4

4

К северу от Палм Спрингс лежит горное плато, рассеченное гранитными хребтами; долины между ними заплетены кустарником юкки, густые заросли которого столь типичны для пустынной юго-западной части страны.

В этих сухих выжженных просторах могли обосноваться и существовать лишь крепкие, выносливые люди. Большей частью это сухие мужики с выдубленной на солнце кожей, под которой ходят мускулы, с вечно прищуренными от яркого света глазами, привыкшими вглядываться в пространства пустыни. Нередко им приходится смотреть на мир и сквозь прорезь пистолетного прицела.

Эти люди привыкли полагаться только на самих себя. Иначе они бы тут не выжили. Здесь нет дорог, которые заслуживали бы это название. В отдаленные уголки этого края припасы можно доставлять только на спинах мулов или лошадей. Вечно не хватает воды и трудностей в избытке. Мрачные пространства пустыни наполнены постоянным молчанием, в котором каждый неосторожный шаг угрожает смертью.

Но в этих местах было золото. Здесь до сих пор работает несколько весьма богатых шахт и ведутся перспективные разработки.

Тут и там разбросаны городки-призраки, молчаливые свидетели тех времен, когда дама Фортуна одаряла своей благосклонностью эти места. И если сегодня она улыбается, завтра может нахмуриться.

Тут встречаются почти отвесные гранитные скалы, вздымающиеся над землей на двести, триста футов; крутые провалы рассекают тело пустыни, а отдельные скалы вырастают из ее песка, устремляя в темно-синее небо свои гранитные пальцы. Между этими скалами и хребтами лежат долины, сплошь заросшие пустынной растительностью, в основном юккой, заросли которой вздымаются на тридцать или сорок футов, напоминая сюрреалистическое представление о деревьях, скорчившихся от артрита. Среди них в изобилии растут кактусы и прочая растительность, характерная для пустыни.

Некоторая часть пустыни ныне представляет собой национальное достояние. Когда я впервые оказался там и встретился с Биллом Кьюзом, эти места были просто обыкновенным куском пустыни, пространством без дорог, в котором человеку, если повезет, могут попасться обильные залежи золота или же его будет ждать смерть от жажды, если он проявит беспечность.

Билл Кьюз впервые появился в этой пустыне более сорока лет назад. В то время тут вообще не было никаких дорог, и все было необходимо доставлять конскими вьюками. Кьюз, естественно, тщательно выбирал место, где можно поставить свой дом.

Существовала легенда, что в свое время в этой каменистой долине, которую избрал для жизни Билл Кьюз, был тайный источник, который использовали конокрады, ибо вокруг него могли стоять угнанные лошади и коровы и никому бы не пришло в голову тут их искать.

Конечно, в наши дни воздушной разведки эта долина больше не имела такого значения тайного укрытия, но всего поколение назад в этом крае, изрезанном лабиринтами долин и горных хребтов, не так легко было ориентироваться и выбираться оттуда.

В 1927 году я приобрел фургончик, нечто вроде миниатюрного домика, смонтированного на шасси полутонного грузовичка с надежной передачей и мощными тормозами. Тогда еще никто не имел представления о «домах-трейлерах».

Часто при воспоминании об этих днях меня охватывает ностальгия. В фургончике я возил с собой пятнадцать галлонов питьевой воды. Выхлопная труба проходила сквозь бак с еще тридцатью галлонами воды, так что во время движения она нагревалась едва ли не до кипения. В моем маленьком домике на колесах был холодильник, керосиновая плитка, широкая кровать и надежный письменный стол, за которым я, поставив машинку, писал свои романы.

Я отдавал все силы юридической практике, пока не почувствовал, что сыт по горло этой рутиной, и пока в расписании дел, что я вел, не образовался перерыв. И как-то, просидев за работой до десяти или одиннадцати вечера, я направился в гараж, залез в фургончик, который всегда держал в полной готовности, и двинулся в пустыню. Часа в три ночи я съехал на обочину, поспал часика четыре и на следующее утро часам к десяти оказался далеко в глубине пустыни, исчезнув из глаз всех окружающих — ничто теперь не могло мне помешать заниматься своими делами. Вытащив пишущую машинку, я поставил ее на стол и принялся за работу.

Устав от писанины, я взял лук и стрелы и отправился в пустыню стрелять кроликов, после чего, вернувшись в фургончик, приготовил простой обед, помыл тарелки и завалился в постель, где меня ждал глубокий крепкий сон. Все мои заботы и обязанности остались далеко позади.

Естественно, мне пришлось как следует познакомиться со слабыми, заметенными ветром, следами дорог в пустыне. Мой надежный выносливый грузовичок позволял мне забираться в самые невообразимые места.

По сравнению с сегодняшними трейлерами, подлинными домами на колесах, настоящими обставленными квартирами, я был многого лишен, но тем не менее я был совершенно счастлив в пустыне, наедине со звездами, пространством и тишиной.

Таким образом мне и довелось встретить Билла Кьюза. К тому времени к его дому было проложено некое подобие дороги. Ею пользовался и Билл, и все остальные. Билл обрел и соседа — человека, который жил в трех с половиной милях от него.

Кьюз утверждал, что этот человек захватил один из его участков. Тот же считал Билла «разбойником на пенсии». Так что соседство носило не самый лучший характер.

Даже в конце 1927 года чужаков встречали в этих местах не очень доброжелательно. На них смотрели с подозрением. Люди, обосновавшиеся здесь, долгое время пребывали в одиночестве и большей частью предпочитали оставаться в таком положении.

