15. Иван Тимофеев

15. Иван Тимофеев

Рубеж XVI—XVII вв., получивший название Смутного времени, был тяжелым и тревожным временем для России. Нужды социальной и политической действительности выдвинули ряд серьезных политических проблем, требующих неотложного разрешения. Особенностью политической мысли этой эпохи является ее рубежное состояние. С одной стороны, она аккумулировала все достояние и политическую квалификацию Средних веков, а с другой — уже прогнозировала наступление новой эпохи и иных политических порядков.

Значительные по своему содержанию и политической окраске события вызвали большое публицистическое оживление, выразившееся в появлении многочисленных сказаний, хронографий и повестей, которые отразили подъем национального самосознания и патриотических чувств, возникших в связи с опасностью лишения страны независимости.

Наиболее яркое и полное выражение политические идеи конца XVI — первой четверти XVII в. получили во «Временнике» Ивана Тимофеева (Семенова, ок. 1555—1631), охарактеризованном В. О. Ключевским как политический трактат, обнаруживающий в своем содержании исторические идеи и политические принципы целой эпохи. Действительно, Тимофеев высказался практически по всем острым политическим проблемам современности, сформулировав оригинальные суждения по наиболее значимым политическим сюжетам, сопровождая их к тому же анализом исторической ситуации, при помощи которого он старался раскрыть политическое содержание современных ему событий.

Тимофеев, по-видимому, происходил из мелкопоместной дворянской или даже чиновной среды и всю свою жизнь был связан с государственной службой. Его карьера началась предположительно в середине XVI в., а в 1598 г. он был уже настолько значительным лицом, что его подпись значилась под Избирательной грамотой Бориса Годунова. До 1607 г. он находился в Москве, а затем был отправлен правительством царя

Василия Шуйского в Новгород, где прослужил безвыездно десять лет. В оккупированном шведами Новгороде Тимофеев и написал свое единственное произведение — «Временник», цель которого заключалась в извлечении политических уроков из трагических событий Смутного времени. В центре внимания Тимофеева — группа политических проблем, связанных с выяснением происхождения власти, ее сущности и в особенности форм ее организации и способов реализации. С разрешением этих тем связано у него и моделирование нравственно-политического облика царствующей персоны. Логическим завершением всех его рассуждений является теория, определяющая правовое положение властвующих и подвластных, и связанные с ней вопросы о социальных и политических правах подвластных, и в частности их праве на ту или иную форму сопротивления «злонамеренной власти».

Наиболее законным вариантом происхождения власти Тимофееву традиционно представляется наследственное восприемство престола. Однако замещение престола не в наследственном порядке стало реальным фактом. В такой ситуации законным происхождением высшей верховной власти Тимофеев считает волеизъявление всего народа, выраженное в форме общего, «из всех городов собранного народного совета», представляющего «соизволение людей всей земли», которое единственно правомочно поставить «царя всей великой России». Все остальные лица, приобретающие трон, минуя указанный порядок, должны считаться «захватчиками», а не царями.

Это теоретическое положение позволяет мыслителю в дальнейшем произвести классификацию властителей на законных и незаконных. К законным он относит прежде всего наследственных царей, а также царей, избранных установленным порядком; к незаконным — «захватчиков» и «самовенечников», которые сами «наскочили на трон». При этом он везде подчеркивает, что «захватчики» нарушили не только человеческую, но и Божественную волю, поэтому насильственный захват царского венца никогда не остается безнаказанным. Так, первого «захватчика» — Бориса Годунова Лжедмитрий «яко козел ногами збод и с престола долу сверг», затем был убит и поруган сам Лжедмитрий, а когда внезапно «и по своему собственному побуждению и без согласия всей земли... поставил себя царем» Василий Шуйский, он уже одним этим действием предрек себе трагический конец, но при этом еще и сильно смутил людей, поскольку самовластие царей рождает, в свою очередь, и самовластие подданных, ввергнувших страну в жесточайшую смуту, едва не принесшую ей гибель.

По мнению Тимофеева, именно вследствие нарушения правил замещения престола страной незаконно и злокозненно правили лица, совершенно не подходящие для царского венца и державного скипетра.

