить ту награду, которую заслуживают другие. Со мной это не выйдет, господин Саба (Саба – псевдоним Б. Шульце-Хольтуса. – А. О.). Без меня Вы не можете прожить и дня, не можете получить никаких известий, установить быстро связь. Все курьеры, которых послал Саба, взяты из связей 216-го[583]. Я представил его в распоряжение Саба, когда он был в Тебризе[584]. Через некоторое время Ф. Майер вновь упомянул на страницах своего дневника имя Б. Шульце-Хольтуса и опять в уничижительном свете: «Этот человек все делает в противовес мне, зная, что не имеет никаких абсолютно связей, всегда с туманными надеждами на специальную миссию. Любой, кто посмотрит как мы боремся, спешим и сталкиваемся с неприятностями, поймет, что такое намерение посидеть в теплом гнездышке специальной миссии должно было разозлить меня… Утром я дам хорошую отповедь его учительским мозгам[585].

Архивные документы не только дают четкое представление о профессиональных качествах Ф. Майера как разведчика и раскрывают его как личность, но и характеризуют специфику взаимоотношений между немцами, орудовавшими в Иране. Ф. Майер надеялся в случае победы Германии единолично взять себе лавры организатора мощного антиправительственного и антисоюзнического движения. Считая себя ведущим в связке СД – абвер, он в ультимативной форме предложил «коллеге» следующую схему взаимоотношений: 1) все немцы, проживающие в Иране, находятся под его контролем, и только он может контролировать связи с иранцами, даже если они появятся со стороны Саба; 2) Саба должен консультироваться с ним по всем военным вопросам до тех пор, пока из Берлина не придет определенное решение; 3) у абвера и СД будут общие курьеры; 4) он обязуется сообщать Сабе все военные новости, но сообщения в Анкару будет отправлять сам; 5) Сабе отводится одна из руководящих ролей в «Меллиюне Иран[586].

Конечно, подобная постановка вопроса ущемляла интересы Б. Шульце-Хольтуса. Но до некоторой поры он был вынужден мириться с таким положением дел, так как зависел от Ф. Майера материально. Ведь тот помог ему с жильем, периодически снабжал деньгами[587]. Известный немецкий историк-публицист Ю. Мадер писал о том, что в апреле 1942 г. Б. Шульце-Хольтус направил абверовца Ф. Кюммеля под видом геолога разведать местоположение британских огневых позиций в районе перевала Пай-Так на караванном пути из Ирака в Иран. В личную заслугу Б. Шульце-Хольтусу Ю. Мадер также ставил вербовку трех офицеров иранского Генерального штаба[588]. Однако документы из АСВРР не подтверждают подобной активности Б. Шульце-Хольтуса. В тот период подобные действия он не мог предпринять самостоятельно, без согласования с Ф. Майером.

Первый серьезный успех пришел к Б. Шульце-Хольтусу в июне 1942 г., когда он стал военным советником Насыр-хана – вождя большого кашкайского племени, самого богатого и авторитетного хана на юге Ирана. Только после этого Ф. Майер пошел на уступки – на одной из встреч была достигнута договоренность о разделе сфер влияния в Иране: север страны Ф. Майер взял на себя, а юг, за исключением районов нефтедобычи и мест проживания бахтиарских племен, отводил Б. Шульце-Хольтусу.

Покровитель Б. Шульце-Хольтуса Насыр-хан был человеком отчаянным, амбициозным, прекрасно знавшим тонкости восточной политики. Только его личная армия насчитывала 20 000 хорошо подготовленных всадников[589].Кроме того, 224 туннеля и свыше 4000 мостов на Трансиранской железной дороге были расположены главным образом в районах, населенных племенами, подвластными Насыр-хану и враждебно настроенными к центральному правительству[590].

К этому стоит добавить, что установление контактов с племенами было одним из приоритетов германской разведки: в абвере рассчитывали использовать в своих интересах разного рода шейхов и вождей, активно манипулируя их сепаратистскими настроениями.

