Правовая защита религиозной тайны
Правовая защита религиозной тайны
Правовые гарантии религиозной тайны содержатся в Конституции Российской Федерации, Федеральном законе «О свободе совести и о религиозных объединениях», Федеральном законе от 27 июля 2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных» и др.
Так, ч. 1 ст. 23 Конституции Российской Федерации гласит, что «каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени». Часть 1 ст. 24 Конституции Российской Федерации запрещает «сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия», а ч. 3 ст. 29 указывает, что «никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них».
Данные положения Конституции РФ находятся в полном соответствии с нормами международного права. Так, согласно ст. 12 Всеобщей декларации прав человека, «никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательствам на неприкосновенность его жилища, тайну его корреспонденции или на его честь и репутацию. Каждый человек имеет право на защиту закона от такого вмешательства или таких посягательств».
Говоря о соотношении права на частную жизнь и религиозной тайне, автор полностью согласен с позицией Г. Б. Романовского, который указывает, что «данное право является не просто гарантией невмешательства государства во внутренний мир человека, но и закреплением уважения прав верующих. Право на неприкосновенность частной жизни в своем развитии нормативного закрепления реализовывалось в отдельных правомочиях, отражающих те или иные элементы неприкосновенности частной жизни. Таковым является свобода совести. Религиозные убеждения – это элемент внутреннего мира человека, соответственно часть его частной жизни»[37].
Подтверждая право каждого на частную жизнь, неотъемлемой частью которого, безусловно, являются и религиозные убеждения, п. 5 ст. 3 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» содержит в себе императивную норму, согласно которой никто не обязан сообщать о своем отношении к религии и не может подвергаться принуждению при определении своего отношения к религии, к исповеданию или отказу от исповедания религии.
В соответствии с п. 1 ст. 3 Федерального закона о персональных данных информация, относящаяся к определенному или определяемому на основании такой информации физическому лицу (субъекту персональных данных), в том числе его фамилия, имя, отчество, год, месяц, дата и место рождения, адрес, семейное, социальное, имущественное положение, образование, профессия, доходы, другая информация, является персональными данными. Обработка которой по общему правилу может осуществляться оператором только с согласия субъектов персональных данных, которое должно быть выражено в письменной форме.
Требование о личной религиозной тайне и невмешательстве в религиозную жизнь граждан в первую очередь распространяется на органы исполнительной власти и правоохранительные органы, которые осуществляют контроль и надзор за уставной деятельностью религиозных объединений.
К сожалению, на практике должностные лица органов юстиции во время выполнения контрольных функций иногда не только выходят за рамки предмета проверки, но и выдвигают недопустимые требования по предоставлению информации о частной жизни верующих. В качестве наглядного примера можно привести письменное требование Главного управления Министерства юстиции по Ростовской области к местной религиозной организации Церкви христиан веры евангельской «Покров Божий» предоставить информацию о месте, времени, целях и основном содержании молитвенных служений, молитвенном уединении Совета церкви, а также о содержании межцерковных молитв[38]. И это несмотря на то, что органы юстиции при осуществлении контрольных функций обязаны не вмешиваться во внутреннюю деятельность религиозных объединений и уважать их внутренние установления, если только эта деятельность не противоречит закону.
В практике известны случаи, когда органы юстиции требуют предоставить переписку религиозных организаций с физическими лицами по вопросам личной духовной жизни, посягая, таким образом, не только на религиозную тайну, но и на одну из важнейших демократических конституционных свобод – тайну переписки.
Между тем, в соответствии с п. 2 ст. 18 Федерального закона от 26 декабря 2008 г. № 294-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного контроля (надзора) и муниципального контроля»[39], должностные лица контролирующих органов обязаны соблюдать законодательство Российской Федерации, права и законные интересы религиозной организации, проверка которой проводится, и не требовать от религиозной организации документы и иные сведения, представление которых не предусмотрено законодательством Российской Федерации.
Справедливые возражения вызывает и требование некоторых органов юстиции и правоохранительных органов предоставить списки членов религиозных организаций с указанием ФИО, гражданства, даты рождения и адреса проживания, а в ряде случаев и фотографии священнослужителей.
