1.5. Судебная практика в сфере коллизионного регулирования

Значение судебной практики в международном частном праве. Судебная практика в международном частном праве играет более важную роль, чем в других отраслях национального права. Это объясняется следующими причинами:

1. В области международного частного права существует достаточно большое количество пробелов, которые восполняются при помощи судебной практики.

2. Основным правоприменительным органом в сфере международной торговли является третейский (международный коммерческий арбитражный) суд, который по сравнению с государственными судами более свободен в применении закона. В частности, неправильное применение материальных норм права не является основанием для оспаривания решения третейского суда. Судебная практика является для этих судов очень важным ориентиром.

3. Нормы международного частного права, закрепленные на уровне международных договоров, часто не конкретизируются через подзаконные акты, как это происходит с национальными законами. В то же время многие нормы международных договоров носят общий характер либо содержат термины, значение которых должно наполняться («разумный срок», «необходимые меры»). В отсутствие иных способов детализация норм международного права, их адаптация для правоприменения является задачей судебной практики.

Можно выделить три группы судебных решений, значимых для международного частного права:

– решения международных юрисдикционных органов;

– решения государственных судов;

– решения третейских судов.

Решения международных юрисдикционных органов. Под такими органами следует понимать органы, разрешающие споры между субъектами международного публичного права, к которым относятся: Постоянная Палата международного правосудия Лиги Наций, Международный Суд ООН, Суд Европейских Сообществ, Экономический Суд СНГ и др. Практика этих органов (за исключением Суда Европейских Сообществ) достаточно бедна, однако некоторые решения этих органов оказали большое влияние на развитие коллизионного права. Чаще всего вопросы, связанные с международным частным правом, возникали перед данными органами при оказании каким-либо государством дипломатической защиты своим субъектам права. Механизм дипломатической защиты действует в том случае, если, ущемляя интересы иностранного субъекта права, государство нарушает нормы международного права. Такой субъект права может обратиться за защитой к своему государству, которое имеет право оказать дипломатическую защиту. Спор переходит в плоскость международного публичного права.

Рассмотрим наиболее важные дела.

Дело «лузитанских вдов» (решение совместной немецко-американской комиссии по урегулированию послевоенных претензий от 1 ноября 1923 г.).

В 1915 г. английский пакетбот «Лузитания» был потоплен немецкой подводной лодкой. На борту находилось определенное количество американских граждан, после гибели которых их жены стали вдовами. Некоторые из этих женщин вторично вышли замуж и поэтому сменили гражданство. Перед комиссией встал вопрос о возможности рассмотрения их жалоб (правом обращения пользовались только граждане воевавших держав). Вопрос был решен в пользу женщин в связи с тем, что они были гражданами США на момент вступления в силу немецко-американского соглашения о рассмотрении споров арбитражным путем (соглашения, которое предусматривало создание комиссии). Таким образом, дипломатическая защита может быть оказана, даже если на момент рассмотрения спора лицо утратило гражданство соответствующего государства. Данное дело затрагивает проблему мобильного конфликта. В настоящее время подобный вопрос, возможно, был бы решен иначе.

Дело компании «Барселона Трекшн» (решение Международного Суда ООН от 5 февраля 1970 г.).

В 1948 г. было объявлено о банкротстве крупнейшего каталонского предприятия в области энергоресурсов – компании «Барселона Трекшн». Это юридическое лицо было учреждено и зарегистрировано в Канаде, большинство акционеров являлись гражданами Бельгии, а основную деятельность компания осуществляла на территории Испании.

Считая действия властей Испании дискриминационными, Бельгия обратилась в Международный Суд ООН для защиты своих граждан.

Исследовав системы внутреннего права, предусматривающие возможность создания акционерных обществ, Международный Суд ООН пришел к выводу, что следует различать двух субъектов права: общество и акционеров. В данном деле общество было канадским, а акционеры – бельгийцами. Оспариваемые действия касались интересов общества, а не интересов акционеров, к которым относятся право на голосование, право на дивиденды и др. Таким образом, интересы бельгийских граждан не были затронуты, и, соответственно, Бельгия не может выступать в их защиту. Правом на оказание дипломатической защиты обладает Канада. По мотивам отсутствия материальной заинтересованности Международный Суд ООН отказал Бельгии в рассмотрении жалобы.

