1. Зачем нужно исключать доказательства?

1. Зачем нужно исключать доказательства?

Исключение доказательств

В одной из советских работ по теории доказательств ее авторы писали: «В теории советского уголовного процесса основное внимание всегда уделялось оценке доказательств, а не их источников»[213]. Действительно, в системе, ориентированной на поиск объективной истины в конкретном деле, формальная допустимость той или иной категории доказательств не является центральным вопросом. Более того, слишком строгие правила о допустимости могут затруднять поиск такой истины.

Подобное отношение к допустимости доказательств также связано с тем, что «появление в уголовном деле доказательства есть результат процессуальной деятельности органа расследования»[214]. Подвергать сомнению достоверность или допустимость доказательств значило для советских юристов подвергать сомнению профессионализм (и даже в некоторых случаях добрую волю) органов следствия, которые традиционно имели большое политическое влияние. Материалы, направляемые ими в суд, рассматривались как полученные «процессуальным» и потому a priori законным путем. Преодоление этой «презумпции законности» для стороны защиты до сих пор остается очень сложной задачей.

Кроме того, отсутствие специальной процедуры исключения из разбирательства недопустимых в качестве доказательств материалов, как подчеркивал, например, С.А. Пашин, «позволяло на протяжении многих лет смотреть на процессуальную ущербность материалов сквозь пальцы, выдвигая на первый план критерии их “относимости” и “достоверности”»[215]. Вместе с тем реформа уголовного процесса, усиление его «состязательной» составляющей требуют новых подходов к определению допустимости доказательств.

Недопустимые и ненадежные доказательства

Прежде всего, надо понять, какие цели может преследовать исключение недопустимых доказательств[216]. Таких целей две.

Во-первых, законодатель может полагать, что определенные методы получения информации (например, пытка) настолько предосудительны, что любое доказательство, полученное в результате их применения, недопустимо, так как недостоверно. В этом смысле исключение доказательства служит целям установления истины по делу. Конечно, у судьи есть достаточно большая свобода усмотрения при определении достоверности доказательств. Это, впрочем, не мешает законодателю устанавливать своего рода презумпции недостоверности в законе, предопределяя, таким образом, решение судьи. Так, доказательство, полученное под пыткой, трудно признать достоверным. Как писал К. Маркс, «судорога боли не есть признание»[217]. Можно, конечно, поручить судье определить, исходя из обстоятельств дела, говорил ли пытаемый правду или же лгал, только чтобы прекратить свои страдания. Но законодатель предпочитает решить этот вопрос раз и навсегда и для любого будущего дела. Следует, таким образом, различать доказательства, подлежащие безусловному исключению в силу указаний закона, и доказательства, отвергнутые судьей в силу его убежденности в их недостоверности (без признаков их формальной недопустимости).

Кроме того, во многих странах (особенно принадлежащих к англосаксонской правовой семье) запрещается использовать доказательства, полученные «со слов» или «из вторых рук» (hearsay)[218]. Законодатель предполагает, что у судьи в принципе не должно быть свободы усмотрения в оценке таких доказательств — они неприемлемы, как бы убедительно ни звучали.

Итак, одной из причин, по которым законодатель может ввести правило об исключении какого-то вида доказательств, является заведомая ненадежность, недостоверность. Надо отметить, что правила об исключении, основанные на этом соображении, больше развиты в странах англосаксонской правовой семьи. Это связано прежде всего с особенностями функционирования суда присяжных, который на протяжении многих столетий был основой системы судопроизводства в этих странах. То, что, например, протокол допроса свидетеля на предварительном следствии является доказательством худшего качества, чем непосредственный допрос этого свидетеля в суде, с участием сторон, не вызывает никакого сомнения у любого юриста. Возможностей манипулировать свидетелем на стадии предварительного расследования у следствия гораздо больше. Однако присяжный, в отличие от профессионального судьи, не всегда в состоянии отличить доброкачественное доказательство от сомнительного и использовать его с соответствующей осторожностью в своих рассуждениях. Именно поэтому допуск доказательств на рассмотрение суда присяжных требует более тщательного регулирования[219]. Впрочем, в каких-то случаях и профессиональный судья может быть ограничен в свободе своей оценки доказательств законодателем или требованиями судебной практики.

Исключение доказательств как санкция против органов, собирающих доказательства

Во-вторых, исключение доказательства может действовать как санкция, направленная, так сказать, «вне процесса». Исключение доказательства в данном случае не связано с его недостоверностью. Такое доказательство может быть вполне достоверно и подтверждаться другими доказательствами в деле. Как писал русский дореволюционный процессуалист Н.Н. Розин, «допустимость доказательства может ограничиваться соображениями, лежащими вне процесса и заключающимися в оберегании государством различных интересов, представляющихся более важными, чем интерес допущения к делу того или иного доказательства»[220].

К этой группе можно отнести различные судебные иммунитеты против допроса (например, тайна исповеди). Может быть, в интересах установления истины в конкретном процессе было бы полезно допустить такое доказательство, но законодатель осознанно жертвует этими интересами для достижения более общей цели, например для борьбы с насилием в работе полиции или для обеспечения адвокатам надлежащих условий работы с клиентами, для соблюдения религиозных свобод и т.д.[221]

В некоторых странах суды могут оценить, в рамках конкретного дела, что важнее — некий посторонний общественный интерес (например, борьба с пытками при проведении уголовного расследования) или интересы установления истины в конкретном деле (либо, так сказать, другой общественный интерес — борьба с определенными видами преступлений). Такая оценка часто называется «взвешиванием противоположных интересов» (balancing)[222]; в практике Европейского суда пример такого взвешивания можно найти в деле «G?fgen v. Germany» (постановление Большой палаты от 1 июня 2010 года), которое мы разбираем ниже. В этом деле именно суду, а не законодателю, было дано решить, какой из общественных интересов важнее. Конечно, трудно предположить, что российские суды способны взять на себя такую сложную работу[223]. В нашей стране вопрос о допустимости доказательств в основном решается на законодательном уровне. Но и законно полученные или иные a priori «надлежащие» доказательства тем не менее могут быть отринуты судьей как недостоверные, или не относящиеся к делу, или относящиеся к делу, но избыточные.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.