2. Принципы оценки справедливости процесса в целом и эффективной защиты права

2. Принципы оценки справедливости процесса в целом и эффективной защиты права

Используемый Судом метод «оценки справедливости процесса в целом» (fairness of the proceedings taken as a whole) не предполагает исследования отдельно взятого следственного действия, в отрыве от других этапов процесса. Суд традиционно исходит из того, что практически любой дефект может быть исправлен на последующих этапах процедуры.

Возможность и значение исправления дефектов доказывания на последующих этапах процедуры. Кумулятивный эффект таких дефектов как причина признания нарушения по статье 6

Рассмотрим дело «Imbrioscia v. Switzerland» (постановление от 24 ноября 1993 года), которое иллюстрирует этот классический подход.

Заявителя[224] арестовали по подозрению в контрабанде наркотиков. Первый допрос прошел без адвоката. В конце допроса заявитель попросил дать ему адвоката по назначению, что было сделано. Правительство утверждало, что ставило в известность адвоката о дате и времени допросов. Адвокат, напротив, настаивал на том, что дата и место ему не подходили и, следовательно, он не смог явиться вовремя: заявитель был трижды допрошен без адвоката. Некоторое время спустя назначенный адвокат вышел из процесса, и заявитель нашел себе нового адвоката, с которым у него была возможность встретиться. Новый адвокат (по договору), однако, также отсутствовал во время нескольких допросов, так как якобы не был поставлен в известность о том, что его клиента будут допрашивать. Он пожаловался прокурору и на заключительном допросе находился рядом со своим подзащитным. Во время всех допросов на следствии заявитель не признавал свою вину. Не признал он вину и на суде; однако суд приговорил его за контрабанду, ссылаясь на противоречия в его показаниях.

Европейский суд в этом деле отметил, что, даже если первый адвокат (по назначению) действовал непрофессионально, ответственность за это не лежит на государстве. Заявитель сам не привлек внимание прокуратуры к этой ситуации, и прошло не так много времени, чтобы прокуратура сама заметила, что адвокат по назначению манкирует своими обязанностями. Кроме того, после того как заявитель поменял адвоката, у них была возможность обсудить дело. Адвокат также находился рядом с подозреваемым на заключающем этапе следствия. Наконец, во время судебного разбирательства адвокат все время был рядом со своим подзащитным. Таким образом, по мнению Суда, у стороны защиты была возможность оспорить доказательства, полученные на предварительном следствии. Европейский суд пришел к выводу, что статья 6, § 1 и 3 (с), Конвенции нарушена не была (в российском контексте см., например, решение о приемлемости по делу «Ivakhnenko v. Russia» от 21 октября 2008 года). В последнее время этот подход подвергается ревизии (об этом далее, в контексте права на адвоката), но все же остается пока доминирующим способом анализа процесса.

Сложным вопросом в прецедентном праве Конвенции является вопрос о том, насколько дефекты, допущенные на следствии или в судебном разбирательстве перед судом первой инстанции, могут быть исправлены в суде апелляционной или кассационной инстанции. В качестве примера можно привести дело «Edwards v. the United Kingdom» (постановление от 16 декабря 1992 года) о потенциально оправдательном доказательстве, которое не было раскрыто защите стороной обвинения и не было продемонстрировано суду присяжных. Европейский суд в этом деле не нашел нарушения статьи 6 по той причине, что на стадии апелляции защита получила доступ к оправдательным доказательствам и эти доказательства были также доступны апелляционному суду, который, тщательно изучив их, заключил, что, даже если бы они и были представлены суду присяжных, вердикт последних был бы таким же[225]. В ряде других британских дел, например «Rowe and Davis v. the United Kingdom» (постановление от 16 февраля 2000 года), Суд отметил, что апелляционный суд, который не исследовал доказательства дела непосредственно, не в состоянии был также на основе письменных материалов и протоколов разбирательства в суде первой инстанции оценить значение нераскрытых доказательств для вердикта, как это мог бы сделать судья первой инстанции. Кроме того, апелляционный суд проводит оценку доказательств некоторым образом ex post facto, на его оценку неизбежно влияет обвинительный вердикт присяжных. Похожий вывод сделал Европейский суд в деле «Dowsett v. the United Kingdom» (постановление от 24 июня 2003 года). Насколько вышестоящий суд может исправить недостатки процесса в нижестоящем суде, зависит в конкретном процессе от формальных полномочий вышестоящего суда и от того, насколько в данном деле объем и способ исследования обстоятельств совпадали с объемом и способом исследования в той инстанции, в которой произошло нарушение.