Таким образом, мотивы гитлеровцев были предельно ясны. Но что толкнуло Насыр-хана к сотрудничеству с германской разведкой? Прежде всего, отметим его ненависть к англичанам. Насыр-хан ненавидел их за то, что они при помощи Реза-шаха арестовали и посадили в тюрьму его отца – Исмаил-хана Кашкаи, где тот был убит. Реза-шах к тому же отобрал у кашкайцев лучшие земли, сделав эти племена ярыми врагами династии Пехлеви.

Кроме кровной мести, у Насыр-хана был еще один немаловажный мотив, превращавший его в потенциального союзника Третьего рейха: ведя борьбу с Реза-шахом, он вынашивал амбициозные планы стать правителем Ирана и дать начало новой кашкайской династии.

Англичане, конечно, пытались «умиротворить» Насыр-хана, надеялись заручиться его нейтралитетом. До некоторой поры все их попытки договориться с ним заканчивались провалом. В течение весны 1942 г. британский консул в Бушире трижды посещал Насырхана с предложениями принять сторону англичан и прекратить антисоюзнические действия. В июне 1942 г. англичане предложили Насыр-хану взятку в 5 млн туманов, от которой тот решительно отказался[591].

Совсем другим было отношение Насыр-хана к Советскому Союзу, о котором он отзывался даже с некоторым уважением, признавая силу и мощь Красной Армии. Ю. Л. Кузнец абсолютно справедливо подчеркнул подобные настроения Насыр-хана, когда отметил, что «однажды распорядившись не нападать на автоколонны и поезда с грузами для СССР, он остался верен этому решению в течение всей войны, а по английским коммуникациям кашкайцы наносили весьма ощутимые удары[592]. Находившийся при нем Б. Шульце-Хольтус был вынужден мириться с таким положением дел. К тому же коэффициент полезных действий Насыр-хана, направленных против Англии был довольно высок, что вполне компенсировало его пассивность в отношении СССР.

Все эти факты говорили о том, что для сотрудничества с немцами у Насыр-хана, действительно, были серьезные основания. Его не интересовала социальная сущность гитлеровского режима, да и с далеко идущими планами германского фашизма он не был знаком. Он руководствовался тем, что Германия, как он полагал, является единственной силой, способной противостоять Англии, а следовательно, быть его союзником. К тому же два младших брата Насырхана – Малек Мансур и Мохаммед Хуссейн – не только учились в Берлине, но и лично были знакомы с Геббельсом и Герингом. Именно с последним они вели переговоры о доставке на самолетах германских ВВС оружия восставшим кашкайцам.

Основным мотивом сотрудничества Насыр-хана с нацистами стала возможность получить из Берлина деньги и оружие для борьбы с англичанами и правящей династией. Он ежедневно расходовал на свое ополчение более 80 000 риалов. При этом цена одного ружья равнялась 5000 риалам, одного патрона – 30 риалов. Какое-то время помощь Насыр-хану оказывал генерал Захеди, под предлогом борьбы с бандитизмом снабжавший его оружием[593]. Однако этой помощи было явно недостаточно. Взяв же под покровительство Б. Шульце-Хольтуса, Насыр-хан быстро понял, что может получить через абверовского агента доступ к такому источнику средств, какого у него еще не было. Переписка Б. Шульце-Хольтуса с Ф. Майером дает представление о том, как он это делал. 4 июля 1942 г. в письме Ф. Майеру Б. Шульце-Хольтус настоятельно просил решить проблему нехватки оружия. Во втором пункте своего послания он писал: «Хозяин (Насыр-хан. – А. О.) едет сегодня на передовую позицию (лагерь) на юге от Шираза, на этой неделе передвигает свои племена ближе к Ширазу. Он категорически заявил, что не будет нападать на Шираз и Бушир до тех пор, пока не получит патронов. Патронов, имеющихся у него, хватит только на оборону своей территории, а не для нападения. Не хочет стать вторым Рашидом Али. Поэтому нажмите на Берлин, как только можете. Место первоклассное[594]. В девятом пункте этого же письма Б. Шульце-Хольтус, попутно оценив свой статус в ставке Насыр-хана, вновь вернулся к проблеме доставки ему оружия: «Мое положение здесь очень приятное. Я, однако, сознаю, что это зависит от доставки требуемого оружия и его прибытия. Если оно прибудет, я буду великим человеком здесь и смогу провести все. Если нет, меня будут ругать. Если бы только для поддержки дела пришел хоть один самолет[595].