С самого начала я сделал ошибку, вступив в дружеские отношения с соседом Билла Кьюза, тем самым, который, по его словам, захватил у него участок. Так что в первое время Кьюз был склонен относиться ко мне с подозрением, граничившим с враждебностью, но шло время, и каждый раз, приезжая в пустыню, я неизменно навещал его, поэтому неприязнь Билла постепенно смягчалась. Наконец я добился своей цели, оказавшись в приятельских отношениях и с Биллом, и с его соседом, и мне всегда были рады в этой отдаленной части пустыни, когда бы я ни приезжал сюда.

У Кьюза была очень милая жена, которая очаровывала всех, кто с ней встречался. Немногословная тихая маленькая женщина с белокурыми волосами, она сумела заставить себя приспособиться к пустыне и вдали от медицинской помощи и всяких удобств подняла на ноги семью. Она научилась довольствоваться только самым необходимым и справляться со всякими непредвиденными случайностями, что не помешало ей сохранить и женское обаяние, и мягкий мелодичный голос, и спокойное философское отношение к жизни.

Со своей стороны, Билл Кьюз был из тех неутомимых настойчивых личностей, которые постоянно заняты каким-то делом. Он непрестанно то разрабатывал какую-то жилу, которую только что нашел, то разыскивал новую. Обнаружив в свое время низинку в равнинном ландшафте пустыни, Билл соорудил вокруг нее импровизированную плотину, которая удерживала дождевую воду, так что неподалеку от его дома порой плескалось даже небольшое озерцо.

Этот человек напоминал мне трудолюбивого бобра, который работал без помощи каких-то механизмов, пуская в ход большей частью лишь две своих руки и те простейшие приспособления, которые он мог соорудить при помощи рычагов, блоков и канатов. Видя его за работой, я каждый раз невольно думал: «Господи, да этому человеку ничего не удастся сделать. Голыми руками он пытается справиться с целой пустыней. Таким образом ему не одолеть ее и за всю жизнь».

Но, как ни странно, Кьюзу удалось довольно много сделать. Каждый раз, когда я с перерывом в несколько месяцев приезжал навестить его, я не узнавал знакомых мест. Его труды — отличный пример того, чего может достичь человек, если он трудится не покладая рук, каждый день продвигаясь хоть на дюйм к своей цели.

В этих местах Билл вырастил прекрасную семью. Сыновья и дочери у него выросли крепкие, уверенные в себе, хорошо подготовленные к жизни, ребята, которых теперь уже не встретишь.

Будучи отроду шести лет, они легко находили дорогу к дому, к десяти годам они знали все, что может преподнести им пустыня, и едва только научившись ходить, они уже были полностью самостоятельными. Билл натаскивал их именно таким образом, и в этом ему помогала вся окружающая обстановка.

Затем в эти места протянулись грунтовые дороги, по которым пошла техника, покрывшая их асфальтом, открывшим путь сюда мощным автомобилям; стало известно о налогах на бензин, и, кроме того, началось освоение Палм Спрингса.

После того как стало известно, что во время холодной зимы в пустыне, залитой солнечным светом, царит тепло, а свежий воздух пьянит голову, сюда началось подлинное нашествие. В Палм Спрингсе обосновался Голливуд. Агенты по торговле недвижимостью стали скупать все в радиусе пятидесяти миль, вступая друг с другом в яростные схватки, а строители, чьими стараниями рос Палм Спрингс, усиленно побуждали покупателей вкладывать деньги в приобретение участков для застройки в центре пустыни.

Наконец, ко всеобщему удивлению, дело пошло. Схватки за зоны влияния стали приносить свои плоды. Люди покупали участки земли и возводили на них дома. Стали возникать маленькие коммуны. Цивилизация стала вторгаться в пустыню.

Место, где обосновался Билл Кьюз, было не далее, чем в пятидесяти милях от аэропорта Палм Спрингса, в пятидесяти милях от дороги.

К тому времени люди уже открыли волшебную красоту тех мест, где располагались владения Билла. Прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово, государство тут же предъявило свои права, и окружающая местность превратилась в национальный заповедник, а Билл Кьюз вдруг обнаружил, что живет в окружении рейнджеров в форме, скованный запретами и правилами, лишь наблюдая, как в пустыне поднимаются облака пыли от туристов, наполняющих национальный парк, и большинство из них хочет полюбоваться знаменитой «Панорамой Кьюза».

Большинство владений Кьюза представляло собой один из самых интересных видов, который могла предложить пустыня. Национальный заповедник юкки располагался поблизости, и дорога бежала мимо дома Кьюзов, забираясь на плато, которое лежало в миле над уровнем моря, а когда дорога подходила к его краю, оно внезапно обрывалось и перед глазами открывались зеленые пространства внизу, где простиралась Империалуоллей и Салтон-си, располагавшиеся ниже уровня моря.

Как бы там ни было, вид открывался потрясающий, и Кьюз обычно водил своих друзей к этому месту.

Постепенно о здешних красотах становилось известно, и даже на автомобильных картах их стали обозначать, как «Панорама Кьюза».

Естественно, Национальный заповедник юкки включил «Панораму Кьюза» в число своих едва ли не главных достопримечательностей, название было утверждено правительством Соединенных Штатов, которое аккуратно учитывало все возрастающее число туристов. Они прибывали толпами. Билл Кьюз, видя скопления машин, конечно, без особой радости воспринимал это нашествие цивилизации.