При оценке справедливости процесса в целом Суд смотрит не только «на будущее» (на то, как развивался процесс после того, как произошло какое-то ограничение прав заявителя), но и «на прошлое». Например, в деле «Trepashkin v. Russia» (постановление от 16 декабря 2010 года), где заявитель жаловался на отсутствие условий для подготовки своей защиты во время судебного разбирательства, обвинения касались разглашения секретных данных, поэтому заявителю нельзя было иметь материалы дела при себе. Материалы хранились в суде, и заявителя, чтобы он мог ознакомиться с ними, доставляли из тюрьмы в суд. По его словам, во время ознакомления с материалами дела в суде его рука была пристегнута наручником к ножке стола, в результате чего он не мог нормально переворачивать страницы и делать выписки. Европейский суд не обсуждал, насколько в таких условиях можно нормально подготовиться к процессу, однако заметил, что следствие[226] в этом деле было закончено за несколько месяцев до того, как заявителя арестовали. Таким образом, у заявителя было время, чтобы ознакомиться с материалами дела в относительно «комфортной» обстановке, вместе со своими адвокатами. Кроме того, заявитель в этом деле сам был адвокатом. Таким образом, даже если при повторном ознакомлении с материалами дела, уже в ходе судебного процесса, заявитель и испытывал какие-то трудности, они, с учетом предыдущего периода, не лишили его «достаточного времени и возможности» для подготовки к защите.

Оценка справедливости процесса в целом предполагает не только изучение его динамики (того, что произошло до или после предполагаемого ограничения прав обвиняемого[227]), но и оценку соблюдения других прав заявителя в процессе. Так, в деле «Magee v. the United Kingdom» (постановление от 6 июня 2000 года) заявителя допрашивали без участия адвоката в течение двух дней. Он первоначально решил не давать показания, но потом, под сильным психологическим давлением следователей, начал говорить. Эти показания были затем использованы в его судебном процессе. Европейский суд нашел здесь нарушение двух прав по Конвенции: права не свидетельствовать против себя и права на помощь адвоката. Суд исходил из кумулятивного эффекта двух нарушений. Иначе говоря, если бы заявитель согласился давать показания в присутствии своего адвоката, то, возможно, нарушения статьи Конвенции не было бы.

Значение спорного доказательства для обвинительного приговора

Применительно к доказательствам принцип оценки справедливости процесса в целом выражается прежде всего в том, что Суд (по общему правилу) не будет заниматься теми делами, в которых спорное доказательство не сыграло какой-либо существенной роли или вообще не было использовано в обвинительном приговоре[228].

Суд также оценивает, насколько ограничение каких-то прав или возможностей заявителя могло быть компенсировано участием защитника в процессе. Так, в деле «Stanford v. the United Kingdom» (постановление от 23 февраля 1994 года) речь шла о подсудимом, который был частично глух и плохо слышал то, что происходило в ходе судебного разбирательства. Однако его адвокат слышал прекрасно и мог при необходимости привлечь внимание судей к тому, что у его подзащитного проблемы со слухом. По тактическим соображениям адвокат этого не сделал, в результате чего Европейский суд не нашел в этой части нарушения прав заявителя по статье 6.

Наконец, заметим, что принцип оценки справедливости процесса в целом предполагает, что оправдательный приговор лишает заявителя статуса жертвы нарушения статьи 6 Конвенции, даже если на какой-то стадии процесса в отношении него такие нарушения и были допущены (см., например, § 60 постановления по делу «Nikitin v. Russia» от 20 июля 2004 года). Это правило, однако, не действует в отношении некоторых специфических гарантий статьи 6, нарушение которых возможно и в случае оправдательного приговора (например, требование разумного срока судебного разбирательства и презумпции невиновности).

