7. Анархизм

7. Анархизм

Термин «анархия» (от греческого — безвластие, безначалие) ведет свое происхождение от древних эллинов, которые применяли его для характеристики такого состояния дел в городе-государстве, при котором верховная власть либо временно отсутствует, либо потеряла свою силу и авторитет. В Афинах так именовался год без архонта в правление «тридцати». Впоследствии сторонники аристократического и монархического правления стали сближать анархию с демократией, изображая последнюю олицетворением хаоса, распущенности и безначалия. Представители антиаристократического течения в античной и средневековой политической мысли (киники, некоторые средневековые ереси), напротив, видели в безвластии желательный и своего рода «естественный» порядок, лишенный развращающего или угнетающего воздействия носителей светской и церковно-бюрократической власти.

В Новое время анархия предстает политическим течением, отрицающим необходимость государства и государственных законов. Приверженцам анархического устройства оно предстает новым и абсолютно справедливым общественным порядком, который основан на гармоничном сочетании интересов всех людей и который будто бы уже присутствует в самой природе мирного человеческого общежития и природе человека. Подобное представление о природе человека и человеческого общежития зародилось в социально-утопической мысли древности и дальнейшее развитие получило у некоторых представителей эпохи Просвещения (Руссо и др.). Важной вехой в развитии анархистских воззрений стала Великая французская революция с ее лозунгами свободы, равенства и братства.

В обсуждении новых исторических реалий и перспектив социального и политического строя среди идеологов анархии произошло размежевание на анархистов-коллективистов (Годвин, Прудон, Бакунин) и анархистов-индивидуалистов (Штирнер идр.).

Уильям Годвин (1756—1836), английский писатель и философ, стал автором первого современного и систематического изложения анархистской доктрины. В 1793 г. в трактате «Исследование о справедливости в области политики и ее влиянии на всеобщую добродетель и счастье» он высказал ряд идей о путях обретения людьми своего счастья и свободы. Политическая справедливость зависит, по его мнению, от способности людей беспристрастно взглянуть на свои собственные потребности, а также на потребности других и действовать такими путями и средствами, которые ведут к увеличению человеческого счастья. Политическая справедливость, таким образом, есть результат «рационального благоволения», рационально осознанного намерения принимать во внимание счастье других. Решающее значение в этом благоволении выполняет свобода, поскольку свобода исключает насилие, которое, согласно Годвину, подменяет разумное обсуждение и разумное обоснование подсчетами, основанными на страхе. В обзоре политической практики и институтов, которые явно враждебны осуществлению и развитию разумных человеческих способностей, он указывает прежде всего на монархические и аристократические институты европейских стран. Здесь же содержались критика государства как средоточия насилия и формулировка анархически понимаемой противоположности общества и государства.

Годвин полагал, что общество возникло из потребностей общежития, тогда как государство зародилось под влиянием страстей. Общество в этом смысле есть благо, а государство — в лучшем случае — только необходимое и временное зло. Бессмертен только деспотизм, поэтому в борьбе с ним необходимо «дать волю страстям своим». Государство образует противное общественному благу, поскольку оно зиждется на силе, «юридическое учреждение». Законы государства только закрепляют это деспотизм, причем стремление к регулированию при помощи законов не имеет ощутимых границ, и потому «мир будет скоро мал для всех будущих сводов». Принимаемые государством законы слепо предопределяют, как должны оцениваться действия людей и какая должна наступать ответственность за их несоблюдение. Поскольку финальной санкцией является насилие, а не разумность, то государство, заключал Годвин, может — сколь добрыми бы ни были его действительные намерения — не только не считаться с разумностью, но и вообще не заботиться об условиях, при которых разумность составляла бы основу человеческого поведения.

Собственность, по мнению Годвина, была создана «разумом законодателей и парламентов». В результате возникло самое непригодное и нелепое распределение собственности, поскольку оно находится в полном противоречии с человеческой природой и с началами справедливости. Благотворная перемена во имя справедливости будет произведена при помощи убеждения. Законы, государство, собственность исчезнут, и наступит новая эра. Вчерашнее государство с его однообразным законодательством преобразуется в федерацию маленьких общин, которые в чрезвычайных обстоятельствах могли бы действовать сообща путем созыва конгресса. Жители небольшой общины тогда поймут, что бесполезно иметь общие законы, а лучше судить о делах каждый раз сообразно особенностям данного случая, нежели по нормам, установленным заранее, раз и навсегда.

