Принципы уголовного законодательства[225]

Принципы уголовного законодательства[225]

К. Маркс, отмечая значение принципов в жизни общества, писал, что «стоит только ловко подставить в качестве исходного пункта дурные принципы – и вы получите надежное правовое основание для дурных выводов».[226]

Принципы уголовного законодательства, являясь социально-правовой категорией, имеют объективное содержание, как и право в целом. «Общество основывается не на законе, – писал Ф. Энгельс. Это – фантазия юристов. Наоборот, закон должен основываться на обществе, он должен быть выражением его общих, вытекающих из данного материального способа производства интересов и потребностей, в противоположность произволу отдельного индивидуума».[227]

Вместе с тем принципы права как всякий элемент надстройки – категория субъективная. Они формулируются людьми в процессе их умственной деятельности на основе познания объективных закономерностей, которым подчинено развитие явлений общественной жизни, подлежащих регулированию правом. Осознание возможности и необходимости использования права для воздействия на те или иные явления в жизни общества порождает у людей идеи, определяющие общую направленность и наиболее важные черты правового регулирования. «Принципы – не исходный пункт исследования, а его заключительный результат; эти принципы не применяются к природе и к человеческой истории, а абстрагируются из них; не природа и человечество сообразуются с принципами, а, наоборот, принципы верны лишь постольку, поскольку они соответствуют природе и истории».[228]

На объективно-субъективный характер принципов обращают внимание С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев: «Объективные свойства принципов состоят в том, что, во-первых, каждой исторической эпохе присущи свои правовые принципы, с большей или меньшей полнотой отражающие существенные закономерности общественного развития; во-вторых, все принципы тесно связаны между собой, и исключение из них ведет к нарушению функционирования всей правовой системы. Субъективное же начало заключается в возможности выбора принципов, которые будут положены законодателем в основу тех или иных правовых институтов и правовой системы в целом; однако при этом «риск» социальных последствий законодатель принимает на себя. Чем более близок его субъективный выбор к объективным закономерностям общественного развития, присущим данной исторической эпохе, тем более эффективно будет функционировать эта правовая система».[229]

Для верного решения вопроса о понятии принципа вообще и принципа права в частности основополагающим, по нашему мнению, является указание В. И. Ленина о том, что «основные положения и цели – две разные вещи… Принципы – это не цели, не программа, не тактика и не теория. Тактика и теория – это не принципы».[230]

Известно, что в теории права спорным считается вопрос о соотношении понятий целей, задач и принципов. Ряд авторов приоритетное значение отдают принципам права как идеологической категории, которая затем определяет систему права и практическое применение права. Так, А. М. Васильев пишет: «Осуществление правовых идей-принципов – многосторонний и сложным социальный процесс, в котором прослеживаются определенная последовательность и различные уровни на пути к конечной реализации правового идеала. Поэтому речь может идти об определенных стадиях процесса. Представляется возможным выделить три основные стадии: правовая теория, система правовых норм, правопорядок».[231]

С такой позицией не согласны С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев. Они пишут: «С нашей точки зрения, на более высоком уровне в иерархии правовых понятий следовало бы поместить цели (задачи) данной правовой системы или отрасли права, поскольку именно цели и задачи определяют предназначение данной правовой отрасли или системы в целом… Разные цели повлекут за собою разные методы их достижения, а следовательно, и разные принципы построения системы права и правоприменительной деятельности. И наоборот, соблюдение определенных принципов может привести к достижению не любой, а лишь строго определенной цели».[232]

Вряд ли можно согласиться со столь однозначным решением вопроса о соотношении целей и принципов. Несомненно, что они тесно взаимодействуют друг с другом, и, как правило, определенная цель может быть достигнута при помощи выработки и реализации определенных принципов. Однако не всегда сама постановка определенной цели может вытекать из какой-то основополагающей идеи, и осуществление поставленной цели может обеспечиваться путем использования различных принципов. На это обстоятельство обращал внимание В. И. Ленин: «…в целях с нами будут согласны и анархисты, потому что и они стоят за уничтожение эксплуатации и классовых различий. В своей жизни я встречался и разговаривал с немногими анархистами, но все же видел их достаточно. Мне подчас удавалось сговариваться с ними насчет целей, но никогда по части принципов».[233]

Цели, задачи и принципы находятся в диалектическом единстве. Имеется древо целей, равно как имеется древо принципов. Представляется, что первоначально теория вырабатывает какую-то всеобъемлющую руководящую научную идею – принцип, затем формулируются цели (ставятся задачи), которые должны быть достигнуты для реализации этой идеи, после чего вырабатываются принципы, обеспечивающие достижение сформулированной цели, затем вновь ставятся цели, обеспечивающие реализацию принципов, и т. д.