Ранчо Билла было приспособлено для содержания нескольких голов крупного рогатого скота, и с тех пор, как он обосновался здесь и его участок получил официальное наименование в центре национального заповедника, многие стали завидовать Кьюзу, его положению и полной самостоятельности.

Ему неоднократно делались предложения продать участок, но он отвергал их. Его земля не продается.

Предложения делались все чаще, и наконец Биллу предложили солидную сумму. Он отказывался даже думать об этом. Это его дом. Он испокон века живет в нем. И он хочет остаться здесь. Он хочет, чтобы его оставили в покое.

Ситуация начала раздражать и волновать его. Завершилась она перестрелкой.

Я не был знаком с ее подробностями. Я только знал, что это была перестрелка в старых традициях Дальнего Запада.

Билл Кьюз рассказал, что какой-то парень стрелял в него, и Кьюз выстрелом выбил револьвер из его руки.

Со свойственной ему спокойной уверенностью Билл утверждал, что в этом не было ничего особенного. Он мог бы изрешетить этого парня, если бы у него было такое желание, но он не хотел причинять ему излишних неприятностей. Просто ему не хотелось, чтобы этот тип пристрелил его, и ему пришлось ранить его в руку.

Во всяком случае, жюри поверило в версию Билла. Он был оправдан. Эта история важна для понимания того, что представлял собой Билл Кьюз в своих взглядах и поведении. Если его история соответствовала истине, выяснилось, что Билл, оказавшись лицом к лицу с человеком, вооруженным шестизарядным револьвером, попал ему точно в руку, державшую оружие, как ковбой из комиксов или вестернов.

Если он говорил правду, то, промахнувшись в первый раз, он был бы изрешечен пулями. Но кто бы в самом деле ни был агрессор, первый выстрел Билла Кьюза открыл сезон охоты на него.

Выхватывая револьвер, когда счет времени идет на доли секунды, Билл остается столь же спокойным, как в тире. Это тоже говорит о его характере.

Я лично никогда не видел, как он стреляет, но слышал много историй о его искусстве обращения с оружием. Я говорил с людьми, которые рассказывали мне, что видели, как Билл ухитрялся отстреливать хвост у белки. И не один раз, а много.

Во всяком случае, Билл разбирался в этом деле. Он был одним из самых спокойных людей, которых я когда-либо встречал, и он считал пояс с пистолетом столь же необходимой деталью одежды, как завязки от стетсона. Боеприпасы были дороги и доставать их было нелегко, а Билл не привык швырять деньги на ветер. С годами он привык всаживать пулю именно туда, куда хотел. Иначе здесь было нельзя.

К тому времени многие загорелые босоногие пришельцы, которые приезжали в заповедник полюбоваться на Панораму Кьюза, раскрыв рты, смотрели на него с немым восхищением и даже с легким страхом. Рассказы о нем превращались в легенды, а легенды в страшные сказки.

Необходмо припомнить, что многие испытывали жгучее желание избавиться от обитающего тут Билла Кьюза.

И тут на сцене появляется Уорт Бегли.

История, как Уорт Бегли появился в пустыне, окружена легкой завесой тайны. В свете последовавших событий стало ясно, что у него были серьезные причины обосноваться здесь, и их нельзя считать результатом стечения случайных обстоятельств.

Уорт Бегли был в свое время шерифом, который буквально помешался на искусстве стрельбы из шестизарядного револьвера. Стрелял он не только метко, но и очень быстро, мгновенно выхватывая револьвер, он искусно пускал его в ход, и день за днем упражняясь в полицейском тире, он наконец обрел репутацию выдающегося снайпера.

К тому времени Бегли стал уделять особое внимание своему оружию. Он так отрегулировал спусковой механизм своего любимого револьвера, что для нажатия крючка требовалось вдвое меньшее усилие. Оружие его всегда блестело как отполированное, и малейшего движения пальца было достаточно, чтобы стандартная полицейская пуля попадала в цель размером с бычий глаз.

Но характер Бегли стал меняться самым зловещим образом. Отшлифовав свое искусство до предела, он начал страдать комплексом убийства, его умственное расстройство не вызывало сомнений.

Но это не было известно до тех пор, пока за расследование не взялся Суд Последней Надежды, так что рассказ об этом последует ниже.

Все обитатели этого пустынного края считали, что Уорт Бегли помешался, что и привело к его отставке от должности шерифа. Затем в силу некоторых причин, которые остались невыясненными, обстоятельства сложились так, что Уорт Бегли обосновался на жительство в пустыне неподалеку от Билла Кьюза.

Кьюз, конечно, понял, что это соседство прибавило число его врагов. Он не мог этого убедительно доказать, хотя казалось достаточно странным, что обыкновенный человек внезапно оставляет все блага цивилизации и чуть ли не за одну ночь располагается по соседству с Кьюзами. С другой стороны, Бегли должен был куда-то перебираться, где так или иначе он стал бы чьим-то соседом. Но как бы там ни было, Бегли не собирался оставлять Билла Кьюза в покое и не терял времени, сразу же дав ему понять это. Он дал знать Биллу, что хоть тот быстр в обращении с револьвером, он, Уорт Бегли, не уступает ему и стреляет так же, а может быть, еще более метко.

Вскоре после того, как Уорт Бегли появился в этих местах, у него возникли неурядицы в семье, и миссис Бегли, разводясь со своим мужем, под присягой заявила в суде, что ее муж собирается убить Билла Кьюза, что он старательно вынашивает эти планы и что, если его не остановить каким-то образом, он претворит их в жизнь.