Проблематичным в практике Европейского суда по российским делам является вопрос о том, насколько разбирательство в кассационном суде может исправить недостатки разбирательства в суде первой инстанции. Кассация в основном рассматривает дело «по материалам», что ограничивает ее возможности. Закон (статья 377 УПК РФ) разрешает, в принципе, исследовать «дополнительные материалы», но не такие, которые получены в результате следственных действий. По ходатайству стороны также можно «непосредственно исследовать доказательства». Опять же не ясно, идет ли речь об исследовании доказательств, уже содержащихся в материалах дела, или о получении доказательств непосредственно кассационным судом (например, путем допроса свидетелей). Как отмечают некоторые авторы, кассация отличается от апелляции тем, что, по сути, не производит нового рассмотрения дела, не ставит своей задачей «постановить новый приговор»; «кассационный суд не вправе проводить допрос свидетелей, назначать судебные экспертизы и т.п.»[229], так как это предполагало бы появление в деле новых доказательств (которые не были исследованы судом первой инстанции). В связи с этим сложно утверждать что кассация в состоянии исправить все дефекты судопроизводства, допущенные на следствии или в суде первой инстанции.

Оценка реальной возможности воспользоваться правом — эффективная защита

Европейский суд неоднократно замечал, что недостаточно формально предоставить подсудимому какое-либо право, предусмотренное Конвенцией, — у него должна быть реальная возможность этим правом воспользоваться. В контексте права на помощь адвоката в процессе этот подход можно проиллюстрировать делом «Sakhnovskiy v. Russia» (постановление от 2 ноября 2010 года), в котором Большая палата Суда единогласно нашла нарушение статьи 6, § 1 и 3 (d), Конвенции.

В этом деле заявителя обвиняли в убийстве. Дело дважды попадало в кассационную инстанцию. Во время первого рассмотрения дела в кассации заявитель не был обеспечен адвокатом. Президиум Верховного Суда отменил решение кассационного суда и направил дело на новое кассационное рассмотрение, указав нижестоящему суду на необходимость обеспечить заявителю правовую помощь. В день процесса заявитель был переведен в СИЗО Новосибирска, где существовала возможность участвовать в процессе с использованием видеоконференцсвязи. За несколько минут до начала заседания заявителю представили его адвоката по назначению, т.е. заявитель видел этого адвоката в первый раз. Им было дано около 15 минут для обсуждения дела. Когда заседание началось, заявитель сказал, что не желает, чтобы его представлял адвокат, назначенный судом, так как не доверяет ему. Суд кассационной инстанции, тем не менее решил продолжить слушание с участием этого адвоката.

Европейский суд, рассматривая данное дело, отметил, что формального назначения обвиняемому адвоката недостаточно. Это надо сделать таким образом, чтобы предоставленный защитник оказывал реальную помощь обвиняемому. Конечно, государство не должно контролировать каждый шаг защиты — это противоречило бы принципу независимости адвоката в процессе. Однако оно обязано создать минимальные условия для нормального общения между адвокатом и его подзащитным и для работы с делом. В деле «Sakhnovskiy», как отметил Суд, правовую помощь можно было организовать множеством других способов. Например, найти обвиняемому защитника в Новосибирске, чтобы они могли пообщаться друг с другом заранее и выработать совместную позицию по делу. Можно было организовать телефонный разговор между назначенным судом защитником из Москвы и заявителем, дать им больше времени для обсуждения дела либо попытаться найти того адвоката, который осуществлял защиту заявителя на следствии и перед судом первой инстанции и которому заявитель доверял. Европейский суд в этом деле не стал говорить, какой из способов предпочтительнее. Для Большой палаты Европейского суда (а Большая палата голосовала по этому делу единогласно) была неприемлема ситуация, когда адвокат вступает в процесс непосредственно на судебном заседании, без серьезного предварительного обсуждения дела и вопреки воле подсудимого, который этого адвоката не знает и ему не доверяет.

Иначе говоря, принцип «эффективной защиты» подразумевает, что Суд отказывается от излишнего формализма при исследовании того, была ли у стороны возможность реализовать свое право. Как это часто случается в практике Суда, такого рода подход может играть как на руку защите, так и против нее. Например, в деле «Guigue and SGEN-CFDTv. France» (постановление от 6 января 2004 года) стороны в процессе имели разные сроки для обжалования решения суда — у прокурора этот срок был больше, что формально нарушало принцип процессуального равенства сторон. Однако Суд не согласился с тем, что такая ситуация нарушает статью 6, § 1, Конвенции: срок, предоставленный защите, был сам по себе достаточен для того, чтобы сформулировать апелляционную жалобу, и хотя у прокурора этот срок был больше, никакого «существенного преимущества» ему это не давало. Таким образом, используя подход «эффективной защиты» прав, Суд может и отклонять жалобы, а не только наказывать государства за формальную необеспеченность прав, гарантированных Конвенцией.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.