Например, в области борьбы с преступностью сначала возникла идея о ликвидации преступности в конечном итоге, первоначально закрепленная только в теоретических работах, затем для ее реализации было разработано уголовное законодательство (как одно из средств реализации цели) и перед ним поставлены определенные задачи, для решения которых, в свою очередь, выработаны определенные принципы. В законодательстве были сформулированы идеи наказания как средства, обеспечивающие осуществление этих принципов, и далее – принципы назначения наказания и т. д.

Таким образом, принципы – это основные положения, определяющие поведение людей в той или иной области их деятельности. В юридической литературе принципами называют основополагающие идеи, руководящие идеи, основные начала и т. д. В философии принципом называют «первоначальную, руководящую идею, основное правило поведения».[234]

Обращает на себя внимание, что в подавляющем большинстве случаев, определяя понятие принципа, авторы акцентируют внимание на характеристике субъективной стороны этого явления и забывают об объективном его характере.

Представляется, что в общей форме принципы можно определить как основные положения, основополагающие идеи, отражающие действия объективных законов развития природы и общества и определяющие содержание процессов, происходящих в жизни, закрепленных в различных идеологических формах. Отсюда правовые принципы – это определяемые закономерностями данного общества и закрепленные в праве основные положения, основополагающие идеи, определяющие направленность, характер, основания и объем правового регулирования общественных отношений.

Уголовно-правовые принципы – это основные положения, основополагающие идеи, которые отражают закономерности борьбы с преступностью и закреплены в нормах права.[235] Это последнее обстоятельство (закрепление принципов в правовых нормах) дает основание называть их принципами уголовного законодательства.

В. И. Ленин, отмечая практическое значение принципов, говорил на III Конгрессе Коммунистического интернационала: «…трудности, вставшие перед нами после победы, были очень велики. Мы все же пробились, потому что не забывали не только наши цели, но и наши принципы и не терпели в нашей партии лиц, молчавших о принципах и говорящих о целях…»[236] Н. Г. Чернышевский по этому же поводу писал: «…у кого не уяснены принципы во всей логической полноте и последовательности, у того не только в голове сумбур, но и в делах чепуха».[237]

Эти положения в полной мере относятся и к оценке принципов уголовного законодательства, которые, являясь результатом теоретических изысканий, имеют важное практическое значение. Это значение прежде всего заключается в воспитательном воздействии принципов на граждан. «Воздействие норм-принципов на граждан заключается в том, что эти нормы способствуют воспитанию граждан и тем самым – удержанию неустойчивых лиц от совершения преступлений. Известно, что граждане лучше знают не конкретные уголовно-правовые нормы, а общие положения и правовые принципы».[238]

«Правовая информированность свидетельствует об относительно слабом знании правовых норм и довольно прочном знании общих принципов права. Граждане обычно знакомы и хорошо усваивают общие требования права, вошедшие в правовое сознание как социальные ценности, как социальные требования, как генеральная идея, и вместе с тем частные его предписания далеко не всегда им известны».[239]

Правовые принципы оказывают определяющее влияние на разработку Основ уголовного законодательства, уголовных кодексов и всех других уголовно-правовых актов.

Дело в том, что провозглашение и законодательное закрепление того или иного положения в качестве принципа уголовного законодательства обязывают законодателя формулировать все нормы Общей и Особенной частей законодательства таким образом, чтобы они были способны реализовать этот принцип. Например, закрепление в качестве принципа уголовного законодательства виновной ответственности порождает необходимость указать в понятии преступления, что таковым является общественно опасное деяние, совершенное виновно, закрепить возможные формы вины, раскрыть содержание умышленной и неосторожной вины. «В известном смысле нормы-принципы способны воздействовать и на позиции законодателя. Правда, Уголовный кодекс регулирует отношения между гражданами и государством в лице правоприменительных органов и не обращен к законодателю. Тем не менее при издании новых, изменении или отмене прежних уголовно-правовых предписаний законодатель всегда руководствуется не только объективными потребностями государства, общества, граждан, но и нравственными, этическим представлениями и правовыми взглядами советских людей, отраженными в принципах уголовного права».[240]

В своей законодательной деятельности законодатель связан закрепленными им самим в законе принципами. Он не может принять новый закон, противоречащий закрепленным в законе принципам, пока не отменена норма, устанавливающая этот принцип. Наконец, принципы уголовного законодательства оказывают серьезное воздействие на деятельность правоохранительных органов, практически применяющих нормы уголовного законодательства.

