Предисловие к первому изданию

Корни проблемы судебной достоверности уходят в глубокую древность – к истокам человеческой цивилизации. Суд, как и любое социальное явление, подтверждающее самим фактом своего существования в течение длительного по историческим меркам срока закономерность своего возникновения, изменения, развития и становления, обоснован социальными реалиями, отражает их сущностные стороны, соответствует закономерностям общественной жизни, испытывает на себе конкретно-исторические влияния, характеризующие и определяющие направленность вектора развития того или иного общества.

С тех пор, как человечество начало использовать такой регулятор социальных отношений, как суд, физическая сила, являвшаяся прежде единственным критерием «правоты» в споре, постепенно начинает уступать место мышлению, а критерием истинности позиций спорящих сторон становится общественное мнение (впоследствии – мнение специального субъекта). Отсутствие какой бы то ни было четкой регламентации как самого судебного процесса, так и механизма «взвешивания» аргументов одной стороны и контрдоводов другой, постепенно перестало удовлетворять развивающиеся общественные отношения.

На определенном этапе развития человеческой цивилизации закономерности общественного развития потребовали упорядочения, конкретизации и формализации судебной деятельности, с тем чтобы произвольное судебное восприятие изучаемого конфликта уступило место четким правилам как судопроизводства, так и оценки позиций спорящих сторон. С этого времени (естественно, различного для разных государств) укрепляется формальное начало судебной деятельности.

Наибольшего уровня формализация судебной деятельности достигла в Средние века, в эпоху инквизиции, когда абсолютизация формы лишила содержание всякого значения. Судопроизводство, в рамках которого судья «обязан был сыскать злодея допряма» и объединял в одном лице и дознавателя, и следователя, и прокурора, и судью, и палача, получило название инквизиционного процесса, а сумма знаний о порядке сбора, закрепления и оценки аргументов в пользу обвинения – теории формальных доказательств.

Было бы неверно оценивать этот период развития судебной власти как заблуждение или ошибку цивилизации. Очевидно, суд в том виде, в котором он существовал, соответствовал уровню общественных отношений, уровню экономического развития, уровню социальной зрелости тогдашнего общества.

Однако ужасы средневековой инквизиции, проявлявшиеся в изощренном садизме религиозных фанатиков – инквизиторов континентальной Европы (в особенности, итальянских и испанских), привели к закономерному социально-психологическому результату: общественное мнение, не умея и не желая искать различий между судом инквизиции и любой другой судебной деятельностью, сформировало отношение полного отторжения (антагонизма) ко всему, что было в той или иной мере связано с инквизицией.

На смену инквизиционному процессу с его теорией формальных доказательств пришла его противоположность – судебный процесс с судейским свободным усмотрением, в основе которого лежит внутреннее убеждение судьи.

Человеческая история свидетельствует о том, что люди с момента своего появления на планете Земля (не имеет значения – в соответствии ли с теорией эволюции Дарвина или иным образом) всегда прибегали к самообману. Одной из глобальных социальных фикций современности, по нашему мнению, является точка зрения, согласно которой лучшим и единственно возможным способом организации судебной деятельности является судопроизводство, базирующееся на свободном судейском усмотрении, квинтэссенцией которого является внутреннее убеждение судьи. При этом любые попытки трезво оценить «святая святых» – внутреннее убеждение судьи – расцениваются исключительно как крамольные, подрывающие самостоятельность суда и независимость судебной власти.

В настоящей работе мы попытаемся доказать, что одной из причин, по которым современный суд далек от независимости, как раз и является аморфность и неопределенность абстрактно-психологического социально-правового явления судебного правоприменения, именуемого «внутреннее убеждение судьи».

На первый взгляд эта точка зрения может показаться парадоксальной, в связи с чем приглашаем к размышлению.

Верно ли, что истинной свободой индивида в обществе является осознанная им необходимость? Если да, то будет ли истинно свободным выбором судьи то решение, которое с необходимостью вытекает из спора? А будет ли у судьи возможность сделать истинно свободный выбор (принять свободное решение), если не создано условий, при которых решение должно вытекать с необходимостью?

Для того чтобы человек имел возможность осознать необходимость, требуется, как минимум, чтобы эта необходимость была.

Но если не создано условий, благодаря которым разрешение правового конфликта будет базироваться на необходимости, то в основе решения окажется вероятность. В этом случае для создания видимости безошибочной (безгрешной) вероятности требуется введение субъективного элемента – внутреннего убеждения судьи. В свою очередь, при отсутствии условий существования необходимости, внутреннее убеждение судьи будет не только испытывать на себе влияние «потусторонних от необходимости» факторов, но и базироваться на них, поскольку в природе (в том числе, социальной) вакуума не бывает.

Следовательно, если судья, разрешая тот или иной правовой спор, не имеет четко очерченных законом границ полета фантазии, то даже при благих намерениях дорога, которую он мостит, будет вести в ад.

