§ 2. Структура уголовного закона

С позиции отраслевой «прописки» уголовное законодательство вовне выступает лишь элементом общей системы отечественного законодательства. Однако, обладая хотя и относительной, но достаточной самостоятельностью, оно материализуется, в свою очередь, как система, элементами которой являются ее структурные части. И если уголовное право значительно уступает другим отраслям права по «ассортименту» (набору) собственных уголовно-правовых системных единиц, то оно значительно богаче других отраслей права насыщено динамичным социально-нравственным потенциалом.

Действующее российское уголовное законодательство «моногамно», так как весь объем его содержания составляет лишь Уголовный кодекс, который не терпит соперничества и в связи с этим требует любые, вновь издаваемые законы, предусматривающие уголовную ответственность, включать в свою орбиту.

Воспринимая сложившуюся в нашей стране традицию, Уголовный кодекс подразделяется на Общую и Особенную части.

Название Общей части уголовного кодекса предопределено тем, что она содержит понятия, категории и институты, имеющие равно необходимое значение для всех подразделений Особенной части.

Структурно-логический алгоритм Общей части действующего Уголовного кодекса, построенный на содержании соответствующего института, следует признать более удачным, нежели Уголовного кодекса РСФСР 1960 г. Вместе с тем имеет смысл высказать одно существенное, на наш взгляд, замечание по поводу построения Общей части. Думается, что содержание третьей главы Кодекса не в полной мере соответствует ее названию. По названию главы можно судить о том, что в ней речь должна идти о понятии преступления и его видах, что в данном случае частично и имеет место. Однако разработчикам проекта Кодекса отказала логика, когда они признали видами преступлений неоднократность (в настоящее время упраздненную), совокупность и рецидив. Нетрудно заметить, что в названных ситуациях речь идет не о видовых особенностях преступлений (убийство, например, остается убийством, сколько бы раз и в каком бы сочетании его ни совершил виновный), а об их количественных параметрах, что получило в теории уголовного права толкование как множественность преступлений. Необходимость в законодательной трактовке множественности назрела, и ее включение в новый Уголовный кодекс оправданно. Но было бы целесообразным главу о множественности преступлений поместить вслед за главой о соучастии, своеобразной множественности субъектов преступлений.

Особенная часть Уголовного кодекса посвящена своего рода «уголовно-правовой калькуляции» положений Общей части применительно к конкретным составам преступлений. Причем это касается явлений не только диспозитивного, но и санкционирующего характера.

Алгоритм Особенной части, базирующийся на основе родового, видового и непосредственного объектов, позволил выделить соответствующие разделы, главы и соответственно статьи.

Существующая в действующем Уголовном кодексе система Особенной части закрепила иерархию ценностей в диапазоне от личности – через общество – к интересам государства. Приоритет среди них отдан личности, и это является одной из существенных заслуг Кодекса.

Первичной структурной единицей Особенной части (впрочем, как и Общей) является статья, выражающая собой форму фиксирования в письменном виде уголовно-правовой нормы.

Исторически складывалось так, что в отдельных правовых направлениях (школах) и в различные периоды развития цивилизации при формулировании уголовного закона приоритет отдавался тщательной отработке либо санкций, либо, наоборот, диспозитивного материала. Например, в древнем праве заметны старания перечислить, по возможности, все определенные нормы и мало обращалось внимания на определение наказания (в частности, за нарушение любой из десяти, так не похожих друг на друга, заповедей Ветхого Завета, как нам известно, полагалось одно наказание – смертная казнь (побитие камнями)).

Средневековье же, наоборот, изощрялось в разработке различных, порой самых утонченных, видов наказания, мало заботясь о формулировании диспозитивного материала.

Новому времени присущи разработка правовых норм, которые находят свое выражение в уголовном законе в форме определения наказания за их нарушение, и тщательная обработка диспозитивного материала, что легко объясняется современным состоянием цивилизации. К сожалению, отечественному Уголовному кодексу все еще не достает опыта и законодательного усердия, чтобы все части норм и уголовного закона формулировались бы одинаково внимательно.