В принципах находит отражение и закрепление советская уголовная политика. Поэтому правильное понимание принципов и их учет при применении конкретных норм уголовного права позволяют практическим органам верно улавливать требования политики и проводить их в жизнь. Например, применение судами только максимальных или только минимальных размеров наказаний, предусмотренных в статьях Особенной части уголовного законодательства, не противоречит принципам неотвратимости ответственности и равенства граждан перед законом. Однако подобная практика была бы нарушением таких принципов, как справедливость и гуманизм, учет которых позволяет корректировать карательную практику. Поэтому правильно писала Е. А. Лукашева, что «принципы социалистического права – это ведущие начала не только создания, формирования правовой системы. Они являются определяющей идейной основой реализации, осуществления правовых норм».[241]

Принципы как руководящие, основополагающие идеи по-разному соотносятся с нормами закона. «Правовое выражение и закрепление принципов могут быть двоякими. Иногда принципы непосредственно формулируются в норме права, как это имеет место, например, в ст. 10 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления (ст. 73 УК РСФСР). В других случаях (что, по-видимому, бывает значительно чаще) правовые принципы вытекают из совокупности юридических норм, из содержания правовых институтов и законодательства в целом».[242]

Некоторые авторы признают правовыми принципами только руководящие идеи, закрепленные в нормах права. Так, М. Л. Якуб пишет: «Идеи, не получившие законодательного закрепления, не могут рассматриваться как принципы уголовного права, процесса. Руководящие идеи становятся принципами уголовного права или процесса лишь постольку, поскольку законодатель найдет необходимым воплотить их в законе, и лишь в тех пределах, в которых он воплотил их в правовых нормах».[243] И далее: «Идеи и взгляды, с одной стороны, и принципы уголовного права, процесса как отраслей права, с другой, относятся к разным частям надстройки. Различна их юридическая природа и правовое значение. Отождествление этих понятий противоречит интересам укрепления законности, стирает различия между значением закрепленных и незакрепленных в законе положений, умаляет роль правовой нормы, закона».[244]

В этом в основном верном высказывании не проводится различия между правовым принципом и принципом права. Автор молчаливо исходит из того, что если та или иная идея не является принципом права, поскольку она не закреплена в норме закона, то она и не правовой принцип, а просто идея как элемент правового общественного сознания. Вряд ли это верно. Действительно, правовые идеи-принципы различаются по форме их закрепления в нормах закона: есть идеи, которые непосредственно отражены и закреплены в нормах закона (например, в ст. 3 Основ уголовного законодательства 1991 г. прямо закреплен принцип виновной ответственности), и идеи, которые не закреплены в конкретной норме закона. Представляется, что от этого последние не перестают быть основополагающими правовыми идеями.

С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев в свое время верно отметили, что «отсутствие в Основах и УК статей, прямо формулирующих принципы гуманизма, справедливости и т. д., не означает, что действующее уголовное законодательство не следует этим принципам».[245] Эти авторы с определенными оговорками[246] признают полезность и целесообразность законодательного закрепления правовых принципов в нормах уголовного права, в результате чего эти принципы становятся принципами уголовного законодательства. «Факт законодательного закрепления придает правовой идее, взгляду, представлению иную социальную сущность, превращает их в факторы регулирующего воздействия… Будучи отраженными в законодательстве, правовые принципы, во-первых, сами приобретают регулирующее значение, воздействуя на правосознание людей, и, во-вторых, выступают в качестве отправных начал для дальнейшего развития законодательной и правоохранительной деятельности».[247] И далее: «…для осуществления функций идеологического характера достаточно провозглашения того или иного принципа, закрепления его в преамбуле закона. Однако для использования того или иного принципа при осуществлении регулятивной и охранительной функций уголовного права в рамках конкретного правоотношения одного лишь провозглашения принципа недостаточно. Принцип должен быть внедрен в саму материю уголовного права, в нормы Общей (и) или Особенной части УК, на нем должны быть построены решения конкретных уголовно-правовых проблем».[248]

Естественно, что содержание того или иного принципа уголовного законодательства будет сужено, упрощено по сравнению с содержанием одноименного принципа как философского, общеполитического явления, как категории общественного сознания на идеологическом уровне. Но совпадения их содержания и не требуется для решения тех конкретных задач, которые стоят перед уголовным законодательством. Законность, демократизм, гуманизм, справедливость и т. д. в борьбе с преступностью означают нечто иное, чем, например, при осуществлении внешней, экономической, социальной и т. д. направлений политики. Это, однако, не означает невозможности или нецелесообразности закрепления тех или иных общеполитических принципов в уголовном законодательстве.

В действующем уголовном законодательстве принципы не сформулированы. В Основах 1958 г. они лишь провозглашаются: «…уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик состоит из настоящих Основ, определяющих принципы и устанавливающих общие положения уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, общесоюзных законов, предусматривающих ответственность за определенные преступления, и уголовных кодексов союзных республик» (ч. 1 ст. 2 Основ). То же наблюдается и в уголовных кодексах союзных республик. Например, в ч. 1 ст. 1 УК РСФСР говорится: «Уголовный кодекс РСФСР исходит из принципов и общих положений, установленных Основами уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик». Естественно, что в УК РСФСР не были названы принципы, «определенные» Основами.