Подобные требования контролирующих органов являются вмешательством во внутреннюю деятельность религиозных объединений и очевидным вторжением в частную жизнь верующих граждан, что являются нарушением действующего законодательства, о чем свидетельствует вышеприведенные нормы закона.
Следует отметить, что в соответствии с Федеральным законом о персональных данных обработка специальных категорий персональных данных, касающихся в том числе религиозных убеждений не допускается, за исключением следующих случаев:
1) субъект персональных данных дал согласие в письменной форме на обработку своих персональных данных;
2) персональные данные сделаны общедоступными субъектом персональных данных;
2.1) обработка персональных данных необходима в связи с реализацией международных договоров Российской Федерации о реадмиссии;
2.2) обработка персональных данных осуществляется в соответствии с Федеральным законом от 25 января 2002 г. № 8-ФЗ «О Всероссийской переписи населения»;
2.3) обработка персональных данных осуществляется в соответствии с законодательством о государственной социальной помощи, трудовым законодательством, законодательством Российской Федерации о пенсиях по государственному пенсионному обеспечению, о трудовых пенсиях;
3) обработка персональных данных необходима для защиты жизни, здоровья или иных жизненно важных интересов субъекта персональных данных либо жизни, здоровья или иных жизненно важных интересов других лиц и получение согласия субъекта персональных данных невозможно;
4) обработка персональных данных осуществляется в медико-профилактических целях, в целях установления медицинского диагноза, оказания медицинских и медико-социальных услуг при условии, что обработка персональных данных осуществляется лицом, профессионально занимающимся медицинской деятельностью и обязанным в соответствии с законодательством Российской Федерации сохранять врачебную тайну;
5) обработка персональных данных членов (участников) общественного объединения или религиозной организации осуществляется соответствующими общественным объединением или религиозной организацией, действующими в соответствии с законодательством Российской Федерации, для достижения законных целей, предусмотренных их учредительными документами, при условии, что персональные данные не будут распространяться без согласия в письменной форме субъектов персональных данных;
6) обработка персональных данных необходима для установления или осуществления прав субъекта персональных данных или третьих лиц, а равно и в связи с осуществлением правосудия;
7) обработка персональных данных осуществляется в соответствии с законодательством Российской Федерации об обороне, о безопасности, о противодействии терроризму, о транспортной безопасности, о противодействии коррупции, об оперативно-розыскной деятельности, об исполнительном производстве, уголовно-исполнительным законодательством Российской Федерации;
8) обработка персональных данных осуществляется в соответствии с законодательством об обязательных видах страхования, со страховым законодательством;
9) обработка персональных данных осуществляется в случаях, предусмотренных законодательством Российской Федерации, государственными органами, муниципальными органами или организациями в целях устройства детей, оставшихся без попечения родителей, на воспитание в семьи граждан.
Обработка персональных данных о судимости может осуществляться государственными органами или муниципальными органами в пределах полномочий, предоставленных им в соответствии с законодательством Российской Федерации, а также иными лицами в случаях и в порядке, которые определяются в соответствии с федеральными законами.
Гарантии прав личности на личную религиозную тайну содержатся и в других законах. Так, п. 5 ст. 41.2 Федерального закона от 17 января 1992 г. № 2202-1 «О прокуратуре Российской Федерации»[40] запрещается обработка, в том числе включение в состав личного дела прокурорского работника, персональных данных прокурорского работника, отнесенных в соответствии с законодательством Российской Федерации в области персональных данных к специальным категориям персональных данных. Таким образом, запрещается сбор и внесение в личное дело сведений о религиозной принадлежности прокурорского работника, что прямо запрещено Федеральным законом о персональных данных.
Аналогичные запреты содержатся в п. 2 ст. 24 Федерального закона от 21 июля 1997 г. № 114-ФЗ «О службе в таможенных органах Российской Федерации» по отношению к сотрудникам таможенных органов[41] и ст. 83 Указа Президента РФ от 5 июня 2003 г. № 613 «О правоохранительной службе в органах по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ»[42].
В силу п. 3 ст. 42 Федерального закона от 27 июля 2004 г. № 79-ФЗ «О государственной гражданской службе Российской Федерации» запрещается обрабатывать и приобщать к личному делу гражданского служащего в том числе и его персональные данные о религиозных и иных убеждениях[43].