В своих посланиях Ф. Майеру Б. Шульце-Хольтус неоднократно указывал на значение привлечения Насыр-хана на сторону Третьего рейха. В одном из своих донесений он писал: «он (Насыр-хан. – А. О.), несомненно, умен, храбр и человек слова. Я полагаю, что он будет иметь успех. Его победа, несомненно, будет в интересах Германии…он заклятый враг Англии и демократии…»[596].

Под руководством немецкого инженера Константина Якоба в зоне кашкайских племен на расстоянии всего десяти минут полета от нефтепромыслов АИНК было завершено строительство аэродрома, имевшего посадочную площадку 1500 на 1000 м, что позволяло принимать транспортные самолеты с оружием на борту. Оружие для повстанцев предполагалось доставлять и морским транспортом. Для этого Б. Шульце-Хольтус предлагал в районе между Буширом и Бендер-Аббасом построить базу для подводных лодок[597].

По инициативе того же Б. Шульце-Хольтуса воины Насыр-хана совершали дерзкие вылазки в расположение британских войск и захватывали в плен английских солдат. Иногда это делалось так, что англичане даже не догадывались, куда исчезают их люди. Более того, Б. Шульце-Хольтус предлагал создать специальный концентрационный лагерь, где рассчитывал разместить всех военнопленных[598].

Позиции Насыр-хана еще более усилились, когда к восставшим кашкайцам примкнули другие племена, в том числе часть бахтиар во главе с Абдул Касем-ханом. Вернувшись из ссылок после падения режима Реза-шаха, ханы бахтиарских племен стали требовать возврата ранее конфискованных земель, компенсации за разграбленное имущество, удаления союзных войск из Ирана, ликвидации английской нефтяной концессии и передачи Ирану предприятий АИНК, а также своего восстановления на административных должностях в зоне племен. Бахтиарские ханы особенно настаивали на возврате им отобранных нефтяных акций и тех племенных земель, которые правительство в 30-х гг. за бесценок продало АИНК. Отказом компании возвратить эти земли во многом объяснялось враждебное отношение большинства племен к англичанам[599].

Постепенно к восстанию одно за другим присоединились все южные племена. Воинские части, возглавляемые профашистски настроенными офицерами, не вели активных действий против мятежников, а лишь локализовали районы восстания.

Однако не все племенные вожди были настроены прогермански. Крах потерпели планы нацистов привлечь на свою сторону иранских курдов. Дело в том, что активную работу среди курдских племен развернули советские военные власти. Причем делалось это несмотря на неоднократные протесты иранского правительства, воспринимавшего участие СССР в решении курдской проблемы как вмешательство во внутренние дела Ирана и нарушение договора о союзе трех держав. «Поздней осенью 1941 г. мы начали важную операцию в Иране по установлению контактов с курдскими племенами. Этому вопросу придавалось исключительно важное значение. Курдов стремились использовать против нас как диверсантов и англичане, и немцы. В связи с этим в аппарат службы в мое прямое подчинение был направлен призванный из запаса опытный разведчик Н. Белкин. В ноябре 1941 г. он был послан в Закавказье и Иран для тщательного изучения курдского вопроса и проведения мероприятий по этой линии», – вспоминал бывший заместитель начальника военной разведки НКВД П. Судоплатов[600].

Результаты работы советской разведки не замедлили сказаться. Если во второй половине 30-х гг. под мощным влиянием гитлеровской пропаганды некоторые курдские вожди еще питали некоторые иллюзии в отношении «освободительной» миссии Третьего рейха, то сразу же после вступления союзных войск в Иран подавляющее большинство курдов северо-западного Ирана, заняв четкие антифашистские позиции, выражали дружественное отношение к Советскому Союзу. Один из вождей племени шеккаков Сартиб-ага открыто заявлял, что опыт СССР должен служить примером в борьбе курдов за достижение независимости[601].