Следует при этом отметить, что Тимофеев высоко оценивал государственный ум Бориса, отмечая, что «он был силен в управлении царством», хотя «от рождения и до смерти не проходил буквенного учения», тем не менее «в земных делах был полон справедливости и благоразумия». Сравнивая его с другими царями, бывшими на Руси, Тимофеев приходит к выводу, что «их разум лишь тень по сравнению с его (Бориса. — Н. 3.) разумом». Автор «Временника» утверждает, что в его словах «не слава властолюбцу», а только справедливая оценка способностей Бориса. Главный упрек Тимофеева заключался в обвинении Бориса в самовольном, как он считал, и дерзком захвате высочайшей власти. Он называет Годунова «рабоцарем», полагая, что при родословии последнего «глупо и недостойно» даже мечтать «подняться на такую высоту». Именно в этом смысле он характеризует Бориса Годунова как властолюбца и «наскакателя на царский трон». Шуйского Тимофеев также рассматривает как «самовенечника», поставленного на царство «не по общему от всех городов Руси собранному народному совету, но по своей воле». «Случайно и спешно» он был «поставлен царем великой Руси». «Самовенечник» Василий Шуйский управлял страной «по-мучительски, а не по-царски» и был так непопулярен у народа из-за своих личных качеств («был в плену у скотских страстей»), что вся Россия «волновалась ненавистью к нему», и в результате этого венценосца постигло «бесчестное низвержение».

Лжедмитрия Тимофеев не воспринимает как самостоятельного претендента на русский престол, а только как выразителя Божественной воли, наказывающей страну, допустившую к власти Годунова. Для свержения этого «мнимого и временного царствия» и был провиденциально послан Лжедмитрий — «не столько на нас, сколько для того, чтобы поразить страхом властолюбца». «Гришкино» (Лжедмитрия I) венчание на царство Тимофеев рассматривает как незаконное, совершенное при отсутствии благодати, усматривая в действиях самозванца лишь продолжение цепи событий, направленных на незаконный захват трона.

Выборное учреждение верховной власти, по мнению Тимофеева, не просто единоразовое действие, а определенная система организационных мероприятий, предусматривающая порядок образования и реализации высших властных полномочий в стране.

Наилучшей формой правления Тимофеев считает сословно-представительную монархию. В этом отношении он продолжает политическую линию, намеченную Максимом Греком, Ф. Карповым, Зиновием Отенским, И. С. Пересветовым и А. М. Курбским, но у него она получила более обстоятельную аргументацию. Тимофеев много и упорно думает о форме организации общественного мнения и его роли в ограничении произвола властителя. Употребляемые им термины «народ», «всенародное множество», «народное голосование», «Вселюдский собор» свидетельствуют о желании мыслителя утвердить право широкого сословного представительства. В такой организации власти Тимофеев усматривает не только определенную степень ограничения произвола верховного властителя, но и форму выражения общественного мнения, сплачивающего народ и дающего ему силу противостоять беззаконию и несправедливости. Отсутствие представительных форм правления мыслитель воспринимает как свидетельство политической отсталости страны. «Всенародное» участие в политической жизни государства обеспечивает согласие народа и способно действенно предотвращать внутренние и внешние невзгоды. Так, он полагает, что страна избежала бы иноземных вторжений поляков и шведов в том случае, если бы действовал «Вселюдский собор», который мог бы своевременно внести изменения в политику государства.

Наличие такого собрания не исключает необходимости и в более узком правительственном учреждении, состоящем из людей, имеющих специальную квалификацию в делах управления страной и выполняющих роль непосредственных помощников царя. Тимофеев выступил с развернутой аргументацией в пользу профессиональной государственной деятельности. Он осуждал царя Бориса за возвышение людей, не имеющих навыка к ведению государственных дел, становившихся в силу отсутствия у них знаний и практического опыта плохой и подкупной администрацией.

Тимофеев подробно осветил тему «плохих советников» и «злого совета».

В своих теоретических схемах он четко различает такие понятия, как самодержавие и самовластие. Самодержавие (единодержавие) связывается им скорее с формой государственного устройства, а самовластие трактуется как произвольный незаконный способ реализации высших властных полномочий и оценивается как тяжкий грех властителя, законопреступный по своей природе. Причем Тимофеев осуждал как самовластие царей законных, так и «наскочивших на трон».

Особое внимание Тимофеев уделяет разоблачению тиранического правления Ивана IV, которое, по его мнению, и положило начало развитию порочного и пагубного для страны самовластия.

В опричных мероприятиях он, современник событий, видел «замысел презельной ярости против рабов своих», в результате реализации которого вся страна «зашаталась», а царь так «возненавидел все города земли своей», что «в гневе своем разделил единый народ на две половины, сделав как бы двоеверным... а всякое царство, разделившееся в себе самом, не может устоять».

В этих событиях Тимофеев усматривал первоначальные причины развернувшейся в конечном итоге Смуты, поскольку он полагал, что в исступлении ума Иван натравливал одну половину населения на другую, при этом «многих вельмож своего царства, расположенных к нему, перебил, а других прогнал от себя в страны иной веры...». Перестал без всяких к тому оснований доверять своему народу и, напротив, начал проявлять большую склонность к иноземцам, «отдавая себя в их руки», в результате чего «все тайны его были в руках варваров и что они хотели, то с ним и творили... он сам себе был изменником». Сеял повсюду необоснованный страх и трепет своими опричниками, ненавидимыми народом. Опричники, уподобленные «бесовским слугам», несли смерть повсюду, наводя ужас только одним своим видом. Особенно пострадал от опричнины Новгород, который никогда от иноземных врагов не видел такого разорения и поругания, сколько зла и страданий причинил ему поход Ивана IV. В результате город был разорен, а люди перебиты.