Не случайно в проекте Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик, опубликованном для всенародного обсуждения, содержалась специальная статья, закрепляющая принципы уголовного законодательства. В тексте Основ 1991 г. ст. 2 «Принципы уголовного законодательства» гласит: «Уголовное законодательство Союза ССР и республик основывается на принципах законности, равенства граждан перед законом, неотвратимости ответственности, личной и виновной ответственности, справедливости, демократизма и гуманизма… Никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом».[249]

Грубые нарушения законности в годы культа личности Сталина и в застойный период не мешали законодателю рассматривать законность как принцип, внутренне присущий социалистическому обществу.[250] Этот принцип был закреплен в Конституции СССР 1936 г., затем и в Конституции СССР 1977 г. Так, ст. 4 Конституции СССР 1977 г. гласила: «Советское государство, все его органы действуют на основе социалистической законности, обеспечивают охрану правопорядка, интересов общества и свобод граждан. Государственные и общественные организации, должностные лица обязаны соблюдать Конституцию СССР и советские законы». Действие принципа законности распространяется и на всех граждан. «Осуществление прав и свобод неотделимо от исполнения гражданином своих обязанностей. Гражданин СССР обязан соблюдать Конституцию СССР и советские законы, уважать правила социалистического общежития, с достоинством нести высокое звание гражданина СССР» (ст. 59).

Значение принципа законности неизмеримо возрастает в условиях, когда поставлена и решается задача создания в нашей стране правового государства. В связи с этим интересно высказывание М. С. Горбачева на XIX Всесоюзной конференции КПСС (июнь – июль 1988 г.).[251] Он говорил: «Не могу не отметить интереса, который вызвало положение Тезисов ЦК КПСС о том, что процесс последовательной демократизации советского общества должен завершиться созданием социалистического правового государства. Если говорить кратко, то главное для характеристики правового государства состоит в том, чтобы на деле обеспечить верховенство закона. Ни один государственный орган, должностное лицо, коллектив, партийная или общественная организация, ни один человек не освобождается от обязанности подчиняться закону. Как граждане несут ответственность перед своим общенародным государством, так и государственная власть несет ответственность перед гражданином».[252]

После обсуждения этого тезиса конференция записала в резолюции «О демократизации советского общества и реформе политической системы»: «Конференция считает делом принципиальной важности формирование правового государства как полностью соответствующей социализму формы организации политической власти. Решение этой задачи неразрывно связано с максимальным обеспечением прав и свобод советского человека, ответственности государства перед гражданином и гражданина перед государством, с возвышением авторитета закона и строгим его соблюдением всеми партийными и государственными органами, общественными организациями, коллективами и гражданами, с эффективной работой правоохранительных органов».[253]

Таким образом, законность как общеполитический и общеправовой принцип является и принципом уголовного законодательства. Это мнение разделяют, однако, не все юристы, например, с ним не согласен Н. А. Стручков. Он пишет: «Вряд ли верна точка зрения представителей общей теории государства и права, которые рассматривают социалистическую законность в качестве принципа советского права. Социалистическая законность – это не принцип, а дух права, его идея».[254] Положение, высказанное Н. А. Стручковым, подвергалось критике и до принятия Основ уголовного законодательства 1958 г. Действительно, при всем многообразии определений понятия «принцип» все сходятся на том, что принцип – это основополагающая идея.

Как видно, Н. А. Стручков признает, что законность является такой идеей. Он признает и важное практическое значение этой идеи, отмечая, что «правовые идеи охватывают чисто юридическое явление – законность. С идеей законности обязаны считаться политические учреждения. С ней должны согласовываться политические идеи».[255] Неясно поэтому, почему Н. А. Стручков эту главенствующую идею не считает правовым принципом.

В работах по теории государства и права под законностью в широком смысле понимаются: «а) строгие гарантии прав граждан и их законных интересов, недопущение каких бы то ни было проявлений произвола, в том числе со стороны должностных лиц; б) неуклонное требование точного соблюдения законов государства всеми гражданами и организациями, решительное пресечение нарушений права и неотвратимость наказания за преступления; в) осуществление всех властно-административных функций в полном соответствии с законом, подзаконность любой социальной ценности».[256]

Развернутую формулировку законности как принципа уголовного права попытались дать С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев. Этот принцип, по их мнению, означает: «1) преступность, наказуемость деяния и иные уголовно-правовые последствия его совершения определяются только уголовным законом; 2) лицо, признанное виновным в совершении преступления, несет обязанности и пользуется правами, установленными законом; 3) содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом».[257]

Эта в целом верная формулировка нуждается в расшифровке в целях ее более глубокого понимания. Законность как принцип уголовного права заключается в том, что единственным источником уголовного права является только закон – акт высшего органа государственной власти.