На состоявшемся 29 декабря 1941 г. в Мехабаде совещании вождей центральных и северных районов Иранского Курдистана вождь племени мангур предложил собравшимся создать «курдскую власть с помощью советских людей», а одной из программных установок партии курдских националистов «Жинна Курдистан» («Жизнь Курдистана») была провозглашена борьба с фашизмом на мировой арене[602]. Поэтому неудивительно, что в мае 1942 г. курды выдали англичанам Ф. Кюммеля после его очередного рейда в перевал Пай-Так, когда он с нанесенными на карту огневыми позициями британцев пытался перебраться в Анкару[603].

К лету 1942 г. активизировала свою деятельность «Голубая партия». В состав ее руководящего ядра к этому времени вошли: Данеш Новбахт (сын Новбахта, бывший армейский офицер), начальник Генерального штаба генерал Язданпанах, генералы Пурзанд, Размара, Арфа, Хедаят, полковник Дехими, депутаты меджлиса Афшар и Теграичи, журналист Астахр. В Керманшахе под руководством капитана Голь Махмеди в составе 1-й и 2-й иранских дивизий был создан филиал партии. Филиал был организован и в Резайе, где его возглавил начальник местного гарнизона полковник Махина[604].

Своими основными задачами в 1942 г. члены «Голубой партии» видели ведение антисоюзнической пропаганды, сбор сведений о Красной Армии и британских воинских частях, о перевозках военных грузов для СССР, создание нелегальных боевых групп, предназначенных для выступления против войск союзников, которое приурочивалось к моменту приближения вермахта к иранской границе. По заданию Х. Новбахта была установлена нелегальная радиостанция, заготовлены взрывчатые вещества и непортящиеся продукты, взяты на учет лица, связанные с советским и английским посольствами. Особое внимание обращалось на богатых армян и евреев, имущество которых после прихода к власти заговорщиков предполагалось конфисковать[605]. Разрабатывая дело Х. Новбахта, советская резидентура в 1942 г. сообщала в Москву: «“Голубая партия” ставит своей целью изгнание англо-советских войск из Ирана, организацию националистических сил Ирана на борьбу с англо-советской оккупацией, подготовку в Иране почвы для захвата власти, совместного с германской армией удара в тыл союзников, борьбу с правительством, бессильным противодействовать англо-советскому нажиму и вмешательству во внутренние дела Ирана[606].

К середине мая 1942 г. в «Голубой партии» насчитывалось не менее 1000 членов, распределенных на так называемые «пятерки», члены которых знали в лицо только своих ближайших соратников.

Высшим руководящим органом являлась Центральная секция (ЦС). С ней были связаны только старшие «пятерок». На каждого члена ЦС возлагалась обязанность курировать деятельность 50 «пятерок», т. е. 250 членов партии. Кроме ЦС, были еще секции военная, гражданская и по делам племен. Каждый член организации давал клятву верности и получал учетную карточку голубого цвета[607].

Успехи «Голубой партии» неоднозначно воспринимались Ф. Майером. С одной стороны, активная деятельность на политической арене Ирана столь мощной организации ослабляла позиции союзников в стране, с другой стороны, его пугали амбиции Х. Новбахта, который стал мнить себя самостоятельной фигурой, способной возглавить оппозиционно настроенные силы. Поэтому, чтобы поставить под свой контроль деятельность этой организации и лично ее руководителя, он неоднократно предлагал Х. Новбахту войти в состав «Меллиюне Иран» в качестве сопредседателя. В результате переговоров, которые в мае 1942 г. Ф. Майер вел с депутатом сначала через своего приближенного М. Вазири, а потом уже и лично, Х. Новбахт все же дал согласие на сотрудничество[608].

Сразу же отметим, что согласившись лично вступить в ряды «Меллиюне Иран», Х. Новбахт до конца противился включению в состав этой организации собственно «Голубой партии». Не желая быть марионеткой в руках германского резидента, он пытался занять независимую позицию. Зачастую Х. Новбахт просто саботировал объединительные стремления и действия Ф. Майера. Он задерживал переписку, которую Ф. Майер вел с Насыр-ханом, а иногда и вскрывал письма, чем вызывал приступы ярости у своего немецкого «друга». Зная о разногласиях между абвером и СД, он пытался убедить Б. Шульце-Хольтуса отказаться от сотрудничества с Ф. Майером. Более того, Х. Новбахт подговаривал товарищей по партии выдать Ф. Майера полиции и внушал Насыр-хану мысль, что пока Ф. Майер на свободе тот не сможет осуществить свою заветную мечту – стать шахом Ирана[609]. Тяготясь зависимостью от этого представителя Третьего рейха, Х. Новбахт поручил своему помощнику Джану собрать радиоприемник, чтобы можно было организовать собственную линию связи с Берлином.

