§ 8. Значение актов толкования Европейского суда по правам человека для Российской Федерации

§ 8. Значение актов толкования Европейского суда по правам человека для Российской Федерации

Казанцева Елена Ивановна, kazantsevaelenaivanovna@gmail.com

Россию и Европейский суд по правам человека (далее ЕСПЧ, Европейский суд) связывает уже второе десятилетие отношений. Подписав и ратифицировав Европейскую конвенцию о защите прав человека и основных свобод (далее Конвенция), Российская Федерация взяла на себя обязательства по соблюдению положений данного международного договора и вошла в юрисдикцию Европейского суда. Количество обращений российских граждан в этот международный суд неуклонно растет, что расширяет сферу его влияния на законодательство и правовую действительность государства. Этот способ правовой защиты востребован в последние годы, на сегодняшний день своей очереди ждут более пятнадцати тысяч жалоб в ЕСПЧ[146].

Однако противоречия между национальным правом и позицией международного органа по ряду вопросов зародили в юридическом сообществе и на политической арене дискуссию о возможности выхода России из Конвенции[147]. Напряженность была вызвана, прежде всего, нашумевшим делом «Константин Маркин против России» и Постановлением Конституционного суда РФ от 06.12.2013 N 27-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда». Конституционный суд не только оставил за собой право определять законность норм, примененных в оспариваемом решении суда, но и фактически решать исход дела. В случае, когда ЕСПЧ признает решения государственных органов или судов противоречащими Конвенции и выносит решение о восстановлении нарушенных прав и свобод, требующее отказа от применения некоторых положений российского законодательства, ранее признанных конституционными, суд, рассматривающий дело по новым обстоятельствам, становится перед выбором между позициями Конституционного суда и Европейского суда.

Казалось бы, выбирая любую из двух позиций, суд нарушает одну из норм, которым обязан подчиняться. Отдавая предпочтение решению ЕСПЧ, суд общей юрисдикции возьмет на себя принадлежащие Конституционному суду полномочия по определению соответствия закона Конституции. А обратная ситуация приведет к нарушению части 1 статьи 46 Конвенции, в соответствии с которой Россия берет на себя обязательство исполнять решения Европейского суда.

Конституционный суд разрешает противоречие, ссылаясь на позицию Верховного суда Российской Федерации, который, в свою очередь, ссылается на положения статьи 46 Конвенции с учетом Рекомендации Комитета Министров Совета Европы от 19 января 2000 года R (2000) 2. Применяя положения Конвенции к результатам пересмотра судебного решения, Конституционный суд приходит к выводу о том, что пересмотру подлежат не все дела по новым обстоятельствам в связи с решениями ЕСПЧ, а отвечающие двум критериям: наличию причинно-следственной связи между нарушением положений Конвенции и Протоколов к ней и неблагоприятными последствиями; наличию неблагоприятных последствий несмотря на правовосстановительные меры и компенсации.

Новые обстоятельства[148] являются основанием для рассмотрения процессуальной стороны дела и определения значимости данных обстоятельств для оценки дела по существу, а значит, не затрагивают материальное право[149]. Таким образом, от суда общей юрисдикции требуется определить, нужно ли продолжать восстанавливать нарушенное право с помощью национального законодательства. Когда такая потребность имеется, суд обязан обратиться в Конституционный суд в соответствии со вторым абзацем статьи 101 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» N 1-ФКЗ. Этот абзац, кардинально меняющий подход к исполнению актов ЕСПЧ, введен 4 июня 2014 года, то есть менее чем через год после оглашения Конституционным судом своей позиции о соотношении его решений с решениями ЕСПЧ. Такой последовательный отклик законодателя путем создания новых норм свидетельствует о поддержке со стороны Правительства тенденции к сокращению влияния международного суда на российское право.

Можно резюмировать, что Конституционный суд подчинил себе исполнение решений ЕСПЧ на территории Российской Федерации, ведь теперь применению подлежат только акты, не противоречащие решениям Конституционного суда по аналогичным делам или его правовым позициям.