Как ни странно, никто не обратил особого внимания на это заявление.

Нельзя забывать, что Билл Кьюз был «персоной нон фата» для окружного прокурора. Тот привлек Билла к суду за упоминавшуюся перестрелку, но жюри присяжных вынесло решение в пользу Билла. Окружному прокурору это не понравилось и, естественно, он не испытывал симпатии к Биллу Кьюзу. С точки зрения ревностного защитника закона, Билл был бандитом.

Новый сосед стал доставлять Биллу серьезное беспокойство. Кьюз обратился к защите закона, сообщив, что Уорт Бегли угрожает убить его и старается причинять ему неприятности.

Насмешливый скептицизм, с которым было воспринято это заявление, показал, что решение предыдущего жюри просто не имеет для полиции значения. Идея, что кто-то может угрожать Биллу Кьюзу, вызвала улыбки на лицах чиновников, к которым он решил обратиться. Они могли быть правы, они могли ошибаться в своем мнении, но, так или иначе, они ровно ничего не сделали.

Они предоставили Биллу Кьюзу самому справляться со своими проблемами.

Например, у Билла был спаниель, которого он очень ценил. Для него было неважно, сколько тот стоил, но Билл любил эту собаку. Однажды Кьюз увидел его мертвым. Тщательно осмотрев тело, Билл нашел отверстие в теле собаки, которое было пробито пулей небольшого калибра. Ему удалось найти и саму пулю. Вырезав кусок кожи с дыркой, он принес и его и пулю в контору окружного прокурора.

Билл пытался вести себя как законопослушный гражданин. Он снова пожаловался, что Уорт Бегли угрожает его жизни, что он убил его собаку, что, по его мнению, он специально искал возможности пристрелить ее. Он хотел, чтобы пуля прошла баллистическую экспертизу и было бы выяснено, не из ствола ли ружья Бегли 22-го калибра она вылетела. И если выяснится, что это в самом деле так, он хочет, чтобы Бегли отдали под суд.

Способ, которым расследовалась жалоба Кьюза, был довольно показателен для официального отношения к этому делу и для Билла Кьюза. К сожалению, это не было тайной.

Проверка была поручена помощнику шерифа. Явившись к Уорту Бегли, тот сказал ему, что Кьюз обвиняет его в убийстве собаки, и осведомился у Бегли, не возражает ли тот, если помощник шерифа возьмет его ружья для проверки.

— Никоим образом, — сказал Бегли. — Я буду только рад помочь вам.

Встав, Бегли направился в другую комнату, и в соответствии с показаниями миссис Бегли, которые она дала позже, вынес оттуда не свое ружье 22-го калибра, а жены.

— Вот, — сказал Бегли. — Берите. И проверяйте, как вам угодно.

Жене, которая позже заявила, что боялась за свою жизнь, оставалось только сидеть и молчать.

Помощник шерифа не сделал ни малейшей попытки удостовериться, кому принадлежит это ружье и нет ли в доме еще ружья такого же калибра. Взяв оружие, он отправился к себе, провел испытание и вернул ружье обратно Уорту Бегли, сказав:

— Как я и думал. Еще одна из бредовых идей Кьюза. Здесь абсолютно ничего нет.

И как явствует из услышанного нами рассказа, пулю и кусок кожи, который Билл Кьюз вырезал из тела животного, он отдал Уорту Бегли.

Предубеждение так и бросается в глаза. Стало ясно, на какую помощь мог рассчитывать Билл Кьюз со стороны служителей закона.

Из анализа заявлений, которые находятся в наших руках, вытекает, что, по всей вероятности, Бегли в самом деле убил спаниеля Кьюза. Билл Кьюз старательно собрал все доказательства, обвиняющие Бегли, которые, будь они представлены в суде, повлекли бы за собой наказание Бегли и тем самым остановили бы разгоравшуюся между ними междоусобицу.

Но шериф проверил не то ружье, не сделав попытки удостовериться, имеется ли в доме другое ружье, удовлетворившись словом Бегли, отрицавшего это, рассказал Бегли, что и почему им нужно, а затем, возвращая Бегли ружье, вернул ему и доказательства по делу, как бы невероятно это ни звучало.

Человек не с таким стальным характером, как у Билла Кьюза, скорее всего, остановился и призадумался бы над происходящим. Он даже мог за любую цену продать свое хозяйство, решив, что при таком отношении властей ему лучше уносить ноги.

Вместо этого Билл пожал плечами и вернулся к своим делам. Если закон так считает, пусть так и будет. Он обратился к властям с просьбой разобраться в ситуации. Вместо того, чтобы посадить Бегли под замок, власти решили, что он, Билл Кьюз, хочет возвести на Бегли напраслину.

Билл продолжал так же невозмутимо заниматься своими делами и лишь порой с особым вниманием вглядывался в окружающую местность, чтобы не попасться в засаду.

Застать врасплох Билла Кьюза было не так просто. У него были зоркие глаза, крепкие нервы, спокойная сообразительность, и он отлично знал, как вести себя в этих местах.

Обычно он пользовался дорогой, которая пересекала владения Бегли. Ею пользовались и Билл и его предшественники в течение десятков лет. По законам штата Калифорния те, кто издавна пользовались частной дорогой, могли продолжать делать это по сей день.

Бегли предупредил Кьюза, чтобы тот держался в стороне от его дороги.

Билл осведомился у властей парка, пролегает ли тут дорога или нет. Рейнджеры сказали ему, что он прав, и Билл продолжал ездить по ней.