Федеральный закон от 27 декабря 1991 г. № 2124-1 «О средствах массовой информации» обязывает журналиста получать согласие на распространение сведений о личной жизни гражданина от самого гражданина или его законных представителей.
При этом следует отметить, что согласие как понятие, охватывает широкий диапазон отношений: от пассивного непротивления до восторженного согласия. Когда согласие выражено явно и в словесной форме, оно по меньшей мере может иметь легитимирующую силу. Трудности возникают тогда, когда отношение не выражено явно и надо определить его наличие или отсутствие, исходя из действий (или бездействия) человека.
Поскольку считается, что согласие влечет за собой важные последствия с точки зрения ответственности и законности, совершенно естественно, что особое внимание уделяется обстоятельствам, в которых это согласие давалось: например, не было ли принуждения или злоупотребления влиянием? Имел ли человек действительную возможность выбора? Хорошо ли человек, давая согласие, знал, что это повлечет за собой?
Последний вопрос привел к появлению понятия согласия, основанного на имеющейся информации, т. е. согласия, даваемого человеком, располагающим информацией, необходимой для сознательного приложения его воли к данному предложению, действию или результату.
Ясно, что человек, недостаточно хорошо знающий суть дела, может с готовностью согласиться на предложение, от которого он отказался бы, если бы лучше представлял последствия. Поскольку согласие связано с признанием законности, следует учитывать как психическое состояние, так и возраст (совершеннолетие) действующего лица[44].
Европейский суд по правам человека неоднократно указывал, что независимость верующих и религиозных общин от вмешательства государства является необходимым критерием плюрализма в демократическом обществе и находится в центре защиты свободы вероисповедания.
Так, в деле «Александридис против Греции», где заявитель, допущенный к адвокатской практике и обязанный принести присягу, что предусматривало религиозную церемонию, был вынужден признаться, что его религия не допускает присяги, ЕСПЧ указал: «Свобода исповедовать свою религию содержит также негативный аспект, а именно право не исповедовать свою религию или религиозные убеждения и не принуждаться к действиям, которые позволяли бы сделать вывод о том, имеет ли лицо такие убеждения или нет.
Государственные органы не имеют права вмешиваться в эту сферу индивидуального сознания и удостоверять религиозные убеждения или вынуждать раскрывать свои убеждения по духовным вопросам. Это тем более верно в делах, где лицо обязано совершить действия для исполнения определенных обязанностей, в частности для того, чтобы принести присягу для допуска к должности»[45].
В деле «Фолгеро и другие против Норвегии» ЕСПЧ указал, что: «Информация о личных и философских убеждениях относится к наиболее интимным аспектам личной жизни… наложение обязательства на родителей предоставить подробную информацию администрации школы об их религиях и философских убеждениях, может привести к нарушению статьи 8 Конвенции и, возможно, статьи 9 Конвенции» (п. 98)[46].
В то же время, когда государство, гарантируя право на свободу вероисповедания каждому, предусматривает освобождение верующих от исполнения каких-либо обязанностей, оно вправе требовать от гражданина раскрытия своих религиозных и иных убеждений и (или) принадлежность к той или иной религии.
Так, в соответствии со ст. 11 Федерального закона от 25 июля 2002 г. № 113-ФЗ «Об альтернативной гражданской службе»[47] граждане, изъявившие желание заменить военную службу по призыву альтернативной гражданской службой, должны обосновать, что несение военной службы противоречит их убеждениям или вероисповеданию. В заявлении о замене военной службы по призыву альтернативной гражданской службой гражданин указывает причины и обстоятельства, побудившие его ходатайствовать об этом. Согласно Определению Конституционного Суда Российской Федерации от 17 октября 2006 г. обращенное к призывнику требование обосновать наличие убеждений и вероисповедания, препятствующих прохождению военной службы, не является нарушением свободы совести и указанного выше запрета. Такой вывод вытекает из того, что процесс обоснования наличия убеждений вызван не принуждением гражданина, а его собственной инициативой – заменить военную службу по призыву альтернативной гражданской службой[48].
Также вопрос о раскрытии религиозных убеждений возникал на практике по отношению к последователям Церкви адвентистов седьмого дня, когда ставился вопрос об освобождении школьников и студентов от занятий по субботам, а также освобождении учащихся от посещения уроков «Основы православной культуры» в общеобразовательных школах, которые участвовали в соответствующем эксперименте.