Пытаясь поставить под контроль Х. Новбахта, Ф. Майер заботился о судьбе «Меллиюне Иран», которая и должна была стать основой создаваемого им антисоюзнического фронта. К этому времени окончательно оформилась структура организации. Во главе ее стоял так называемый руководящий (исполнительный) комитет, первое заседание которого состоялось 9 мая 1942 г.[610] В состав этого органа вошли генералы Сеид Нагибзаде, Хоссейн Нейванди, Сеид Аболь Касем Кашани и Ахмед Намдар, представлявший генерала Захеди. Последний решил не рисковать и формально не вошел в состав руководящего комитета, предпочтя действовать через своего человека. Кроме военачальников в состав комитета вошли депутаты меджлиса во главе с Х. Новбахтом, несколько крупных помещиков и ханов южных кочевых племен. Задачей комитета являлась организация восстания в Тегеране и на севере страны, приуроченного ко времени пересечения вермахтом Кавказа. В случае захвата Египта армией Э. Роммеля планировалось организовать выступление также и на юге Ирана[611].

Руководящему комитету напрямую подчинялся ряд других комитетов, у каждого из которых были свои определенные функции: политический комитет, комитет племен, комитет ислама, комитет пропаганды, тегеранский (гражданский) комитет, военный комитет, комитет по сбору информации о противнике. Чтобы осознать масштаб планируемых действий, покажем направления деятельности организации и ее подразделений более подробно.

Политический комитет:

Сбор сведений о внутренней и внешней политике страны, изучение деятельности различных партий и групп.

• Формирование правительства.

• Образование национальной ассамблеи из вождей племен, военачальников, политических лидеров, директоров фабрик и заводов.

• Установление секретных отношений с соседними странами.

Комитет племен:

• Подбор курьеров для установления связи между племенами и комитетом.

• Предотвращение возможных столкновений между армией и племенами.

• Заготовка и доставка оружия племенам.

• Тщательное изучение военных баз союзников, расположенных вблизи мест расселения племен и представление точных статистических данных об укрепленных пунктах, количестве вьючных животных и оружия.

• Сверка и подготовка карт.

Комитет ислама:

• Создание «регулярных» организаций во всех провинциях страны.

• Установление связей с центрами мусульманского духовенства соседних государств.

• Призыв духовенства страны к священной войне против большевиков и англичан.

Комитет пропаганды:

• Печать и распространение листовок, прокламаций нового иранского правительства, духовенства, военачальников, а также воззваний германского правительства к иранцам.

• Призыв к единению граждан «арийской» расы и провозглашение идеалов, выражавшихся в «абсолютной независимости Ирана и освобождении его от власти русских и англичан».

• Устная пропаганда на юге страны.

Тегеранский (гражданский) комитет:

• Формирование террористических и революционных групп для разрушения на юге тюрем и специальных учреждений (каждая группа состояла из пяти-восьми человек. Как правило, их лидерами являлись учащиеся военных училищ).

• Изготовление ручных гранат и другого оружия.

• Ведение пропаганды на базарах.

• Наблюдение за британским и советским посольствами и сбор информации об их посетителях.

• Выявление предателей и освобождение тех, кто арестован за «наше дело».

Военный комитет:

• Разработка «простого и ясного плана ко времени, достаточно назревшему для того, чтобы стать днем освобождения».

• Создание подчиненных комитетов в различных районах Ирана.

• Сбор информации о деятельности внешних и внутренних врагов в провинциях (предполагалось, что после определения их численности и количества имевшегося у союзников оружия в план будет внесена ясность относительно того, будут ли действия наступательными, оборонительными или партизанскими).

• Подбор людей с оружием из местных гарнизонов. Выяснение настроения офицеров.