11 мая 1943 года Билл ехал по дороге через владения Бегли, направляясь к роднику, из которого при помощи насоса он должен был накачать в цистерну воды, которую пили его коровы.

Ему пришлось немало повозиться, пытаясь запустить двигатель. Он решил, что магнето вышло из строя и, сняв эту деталь, положил ее в машину и направился домой.

Подъехав к границе имения Бегли, он увидел надпись у дороги и ствол юкки, лежащий поперек колеи.

Остановившись, Кьюз вылез из машины и прочитал надпись.

Надпись была выполнена грубыми буквами на куске картона, который вкладывают в рубашки, возвращая их из прачечной. Кьюз утверждал, что надпись была сделана Бегли, но со стороны обвинения не было никаких попыток доказать, что то был почерк не Бегли или что надпись была напечатана.

Она гласила:

«КЬЮЗ, ЭТО МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ МОЕЙ ЗЕМЛИ».

Как раз впереди машины было небольшое возвышение, и Кьюз решил, что было бы неплохо осмотреться. Он медленно поднялся на холмик, с вершины которого мог видеть другую часть дороги. Оттуда, как он утверждает, он увидел лежащий поперек дороги другой ствол юкки и возившегося с ним Уорта Бегли. Кьюз настаивает, что, увидев его, Бегли пригнулся, и в руке у него был револьвер.

Ружье Кьюза было в автомобиле у него за спиной. Он утверждал, что мотор еще работал и дверца машины была распахнута.

Скрывшись за возвышением холма, Кьюз получил несколько секунд передышки. Кинувшись к автомобилю, он вытащил из него ружье. Как только оно оказалось у него в руках, на вершине холмика, по словам Кьюза, показался Бегли и, увидев Кьюза, стоящего около машины с ружьем в руках, тут же вскинул револьвер и выстрелил в Кьюза.

У того была автоматическая винтовка, и Кьюз клянется, что стрелял Бегли в руку с револьвером. Он рассказывает, что, выстрелив в него, Бегли тут же пустил в ход «тактику». Кьюз несколько раз употреблял это выражение, и когда его попросили разъяснить, что он имеет в виду, Кьюз объяснил, что Бегли стал прыгать зигзагами из стороны в сторону, держа револьвер в руке и пытаясь взять Кьюза на мушку. Как Кьюз выразился: «Прыгал, словно старался от чего-то увернуться… он наверно считал это боевой тактикой и хотел увернуться от пули».

Может быть, лучше всего предоставить слово самому Кьюзу, процитировав его показания:

«Я наставил на него ружье, держа его вот так (показывает), не беря на мушку, потому что тут не было времени прицеливаться. Как только я поймал его, то выстрелил, он повернулся, и я тут же опять выстрелил, после чего он упал».

Дальше последовала та часть рассказа, которая, по моему мнению, отвратила от Кьюза симпатии жюри больше, чем что-либо другое.

Кьюз даже не подошел к упавшему Бегли. Вернувшись в машину, он направился домой. Перекусив, он сменил магнето, вернулся к насосу (на этот раз он поехал кружной дорогой, так что ему не пришлось пересекать владения Бегли), включил двигатель и накачал в бак примерно пятьсот галлонов воды.

Я думаю, что жюри восприняло его поступки как доказательство холодного расчетливого равнодушия. Если бы любому из членов жюри пришлось участвовать в такой перестрелке, его бы колотило с головы до ног и он бы взмок от страха и возбуждения. Он бы кинулся в полицию, несвязно бормоча свою историю.

Билл Кьюз по-своему воспринимал действительность. Он участвовал в перестрелке. Этот человек пытался убить его, но сделал ошибку, не поразив Кьюза первым же выстрелом. Билл знал, что рано или поздно это случится. Он пытался прибегнуть к защите закона, но не получил от него никакой помощи и защиты и понял, что рано или поздно им придется сойтись лицом к лицу — Билл Кьюз, с одной стороны, и Уорт Бегли — с другой. Ситуация наконец вылилась в откровенную стычку, и Кьюзу удалось одержать верх над Бегли в перестрелке — но это еще не причина, чтобы коровы маялись от жажды.

Нижеследующие вопрос и ответ очень важны для понимания Кьюза:

— Знали ли вы в то время, что Бегли был убит?

— Да, я так и думал. У нас же была перестрелка.

Теперь вы имеете краткое представление об отношении Билла Кьюза к происшедшему. Суровая школа пустыни приучила Билла воспринимать тревоги и непредвиденные ситуации как часть повседневной жизни. Произошла ли перестрелка или нет, но его коровы хотели пить. Поэтому он первым делом починил двигатель, накачал воды и затем поехал сдаваться властям.

Отряд полицейских во главе с офицером кинулись в пустыню, и хотя кое-кто из них потерялся по дороге, те, что отправились с Биллом Кьюзом, вышли как раз к телу Бегли, лежащему ничком на земле. Любимый шестизарядный револьвер Бегли был зажат в его окостеневшей руке, и положение барабана показывало, что в момент смерти он уже был готов сделать второй выстрел. (Один патрон уже был выпущен.)

На теле были три раны. Одна пуля поразила правую руку, остальные две располагались в левом локте и на боку. По мнению врача, вполне было вероятно, что раны в локтевом сгибе и на боку были оставлены одной и той же пулей.

Дело было в том (если Билл Кьюз говорил правду), что в первый раз он стрелял в руку противника, стараясь, чтобы пуля не столько поразила, сколько обожгла руку стрелка, но не смог попасть достаточно точно, чтобы заставить Бегли выронить оружие. Второй раз он, скорее всего, промахнулся, а третий поразил Бегли в локоть и в бок.