Многие государства-члены Конвенции подвергаются излишнему вторжению в свой «публичный порядок» со стороны ЕСПЧ. Об этом говорил профессор СПбГУ Валерий Абрамович Мусин в выступлении на XI сенатских чтениях, посвященных теме «Судебная защита: соотношение внутригосударственного и межгосударственного правосудия». Поэтому прецеденты отказа от изменения законодательства или толкования Конституции встречаются не только в практике отношений Европейского суда с Россией. К примеру, Италия не отменяет запрет на аборты, а Великобритания не наделяет активным избирательным правом заключенных. В отношении России также существует решение по жалобе[150] на отсутствие избирательных прав у заключенных, поэтому для нас разрешение данных противоречий не менее актуально. Хотя Конституционный суд увеличил свой примат над решениями ЕСПЧ, интерес России к соблюдению Конвенции в рамках национальных интересов остается прежним. Развитие и трансформация права невозможны без влияния иных подходов к толкованию принципов, гарантированных Конституцией, по существу тождественных принципам Конвенции. Иначе говоря, Россия и дальше будет пользоваться механизмом международного контроля своего законодательства и его применения со стороны ЕСПЧ, прислушиваясь к его позиции в рамках усмотрения Конституционного Суда Российской Федерации. Насколько такой подход эффективен покажет время, но на данном этапе можно говорить о наличии рисков как при слепом следовании указаниям Европейского суда, так и при безоговорочном отказе от их действия на территории РФ.

Чтобы разобраться в сложившемся конфликте Конституционного Суда и ЕСПЧ необходимо взглянуть на проблему шире. Борьба за влияние является отголоском более масштабной проблемы, а именно соотношения между собой принципов международного права. С одной стороны Конституционный суд стоит на страже принципа суверенитета и не позволяет изменять высший нормативный акт государства. Суверенитет подразумевает самостоятельное осуществление законодательной, исполнительной, административной и судебной властей, следовательно и определение направлений развития государства, его институтов и в целом права.

Конституционный суд в вопросе о сущности суверенитета определяет его как неделимый и принадлежащий народу. Поэтому, руководствуясь интересами народа, сложившимися традициями и порядками, Конституционный суд в полной мере имеет основания отстаивать свои варианты толкования норм закона для соблюдения принципа суверенитета государства. Суверенитет не бывает абсолютным, существует множество внешних и внутренних факторов, способных сделать суверенитет лишь юридическим свойством государства, а не фактическим. Но важный нюанс в том, что суверенитет определяется правом, а право государством. Следовательно, вмешательство в законодательство носит самый острый и болезненный характер для суверенитета страны. Тем самым полагается, что решения об изменении восприятия норм Конституции должны приниматься взвешенно, своевременно и в соответствии с потребностями российского общества, а не иного другого.

С другой стороны принцип pacta sunt servanda, закрепленный в Уставе ООН и Венской конвенции о праве международных договоров, позволяет Европейскому суду требовать исполнения его решений. Принцип соблюдения договоров имеет большое значение для взаимодействия государств вследствие договорного характера международного права. Договор как основа отношений между суверенными государствами гарантируется силой данного принципа, обеспечивающего добросовестное и полное исполнение обязательств и позволяющего толковать споры, исходя из его презюмирования.

Почему же некоторые государства нарушают принцип pacta sunt servanda или стремятся затянуть исполнение отдельных решений Европейского суда? «В силу эволютивного способа интерпретации Конвенция рассматривается не как совокупность застывших норм, а как документ, который постоянно развивается и должен толковаться в свете современных условий»[151]. Именно эволютивный подход к толкованию положений Конвенции привел к увеличению сфер влияния ЕСПЧ и излишнему вторжению в установленный порядок государств-членов. Опасность расширения круга вопросов, которые позволяет себе разрешать Европейский суд, состоит в том, что судьи принимают все большее количество политизированных решений. Такой резкий скачек активности суда заметил лорд Джонатан Сампшн, судья Верховного суда Великобритании, на своей лекции в Малайзии: «Право изначально разрабатывали специально для защиты граждан от слежки со стороны тоталитарных режимов, [сегодня рамки права расширились и теперь] затрагивают вопросы незаконнорождённых детей, иммиграции, депортации, расследования криминальных дел, аборты, гомосексуалистов, самоубийц, похитителей детей».

По мнению Антона Александровича Иванова, председателя упраздненного Высшего Арбитражного суда в отставке, уберечь страны от решений в интересах Европейского Союза (далее ЕС,

Евросоюз), поможет новая система формирования палат ЕСПЧ, в одной из которых будут судьи из стран, входящих в ЕС, а в другой – не входящих в Евросоюз[152]. В свою очередь Большая палата будет формироваться из судей обеих ординарных палат. Слабой стороной такой системы будет исключение возможности применить опыт решения внутринациональных проблем судьями одной палаты по отношению к другой.

Международное право по юридической силе находится выше конституций государств. Ратифицируя международные договоры, Россия имплементирует их в свою правовую систему, они становятся составной частью российского права. Поэтому, чтобы установить их место в иерархии отечественных нормативно-правовых актов, нужно определиться, является ли Конституция законом. По нашему мнению Конституция не является основным законом, как ее принято называть, ибо не является законом вовсе. Конституция – правовой акт особого рода, имеющий государствообразующий характер. Она принимается нетипичными для стандартного законотворчества способами, устанавливает основы государственного строя и содержит нормы-принципы, на которых базируется все остальное законодательство. Поэтому нельзя говорить о Конституции, как о первом среди равных законе, так как она имеет иную природу и иную суть. Само название «Конституция» происходит от латинского constitutivus, означающего «составляющий основу, сущность чего-либо».