Данное дело является иллюстрацией применения метода инкорпорации при определении гражданской правосубъектности юридических лиц. Более того, его можно рассматривать как доказательство существования международного обычая, в соответствии с которым критерий инкорпорации должен использоваться в качестве основного при определении международной правосубъектности юридических лиц.

Дело компании «Интерхандель» (решение Международного Суда ООН от 21 марта 1959 г.).

Во время Второй мировой войны власти США сочли, что швейцарское общество «Интерхандель» является прикрытием для немецкой компании «Фарбен», и подвергли имущество данного общества секвестру, опираясь на законодательство, регулирующее торговлю с вражеским государством. Представители «Интерханделя» утверждали, что связи с немецкой компанией были разорваны еще в 1940 г., и инициировали процесс в американских судах. Параллельно «Интерхандель» обратился к правительству Швейцарии с просьбой поддержать его требования на дипломатическом уровне. Международный Суд ООН отказал Швейцарии в принятии заявления, поскольку на момент его подачи процесс в американских судах еще не был завершен.

Данное дело является иллюстрацией применения «теории контроля» для определения гражданской правосубъектности юридических лиц, а также замечательным примером влияния публично-правовых интересов на определение территориальной привязки частноправового отношения.

Решения третейских судов. Третейские суды (международные коммерческие арбитражные суды) не являются государственными судами и не образуют централизованную систему. Они являются юрисдикционными органами, источником правоприменительной деятельности которых является соглашение сторон. Каждый такой суд является автономным и независимым. Как следствие, практика третейских судов не является систематизированной и целостной. Более того, в рамках отдельного третейского органа аналогичные вопросы могут решаться по-разному. Примером может служить практика МКАС при ТПП РФ, который в одном случае подчинил отношения мены праву добросовестной стороны, а в другом – праву стороны, не исполнившей обязательство[91]. Подобная ситуация объясняется тем, что третейский суд не является органом, обязанным проводить единую правоприменительную политику. Отдельные составы третейского суда также независимы друг от друга и не связаны решениями друг друга.

Несогласованность практики третейских судов объясняется еще и тем, что одним из принципов их деятельности является принцип конфиденциальности, в соответствии с которым не допускается разглашение информации о рассматриваемых делах. Тем самым затрудняются анализ практики и выработка единых подходов.

Особенностью практики третейских судов является также более свободное использование норм материального права по сравнению с государственными судами. Решение третейского суда не может быть отменено по мотивам неправильного применения норм материального права.

По сравнению с государственными судами третейские суды в сфере международного частного права специализируются на разрешении споров в области внешнеэкономической деятельности. Поэтому часто решения этих органов (особенно национальных центров международного коммерческого арбитража) характеризуются более глубокой проработкой правовых вопросов, чем решения государственных органов.

И, наконец, в силу ряда практических преимуществ третейского правосудия, главным из которых является облегченный порядок исполнения третейских решений в иностранных государствах, большая часть споров в сфере внешнеэкономических отношений рассматривается именно этими судами. Их практика, следовательно, более богата, чем практика государственных судов, и часто является ориентиром для последних.

Применение коллизионных норм третейскими судами. Статья 28 Закона о международном коммерческом арбитраже 1993 г. (далее – Закон) закрепляет следующие правила:

«1. Третейский суд разрешает спор в соответствии с такими нормами права, которые стороны избрали в качестве применимых к существу спора. Любое указание на право или систему права какого-либо государства должно толковаться как непосредственно отсылающее к материальному праву этого государства, а не к его коллизионным нормам.

2. При отсутствии какого-либо указания сторон третейский суд применяет право, определенное в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми.

3. Во всех случаях третейский суд принимает решение в соответствии с условиями договора и с учетом торговых обычаев, применимых к данной сделке».