Насилие сковало народ, а страх был так велик, что никто не смел выступить в защиту истины. Люди стали рабски послушными, «малодушными, на каждый час изменчивыми»; произошел полный переворот всех нравственных понятий под воздействием страха и насилий: «все честное всячески переменялось на бесчестное, а бесчестное, наоборот, — как раз в несвойственную и противоположную ему ризу оделось». Ужас в равной мере овладел всеми сословиями страны. Тимофеев критикует бояр и высшее духовенство, дворян («лжевоинов») и своекорыстных купцов за их пренебрежение к общегосударственному интересу, за их общественно-политическую пассивность, выразившуюся в овладевшем ими «страшивстве» и «бессловесном молчании» в ответ на все злодеяния, обрушившиеся на страну. «Бессловесное молчание» всего народа от мала до велика позволяло совершаться злодеяниям и в дальнейшем.

Употребляя излюбленную в русской публицистике формулу о наказании народа и страны за их же грехи, Тимофеев главными из них считал именно «бессловесное молчание». «За какие грехи, — спрашивает он, — не бессловесного ли ради молчания наказана земля наша, славе которой многие славные завидовали?.. Бог карает людей, когда народ не находит мужества прекратить злодейства».

Тимофеев осуждает соотечественников, которые переносили злодейства и беззакония «как бы ничего не зная, покрывшись бессловесным молчанием и как немые смотрели на все случившееся». Он в какой-то мере понял, что этот результат связан с чрезмерной сакрализацией царской власти, хотя как средневековый человек не мог полностью освободиться от влияния этих глубоко вошедших в официальную политическую идеологию положений, определяющих царя как наместника Бога на земле. Тем не менее, придя к выводу о необходимости хотя бы «вмале» и с осторожностью («в прикровении словес») разоблачать тираническое правление и самого тирана, его осуществляющего, Тимофеев если и не снял, то значительно приоткрыл этот покров сакральности. Так, против всех утвердившихся в политической доктрине принципов, он приходит к мысли о необходимости раскрыть весь «стыд венца» Ивана IV, полагая, что это пойдет на пользу отечеству и в назидание потомкам.

Произвол властей должен вызывать протест со стороны подданных, которые через него реализуют свой гражданский долг. Так, подданные обязаны протестовать против правления царя, охваченного «презельной яростью» и пламенем гнева, способного убивать неповинных и разрушать целые города. Недопустимо, чтобы царский престол занимал (даже по праву наследования) царь, в сердце которого вечно горела бы нетушимая «язва мести», толкавшая его выступать в отношении своих подданных в качестве «миро и рабоубителя».

Злонамеренность власти он усматривает прежде всего в покушении на физическую, правовую и имущественную безопасность личности, а также в формах внесудебной расправы с подданными — в нарушении всего порядка государственной и общественной жизни. Гражданский долг подданных выражается в праве народа на оказание сопротивления подобной власти.

Дьяк обсуждает не только вопрос о необходимости оказания сопротивления злонамеренной власти, но и формах его организации. По-видимому, он не отрицает и тайных мероприятий. Так, умысел на действенное оказание сопротивления царю-злодею, нарушающему законы, он называет «тайномыслием», а его реализацию предполагает осуществлять через посредство создания тайных собраний («таемых вещей совета»). «Тайный совет» следит за соблюдением «уставов» (законов), не допуская их нарушений ни словом, ни делом. Теоретическим оправданием подобных действий служит иосифлянский тезис о необходимости установления различий между понятием царского сана и персоной, его носящей. Почти дословно следуя за формулировкой Иосифа Волоцкого, Тимофеев повторяет, что царь только «по достоинству власти приближается к Богу», оставаясь по своей природе человеком, и царский сан не пострадает от того, что обуреваемый жесточайшими пороками властитель будет ограничен в своих действиях подданными, а в чрезвычайных случаях — даже убит. Так, дьяк предполагает, что «жестокий» и «презельный» тиран Иван IV был убит: «некоторые говорят, что приближенные раньше времени погасили жизнь грозного царя, чтобы сократить его ярость». Притом тираноубийство не было противно Богу, который допустил его, и смерти этого властителя радовались не только свои подданные, но и другие страны, которые также страдали от его злобы.