В каждой правовой норме традиционно выделяются три составные (структурные) ее части: гипотеза, диспозиция и санкция. Думается, что подобный подход не должен быть исключением для уголовно-правовых норм[178]. В связи с этим важно заметить, что структура статьи Уголовного кодекса, в зависимости от места ее расположения в общей системе норм, роли, значения, способа изложения и других факторов, может не всегда совпадать со структурой формы, ее отражающей. Так, по вполне объяснимым причинам статьи Общей части Уголовного кодекса, в частности, не имеют санкций.

Статьи же Особенной части заключают трехчленную структуру уголовно-правовых норм, в них закрепленных. Формулу изложения статей уголовного закона, принятую Уголовным кодексом РФ за образец, образцовой вряд ли можно назвать, так как, согласно этой формуле, наказывается не деятель (творец) преступного деяния, а его деяние (хотя деяние может быть лишь «наказуемо»), что дает основание ряду авторов ошибочно утверждать об отсутствии в уголовном законе гипотезы.

Кроме того, подобная интерпретация уголовного закона опровергает устоявшийся отечественный стереотип, согласно которому, совершая преступление, виновный нарушает норму уголовного закона. Как известно, уголовный закон, на основании которого преступник наказывается, существенно отличается от того правила поведения, которое он, совершая преступное деяние, нарушает. Поэтому вряд ли уместно говорить, что преступник нарушает уголовный закон. Из текста статей Уголовного кодекса очевидно, что преступник, совершая конкретное преступление (клевета, грабеж, убийство и т. д.), соответствующих статей Кодекса вовсе не нарушает. Парадокс как раз и заключается в том, что, совершая конкретное преступление (например, кражу), виновный (вор) в точности должен копировать диспозицию соответствующей статьи закона (в частности, ст. 158 УК), в противном случае речь будет идти не о краже, а о другом преступлении.

Выходит, что преступник нарушает не уголовно-правовые, а социально-нравственные запреты (не клевещи на ближнего своего, не укради, не убий), на которые в уголовном законе содержится как бы лишь ссылка и за нарушение которых он подвергается действию уголовного закона. Нормы, за нарушение которых предусмотрена уголовная ответственность, образуют в своей совокупности содержание действующих законов разных отраслей права – конституционного, гражданского, семейного и др. Многие из этих норм суть известные всем и каждому требования нормального общежития, к которым мы привыкли с детства, и поэтому не все они включаются в Уголовный кодекс.

По общему правилу, уголовный закон заключает в себе лишь общие определения наказания за такие действия, и именно это определение наказания предполагает предварительный запрет (предписание). Но в некоторых случаях законодатель выдвигает в самом уголовном законе новое повеление или новый запрет, которые до того времени не заключались в действующем праве других отраслей прямо или косвенно. В этих случаях такая определительная норма, как бы самим уголовным законом созданная, совпадает с ним внешним образом, и времени возникновения, мысленно же и здесь ему предшествует и может быть с полным удобством перенесена в соответствующую ее содержанию область положительного права.

Изложенное позволяет заключить, что среди всех структурных элементов уголовного закона (статьи) приоритетное положение должна занимать гипотеза, т. е. та часть статьи Уголовного кодекса, которая указывает на фактические обстоятельства, наличие которых выступает необходимым условием применения этой статьи. Несмотря на свою функциональную важность, формула гипотезы очень проста и может быть заключена в словосочетании: «Если кто совершит предусмотренное уголовным законом преступление, то к нему будет применена соответствующая санкция». В уголовных кодексах ряда стран текст гипотезы начинается со словосочетания: «Всякий (вариант: каждый), кто совершит…»

Помимо гипотезы уголовный закон заключает в себе еще две части: первая – указывает на запрещенное деяние, образующее собой данное преступление, и называется диспозицией; вторая – излагает последствия такого деяния, т. е. назначение наказания, и называется санкцией.