• Организация полицейской службы в провинциях.

• Подбор людей, знающих «имена племен провинции и могущих сообщить, какие племена будут сотрудничать с нами, и какие будут встречать нас враждебно» (так в документе. – А. О.).

• Выяснение силы и расположения войск союзников и нахождение посадочных площадок.

• Выявление позиций в провинции, которые «полезны для неприятеля и которые должны быть разрушены или захвачены» (дорожные коммуникации, посадочные площадки, запасы продовольствия, склады горючего).

• Определение рамок взаимодействия полиции с военными властями и племенами в провинциях.

• Составление совместно с гражданским комитетом подробного плана Тегерана.

• Разработка предложений для действий в стране германских ВВС, подготовка грузовиков и автобусов для перевозки воинских частей[612].

Комитет по сбору информации о противнике:

• Подготовка и пересылка информации для германского верховного командования.

• Получение сведений от других комитетов[613]. Предполагалось, что раз в неделю начальники всех комитетов будут собираться и представлять руководящему комитету резюме своей деятельности, который был должен через Захеди и Ахмеда Намдара передавать информацию германскому резиденту. При отсутствии последних эта обязанность возлагалась на М. Вазири. Для экстренных случаев в распоряжении руководящего комитета всегда находился специальный посыльный.

Чтобы гарантировать успех планируемому выступлению, Ф. Майер пытался создать широкий антисоюзнический фронт, стараясь найти поддержку не только среди иранских оппозиционеров, но и среди правящих кругов. На страницах своего дневника он высказывал серьезные намерения по вопросу привлечения к сотрудничеству премьер-министра Ирана А. Сохейли: «… он (А. Сохейли. – А. Б.) был даже готов сделать нам предложение по поводу нового режима… его быстрый ум должны сделать из него подходящего министра для нашего государственного переворота. Что-то вроде маленького Талейрана», – писал Ф. Майер 8 марта 1942 г[614].

Однако превратить «Меллиюне Иран» в действительно мощную организацию с жесткой дисциплиной Ф. Майеру было непросто. Взаимная неприязнь, недоверие, подозрительность – такие отношения существовали между ее членами. С одной стороны, постоянные конфликты возникали между М. Вазири и Х. Нейванди, Захеди и Х. Новбахтом, между другими руководителями прогерманского подполья[615]. С другой стороны, оставшийся нерешенным вопрос о будущем правителе страны, претензии некоторых генералов на эту роль серьезно ослабляли потенциал оппозиционеров. Уместно будет вспомнить и то, что сам Ф. Майер при наведении порядка в рядах организации не видел иного пути, кроме как взять в свои руки все нити руководства, максимально ограничив личные контакты ее членов между собой. «То, что произошло в эти дни было до того полно интриг, лжи, низости, ревности, недоверия друг к другу и всех других плохих вещей, что их надо было бы описать подробно, если можно было бы спокойно писать о них при одном только воспоминании. В настоящее время положение еще не поправилось, и боюсь, что не сегодня-завтра разразится катастрофа – так ведут себя эти самодовольные секретари, а также мечтающие и занимающиеся интригами старые дураки», – подобным образом охарактеризовал атмосферу, царившую в «Меллиюне Иран» сам ее организатор[616].

Не испытывая полного доверия к соратникам, Ф. Майер на страницах своего дневника выразил отношение к некоторым из них. Х. Новбахта он назвал обманщиком и негодяем, Сеида Нагибзаде – глупцом, лжецом, хвастуном, реакционером худшего типа[617]. Справедливости ради следует отметить, что подозрения в отношении лояльности последнего имели основания. В начале июня 1942 г. Сеид Нагибзаде предпринял попытку выдать Ф. Майера полиции, и только случай помог организатору фашистского подполья остаться на свободе[618]. Другой генерал А. Намдар, пользовавшийся до определенного времени безграничным доверием Ф. Майера, обманул своего патрона, присвоив 2000 туман, полученных им на покупку печатного станка для изготовления антиправительственных прокламаций[619]. Пожалуй, полностью Ф. Майер был уверен только в Захеди.