Таким образом, мы видим, что Конституция Российской Федерации и иные федеральные законы гарантируют личную религиозную тайну и предусматривают ее раскрытие в определенных случаях по инициативе самого гражданина.
Таким образом, право на личную религиозную тайну имеет абсолютный характер и может быть раскрыто исключительно с согласия субъекта.
Правовой режим профессиональной религиозной тайны закреплен рядом федеральных законов.
В соответствии п. 7 ст. 3 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» тайна исповеди охраняется законом, священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди.
Подобные гарантии содержатся в Уголовно-процессуальном кодексе РФ (далее – УПК РФ) и Гражданско-процессуальном кодексе РФ (далее – ГПК РФ).
Так, в соответствии п. 4 ч. 3 ст. 56 УПК РФ: «священнослужитель не может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными на исповеди».
Согласно пп. 3 п. 3 ст. 69 ГПК РФ не подлежит допросу в качестве свидетелей священнослужители религиозных организаций, прошедших государственную регистрацию, об обстоятельствах, которые стали им известны из исповеди.
Как мы видим, в законодательстве в контексте тайны исповеди говорится о священнослужителях. Однако ни Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», ни иные законодательные акты не раскрывают этого понятия.
Немаловажным является тот факт, что на территории Российской Федерации зарегистрировано более 60 конфессий, у каждой из которых свое вероучение. Единых для всех конфессий определений понятия «священнослужитель» не существует. Более того, во многих религиях не используется термин «священнослужитель», что еще более усложняет решение данной проблемы.
Следует отметить, что термином «священнослужитель» в конфессиональных установлениях религиозных организаций охватывается довольно широкая группа духовных лиц.
Так, в православии различают белое духовенство (священники, не приносившие монашеских обетов) и черное духовенство (монашество).
К чинам белого духовенства относятся:
алт?рник – именование мужчины-мирянина, помогающего священнослужителям в алтаре. Термин не употребляется в канонических и литургических текстах, но стал общепринятым в указанном значении к концу XX в. во многих европейских епархиях в Русской православной церкви. В сибирских епархиях Русской православной церкви оно не употребляется; вместо него в данном значении обычно используется более традиционный термин пономарь, а также послушник. Над алтарником не совершается таинство священства, он лишь получает от настоятеля храма благословление прислуживать в алтаре. В обязанности алтарника входит наблюдение за своевременным и правильным возжжением свечей, лампад и иных светильников в алтаре и пред иконостасом; подготовка облачения священников и диаконов; принесение в алтарь просфор, вина, воды, ладана; разжигание угля и подготовка кадила; подавание плата для отирания уст во время причащения; помощь священнику при совершении таинств и треб; уборка в алтаре; при необходимости – чтение во время богослужения и исполнение обязанностей звонаря. Алтарнику запрещено касаться престола и его принадлежностей, а также переходить с одной стороны алтаря на другую между престолом и Царскими вратами.
Чтец (псаломщик; ранее, до конца XIX в., дьячок, лат. lector) – в христианстве низший чин церковнослужителей, не возведенный в степень священства, читающий во время общественного богослужения тексты Священного Писания и молитвы. Кроме того, по древней традиции чтецы не только читали в христианских храмах, но и растолковывали значение трудно понятных текстов, переводили их на языки своей местности, произносили проповеди, обучали новообращенных и детей, пели различные гимны (песнопения), занимались благотворительностью, имели и другие церковные послушания. В православной церкви чтецы посвящаются архиереями через особый обряд – хиротесию, иначе называемый «поставлением». Это первое посвящение мирянина, только после которого может последовать его посвящение в иподиакона, а затем и рукоположение во диакона, далее – во священника и высшее – во епископа (архиерея)[49].
Иподиакон (греч. u?? – «под», «внизу» и ???????? – «служитель», то есть поддиакон, помощник диакона) – помощник диакона, высшая степень церковнослужителя. Иподиакон – низший клирик наиболее высокой степени. Иподиакон прислуживает при епископе во время его богослужения и священнодействий, готовит его облачение, подает дикирий и трикирий, открывает Царские врата[50].
Ди?кон (лит. форма; разг. дьякон; др. – греч. ???????? – служитель) – лицо, проходящее церковное служение на первой, низшей степени священства.