Если мы будем придерживаться названной позиции, то определим международно-правовые договоры как менее приоритетные по сравнению с Конституцией. Кроме того, стоит учесть и то, что договор – источник обязательства, а не норм. Нормы же международного права основаны на принципе, «согласно которому общее согласие государств порождает нормы, имеющие общее применение»[153], которые в свою очередь являются международными обычаями – доказательством всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы, о чем говорится в части 1 статьи 38 Статута Международного суда ООН.

Из этого следует, что решения Европейского суда необходимо рассматривать в парадигме обычного права. При таком подходе прецеденты ЕСПЧ должны фиксировать не мнение суда, а обычай, и являться не актом правотворчества, а отражением правовой позиции по конкретному вопросу. Акты толкования ЕСПЧ сами по себе не относятся ни к международному праву, ни к juscogens[154]. Их содержание обусловлено компетенцией самого органа, поэтому, возвращаясь к вопросу о возможности изменения толкования Конституции во исполнение решения ЕСПЧ, заключим, что позиция Европейского суда может быть принята лишь как возможный ориентир, а не императивное предписание. Конституционный суд толкует Конституцию, а ЕСПЧ – Конвенцию, что позволяет ему указать на несоответствие норм российского законодательства Конвенции, а не Конституции. Приведение же толкования Конституции в соответствие с требованиями Европейского суда должно соответствовать национальным интересам и национальным институтам[155], – считает Валерий Дмитриевич Зорькин, председатель Конституционного суда Российской Федерации. По его мнению, сотрудничество России с ЕСПЧ плодотворно сказывается на развитии законодательства и поиске недочетов в праве. Несмотря на твердую позицию Конституционного суда по некоторым вопросам, во многом Россия прислушивается к решениям ЕСПЧ. Ярким примером считается позиция Конституционного суда, отменяющая смертную казнь из-за сложившегося естественного моратория во исполнение положений Конвенции.

Пытаясь определить, на чьей стороне приоритет – принципа суверенитета или принципа соблюдения договора, представим картину абсолютизации одного из них. В результате моделирования подобных обстоятельств становится очевидно, что один из принципов всегда будет нарушен, если отдавать приоритет другому. Они находятся на одной чаше весов, а значит требуют равновесия путем нахождения компромисса. «Достижение баланса между принципами (оценка веса, взвешивание принципов) является типичной формой реализации принципов»[156]. Такого мнения придерживается немецкий профессор и философ права Роберт Алекси, который определяет, что реализация определенного принципа зависит не только от норм, но и от противоположного принципа. Поэтому на судью должна возлагаться юридическая обязанность оптимизации принципов Конституции, означающая нахождение баланса между ними при разрешении конкретного спора.

Таким образом, для суда крайне важны дискреционные полномочия, придающие праву гибкость. Может ли предоставление дискреционных полномочий судам общей юрисдикции упростить процедуру исполнения решения ЕСПЧ? С первого взгляда может, однако суд общей юрисдикции не вправе судить о соответствии Конституции норм права и возможности не применять их в конкретном деле, а значит, Конституционный суд будет самостоятельно решать все вопросы о применении результатов толкования Европейского суда по конкретным делам. Более того, ширина дискреционных полномочий может конфликтовать с принципом правовой определенности, означающем в этом отношении возможность прогнозирования решения суда.

Оговорка о конкретных делах, в отношении которых Конституционный суд определяет возможность изменения или пересмотра своей позиции не случайна. Россия обязана учитывать все акты толкования ЕСПЧ, применяя нормы Конвенции, в случае игнорирования официальной интерпретации положения договора будут нарушены, что говорит о нормативном характере решений Европейского суда. Помимо этого, сохранение значения актов толкования ЕСПЧ в данной сфере служит основанием для констатации лишь частичного снижения его роли в воздействии на Россию. Влияние в отношении применения положений Конвенции сохраняется в полной мере.

Окончательное определение роли актов ЕСПЧ зависит от использования Конституционным Судом своего нового полномочия по разъяснению судам вопроса о возможности исполнения решения ЕСПЧ по конкретному делу в ответ на их запрос. Предполагаем, что консервативный настрой большинства судей и председателя Конституционного суда может практически лишить россиян возможности восстановить нарушенные права через Европейский суд, чем вызвать волну недоверия к судебной системе и государственной политике. ЕСПЧ станет судом для получения компенсации, а понимание данного факта приведет к увеличению присуждаемых размеров денежных возмещений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.