И все же, несмотря на стоящие перед ним проблемы, Ф. Майер разработал четкий сценарий общих действий «пятой колонны» в Иране в случае выхода вермахта к границам Ирана. Благодаря сотрудничеству советской и британской разведок было установлено, что германские спецслужбы подготовили план широкомасштабного выступления всех оппозиционных правительству сил. 17 ноября 1942 г. в докладной записке заместитель наркома иностранных дел В. Деканозов сообщал Л. Берии сведения о готовящемся заговоре, полученные от английского посланника Р. Булларда. В этом документе, в частности, говорилось: «… иранские заговорщики были тесно связаны с немцами и ставили своей целью поднять восстание во всем Иране и, прежде всего, в северных районах. Начало восстания намечалось на 27 июля. Предполагалось, что к этому времени немцы займут Сталинград и выйдут на побережье Каспийского моря. Р. Буллард показал т. Смирнову фотокопии карт, изъятых у заговорщиков, с обозначением дислокации советских, английских и иранских вооруженных сил и их численности. По картам видно, что расположение и численность войск заговорщикам были хорошо известны[620]. Уже после войны Р. Буллард в своих воспоминаниях писал, что немецкие агенты также планировали организовать убийство шаха[621].

Заговорщики довольно высоко оценивали свои шансы на успех операции. По их мнению, советские гарнизоны на побережье Каспийского моря были незначительны. Поэтому ликвидация их не представила бы больших трудностей, за исключением пунктов Горгана и Бендер-Шаха, где более многочисленные гарнизоны могли быстро получить поддержку из Средней Азии. Организаторы восстания наметили посадочные площадки для воздушных десантов в Мазендеране и Гиляне, а также места для парашютных десантов. Особая роль при высадке германских воздушных десантов отводилась Мазендерану. Пунктами активных действий против советских гарнизонов должны были стать Демавенд, Фирузкух, Семнан, Амоль, Сари, Шахи и Чалус. Коммуникации предполагалось повредить, а важнейшие туннели и мосты взорвать. По каждому району было определено количество винтовок и патронов, необходимых для выступления против Красной Армии. Оружие планировалось раздать племенам по указанию местных руководителей.

Не менее тщательно заговорщики разработали план действий в английской зоне. Об этом говорит тот факт, что в провинции Фарс англичане случайно обнаружили секретный аэродром со всем оборудованием[622].

Видную роль в заговоре играли генерал Купал, бывший до февраля 1941 г. губернатором Западного Азербайджана. К планируемому выступлению были причастны генералы Пурзанд, Язданпанах, Захеди и лидер «Голубой партии» Х. Новбахт[623].

Однако в июле 1942 г. выступление всех оппозиционно настроенных сил в Иране не состоялось. По-видимому, Ф. Майер предпочел не рисковать и решил приурочить всеобщее восстание к моменту вступления на территорию Ирана германских войск, которое ожидалось к осени 1942 г. Надо признать, что этого дня давно ждали многие иранцы. По случаю занятия гитлеровцами городов Северного Кавказа профашистски настроенные элементы вывешивали национальные флаги и распространяли слухи о неизбежном вступлении немецких войск в Иран[624].

В течение двух последних летних месяцев 1942 г. Ф. Майер внес в разработанный им план существенные изменения, после чего тот приобрел характер тщательно разработанной операции, где каждая воинская часть знала, что ей делать в случае прихода в страну вермахта. Особое внимание обращалось на захват заводов и предприятий, почт и телеграфов, банков, полицейских управлений и других государственных учреждений, типографий, базаров, гаражей и бензоколонок, радиостанций, зернохранилищ и арсеналов. Во всех захваченных городах планировалось назначить комендантов, произвести аресты советских граждан, подданных Британской империи и так называемых изменников. В случае отступления и сдачи позиций предполагалось уничтожить коммуникации и вообще «все, представляющее пользу для врага».

Согласно разработанному плану, боевые действия заговорщики рассчитывали вести на территории всех десяти исторических провинций Ирана, а также в самом Тегеране.