Но говорил ли Билл Кьюз правду?

Совершенно понятно, что полицейские с самого начала исходили из предположения, что Кьюз не говорит всей правды; что он подстерег Бегли в засаде и убил его, а затем, взяв револьвер Бегли, произвел из него один выстрел, снова взвел курок для второго выстрела и вложил оружие в руку уже мертвого противника, после чего оставил место происшествия.

Полицейские, правда, так и не смогли объяснить, каким образом Кьюзу удалось совершить все эти действия, не оставив на песке ни малейших следов.

Осмотр места происшествия совершенно ясно показывал, куда направлялся Бегли, когда в него попала роковая пуля, как он прыгал из стороны в сторону, что Кьюз описал как «тактику». И рядом с телом больше не было никаких других следов.

Кое-кто обвинял Билла Кьюза в том, что он даже не подошел посмотреть, убит ли человек или только тяжело ранен и не может ли он что-нибудь для него сделать. Дело было в том, что Кьюз прекрасно знал, как относится к нему полиция, и, подойди он к телу, он тут же был бы обвинен в убийстве первой степени. Полиция тут же обвинила бы его в том, что он поджидал Бегли в засаде, подделал доказательства, расстреляв револьвер Бегли, вложил оружие в руку Бегли и представил бы властям созданную им сцену убийства.

Даже без всяких следов рядом с телом Бегли полиция попыталась выдвинуть такую версию, и по крайней мере несколько членов жюри всерьез восприняли ее.

Последующее расследование показало, что на дверце машины Кьюза есть отчетливая царапина на металле. Была взята проба материала дверцы. Сплав, из которого были сделаны наконечники пуль в револьвере Бегли, отличался некоторыми особенностями, и неопровержимо удалось доказать, что рваный след на металле дверцы машины Кьюза мог быть оставлен только пулей Бегли. Еще на дюйм в сторону, — и она попала бы Кьюзу в голову.

Таково было положение дел.

Обвинение отчаянно старалось доказать, что Кьюз подстрелил Бегли из засады, а затем подделал доказательства, проделав все это неким таинственным образом, потому что он отлично знает искусство запутывания следов, которые теперь подтверждают историю Кьюза.

Но никто не мог доказать, как все это можно сделать без использования колдовских сил.

В ходе следствия эксперт утверждал, что хотя ему не довелось увидеть лежащее тело, он видел пятна крови на земле и окружающей растительности и по их размерам и направлению падения он может сделать вывод, что выстрел в Бегли был произведен, когда тот уже лежал на земле.

Этот вывод, конечно, нанес смертельный удар теории Кьюза о том, как все происходило.

Но ни эксперт и никто другой не попытались представить себе ситуацию, в которой Биллу Кьюзу удается уговорить Уорта Бегли забраться в пустыню и там лечь ничком, чтобы Кьюзу было удобнее стрелять в него именно в таком положении.

Жюри все же не решилось вынести вердикт об убийстве первой степени. Они решили, что произошло просто убийство. Вердикт носил на себе явные следы компромисса. Если Билл Кьюз подстрелил Бегли из засады, он виновен в убийстве первой степени. Если же была перестрелка, как рассказывал Билл, значит, он действовал в пределах необходимой самообороны.

Необходимо отметить, что практически все обошли вниманием надпись о «последнем предупреждении». Если Билл специально выбрал это время, чтобы подстеречь Бегли, он должен был не только застать его врасплох, но и как-то убедить Бегли выставить «последнее предупреждение» как раз перед местом засады. Тут уже речь должна идти не просто об умении, но о магической силе внушения.

В этой части западных штатов слова «последнее предупреждение» следует воспринимать буквально, ибо за ними может последовать смертельный исход. Если Уорт Бегли решил за «последним предупреждением» пустить в ход оружие, то действовать он должен был точно так, как описывал его поведение Билл Кьюз. Выставив слова о «последнем предупреждении», а затем отказавшись защищать его с оружием в руках, он показал бы, что полностью игнорирует сложившийся этикет западных штатов.

Но как бы там ни было, Билл Кьюз был обвинен в убийстве.

В деле открывается следующая, достаточно любопытная глава. Билл Кьюз подал апелляцию, и Апелляционный суд решил, что нижестоящая судебная инстанция допустила некоторые отклонения от закона технического характера. Ясно, что Билла должен был ждать новый суд.

Но в законах штата Калифорния есть одна любопытная особенность. В соответствии с ней, когда Апелляционный суд устанавливает, что была допущена ошибка в работе суда, по поводу которого поступила апелляция, новый суд не может состояться, пока не будет установлено после изучения протокола, включая доказательства, что ошибка произошла но недосмотру суда.

Таким образом, Апелляционный суд, «изучив доказательства», выступил с удивительнейшим заявлением, в котором утверждалось, что так как Уорт Бегли был убит выстрелом в спину, когда убегал, Билл Кьюз не имеет права считать, что находился в состоянии самообороны и потому не имеет значения, если ошибка была допущена нижестоящей инстанцией, — словом, никакой судебной ошибки не было.

На самом деле Бегли вел себя точно так, как описывал его поведение Билл Кьюз — прыгал из стороны в сторону, когда его поразил роковой выстрел. Но даже при самом богатом воображении нельзя было утверждать, что Бегли был убит выстрелом в спину. Пуля, увы, вошла точно в середину боковой поверхности тела, может быть, по мнению одного врача, на волосок в сторону от срединной линии. Доктор Снайдер утверждал, что, если фотографии правильно передают местоположение раны, она была точно посередине.