Часть 1 данной статьи закрепляет возможность сторон договора выбрать право, применимое к их отношениям и вытекающую отсюда обязанность третейского суда руководствоваться этим правом при разрешении спора (институт автономии воли). Во втором предложении части 1 ст. 28 Закона содержится правило, аналогичное правилу, установленному ст. 1190 ГК РФ. Речь идет о непринятии обратной отсылки, причем сфера действия ст. 28 Закона более узка, чем сфера действия ст. 1190 ГК РФ, – обратная отсылка не принимается только в ситуациях договорного определения применимого права.

В ч. 2 ст. 28 Закона 1993 г. закрепляется обязанность третейского суда применять коллизионные нормы в случае отсутствия соглашения сторон о выборе права. И, наконец, в ч. 3 ст. 28 Закона 1993 г. устанавливается обязанность третейского суда давать оценку договорным условиям и существующим торговым обычаям.

Эта, на первый взгляд простая и ясная, статья, послужила причиной возникновения в отечественной (и не только в отечественной)[92] доктрине неверной и, как представляется, вредной точки зрения, в соответствии с которой коллизионные нормы ГК РФ не обязательны для третейского суда. Данная точка зрения приобрела всеобщий авторитет и воспринимается отечественной доктриной как аксиома.

«Важным исключением из общего правила, установленного абз. 1 и. 1 ст. 1186 ГК РФ, – пишет И. В. Елисеев[93], – является норма об особенностях определения права, применяемого международным коммерческим арбитражем. В отличие от судов, образующих судебную систему РФ, в частности федеральных судов общей юрисдикции и федеральных арбитражных судов, международный коммерческий арбитраж при выборе применимого права не связан нормами раздела VI ГК РФ… Таким образом, международный коммерческий арбитраж фактически волен отступать от коллизионных норм отечественного права».

«Свобода арбитров (третейских судей) в выборе применимого права при рассмотрении международных хозяйственных споров является общепризнанной в практике международных коммерческих арбитражей», – отмечает Г. Н. Дмитриева[94].

На этой же позиции стоит В. Н. Ануров, автор одного из недавних специальных исследований этого вопроса. «Решение коллизионной проблемы и соответственно выбор надлежащего материального права может не зависеть от предписаний коллизионных норм страны суда, которыми должны руководствоваться судьи государственных судов. Поэтому арбитры имеют право, данное им сторонами в арбитражном соглашении, свободно использовать весь юридический материал для решения спора между сторонами», – пишет В. Н. Ануров[95].

В своих решениях МКАС при ТПП РФ неоднократно подчеркивал свою несвязанность коллизионными нормами законодательства РФ со ссылкой на ст. 28 Закона 1993 г. Даже когда в итоге МКАС при ТПП РФ применяет отечественные коллизионные нормы, подчеркивается необязательный характер их применения. Так, в решении от 11 декабря 2001 г. (дело № 197/2000) содержатся следующие рассуждения: «Стороны не предусмотрели в Контракте, из которого возник спор, применимое право. В соответствии с и. 2 ст. 28 Закона РФ “О международном коммерческом арбитраже” от 7 июля 1993 г. при отсутствии Соглашения сторон о применимом праве арбитражный суд применяет право, определяемое в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми. Сообразуясь с устойчивой арбитражной практикой[96], состав арбитража полагает необходимым исходить из коллизионных норм права России как страны места рассмотрения спора».

Представляется, что для вывода о необязательности коллизионных норм для третейских судов нет оснований.

Смысл ч. 2 ст. 28 Закона 1993 г. заключается в закреплении компетенции третейского суда определять применимую коллизионную норму. Аналогичными полномочиями обладают и арбитражные суды РФ. Другими словами, ст. 28 относит коллизионное регулирование к компетенции суда в том случае, если стороны не выбрали право в договоре. Это наиболее простое и буквальное толкование ч. 2 ст. 28 Закона 1993 г.

Из закрепления компетенции третейского суда в сфере коллизионного регулирования автоматически не следует вывод о возможности произвольного обращения с коллизионными нормами и о возможности их неприменения. Действительно, если мы относим к компетенции суда право вынесения решений по спору, это не означает, что он может выносить несправедливые решения. Установление компетенции применять нормы права не влечет возможность неприменения этих норм.