Особая роль отводилась Восточному Азербайджану, так как он был первой провинцией, на чью территорию должна была вступить германская армия. Поэтому задача заговорщиков в этом районе заключалась в открытии пути наступавшим войскам. При подходе вермахта находившиеся там жандармерия и воинские части должны были «тревожить атаками» прибрежную зону, а затем оказать «немедленную помощь германским войскам, высаживающимся на побережье, и охранять места высадки[625][626].Важность Западного Азербайджана определялась тем, что именно по нему проходил путь доставки Советскому Союзу грузов по ленд-лизу. «Персидских войск имеется всего лишь один полк, поэтому особенно желательно тесное взаимодействие с афшарскими племенами. Хорошо запланированное сопротивление в целом не может быть организовано. Партизанские атаки будут направлены на расстройство линий снабжения, а также на уничтожение вражеских линий коммуникаций. Плановое сопротивление может, тем не менее иметь место на территории между ирако-турецкой границей и озером Урмия», – отмечалось в приказе для Западного Азербайджана[627].

Были разработаны специальные инструкции для командования этой провинции, в которых говорилось о необходимости обеспечить тесное сотрудничество между жандармерией и племенами, для чего предполагалось передать последним оружие. В этих же инструкциях с сожалением отмечалось: «Сам Тебриз едва ли может быть взят, потому что, во-первых, население не с нами и, во-вторых, русским войскам не противостоят персидские войска, помимо того, имеется недостаток в оружии. Во всяком случае рекомендуется, чтобы племена… могли оказать помощь германским войскам, когда последние достигнут возвышенности около Тебриза[628].

Заговорщики предполагали, что им придется столкнуться с серьезными проблемами в Хорасане. В плане боевых действий отмечалось, что «организовать сильное сопротивление в отдаленном Хорасане будет трудно[629]. Планируемые действия в отношении этой провинции зависели от того, какие меры приняло бы советское правительство для ее защиты и тех видов, какие имела здесь ОКВ. Поэтому в отношении Хорасана было выработано два сценария действий. В первом сценарии заговорщики исходили из того, что Москва вряд ли направит значительный воинский контингент в персидский Туркестан. Они рассчитывали на то, что в этом случае вермахт собственными силами захватит железную дорогу Красноводск– Ташкент, а железную дорогу, тянувшуюся вдоль советско-иранской границы, они перережут и будут контролировать совместно с немецкими войсками, и «таким образом, будет навсегда ликвидирована опасность, грозящая Ирану с севера»[630].

Заговорщики допускали возможность переброски частей Красной Армии из Сибири по железной дороге в Ташкент, а затем на старую туркестанскую границу. Для этого случая предлагался второй сценарий ведения боевых действий: иранские войска ограничатся защитой пути через Горган из Восточного Мазендерана и Тегерана. Если Мешхед не удалось бы взять сразу, то предполагалось отдать войскам, жандармерии и отрядам племен приказ занять оборонительные позиции. На юге Хорасана важными пунктами обороны должны были стать Тюрбете-Хейдори и Фериман. На севере предполагалось оставить лишь незначительные силы. Лучшие же силы планировалось расположить западнее Мешхеда, в районе Нишапура. Второй точкой сопротивления должны были стать две горных цепи на север и на юг от дороги Кучан – Буджнурд[631]. Эта дорога проходила через глубокие ущелья в горах, что создавало прекрасные возможности для контроля над нею со стороны горных проходов.

В отношении Восточного Мазендерана в плане боевых действий отмечалось, что «для Тегерана эта территория представляет жизненный интерес и должна работать в теснейшем сотрудничестве с Тегераном», в связи с чем предполагалось провести здесь три операции: в районе Амоль-Шахи, в районе Шахруда и вокруг Горгана[632].

Планировалось, что дорогу Тегеран – Амоль будут удерживать тегеранские войска совместно с войсками, составленными из племен и горцев Демавенда. Им ставилась задача перерезать в двух местах железнодорожную линию, идущую к Фирузкуху и Семнану. Северный хребет Эльбурских гор, обращенный к Каспийскому морю, и горганский сектор также входили в сферу действий командующего Восточным Мазендераном. При этом отмечалось, что сам Горган будет невозможно взять по причине его легкой проходимости с севера советскими войсками. Тоже самое говорилось в отношении Бендер-Шаха[633].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.