Если бы Бегли в самом деле убегал, пуля могла поразить его в спину. И тем не менее Билл лишился возможности предстать перед новым судом, потому что суд неправильно оценил доказательства.

Его жена обратилась в Суд Последней Надежды.

Снова мы приступили к изнурительному изучению дела. Оно представляло собой двенадцать переплетенных томов машинописных текстов, которые предстояло тщательно анализировать. Затем мы должны были выехать на место и изучить сцену, где происходила перестрелка.

В деле Богги не было необходимости прибегать к профессиональным знаниям доктора Лемойна Снайдера.

В деле Кьюза все обстояло по-другому.

Были снимки тела. Были карты и схемы и было подлинное место перестрелки, тщательно соотнесенное с картами и снабженное серией снимков.

К тому же были показания экспертов, выступавших свидетелями на слушании дела, которые показывали аккуратно изъятые веточки кустарника и образцов пустынной растительности, на которых они обнаружили «копьевидные» следы крови, которые, по их мнению, доказывали, что пострадавший лежал на земле и кровь «капала» из него в том направлении, на которое указывают «копьевидные следы».

Нам же казалось куда более логичным предположение, что Билл Кьюз говорит чистую правду и что остроконечные пятна крови указывают на то, что Уорт Бегли стремительно метался из стороны в сторону, когда его поразила последняя пуля. Бегли рухнул лицом вперед таким образом, что капли крови показывали направление его движения.

Эксперты ко времени суда тщательно изучили его оружие и к тому же утверждали, что, по их мнению, Бегли был застрелен, когда лежал на земле.

Итак, мы начали публикацию фактов по делу Кьюза.

Вернон Килпатрик, конгрессмен из Лос-Анджелеса, возглавлявший комитет по местам заключения, заинтересовался делом и присоединился к нашему расследованию.

Благодаря его стараниям нам удалось получить доступ к некоторой фактической информации, до которой без его помощи добраться было бы исключительно трудно. Например, мы выяснили, что Бегли был на консультации у психиатра из-за возникшего у него комплекса убийства. Выяснилось, что у Бегли была собака, к которой он испытывал привязанность, и все же в один из дней помутнения рассудка убил ее — без всяких причин.

Доктор Снайдер был уверен, что все эти факты указывают на поражение головного мозга, но, конечно, никому это не было известно ни ко времени перестрелки, ни во время суда, пока Вернон Килпатрик не раздобыл данные.

Конгрессмен Килпатрик и его помощник, Монтивел В. Барк, замещавший его в комитете, потратили несчетное количество часов, содействуя нам, потому что были убеждены, что в деле Кьюза допущена судебная ошибка.

Приехавший к нам доктор Снайдер стал тихо копаться в отчетах по делу, извлекая оттуда данные, которые представляли важность для судебно-медицинских экспертов, уделяя особое внимание данным патологоанатомического исследования.

Изучая результаты вскрытия, он сделал удивительное открытие. Роковая пуля попала в брюшную аорту. Доктор Снайдер указал, что в этом случае давление крови у человека резко падает почти до нуля. Не может быть «потока» крови из такой раны, который напоминал бы струю воды, бьющую из неисправного крана — «водопроводная система» была перекрыта.

Если кровь при таком ранении не могла вытекать под давлением, то ошибочно заключение полицейского эксперта об остроконечной форме пятен крови, так же как и его вывод о существовании засады.

Вооруженные этой информацией плюс еще некоторыми интересными фактами, которые нам удалось выявить, анализируя материалы суда, да еще данными, найденные Верноном Килпатриком о прошлом Бегли, мы обратились к судебным властям Калифорнии с просьбой о новом рассмотрении дела.

Груз ответственности и забот, лежавший на их плечах, был более чем чрезмерным. Их работа включала в себя все судебные дела штата Калифорния, во всех случаях когда перед судом представал совершеннолетний. Они должны были решать, может ли человек быть условно освобожден, определять длительность тюремных сроков, не спускать глаз с каждого заключенного во всех тюрьмах штата, чтобы знать, когда его можно переводить в другую тюрьму, условно освобождать, миловать или выпускать на волю, а также мотивировать перед губернатором обоснованность прошений о помиловании.

Конечно, если бы судебные власти детально вникали в прошение каждого без исключения осужденного, им бы никогда не удавалось доводить до конца свою работу. Дела проходили перед ними с такой скоростью, что каждому из них они могли уделить всего лишь несколько минут — хотя заключение по делу писалось на основе изучения его, которым, как правило, занимались несколько следователей.

Тем не менее для нашего дела любезно было сделано исключение, и его тщательному рассмотрению было решено отвести целый день, пригласив меня на встречу с утра, а Килпатрика — после обеда.

Явившись во всеоружии фактов и данных, я не стал терять времени на красноречие, а сразу с пулеметной скоростью изложил суть дела. И не сомневаюсь, что к исходу первого получаса заседания весь судейский конгломерат был полностью убежден, что осудили Билла Кьюза неправильно.

Тем не менее ситуация развивалась достаточно странно.