Представляется, что в сфере коллизионного регулирования произвольность выбора вообще невозможна (если не говорить об альтернативных коллизионных нормах) и даже если мы истолкуем право третейского суда «применять коллизионные нормы, которые он сочтет применимыми» как право «фактически отступать от коллизионных норм отечественного права», мы обнаружим, что и такое отступление логически невозможно, потому что в рамках одного национального правопорядка существует только одно коллизионное правовое решение ситуации, отступать от которого с опорой на другую коллизионную норму нельзя просто потому, что другой коллизионной нормы нет.

Можно понимать ч. 2 ст. 28 Закона, как предоставляющую право отечественному суду применять иностранные коллизионные нормы, но и такое предположение необоснованно, поскольку иностранные коллизионные нормы не имеют характера норм права в рамках отечественного правопорядка. Будучи процессуальными нормами, они не обладают трансграничным эффектом.

Можно понимать ч. 2 ст. 28 Закона как разрешающую третейскому суду произвольно решать коллизионные проблемы, урегулированные ст. 1186–1194 ГК РФ (первичная квалификация, взаимность и пр.). Но и это неверно, поскольку в ст. 28 Закона речь идет о выборе нормы, а не о выборе варианта решения проблемы, связанной с ее применением. Кроме того, авторитет того или иного решения коллизионной проблемы в рамках национального правопорядка опирается не только на авторитет законодателя, но и на авторитет логики и общее отношение доктрины.

Наконец, нельзя толковать ч. 2 ст. 28 Закона 1993 г. как закрепляющую право третейского суда вообще не применять коллизионные нормы, потому что в ней указано на необходимость применения коллизионных норм.[97] Однако в решении МКАС РФ от 7 мая 2002 г. (дело № 185/2001) ст. 28 Закона было дано такое абсурдное толкование: «Обратившись к вопросу о применимом праве, суд констатирует, что стороны не решили данный вопрос в заключенном ими Договоре. Отсутствие соглашения сторон по этому вопросу, вопреки мнению ответчика, не препятствует разрешению спора в МКАС. Согласно Закону РФ “О международном коммерческом арбитраже” (ст. 28) МКАС предоставлено право в таких случаях определять применимое право в соответствии с коллизионными нормами, которые он считает применимыми, принимая решение в соответствии с условиями Договора сторон с учетом торговых обычаев, применимых к конкретной сделке. Принимая во внимание обстоятельства данного дела и представленные сторонами доказательства, МКАС пришел к выводу о возможности разрешения этого спора на основании условий Договора, заключенного между сторонами»[98]. В данном деле в соответствии со ст. 1211 ГК следовало применить право страховщика (право Узбекистана). Необходимость установления применимого материального права очевидна: договор или отдельные его части могут быть недействительными в силу противоречия императивным нормам данного права. Установление применимого материального права важно не только для справедливого разрешения спора, но и для дальнейшего исполнения третейского решения за границей. Решение, удовлетворяющее иск по договору, недействительному с точки зрения иностранного права, может быть не исполнено в иностранном государстве по причине его противоречия публичному порядку.

Л. А. Лунц, освещавший этот вопрос, пишет: «… по вопросу о праве, которым арбитраж должен руководствоваться при вынесении решения, арбитражу предоставлена широкая свобода выбора в соответствии с новейшими течениями в коллизионном праве о контрактах. Важно то, что арбитраж должен руководствоваться коллизионным правом и материальным законом»[99]. С этим можно согласиться. В условиях пробельности советского коллизионного права и дистанцированности сферы деятельности третейских судов от сферы деятельности государственных судов, третейские суды могли и должны были самостоятельно решать коллизионные проблемы (обратной отсылки, первичной квалификации и пр.). В настоящее же время, когда и законодательно, и на практике компетенция третейских судов и государственных судов пересекаются, а раздел VI ГК РФ императивно решает большинство коллизионных проблем, основания для правовосполнительной деятельности третейских судов отпали. Впрочем и сегодня третейские суды могут самостоятельно решать нерешенные законодателем коллизионные проблемы (например, проблему мобильного конфликта). В этом смысле вывод Л. А. Лунца продолжает оставаться актуальным. Следует отметить, что Л. А. Лунц не делает умозаключения о несвязанности третейского суда коллизионными нормами отечественного права.