Что касается диспозиции, то в современном законе она выражается различными способами. Вместе с тем типология диспозиций должна строиться исходя из их содержательно-функциональной специфики, в противном случае искусственное увеличение числа диспозиций по несущественным признакам значительно уменьшает их функциональную нагрузку. В частности, искусственными выглядят выделяемые отдельными авторами «основные» и «дополнительные», «полные» и «неполные», «формализованные» и «оценочные» диспозиции[179]. Справедливости ради следует заметить, что в целом классификация диспозиций, приведенная Э. С. Тенчовым, представляется плодотворной.

По способу выражения (описания) признаков преступления в уголовном законе целесообразно выделять четыре вида диспозиций.

1. Простые диспозиции, в которых преступление только именуется общепонятным словом или словосочетанием и в силу доступности смысла этого преступления признаки его не раскрываются.

Простые диспозиции не имеют сколько-нибудь широкого распространения в силу того, что простые и понятные в обывательском восприятии слова (понятия) при глубоком профессиональном анализе проявляют богатую смысловую пластику, способную привести к разночтениям. Примером простой диспозиции может служить указание на преступление в ст. 313 УК «Побег…».

2. В тех случаях, когда для обозначения преступления законодатель не находит подходящего выражения или считает его малопонятным, он прибегает к перечислению признаков преступного деяния. В подобных случаях речь идет о диспозиции описательной. Например, с помощью описательной диспозиции в Уголовном кодексе раскрываются понятие и содержание вымогательства (ст. 163 УК). И хотя описательные диспозиции увеличивают свое терминологическое поле (это их существенный недостаток) за счет введения в их текст дополнительных словесных конструкций, этот вид диспозиций является самым распространенным в Уголовном кодексе, что вполне оправданно, ибо уголовный закон должен по мере возможности предельно формализовать признаки деяний, за которые предусмотрена самая суровая юридическая ответственность – уголовная[180].

Описательную диспозицию удобно употреблять в случаях, когда уголовный закон касается такой нормы, которая не подлежит изменению, например ответственность за изнасилование, убийство и др.

3. В ряде случаев для описания признаков преступления прибегают к приему, заключающемуся в том, что уголовный закон в соответствующей диспозиции указывает лишь общим способом на ту отрасль права (за исключением уголовного), в которой должны быть определенные нормы, за нарушения которых полагается уголовное наказание. Такие диспозиции принято называть бланкетными. Как пример может быть приведена диспозиция ст. 264 УК – «Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств».

По сравнению с простыми и описательными, бланкетные диспозиции имеют то преимущество, что с изменением исходной нормы, при наличии первых двух диспозиций, должен быть изменен и уголовный закон, при бланкетных же диспозициях он может оставаться в прежнем виде. Бланкетные диспозиции получили широкое применение при описании, прежде всего, преступлений в сфере экономической деятельности, большинства должностных преступлений, преступлений против об щественной безопасности, связанных с нарушением специальных правил (горных, строительных и иных работ), либо правил обращения с предметами, представляющими повышенную общественную опасность (оружие, боеприпасы, радиоактивные вещества и т. д.).

Редактирование уголовных законов, определяющих наказание за нарушение часто меняющейся нормы, целесообразно осуществлять с помощью бланкетных диспозиций.

Значительный удельный вес бланкетных диспозиций в Уголовном кодексе объясняется тем, что соответствующие им определительные нормы весьма различаются между собой в различных отраслях права (международном, конституционном, трудовом, гражданском, административном и т. д.), а такое различие не допускает описательной диспозиции в общем для всех сфер деятельности Уголовном кодексе. Например, норма «не нарушай» во всех отраслях права одинакова, правила же, в частности об обращении с огнем, могут быть весьма различны, и выразить нарушение их посредством описательной диспозиции невозможно.