В силу некоторых технических причин, связанных со временем и т. д. и в силу целесообразности, мы чувствовали, что в данный момент лучше всего было бы обратиться с просьбой о помиловании. Члены суда тщательно изучили все данные о Билле Кьюзе и пришли к выводу, что ему нет никакого смысла сидеть в тюрьме, они были готовы даровать ему помилование, так сказать, в рабочем порядке. Билл же, со своей стороны, презрительно отвергал всякую возможность помилования. Это, говорил он, будет равносильно признанию того, что он все же был в чем-то виноват. Будь он проклят, но он и шагу не сделает за порог тюрьмы и отсидит в Сан Квентине весь свой срок.

Но, мне удалось убедить Билла, что если суд согласен помиловать его потому, что они убедились в его невиновности, это совсем другое дело.

Так вот я и выложил все факты перед Верховным судом штата, а к полудню Верной Килпатрик окончательно добил их теми данными, что имелись в его распоряжении. В результате они предложили Биллу немедленное помилование, и хотя они не хотели многословно признаваться ему, что видят всю абсурдность его обвинений, подтекст его помилования был именно таков.

Таким образом, после пяти лет в тюрьме Билл Кьюз вернулся на свое ранчо в пустыне.

Возвращение его домой трудно описать.

Ему было около семидесяти лет. Голыми руками ведя борьбу за существование, он с женой создал все свое богатство, включавшее и стадо коров.

После ареста, стараясь получить средства на адвоката, Биллу Кьюзу пришлось продать все свое стадо за ту цену, которая ему была предложена, он выручил несколько тысяч долларов, и у него ничего не осталось, кроме участка земли и маленького домика на нем.

Теперь в семидесятилетнем возрасте Биллу, обитателю калифорнийской пустыни, приходилось опять все начинать с нуля — перспектива далеко не самая радужная.

К тому времени Раймонд Шиндлер заинтересовал некоторых своих друзей проблемами реабилитации недавних осужденных, и их стараниями был создан небольшой фонд, который кое-кому мог оказывать помощь. Кьюз мог затеять небольшую стройку, будь у него капитал, и Шиндлер снабдил его средствами из реабилитационного фонда.

Спустя несколько месяцев я приехал к нему. Я увидел высохшего под солнцем пустыни жилистого человека, мускулы которого канатами вырисовывались под кожей, всецело занятого строительством дамбы, которая будет удерживать талые воды и ливневые потоки, столь редкие и столь ценные в пустыне.

Билл выворачивал рычагом и оттаскивал в сторону с помощью блоков и канатов огромные валуны, справляться с которыми было бы не под силу и более молодому человеку; работал он один, ни к кому не обращаясь за помощью; медленно, напрягая все силы, он начинал восстанавливать свое хозяйство, обеспечивая себе запасы воды, зарабатывая на жизнь для семьи и надеясь, что у него появятся средства снова завести стадо коров.

И он был неподдельно весел. Он был слишком занят, чтобы гневаться или сокрушаться. Он был полон замыслов и планов на будущее, и даже понимая, что у него осталось не так много времени, он не позволял сомнениям посещать себя.

Единственное, на что он смело мог рассчитывать, были его две руки. Больше ему ничего не было нужно. Билл не привык, чтобы кто-то на него работал. Он хотел все делать сам. Из него ключом били замыслы и идеи. У него загорались глаза, когда он говорил, сколько воды будет в его распоряжении, когда он окончательно завершит плотину. Только недавно он заложил пару новых шурфов, на которые крепко рассчитывает, но больше всего он хочет снова заниматься скотиной.

В промежутках Билл рубил и заготавливал лес, который должен будет обеспечить теплом его семью в зимние месяцы, — а найти подходящий лес в пустыне не так просто. Он жег уголь, зарабатывая на жизнь, платил налоги и, отбрасывая в сторону мысли, что его силы не беспредельны, принялся возводить новый курятник.

Становилось теплее и легче на душе, когда, встречался с такой несокрушимой уверенностью в себе. Становилось как-то легче жить, когда видел семидесятилетнего человека, который строил планы на будущее с энтузиазмом юноши.

При посещении его невольно возникали в воображении картины бытия первых поселенцев-пионеров, характер которых закаливался каждодневными испытаниями. Эти люди полагались только на себя, потому что ничего иного им не оставалось. Взывать к помощи им было не к кому. Они вели непрестанную борьбу с окружающим миром, даже из неудач извлекая уроки и добиваясь успеха.

Тем же, кому не удавалось справляться с трудностями, приходилось смиряться. Те, кто выше всего на свете ценили свою упрямую независимость, формировали национальный характер.

Билл Кьюз не пытался обманывать сам себя. Он знал, что ему минуло семьдесят лет. Он понимал, что времени у него осталось немного. Поэтому он и работал не покладая рук. Он воевал с опадающими листками календаря. Он старался опередить бег времени и не испытывал ни малейших сомнений, что ему удастся это сделать. Он просто не допускал и мыслей о неудаче.

Единственное, что волновало Билла и окрашивало горечью его дни, было то, что национальная служба парков сменила традиционное название «Панорама Кьюза» на «Салтонскую панораму».

Он первым обосновался тут. Он открыл эту часть пустыни до того, как горожане вообще узнали о ее существовании. Он дал свое имя этим просторам, и картографы помещали его на картах. А теперь государство решило лишить его права и назвало эти места «Салтонской панорамой».

Биллу это не нравилось.

Но огорчение не повлияло на образ его жизни. Он неустанно занимался своими делами, неутомимостью напоминая белку на дереве. Вы можете говорить о Билле Кьюзе все что хотите и, учитывая официальное отношение к нему, Билла можно воспринимать с разных точек зрения, но одно не подлежало сомнению: Билл Кьюз был настоящий человек на своем месте.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.