У Годвина, по-видимому, немало позаимствовал П. Прудон, который в свою очередь оказал столь непосредственное и сильное влияние на ход идейной эволюции М. П. Бакунина.

Социально-политическое и правовое учение Пьера Жозефа Прудона (1809—1865) составило веху в развитии современного анархизма и оказало заметное влияние на политический радикализм за пределами Франции и Европы. В работе «Что такое собственность? или Изыскания о принципе права и правительственной власти» (1840) Прудон провозгласил, что приобретаемая без труда собственность является источником путей и средств порабощения человека человеком. Таковы, например, извлекаемые благодаря праву собственности рента и прибыль. Для его охраны и существует государство с его законами, которые издаются в интересах сохранения такой собственности.

Государство есть союз буржуазии против рабочих, поэтому политические преобразования бессмысленны. Во имя справедливости, которая, согласно Прудону, является логическим и моральным выражением необходимого с идеальной точки зрения равновесия между «хорошим» и «дурным» в социальных отношениях, необходимо упразднить государство и законы — сменить эту «политическую конституцию» на «социальную конституцию». В основе социальной конституции как естественной формы жизни людей — свобода и равенство. Она устанавливается в результате социального переворота. Способ, с помощью которого это следует совершить, — просвещение. Таким образом, эта перемена будет мирной социальной революцией.

Это новое общественное состояние базируется на разделении труда, равенстве, взаимном обмене услугами и результатами труда, трудовой собственности и свободном объединении в союзы, которые ничего общего не будут иметь с государством, а станут свободными ассоциациями, связанными свободным договором. Обязанность исполнения такого договора и есть та единственная и основная правовая норма, которую признавал теоретик анархизма. Порядок договорный придет на смену порядку, установленному государством. Вместо политической формы организации общества установится экономическая ассоциация, а общество превратится в некую федерацию ассоциаций, созданных на началах взаимопомощи (мютюэлизма — ключевого для Прудона понятия). Новый общественный порядок создает истинное управление для человека, истинное народовластие, республику, истинный социализм. Социализм, опирающийся на научное социально-экономическое обоснование желательной формы жизни, имеет целью освободить человека от эксплуатации, нищеты, угнетения со стороны государства, буржуазии и церкви.

Макс Штирнер, подлинное имя которого Иоганн Каспар Шмидт (1806—1856), после учебы в нескольких университетах (в Берлине, Эрлангене и Кенигсберге) работал школьным учителем. Главное свое политическое произведение «Единственный и его собственное (достояние)» он опубликовал в 1844 г., где изложил свое отрицательное отношение не только к политической власти, но ко всем идеям и практически действовавшим социальным институтам, которые, по его мнению, требуют к себе уважения либо преданности. Любая мыслимая общность, идея «гуманности», а также любовь, собственность или церковь были объявлены враждебными навязчивыми видениями, от которых эгоцентричному индивиду надо освободиться во имя сохранения своей «чистоты» и большей сосредоточенности на своих собственных целях и задачах.

Примечателен не только антигосударственнический, но и антисоциалистический пафос всей книги. Уничтожение частной собственности, утверждал Штирнер, передача права собственности государству или обществу лишает индивида свойств личности и превращает человека в нищего. «Я, собственник всего, что мне нужно, и я могу завладеть всем. Социализм гласит: общество дает мне то, что мне нужно. Коммунисты держат себя, как босяки; эгоист — как собственник».

Право эгоиста возводится во вселенский закон. Оно покоится на силе, ничем не прикрытой, грубой, необузданной силе: «Все, на что Я в силах, принадлежит мне, моя собственность и Я возьму все, как мою собственность, все, на что у меня есть сила, на что Я даю себе право, то есть на что Я уполномочиваю себя». Государство (даже народное) и штирнеровский эгоист — непримиримые враги. Религия, совесть, мораль, право, семья, государство предстают в глазах такого эгоиста некими деспотами, налагающими свое иго во имя какой-то абстракции. Именно против таких деспотических абстракций штирнеровский эгоист — «как безграничный хозяин над своей осознанной индивидуальностью» — борется всеми имеющимися в его распоряжении средствами.

Штирнеровское неприятие некоторых социально-политических реалий как неких надуманных, обременительных или деспотических абстракций, включающих государство, законы, мораль, религию, оказало известное влияние на анархистские отрицания М. А. Бакунина, Л. Н. Толстого и других русских мыслителей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.