В науке уголовного права выделяют нисходящую бланкетность уголовного закона, т. е. обращенную к внутренним актам подзаконного (подчиненного) уровня, и восходящую – обращенную к международно-правовым актам, актам надзаконного (приоритетного) характера. Если первая, как правило, ограничивает сферу действия уголовного закона, то вторая раздвигает его до планетарных масштабов; если одна направлена на учет местных условий применения уголовного закона, то другая – на универсальные способы защиты общечеловеческих ценностей[181].

4. Достаточно часто законодателем используется ссылочная диспозиция, заключающаяся в том, что уголовный закон не описывает преступного деяния, не идет также бланкетным путем, а с точностью указывает статью Уголовного кодекса, определяющую то деяние, которое он подвергает наказанию. Формулировки ссылочных диспозиций могут быть самыми разнообразными, например: «…не повлекшие последствий, указанных в ст. 111 настоящего Кодекса…» (см.: ч. 1 ст. 112 УК). В подавляющем большинстве случаев во избежание смысловых повторов в статьях Особенной части Уголовного кодекса законодатель вторую и последующие части соответствующей статьи предваряет словосочетаниями типа: «То же деяние (вариант: те же деяния)», либо: «Деяние, преду смотренное частями первой и второй настоящей статьи (вариант: деяния, предусмотренные…)» (в качестве примера см. диспозицию ст. 111 УК).

Употребление ссылочной диспозиции зависит от систематизации Уголовного кодекса. Удобства этой формы заключаются, как уже отмечалось, в возможности сокращения текста и в устранении повторений: когда преступное деяние описывается одним словом, то повторение не сопряжено с неудобствами, но если преступное деяние определяется словосочетаниями, то при повторении можно опустить или изменить какое-либо выражение, хотя последнее нередко вызывает недоразумения.

Э. С. Тенчов в зависимости от указания на один или более вариантов преступного поведения предлагает выделять диспозиции: единичные, в которых имеется указание на один вид преступного посягательства, например захват заложника (ст. 206 УК), и альтернативные, в которых фиксируется несколько равнозначных, с точки зрения уголовно-правовой оценки, вариантов преступного деяния, например незаконное изготовление, приобретение, хранение, перевозка, пересылка либо сбыт наркотических средств или психотропных веществ (ст. 228 УК), либо несколько преступных последствий, например нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ, если это повлекло существенное изменение радиоактивного фона, причинение вреда здоровью человека, массовую гибель животных либо иные тяжкие последствия (ст. 246 УК).

Санкция, как и диспозиция, обладает достаточно большим разнообразием. Различие форм уголовной санкции обусловливается отнюдь не только практическими удобствами, но имеет глубокое значение по существу. Когда законодатель определяет размер уголовной ответственности за преступные деяния, то он имеет в виду как внешнюю сторону преступного деяния – сам факт его совершения, размер и значение причиненного им или угрожающего от него вреда (объективная оценка преступных деяний), – так и внутреннюю сторону – личные свойства и направленность воли преступника (субъективный критерий).

Виды санкций в своем историческом развитии вырабатывались в зависимости от того, в каких, объективных или субъективных, либо в тех и других, признаках преступного деяния государство видело бо?льшую опасность.

Как известно, в древнейших памятниках права понятие преступного деяния исчерпывалось понятием материального вреда, и поэтому общественная опасность содеянного не зависела (или в малой степени зависела) от субъективных признаков преступного деяния. В этот период развития человеческой цивилизации нормой считалась безусловно-определенная санкция, так как при назначении наказания исключалась (либо существенно ограничивалась) оценка факта, а имела место фиксация бесспорного факта.

С развитием различных теорий, объясняющих причины преступного поведения человека, и в особенности усиления социологического и антропологического течений в криминологии, стала доминирующей идея сообразования наказания с различными степенями виновности. Однако наряду с позитивными моментами такого подхода произошло гипертрофирование значения внутренней стороны, воли преступника. Естественно, что в таких условиях законодателю становилось все труднее предусматривать строгое, точное определение наказания и его размеры. Приоритетное положение стала занимать безусловно-неопределенная санкция, сущность которой заключалась в том, что наказание не определялось вовсе и отдавалось законодателем на произвол суда.