На православном Востоке и в России диаконы и в настоящее время занимают такое же иерархическое положение, как в древности. Их дело и значение – быть помощниками при богослужении. Сами они самостоятельно не могут совершать общественное богослужение и быть представителями христианской общины. Ввиду того, что священник и без диакона может совершать все службы и требы, диаконы не могут быть признаны совершенно необходимыми.
Протодиакон или протодьякон – титул белого духовенства, главный диакон в епархии при кафедральном соборе. В настоящее время титул протодиакона обычно дается диаконам после 20 лет служения в священном сане[51].
Иер?й (греч. ??????) – священник, духовное лицо, посвященное во вторую степень священства. Может совершать все таинства, кроме таинства рукоположения во иереи[52]. В Русской церкви используется как младший титул белого священника.
Протопресви?тер – высшее звание для лица белого духовенства в русской церкви и в некоторых иных поместных церквях. После 1917 г. присваивается в единичных случаях священникам как награда. В современной РПЦ награждение саном протопресвитера производится «в исключительных случаях, за особые церковные заслуги, по инициативе и решению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси[53]».
К чинам черного духовенства относятся:
Иеродиакон (от греч. ??? – священный и ???????? – служитель) – монах в чине диакона[54].
Иеромон?х (греч. ???????????) – в православной церкви монах, имеющий сан священника (то есть право совершать таинства). Иеромонахами становятся монахи через хиротонию или белые священники через монашеский постриг.
Иг?мен (греч. ????????? – «ведущий»), игуменья – настоятель(ница) православного монастыря[55].
Архимандри?т – (греч. ????????????? от ????? – «начальник, вождь, глава» и ?????? – «овчарня», обозначает в данном случае общину монахов, овец Христовых, или монастырь), ранее – настоятель, начальник монастыря, в настоящее время в православии – высший сан для монашествующих пресвитеров, соответствует митрофорному (награжденному митрой) протоиерею и протопресвитеру в белом духовенстве[56].
Епи?скоп (греч. ????????? – «надзирающий», «надсматривающий») – в современной Церкви лицо, имеющее третью, высшую степень священства, иначе архиерей.
Митрополи?т (греч. ????????????) – первый по древности епископский титул в Церкви.
Патри?рх (греч. ??????????, от греч. ????? – «отец» и ???? – «господство, начало, власть») – титул представителя автокефальной православной церкви в ряде поместных церквей; также титул старшего епископа; исторически, до Великого раскола, присваивался пяти епископам Вселенской Церкви (Римскому, Константинопольскому, Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому), которые обладали правами высшей церковно-правительственной юрисдикции. Патриарх избирается Поместным Собором[57].
Во главе Римско-католической церкви стоит Папа Римский, который считается преемником апостола Петра и наместником Бога на земле. Папа обладает высшей законодательной и судебной церковной властью, а также может управлять всеми церковными делами.
Высший духовный чин после Папы Римского – кардинал. Кардиналов назначает Папа с согласия консистории – собрания кардинальской коллегии. Следующая ступень в церковной иерархии – примасы – старшие епископы местных национальных церквей, которые представляют собой скорее почетные звания.
Иерархическая организация католической церкви требует, чтобы все католические епископы в любой стране назначались с согласия Папы Римского и непосредственно ему подчинялись.
Низовая ступень в этой иерархии – приход (парафия), управляемый священником.
Особую структуру в католической церкви составляют монашеские ордена[58].
В протестантских церквях развито учение о всеобщем священстве, согласно которому каждый верующий способен совершать богослужение, исповедовать и отправлять таинства.
Анализ внутренних уставных и нормативных документов Центрального духовного управления мусульман России, Совета муфтиев России, ряда региональных муфтиятов показывает, что на сегодняшний день выделяются следующие категории мусульманских священнослужителей, в общем виде обладающие следующими функциями, правами и обязанностями:
Верховный муфтий – глава общероссийского духовного управления мусульман. Обладает всей полнотой духовной власти в рамках управляемой им централизованной структуры, имеют юридическое право подписи и печать Духовного управления, руководит внешними сношениями, финансами, образовательной деятельностью и кадровой политикой организации, принимает решения по богословским вопросам[59].