Такая схема рассуждений дает все основания для вывода о том, что мысль о праве на оказание сопротивления злонамеренному властителю, законопреступному в своей практике реализации власти, была Тимофеевым не только воспринята, но и развита. Намеки Иосифа, продолженные Курбским, были разработаны Тимофеевым, который воспринял идею, расширил ее социальную и политическую базу, ввел новую терминологию для выражения своих взглядов.

Дьяк воспринял классификационные принципы законодательства, разработанные в трудах Максима Грека, Зиновия Отенского, А. Курбского. В его терминологии часто встречаются такие слова, как «естественный закон» и «уставной закон» (под последним он понимает нормы положительного права). Тимофеев подчеркивает, что естественные законы (иногда он называет их «разумными», понимая их как требования здравого разума) «некасаемы» людьми, поскольку эта категория вечная и неизменная. Видимо, он, как и Курбский, исходит из представления о незыблемости естественно-правовых положений, отражающих вечно справедливое и разумное начало. «Уставные законы», на основании которых организована общественная жизнь, должны соответствовать естественным. К «уставному законодательству» Тимофеев относит все действующее законодательство (начиная с «первых самодержавных царей уставов»).

Тимофеев обращает внимание и на технику обеспечения исполнения «уставных законов», т. е. положительного законодательства. В его правопонимании понятие преступления традиционно осмысливается как нарушение правды-закона и часто .обозначается термином «неправда». Так, предполагаемое убийство царевича Дмитрия он везде характеризует как совершение «неправды». Понимание термина «правда» у него имеет явную тенденцию к расширению юридических границ за счет включения в его содержание нравственных категорий. Проявлениями «неправды» являются все виды нарушения закона, а также безнравственные поступки (с точки зрения религии). В числе похвальных действий Бориса Годунова он называет «бескорыстную любовь к правосудию», пресечение «насилований» и «нелицеприятное искоренение всяческой неправды».

Тимофеев обстоятельно и последовательно проводит мысль о том, что в основу всей государственной практики должен быть положен «законный и нормальный порядок», и прежде всего царский престол должен замещаться «законно» и «святолепно». Нарушение закона в этом главном основании государственной жизни ведет к повсеместному падению уважения ко всем уставам верховной власти. Тимофеев приходит к мысли о небезопасности для государства нарушения законов, предвидя за этим тяжкие последствия для страны и ее народа. Сам верховный глава государства — царь, несомненно, ограничен не только Божественными и естественными законами, но и «уставным законодательством».

Особенностью его политических взглядов является не только всесторонняя критика тиранического правления и тех обстоятельств, благодаря которым оно стало возможным, но и определение сущности такого правления как беззаконного. Мучительская власть (тираническая), по определению Тимофеева, — это власть, прежде всего, законопреступная. Юридический характер такого анализа очевиден.

Подобные взгляды получили распространение приблизительно в этот же период на Западе в так называемых тираноборческих трактатах. Неизвестно, был ли знаком с ними Тимофеев, но знаменательно, что идентичные историко-политические условия вызвали появление однотипных по содержанию идей.

В лучших прогрессивных традициях политической мысли разрешает Тимофеев и проблемы войны и мира. Отмечая похвалой царствование Федора Иоанновича, Тимофеев особо выделяет мирный курс политики этого царя, когда русская земля «не подвергалась нашествию врагов и пребывала в изобилии и мире со всеми окружающими... при полном мира жительстве воины свои шлемы расковали на орала и мечи на серпы».

С патриотическим чувством приветствует он избрание Михаила Федоровича как исконно русского человека, похвально отмечая также принятый им курс мирной политики.

В ряду произведений, отразивших Смуту, «Временник» Тимофеева занимает ведущее место. Он интересен позицией автора, являвшегося крупным чиновником государства, и теми политическими идеями, которые в нем широко представлены и разработаны на уровне довольно высокой политико-юридической культуры и квалификации. Ему удалось не только сформулировать «политические принципы» (В. О. Ключевский), но и предложить способы их наиболее вероятной реализации. Большая заслуга дьяка в истории политических учений заключается в постановке вопроса о гражданской ответственности всего народа и его отдельных представителей за судьбы страны и суверенной государственности.

Отдельные намеки, предположения, прогнозы в предшествующей политической теории вылились у Тимофеева в продуманную систему, предусматривающую разнообразные возможности формирования сословно-представительной монархии. Он не только утверждал необходимость ее установления, но и рассматривал такую форму как единственно правомерную, доказывая, что ее отсутствие грозит стране гибелью.

В политической теории Тимофеева учение о сословно-представительной монархии как форме правления русского государства достигло пика своего развития. Политико-социальная действительность этому активно способствовала, ибо на рубеже веков система сословно-представительных учреждений, возглавляемая Земским собором, явно шла на подъем. Затем постепенно начинают складываться другие экономические и политические условия в стране, подготавливая почву для представлений о «полном самовладстве», т. е. абсолютной монархии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.