Законодательное регулирование коллизионных проблем не является императивом, государство вполне может обойтись без соответствующих норм (пример – ОГЗ СССР), поскольку они закрепляют правила толкования и не являются самодостаточными. Однако если законодатель все же считает нужным эти проблемы решить, третейские суды, будучи органами юрисдикционными, не могут не применять коллизионные нормы отечественного права[100]. «Если стороны договариваются подвергнуть их спор суду одного или нескольких арбитров, они, тем не менее, остаются под контролем государства, так как арбитражные судебные решения приобретают силу только через предписание государственного судьи и, в соответствии с нормами судебного права, могут быть обжалованы в судебных юрисдикциях», – справедливо отмечает Ж. Л. Бержель[101].

Представляется, что в случае неприменения третейским судом коллизионных норм ГК РФ либо в случае их неправильного применения имеются основания для оспаривания решения третейского суда на основании ч. 1 ст. 34 Закона 1993 г. (несоответствие арбитражной процедуры[102] закону страны суда) либо для отказа в приведении арбитражного решения в исполнение (ч. 1 ст. 36 Закона 1993 г.). Следует отметить и то обстоятельство, что ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» от 24 июля 2002 г. в ч. 2 ст. 6 закрепляет обязанность третейских судов руководствоваться нормами права[103]. Этот закон не распространяется на международный коммерческий арбитраж, однако данное правило может быть применимо к деятельности международного коммерческого арбитража по аналогии.

Вопрос о несвязанности третейского суда нормами права если и может ставиться, то только применительно к материальным, а не к коллизионным нормам. Доверяя МКАС рассмотреть спор, вполне возможно, стороны уполномочивают его применить те материальные нормы, которые он сочтет нужным применить, и так, как он сочтет нужным их применить. Но коллизионная норма, будучи нормой процессуальной, не может быть легко обойдена ни сторонами, ни МКАС.

Практика государственных судов. Государственные суды РФ в соответствии с нормами АПК РФ и ГПК РФ имеют право рассматривать споры с участием иностранного элемента. За последнее время анализ и систематизация такой практики активно проводятся ВАС РФ. Наиболее важными документами, подготовленными ВАС РФ, являются: информационное письмо Президиума ВАС от 18 января 2001 г. «Обзор практики разрешения судами споров, связанных с защитой иностранных инвесторов»[104]; информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25 декабря 1996 г. «Обзор практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц»[105]; информационное письмо Президиума ВАС РФ от 16 февраля 1998 г. «Обзор судебно-арбитражной практики разрешения споров по делам с участием иностранных лиц»[106]; информационное письмо Президиума ВАС РФ от 25 декабря 1996 г. «Об исполнении решений арбитражных судов одного государства на территории другого государства»[107]; письмо ВАС РФ от 16 августа 1995 г. «О перечне действующих международных договоров, в исполнении которых участвуют арбитражные суды РФ»[108] и др.

В этих письмах, помимо разъяснения достаточно простых вопросов действия норм международного частного права, ВАС РФ дает определение внешнеэкономической сделки как сделки, совершенной между сторонами, предприятия которых находятся в разных государствах (легальное определение этого термина отсутствует), а также несколько раз останавливается на проблемах действия института автономии воли (выбор сторонами применимого к их отношениям права), давая жесткое формальное толкование положениям гражданского законодательства. В настоящее время значение этих обзоров практики в значительной степени обесценилось с учетом того, что раздел VI ГК РФ регулирует соответствующие вопросы иначе, чем раздел VII ОГЗ СССР.

Верховный Суд РФ в настоящее время не проводит какую-либо заметную деятельность в сфере оценки и анализа вопросов применения коллизионных норм, что совершенно недопустимо, поскольку коллизионное регулирование в деятельности судов общей юрисдикции гораздо разнообразнее и сложнее, чем в деятельности арбитражных судов РФ.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.