Муфтий федерального округа уполномочен представлять интересы духовного управления и мусульманских общин округа на всех уровнях государственной власти в своем федеральном округе и содействовать организации новых общин, им подчиняются региональные муфтияты, входящие в соответствующую общероссийскую централизованную мусульманскую организацию[60].
Региональный муфтий – данная группа подразделяется на две подкатегории: муфтий независимого духовного управления, действующего на региональном уровне, либо муфтий регионального Духовного управления, входящего в состав общероссийской структуры (ЦДУМ, ДУМ АЧР). Региональные муфтии имеют юридическое право подписи и печать Духовного управления в своем распоряжении, выступают от имени своего муфтията в правоотношениях, заключают и расторгают договоры, выдают доверенности, представляют муфтият во взаимоотношениях с государственными, юридическими и физическими лицами[61].
Казый – в разных духовных управлениях имеет разные функции. В обязанности входит исполнение в регионах решений и постановлений духовных властей республики, осуществление наблюдения за правильным истолкованием ислама и соблюдением норм мусульманской нравственности и благочестия в регионе, контроль деятельности районных мухтасибатов региона[62].
Имам-мухтасиб – руководитель мухтасибатского управления, в ведении которого находятся общины одного или нескольких районов субъекта Федерации. Является полномочным представителем муфтията на подведомственной территории, имеет право подписывать документы, представлять духовное управление в общении с органами государственной власти и прессой, участвовать в официальных мероприятиях. Ведает административно-хозяйственной деятельностью мусульманских общин, ведет духовно-религиозную, культурную и просветительскую работу[63].
Имам – председатель местной религиозной организации мусульман занимается решением всех хозяйственных вопросов в жизни общины. Проводит все необходимые религиозные обряды в мечети, на дому у верующих, больничных учреждениях, домах престарелых. Участвует в общественных мероприятиях, организуемых городскими и сельскими администрациями[64].
Имам-хатыб относится к категории руководителей. Должен иметь соответствующее религиозное образование и опыт работы в Духовном управлении. Руководит духовной жизнью общины: отвечает за проведение пятничных, праздничных молитв и ежедневных пятикратных молитв в мечети, а также всех необходимых религиозных обрядов на дому у верующих[65].
Имам-преподаватель – духовное лицо, получившее богословское образование и преподающее в приходской школе – мактабе либо в медресе. До революции таких людей называли мударрисами (араб. «преподаватель», «ученый», «богослов»). В его обязанности входит преподавание основ ислама и арабского языка для студентов учебного заведения.
Имам (мулла) – помощник имама-хатыба, должность, имеющаяся в некоторых независимых региональных муфтиятах.
Мулла назначается имамом-мухтасибом на основании решения приходского собрания. Мулла должен иметь соответствующее религиозное образование и опыт административно-духовного управления в религиозной организации не менее трех лет. Так же как и имам-хатыб, проводит все необходимые религиозные обряды на дому у верующих; осуществляет регулирование богослужебных вопросов на местах. Пятничную проповедь проводит в отсутствие имама-хатыба[66].
Муэдзин – является низшим духовным лицом в духовной иерархии мусульманских священнослужителей. Муэдзины обязаны призывать верующих на молитву, содействовать имаму-хатыбу в отправлении пятикратной молитвы, праздничных богослужений, совершении религиозных треб на дому у верующих, на кладбищах, а также по приглашению в других местах. Муэдзин назначается и отстраняется имамом-хатыбом. Должны обладать необходимым богословским образованием и опытом работы не менее трех лет[67].
Выделенные категории духовных лиц не обязательно присутствуют в структуре каждого духовного управления. Особенно отличается состав исламского духовенства на уровне местной религиозной общины. В частности, в религиозных общинах ЦДУМ есть только имамы-хатыбы и муэдзины, в религиозных общинах ДУМ АЧР – имамы-председатели и иногда муэдзины, в ДУМ Нижегородской области – имамы-председатели, имамы-хатыбы, имамы-мухтасибы, муллы и муэдзины[68].
Проведенный анализ статуса священнослужителя лишь в некоторых конфессиях показывает, что закрепление единого определения термина «священнослужитель» невозможно, поскольку данный термин относится непосредственно к внутренней деятельности религиозных объединений и законодательное закрепление может создать дополнительные сложности, поскольку государство не вмешивается во внутреннюю деятельность религиозных объединений.