Как известно, к ведению Союза было отнесено издание Основ уголовного законодательства, законов об ответственности за преступления против государства, за воинские преступления, преступления против мира и безопасности человечества, а в необходимых случаях и законов об ответственности за иные преступления, направленные против интересов СССР. В ведение союзных республик входило принятие уголовных кодексов союзных республик.

К сожалению, от этого важного положения, характеризующего принцип законности уголовного законодательства, допускалось существенное отступление. Это выражалось в использовании в нормах Особенной части диспозиций, носящих отсылочный или бланкетный характер, т. е. таких, которые содержат лишь общую характеристику преступления. Конкретные же деяния, подпадающие под признаки, указанные в диспозиции, либо перечислялись в других нормативных актах, либо вытекали из них. Таких диспозиций в УК РСФСР 1960 г. 39: незаконное производство аборта, незаконное лишение свободы, нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта, нарушение правил охоты и др.

Без подобного рода диспозиций не обойтись, ибо перечислить в уголовном законе все правила, нарушение которых считается преступлением, возможно лишь теоретически. Между тем при существующей у нас практике правотворчества источником уголовного права, как правило, становится не закон, а акты исполнительных органов, к которым приходится обращаться для решения вопроса о наличии или отсутствии состава преступления в каждом конкретном случае. Такая практика построения Особенной части уголовного законодательства как противоречащая принципу законности должна быть изменена: во-первых, путем всемерного сокращения отсылочных и бланкетных диспозиций и, во-вторых, путем законодательного утверждения нормативных актов, определяющих конкретные деяния, подпадающие под признаки бланкетной или отсылочной диспозиции. Например, ст. 162 УК РСФСР устанавливает уголовную ответственность за занятие запрещенными видами индивидуальной трудовой деятельности. А в Законе СССР «Об индивидуальной трудовой деятельности», введенном в действие с 1 мая 1987 г., перечислены виды такой деятельности.

Другое важное проявление принципа законности уголовного законодательства – законодательное закрепление положения о том, что основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом (ст. 7 Основ). Отсюда следует чрезвычайно важный вывод, что уголовной ответственности подлежит только лицо, совершившее определенное деяние в форме активного действия или бездействия. Человек не может в уголовном порядке отвечать за свои политические взгляды и убеждения, религиозные верования, мысли и намерения и т. д., если они не проявились в каких-то конкретных деяниях. Еще К. Маркс писал: «…лишь поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, я вступаю в сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом».[258]

Мы давно отказались от законодательных положений, позволяющих применять меры социальной защиты к лицам, не совершившим общественно опасного деяния. Известно, что в Основных началах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. (ст. 22) было сказано, что меры социальной защиты могут быть назначены «в отношении лиц, признанных по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой в данной местности общественно опасными. Эта мера может быть применена судом по предложению органов прокуратуры к указанной категории лиц, как независимо от привлечения их к судебной ответственности за совершение определенного преступления, так и в том случае, когда они, будучи привлечены по обвинению в совершении определенного преступления, будут судом оправданы, но признаны социально опасными».[259]

Наказание лиц, не совершивших никакого общественно опасного деяния, противоречит природе человеческого общества. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 12 июля 1946 г., закрепляя это принципиальное положение, указал, что «по общему смыслу советского уголовного законодательства наказание может быть назначено судом лишь в случае признания подсудимого виновным в совершении определенного преступления».[260] Окончательно это принципиальное положение было зафиксировано в Основах уголовного законодательства 1958 г., где впервые была сформулирована норма об основаниях уголовной ответственности. В этом теория советского права коренным образом отличается от господствующей сейчас в зарубежной уголовно-правовой науке теории «финального действия». Основательная критика последней дана Г. В. Тимейко. Он писал: «Представители теории «финального действия» (Вельцель, Маурах, Буше, Низе и др.) сущность преступного поведения видят не в характере действия или бездействия, а в характере опасности воли лица, его совершившего. По их мнению и, в частности, основоположника этого учения западногерманского профессора уголовного права Ганса Вельцеля, преступной является сама воля лица, выраженная (выявленная) вовне тем или иным способом. Финалисты открыто выступают против понятия действия как объективно существующего факта, являющегося формой воздействия человека на мир, заменяют его понятием «финальности действия», которое состоит в том, что субъект мысленно предвосхищает его результат. При таком понимании личность признается виновной не потому, что она совершила какое-то конкретное действие, а потому, что образ ее мыслей не соответствует требованиям буржуазного правопорядка».[261]

Еще одним проявлением принципа законности уголовного законодательства является включение в понятие преступления указания на то, что таковым признается только деяние, предусмотренное уголовным законом.