Социальная опасность ситуации, когда рядовой гражданин не имеет возможности понять, каким образом, согласно каким правилам, обязательным для всех, у судьи сложилось то, а не иное внутреннее убеждение, заключается в том, что подобная ситуация приводит к размыванию понятия законности. Именно это состояние отечественного правоприменения вполне закономерно привело к формированию у большинства населения страны представление, будто «закон – что дышло: куда повернул, туда и вышло».

В поисках причин появления и распространения в России правового нигилизма все рассуждения о правовом невежестве и низком культурном и интеллектуальном уровне населения – самообман, поскольку причина любого явления коренится в нем самом, а не во внешних факторах. Уважительное отношение к праву возможно лишь там, где «право уважает людей», а эта характеристика права раскрывается только в процессе деятельности органов правоприменения, и в первую очередь – суда.

Научным интересом автора настоящей монографии является осмысление проблемы истины в судебном правоприменении. В ходе ее изучения автором исследованы вопросы о соотношении теории правоотношения и судебной практики, о критериях оценки профессионального судейского менталитета. Освещая свое видение теоретических и практических проблем судебной деятельности, автор опубликовал две монографии[1].

Настоящая работа представляет собой попытку комплексного осмысления накопленного автором багажа теоретических и практических знаний в области правовой жизни российского общества в контексте постановки проблемы судебной достоверности. В этом смысле настоящая монография тесно связана с двумя предыдущими, является их логическим продолжением и развитием, однако предлагает взглянуть на изложенные ранее мысли, взгляды, выводы, доводы и аргументы с совершенно новой позиции.

Проблема судебной достоверности – одна из граней философско-правовой проблемы соотношения истины и судебного правоприменения.

Что есть право? Что есть его применение? Что есть суд? Что есть судья? Что есть независимость судьи? Что есть правосознание судьи? Что есть правовой конфликт? Что есть судебное разбирательство правового конфликта? Что есть профессиональные средства («орудия производства») судьи?…Эти и многие другие вопросы необходимо поставить, а разрешая их, возможно приблизиться к проблеме судебной достоверности.

Комплексный характер обозначенной правовой проблемы проявляется в том, что ее осмысление возможно лишь при ответе на многочисленные вопросы, в том числе основополагающие и фундаментальные, характеризующие правовую жизнь общества.

Что есть судебная достоверность?

Авторская интерпретация этого вопроса содержится во всей монографии. В связи с теоретической постановкой проблемы судебной достоверности, думается, давать окончательную дефиницию этому правовому явлению преждевременно. Тем не менее принципиальная позиция, которую занимает автор, заключается в том, что судебная достоверность, будучи одной из сторон правовой (юридической) жизни, не может и не должна ни при каком подходе ассоциироваться с достоверностью неюридической действительности (объективной или субъективной), с достоверностью неюридической материальной действительности, с достоверностью неюридических фактических отношений между людьми. Всякая попытка так или иначе абстрагировать судебную достоверность от юридической жизни, от юридической действительности, от правовой регламентации оборачивается смешением разноплановых понятий.

Судебная и юридическая достоверность – понятия, которые соотносятся как частное и общее. Судебная достоверность не может быть неюридической. Но вполне очевидно, что далеко не всякая юридическая достоверность является судебной достоверностью.

Судебная достоверность – правовая категория, которая имеет две составляющие – внешнюю и внутреннюю (форму и содержание). Конкретная оформленность судебной деятельности (правовая и процедурная регламентация судебного процесса) вызвана объективными потребностями (о чем речь пойдет при анализе проблемы юридического познания). Грубое нарушение судом процессуальных требований, регламентирующих форму судебной деятельности, искажает внешнюю составляющую судебной достоверности, что, в свою очередь, не гарантирует необходимого качества и не исключает порочности ее внутренней составляющей – ее содержания.

Вместе с тем судебная достоверность – правовая категория, характеризующая не только и не столько форму, в которую облекаются полученные судом знания о правовом явлении, сколько суть этих знаний, суть сделанных судом выводов. В связи с этим можно предположить, что судебная достоверность характеризует степень порочности (качество) сути либо частных, либо общих выводов, к которым суд приходит в процессе разбирательства правового конфликта, а также степень порочности внешнего оформления, в которое облекаются эти выводы.

Внутренняя достоверность судебных выводов кроется в их содержании и, в конечном счете, в их согласованности (совместимости) со всеми другими выводами по делу. При этом следует помнить, что судебная достоверность – это юридическая категория, а следовательно, она определяет юридическую суть, юридическое содержание судебных выводов.

И вновь возникает вопрос: как определить судебную достоверность, если вместо правовой регламентации необходимости (которую следует осознать, чтобы она стала свободой) и вместо теории судебной достоверности судебная практика предлагает лишь вероятность, получившую статус «достоверности» благодаря абстрактно-психологической категории – внутреннему убеждению судьи, для проверки и оценки содержательной стороны которого не существует правовых критериев?

Предлагаемая монография является попыткой приблизиться к ответу на поставленный вопрос и представляет собой постановку проблемы судебной достоверности.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.