Идеи просветительского гуманизма, выступающие в защиту личности и наиболее активно распространявшиеся в XVIII в., не могли не восстать против судебного произвола, что, в конечном счете, послужило одной из основных причин возврата к безусловно-определенной санкции, при которой роль судьи ограничивалась лишь подведением конкретного случая под закон, иначе говоря, простым выбором соответствующей статьи.

С осознанием того, что закон не может предусмотреть всех индивидуальных особенностей деяния, от которых зависит степень виновности, возникли предпосылки для появления относительно-определенной санкции, родоначальником которой считается Фейербах, бывший вначале защитником абсолютно-определенной санкции. Этот тип санкции предоставлял судье выбор одного наказания из нескольких, указанных в законе, или при определении наказания, рода и вида его, предоставлял суду право определения размеров.

В современной теории уголовного права предлагается[182] выделять следующие виды санкций.

Во-первых, санкцию безусловно-определенную (абсолютно-определенную), когда законодатель точно определяет конкретный вид и размер наказания, так что вся деятельность судьи в плане назначения наказания ограничивается подысканием соответствующей статьи. Действующий Уголовный кодекс России безразличен (за исключением смертной казни) к безусловно-определенным санкциям, так как они не позволяют индивидуализировать наказание в зависимости от обстоятельств конкретного преступления и личности виновного.

Во-вторых, относительно-определенную санкцию, которая в далекие времена представляла средний тип между безусловно-определенной и безусловно-неопределенной санкциями. При таком виде санкции предоставляется известный простор самостоятельной деятельности суда в определении наказания, однако простор этот ограничивается пределами, указанными законом.

Относительно-определенная санкция дает возможность суду индивидуализировать наказание, т. е. сообразовать вид и размер наказания с бесконечно-разнообразными особенностями деяния, в частности его субъективной стороны, которые никогда не могут быть в точности предусмотрены законодателем.

В плане изложенного важно заметить, что пределы судебного усмотрения при относительно-определенных санкциях в каждом историческом срезе развития общества соответствуют той степени доверия, которую питает законодательная власть к своим судам в каждую данную эпоху, сообразно личным свойствам судебного персонала[183].

Относительно-определенная санкция в действующем Уголовном кодексе России является доминирующей, и сегодня она имеет три различных подвида, сообразно тому способу, посредством которого закон ограничивает произвол судьи в определении наказания.

1. Относительно-определенная санкция с указанием на максимум наказания с предоставлением судье права понижать наказание по своему усмотрению до общего низшего размера этого вида наказания. Формула такого вида санкции выглядит следующим образом: «…наказывается… на срок до десяти, пятнадцати и т. д. лет».

2. Относительно-определенная санкция с указанием на минимум наказания с предоставлением судье права повышать наказание до общего высшего размера этого вида наказания либо назначать максимальный срок наиболее строгого наказания, предусмотренного за совершенное преступление. Как пример такого вида санкции может быть приведена формула: «…наказывается… на срок не ниже двух, трех, четырех и т. д. лет». Указанный вид санкции был распространенным в первых советских Уголовных кодексах России.

В настоящее время этот вид санкции сохранился, однако формула его выглядит несколько иначе. В частности, ч. 2 ст. 68 УК предписывает судам, что срок наказания при любом виде рецидива преступлений не может быть ниже одной третьей части максимального срока наиболее строгого наказания, предусмотренного за совершенное преступление.

3. Относительно-определенная санкция с указанием на максимум и минимум размера (срока) наказания с предоставлением судье права выбирать срок или размер наказания в этих пределах. Формула этого вида санкции выглядит следующим образом: «…наказывается… на срок от двух, трех и т. д. до семи, десяти, пятнадцати и т. д. лет». Этот вид санкции является преобладающим в действующем праве.