Этот признак преступления появился только в Основах уголовного законодательства 1958 г. Возможность, целесообразность и необходимость включения этого признака в понятие преступления обозначились лишь после отмены принципа аналогии в советском уголовном праве, в соответствии с которым органы правосудия могли признавать преступлениями не только деяния, запрещенные уголовным законом в момент их совершения, но и другие, т. е. не запрещенные законом общественно опасные деяния. Так, в ч. 3 ст. 3 Основных начал 1924 г. говорилось: «Если же общественно опасные деяния прямо не предусмотрены уголовным законодательством, то основания и пределы ответственности, а также меры социальной защиты определяются судом по аналогии с теми статьями уголовных кодексов, которые предусматривают наиболее сходные по важности и роду преступления». Аналогичные указания содержались и в уголовных кодексах союзных республик.

Позднее законодатель, стремясь к расширению и углублению реализации принципа законности при применении уголовного законодательства, отменил принцип аналогии, что дало возможность включить признак уголовной противоправности в понятие преступления, провозгласив тем самым положение, что преступлением может быть признано только деяние, прямо запрещенное уголовным законом в момент его совершения.

Принцип законности уголовного законодательства проявляется и в том, что реализация уголовного правоотношения, возникающего в результате совершения преступления, должна осуществляться на основе строгого соблюдения уголовных законов.

Уголовно-правовое отношение – это отношение между государством (в лице соответствующих органов) и лицом, совершившим преступление, которое заключается в появлении у государства права наказать преступника и в обязанности последнего отбыть наказание, а также в праве преступника требовать, чтобы ему было назначено наказание в строгом соответствии с законом, и в обязанности государства выполнить это требование.

Нельзя согласиться, что отношения между государством и преступником не правовые, а какие-либо иные, как полагает, например, Н. Н. Полянский. «Наказанием преступника, – пишет он, – вовсе не осуществляется субъективное право государства на наказание и… следовательно, правового отношения между государством и преступником нет».[262]

С. Ф. Кечекьян также утверждает, что «нормы права иногда устанавливают не только правоотношения, но первоначально одни лишь обязанности без корреспондирующих им прав и… поэтому не всегда в результате действия норм права складываются только правоотношения. Это представляется нам совершенно несомненным применительно к нормам уголовного права».[263]

Выводы, вытекающие из этих и подобных им утверждений, несовместимы с принципом законности уголовного законодательства, который исходит из того, что человек, совершивший преступление, не становится бесправной личностью, а остается гражданином нашей страны, пользующимся правом на защиту со стороны закона. Именно поэтому все нормы уголовного законодательства имеют одинаковое значение и для преступника, и для органов правосудия, и для других лиц, к которым они имеют отношение (наблюдательные комиссии, товарищеские суды, коллективы трудящихся и др.). Все нормы предназначены для охраны прав всех субъектов уголовно-правового отношения, равно как и для обеспечения выполнения возложенных на них обязанностей. Только так возможно (и следует) понимать содержание принципа законности уголовного законодательства.

Главным условием успеха перестройки всей политической системы нашего общества является его демократизация. Не случайно поэтому демократизм считается одним из принципов уголовного законодательства, хотя, естественно, в области борьбы с преступностью условия для развертывания демократии сужены по сравнению с другими областями жизни нашего общества.

Принцип демократизма в уголовном законодательстве проявляется прежде всего в том, что все нормы в конечном счете направлены на охрану прав и законных интересов любого гражданина. Это ярко выражено в ст. 1 Основ 1958 г. (задачи советского уголовного законодательства), где сказано: «Уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик имеет задачей охрану общественного и государственного строя СССР, социалистической собственности, личности и прав граждан и всего социалистического правопорядка от преступных посягательств» и в ст. 1 Основ 1992 г., где среди задач советского уголовного законодательства на первое место поставлена задача охраны личности, ее прав и свобод. Указанный принцип проявляет себя и в том, что при практическом применении норм уголовного права в процессе предупреждения преступлений, их расследования, судебного разбирательства, при назначении наказания и его исполнении широкое и активное участие принимает демократическая общественность (добровольные народные дружины, общественные обвинители и защитники, народные заседатели, товарищеские суды, наблюдательные комиссии и т. д.).

Сегодня мнение общественности учитывается при решении многих важных уголовно-правовых вопросов: народные заседатели обладают равными правами с выбранным судьей при назначении меры наказания, общественность принимает активное участие в исправлении и перевоспитании лиц, освобожденных от уголовной ответственности с применением мер общественного воздействия, с передачей дела в комиссию по делам несовершеннолетних или с применением принудительных мер воспитательного характера, условно осужденных, лиц, в отношении которых исполнение приговора было отсрочено, условно-досрочно освобожденных и т. д.