Таким образом, вопрос присвоения статуса священнослужителя должен решаться самими религиозными объединениями. Исходя из того, что данные термины непосредственно связаны с внутренними установлениями религиозных объединений, их законодательное закрепление может создать дополнительные сложности, поскольку государство не вмешивается во внутреннюю деятельность религиозных объединений.
Как указывалось выше, в законодательстве не содержится раскрытие понятия «тайна исповеди». Очевидно, что не всякая доверенная тайна подпадает под это понятие. Например, согласно Новому Завету христианину следует открывать свои грехи также и перед своим ближним: «Признавайтесь друг перед другом в проступках…» (Послание Иакова 5: 16). Однако такое признание не является исповедью в каноническом понимании и в понимании законодателя. Для этого необходимо учитывать ряд формальных признаков: статус доверителя тайны и доверенного лица, место, время, цель и иные обстоятельства, которые характеризуют данный акт именно как исповедь. Хотя ряд теоретиков церковного права еще на рубеже ХХ в. утверждали, что священник не может показывать и о том, что ему сказано и вне исповеди, но в виде признания, сделанного духовному отцу.
В свете сказанного представляется интересной позиция законодателя Эстонии, который существенно расширил границы тайны исповеди. Так, согласно ст. 22 Закона от 12 февраля 2002 г. «О церквях и приходах»: «Духовное лицо не имеет права разглашать доверенное ему во время частной исповеди или душеспасительной беседы, а также называть лицо, приходившее на частную исповедь или душеспасительную беседу»[69]. В данном случае законодатель не ограничился только тайной исповеди, а пошел дальше.
В вопросах тайны исповеди необходимо исходить из того, что срок хранения тайны исповеди и ее объем не ограничены. Ведь при определенных обстоятельствах, даже спустя длительное время после покаяния неосторожный намек священнослужителя может повлечь за собой негативные последствия для когда-то покаявшегося человека. Один из примеров такого рода приводится в книге немецкого криминалиста Г. Шнейкерта: «Один молодой и очень любимый аббат был окружен в салоне дамами, которые мучили его вопросами о том, каково было содержание первой принесенной ему исповеди. После долгого сопротивления аббат решил, что религия не запрещает говорить о грехах, в которых принесено покаяние, но лишь не следует при этом называть имени исповедовавшегося, поэтому он рассказал, что первым сообщением ему на исповеди грехов была супружеская измена. Несколько минут спустя в залу входят запоздалые гости: маркиз Х. и его молодая жена. Оба они обратились к аббату с упреком по поводу того, что он редко навещает их, причем маркиза громко воскликнула: „Это некрасиво, что вы так невнимательно относитесь ко мне, вашей первой духовной дочери!“[70]».
Итак, мы видим, что канонические предписания крупнейшей российской конфессии – Русской православной церкви с известной долей осторожности и в порядке исключения допускают возможность раскрытия тайны исповеди в строго определенных случаях. Авторитетные современные богословы других конфессий также допускают такую возможность. Почему же светский законодатель должен ограничивать волю священнослужителя, если он стремится выполнить свой гражданский долг? Согласно требованиям п. 2 ст. 4 и ст. 15 Федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» государство уважает внутренние установления религиозных объединений; оно не вмешивается в их деятельность, если она не противоречит закону. Сказанное логически подводит нас к выводу, что законодательство не должно быть столь категоричным по отношению к тайне исповеди. Поскольку данный вопрос лежит в этической плоскости, то священнослужителю следует руководствоваться при его решении отчетливым представлением о нравственной возможности либо невозможности молчания в соответствующих ситуациях, когда разглашение сведений представляет собой единственную возможность предотвратить преступление. Именно за священнослужителем остается право принять предписанные внутренними установлениями меры для предотвращения тяжкого или особо тяжкого преступления, о котором ему стало известно из исповеди. Государство не должно себя ограничивать в вопросе о возможности допроса священнослужителя в качестве свидетеля, если в особых случаях, не нарушая канонических предписаний, он готов сделать это добровольно.
Таким образом, не абсолютный, а относительно абсолютный характер права на тайну исповеди будет наиболее полно соответствовать принципу социальной ответственности, когда речь идет о таких фундаментальных ценностях, как жизнь человека и безопасность общества.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.