В действующем Уголовном кодексе встречаются комбинации относительно-определенных санкций с безусловно-определенными. Например, ч. 2 ст. 105 УК (убийство) предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от восьми до двадцати лет (относительно-определенная санкция) либо в виде смертной казни или пожизненного лишения свободы (безусловно-определенная санкция).

Говоря об относительно-определенной санкции, нельзя не заметить, что и она не всегда в полной мере удовлетворяет потребностям современного уголовного правосудия. К сожалению, судья не всегда в состоянии точно определить необходимый для индивидуализации наказания объем виновности и субъективные свойства личности преступника, так как в большинстве случаев отношения между судьей и обвиняемым слишком кратковременны.

На этом основании уголовное законодательство царской России предоставляло право тюремной администрации изменять меру наказания, наложенного судом, и уменьшать ее, например, на 1/3 или на 1/2. Таким образом, имела место как бы особая форма уголовной санкции: судья назначал наказание, не указывая его абсолютной меры, а определял только высшую меру, которая могла быть уменьшена исполнителями. Такой порядок назывался относительной определенностью самих приговоров. Заметим, что ни советское, ни постсоветское уголовное законодательство обоснованно, на наш взгляд, не приняло идею, высказываемую на страницах юридической литературы, о введении в практику так называемых неопределенных приговоров.

Кроме перечисленных видов санкций, теории уголовного права и Уголовному кодексу известны единичные санкции, в которых указывается лишь одно основное либо одно основное и одно дополнительное наказания, и альтернативные, в которых уголовный закон иногда ставит рядом для выбора два или более наказаний альтернативно.

Выделяются простые санкции, в которых речь идет только об основных наказаниях, и кумулятивные (сложные) санкции, предусматривающие наряду с основным дополнительное наказание.

Единичные и кумулятивные санкции одновременно могут быть и относительно-определенными, так как наказание (наказания), указанное (указанные) в той или другой санкции, может быть определено относительно минимальных или максимальных пределов либо тех и других. Подобные санкции принято называть комбинированными.

С учетом возможности назначения виновному иных, кроме уголовного наказания, мер воздействия называют санкции с чисто уголовно-правовым содержанием и санкции, допускающие применение иных мер воздействия (в частности, принудительных мер медицинского или воспитательного характера).

С учетом способов (приемов) описания объема и видов всех неблагоприятных уголовно-правовых последствий непосредственно в санкции или в ином нормативном предписании выделяют санкции: непосредственно определяющие вид и срок (размер) наказания (например, «лишение свободы на срок от двух до десяти лет»), и опосредованно определяющие вид и срок (размер) наказания (например, во всех санкциях типа «лишение свободы на срок до семи, десяти, двенадцати и т. д. лет»). В подобных случаях для определения минимального срока лишения свободы необходимо обращаться к положениям ч. 2 ст. 56 УК.

Ряд авторов (в частности, З. А. Незнамова) вполне обоснованно выделяют абсолютно-неопределенную санкцию, которая не содержит указания ни на вид, ни на размер наказания. И хотя в действующем Уголовном кодексе данный вид санкций отсутствует, многие международные договоры, посвященные борьбе с преступлениями международного характера и международными преступлениями, такую санкцию имеют.

Приведенные положения убеждают нас, что уголовный закон должен быть хорошо структурирован, чтобы в оптимальных пределах точно воспроизвести смысловую нагрузку уголовно-правовой нормы, закрепленной в этом законе. Вместе с тем не менее важным является и то, что любой уголовный закон должен отвечать пространственно-временным требованиям, ибо, как известно, каждое преступление совершается в определенном месте и в определенное время. В связи с этим в теории уголовного права имеет место парадокс, суть которого заключается в том, что пространственно-временные признаки в составе преступления относятся к числу факультативных признаков объективной стороны.