Участие общественности в исправлении и перевоспитании осужденных является наиболее ярко проявляющимся действием принципа демократизма в уголовном законодательстве. Это дало основания С. Г. Келиной и В. Н. Кудрявцеву сформулировать его следующим образом: «Трудовые коллективы и общественные организации по их ходатайству или с их согласия могут быть в случаях, предусмотренных законом, привлечены к исправлению лиц, совершивших преступления».[264]

Представляется, однако, что это слишком узкая формулировка принципа демократизма уголовного законодательства, поскольку общественность принимала и принимает участие в решении вопросов, непосредственно не относящихся к организации исправительно-воспитательного процесса. Например, в соответствии со ст. 47 УК РСФСР («Погашение судимости»), «если осужденный к лишению свободы после отбытия им наказания примерным поведением и честным отношением к труду доказал свое исправление, то по ходатайству общественных организаций суд может снять с него судимость до истечения указанных в настоящей статье сроков».

Как известно, в соответствии с действующим уголовным законодательством по ходатайству общественности лицо может быть освобождено от ответственности и передано на поруки (ст. 52 УК РСФСР), наблюдательные комиссии и комиссии по делам несовершеннолетних активно участвуют в решении вопросов условно-досрочного освобождения (ст. 53 и 55 УК РСФСР), суд же при условии добросовестной работы и примерного поведения после отбытия осужденным исправительных работ по ходатайству общественной организации или коллектива трудящихся может включить время отбытия исправительных работ в общий трудовой стаж (ст. 27 УК РСФСР) и т. д.

Принцип неотвратимости ответственности уголовного законодательства постоянно рассматривался в качестве одной из основополагающих идей, на которых базируется уголовно-правовая политика. Важно не то, чтобы за преступление было назначено тяжкое наказание, а то, чтобы ни один случай преступления не проходил нераскрытым.

Пленум Верховного Суда СССР, подчеркивая значение принципа неотвратимости ответственности, в руководящем постановлении от 18 апреля 1986 г. «О совершенствовании деятельности судов в свете решений XXVII съезда КПСС» указывал: «В целях полной реализации принципа неотвратимости ответственности за совершение преступления суды при рассмотрении уголовных дел должны принимать меры к тому, чтобы все лица, причастные к совершению преступления, были выявлены и привлечены к уголовной ответственности».[265]

В Основах уголовного законодательства нет самостоятельной нормы, раскрывающей содержание принципа неотвратимости ответственности. Оно нашло закрепление в ст. 2. Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, которая гласит: «Задачами советского уголовного судопроизводства является быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона, с тем чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден».

Несмотря на то, что принцип неотвратимости ответственности отражен в уголовно-процессуальном судопроизводстве, он не перестал быть уголовно-правовым принципом. Что касается теории, то в юридической литературе принцип неотвратимости ответственности формулируется следующим образом: «Всякое лицо, в действиях или бездействии которого установлен состав преступления, подлежит наказанию или иным мерам воздействия, предусмотренным уголовным законом».[266]

Это определение недостаточно точно, так как не все меры, предусмотренные уголовным законом, применяемые к лицам, совершившим деяние, подпадающее под признаки состава преступления, являются мерами уголовной ответственности (например, меры воспитательного характера, применяемые вместо наказания к несовершеннолетним). Кроме того, следует иметь в виду, что неотвратимость ответственности – это общеправовой, а не уголовно-правовой принцип (уголовно-правовой принцип – это неотвратимость наказания). Подмена одного понятия другим произошла в связи с расширением круга обстоятельств, при наличии которых лицо, совершившее преступление, может быть освобождено от уголовной ответственности.

Так, Ю. И. Ляпунов пишет, что новый институт освобождения от уголовной ответственности (с применением мер административного воздействия), «еще более углубляя «разрыв» традиционной связи между преступлением и уголовным наказанием, исключая последнее из числа неизбежных и безусловных последствий совершения преступления… создает неоспоримое основание для замены принципа неотвратимости наказания более широким принципом неотвратимости ответственности, в том числе административной и общественной…».[267] Думается, что новеллы уголовного законодательства не колеблют положения о том, что неотвратимость наказания есть принцип уголовного законодательства. Совершение всякого преступления влечет определенную реакцию со стороны государства. Нормальная реакция на преступление – это назначение наказания.

Гуманизация всей жизни нашего общества, разумеется, сказывается и на уголовном законодательстве, и на практике его применения. Это, в частности, выражается в том, что в уголовном законодательстве все больше появляется норм, предусматривающих возможность освобождения от уголовной ответственности и наказания лиц, совершивших преступления. Это закономерный процесс.

То, что при некоторых ситуациях государство не считает целесообразным применять наказание и освобождает от него виновного или заменяет наказание другими мерами воздействия, не означает, что наказание перестало быть неотвратимым. Следует согласиться с П. Н. Панченко, который пишет: «…никаких оснований для замены принципа неотвратимости наказания другим каким-либо принципом нет. С появлением в законодательстве институтов освобождения от уголовной ответственности с применением к виновному мер общественного и административного воздействия содержание этого принципа несколько изменилось. Действительно, в отношении менее опасных преступлений его можно трактовать и как принцип неотвратимости ответственности за преступление. Но ведь острие уголовной ответственности направлено как раз против опасных преступлений. Кроме того, никто не может отрицать того очевидного факта, что на уровне закона принцип неотвратимости наказания остается незыблемым – каждая диспозиция сопровождается санкцией».[268]

Если отрицать существование принципа неотвратимости наказания лишь на том основании, что не за всякое преступление назначается наказание, то следует сделать вывод, что не существует в уголовном законодательстве и принципа неотвратимости ответственности, который предполагает применение к виновному наказания либо иных мер уголовно-правового воздействия. Нашему законодательству известны случаи, когда лица, совершившие преступления, вообще не подвергаются никаким мерам воздействия: истечение сроков давности уголовного преследования, отпадение общественной опасности лица вследствие изменения обстановки, отпадение общественной опасности лица вследствие безупречного поведения и честного отношения к труду после совершения преступления.

Принцип неотвратимости наказания (или, как его можно назвать, принцип неотвратимости уголовно-правовой ответственности) проявляется в уголовном законодательстве в том, что преступлениями признаются только наказуемые деяния, и в том, что во всех нормах, предусматривающих конкретные составы преступлений, имеются санкции, устанавливающие виды и размеры уголовных наказаний.

Уголовно-правовой принцип равенства всех перед законом вытекает из соответствующего конституционного принципа. Как известно, в соответствии с конституционными нормами все граждане равны перед законом независимо от происхождения, социального и имущественного положения, расовой и национальной принадлежности, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств.

Принцип равенства всех перед уголовным законом в ст. 2 Основ уголовного законодательства сформулирован следующим образом: «Лицо, совершившее преступление, подлежит уголовной ответственности независимо от происхождения, социального, должностного и имущественного положения, расовой и национальной принадлежности, политических убеждений, пола, образования, языка, отношения к религии, рода и характера занятий, места жительства и других обстоятельств».

В специальных статьях закреплено равенство женщин и мужчин, граждан различных рас и национальностей, а также равные обязанности всех граждан страны.

Равенство всех граждан перед уголовным законом обеспечивается единством основания уголовной ответственности (совершение преступления, т. е. деяния, характеризующегося едиными признаками, составляющими состав преступления) и единством санкций, установленных законодателем за определенный вид преступления.

Принцип личной ответственности может быть сформулирован так: «Лицо, совершившее преступление, отвечает лишь за то, что было совершено им лично».[269] Такое определение принципа представляется неполным, однобоким. В понятие личной ответственности действительно включается положение о том, что уголовной ответственности и наказанию лицо может быть подвергнуто только за то, что совершено им самим, и не может отвечать за то, что сделал другой. Поэтому, в частности, за деяния, совершенные исполнителем и не охватывавшиеся умыслом соучастников, другие соучастники уголовной ответственности не несут.

Говоря проще, принцип личной ответственности в этой его части означает, каждый отвечает за то, что сделал сам. Однако только к этому принцип личной ответственности не сводится. Важным положением, вытекающим из данного принципа, является признание в качестве субъекта совершенных преступлений только личности, т. е. человека вменяемого и достигшего определенного, указанного в законе возраста. По действующим уголовным законам не могут быть привлечены к ответственности юридические лица, неформальные организации и т. д. При совершении преступления любой группой лиц к ответственности привлекается не группа как таковая, а отдельные ее участники за содеянное ими лично.

Наконец, принцип личной ответственности заключается в том. что наказание должно отбываться тем лицом, которое совершило преступление и было осуждено за него. Нельзя перекладывать тяготы и лишения, содержащиеся в наказании, с виновного на других лиц: не может отец отбыть лишение свободы за своего сына, не может старший брат отработать срок исправительных работ, назначенный приговором суда его младшему брату, и т. д.

Личный характер ответственности выражается также в том, что вид и мера ответственности лица, совершившего преступление, как и решение ряда других уголовно-правовых вопросов, зависят от характеристики личности. По закону личность виновного учитывается при освобождении лица от уголовной ответственности с заменой наказания мерами общественного воздействия, при освобождении от уголовной ответственности и наказания в силу утраты лицом общественной опасности или предотвращения вредных последствий, при назначении наказания, при решении вопроса об условном осуждении, условно-досрочном освобождении в других случаях.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.