II. Общие имущества родителей и детей

II. Общие имущества родителей и детей

Для правильного разрешения вопроса о принадлежности имуществ родителям и детям вместе, мы можем воспользоваться только сделками об отчуждении имуществ. В тексте книги была указана ошибочность мнения Неволина, который отчуждение имуществ (а равно и приобретение их) от имени отца или матери и их детей считает формой, скрывающей другое содержание, т. е. обозначение перехода имуществ в собственность. Так как иногда встречаются акты отчуждения от имени одного отца, то некоторые видят в этом основание придерживаться старого мнения Неволина (см. В.И.Сергеевича: «Лекции и исследования», 1899, с. 389). Само собой разумеется, что исключением из нашего вывода не могут быть признаны случаи неимения детей или наличность малолетних детей. Сверх того, заведывание имуществами, при общих правах собственности на них, разумеется, принадлежит домовладыке; однако, и при этом взрослый сын заменяет в сделках отца без особой легитимации; а при полной дряхлости отца и все права заведования имуществом могут перейти к сыну (см. выше об избрании большака из сыновей при живом отце).

За этими оговорками значение актов отчуждения от имени отца и детей остается в полной силе. Мы можем лишь поставить в ясность показания актов, приведя большее количество примеров, которые должны бы быть известны исследователям, но на истинный смысл которых мало обращается внимания. Так, в XV в. не только сделка купли-продажи, но и отвод купленной вотчины совершается от имени продавцов – родителей и детей:

«Се яз Некидко, Ефросиньин ключник Ивановой жены Андреевича, в государыни своей место в Ефросиньино да в сына ее место, в Генадьево, отвел есмь село Спаское игумину Леонтью митрополичю земли и воды, и селище и пустоши…» (1453 г. Ак., отн. до юр. б., 147, I). Эквивалент за продажное имущество получают как родители, так и дети: «Се яз митрополичь дворецкой Феодор Феодорович Сурмин купил есмь в дом преч. Богородицы… у Ивана у Близнеца, у Иванова сына у Ларионова и его детей у Кости, у Ширяя, да у Матфея их отчину деревню Усохи… А дал есмь им на той деревне… тридцать рублев, да овцу пополнка. А купил есмь у них ту деревню и селицо впрок без выкупа…» (1506–1509 гг., ib., VI). Дети дают позволение отцу на продажу вотчины: «Се яз Феодор Никитич Бутурлин купил есмь у Игнатья у Михайлова сына у Чертова, да у его детей – у Степана да у Михаила их вотчину село Хлябово…» (ок. 1511 г., Там же., VIII); к этой купчей следует приписка: «Се аз Донило Клобуков что купил Федор Бутурлин у Игнатья у Чертова, у моего тестя село Хлябово, и тому селу Хлябову жена моя и дети мои отчичи, и мы то село Феодору ослободили купити, а нам до того села дела нет». Дочь, при братьях и притом вышедшая замуж, тем не менее считает себя очтичкой. Смысл общности имуществ в особенности ясен, когда дело идет о матери и ее детях: «Се яз Русин Феодоров сын Фомичя купил есмь в дом преч. Богородицы… у Онтониды у Порошинские жены Елдегина и у ее детей: у Ивана, у Сувора да у Афанасья у Буруна, да у Григорья у Мосла, да у Фрола, да у Герасима у Шестака, да у Феодора их вотчину треть сельца Степановского Елдегина…» (1526 г., Там же., XVI). – «Се яз Русин Феодорович купил есмь в дом пречист. Богородицы… у Феодосии у Остафьевны дочери Глебова у Мясоедовские жены Шумова сына Елдегина и у ее детей: у Еремея у первого, да у Степана, да у Лаврентиа у Третьяка их отчину деревеньку Жабинскую, чем ее благословил муж ее Мясоед Шумов сын Елдегина и своих детей опосле своего живота…» (1526; Там же., XIX). Таким образом вотчина после смерти мужа переходит в общую собственность жены и детей. Покупщики называют купленную ими вотчину общей вотчиной продавца – отца и его детей (1525–1526): «Се яз архимандрит Гирасим Пречистые Симанова монастыря… купили есмя в Пречистые дом у Матфея у Тимофеева сына Воеводина, да у его детей, у Василья, да у Гаврила, Федора, да у Коняя, да у Петруши, да у Федора да у Микулы их вотчину, деревню Овсяниково» (Углицк. акты, с. 102; см. также Ак., отн. до юр. быта, 147, XX, XXII и др.).

Прямое выражение участия сыновей в сделках по недвижимым имуществам неоднократно и непререкаемо является в актах. В 1509 г. менялись землями митрополит и Климентей Афанасьев Тутолмин с своими детьми – с Микитою да с Алексеем Скрябою да с Иваном Образцом да с Тимофеем; митрополичий волостель выменял митрополиту у Климентея и у его детей их отчину – деревню Ивакино на реке на Мал. Киржаче; а променял Климентию и его детям деревню Зубцово – митрополичью домовую: «А яз Климентей с своими детми променяли есмя свою отчину, а приняли есмя к той деревне к Зубцову пятдесят рублев». Затем, за послухами следует подпись: «По сей меновой грамоте яз Никита с своим отцом с Климентьем и с своею братьею с митрополичим волостелем… землями меняли и деньги приняли пятдесят рублев к своей деревне к Ивакину потому, как в сей в меновой грамоте писано, а подписал яз Никита на сей грамоте своею рукою» (Ак., отн. до юр. быта, № 156, XIV). Реальное участие детей доказывается также следующими актами: «Се яз Михайло Колупаев сын Приклонского купил есми у Самойла у Федорова сына Кутарина, да у его жены у Марьи у Баташевы дочери Лопатина, да у их сына у Евсевья их отчину… деревню Брудец… А дал есми Самойлу, да его жене Марье, да их сыну Евсевью к той деревне… сто рублев и полсемидесят рублев… А у меня у Самойла и у моей жены у Марьи у сына нашего у Евсевья та отчина не продана, ни променена… А где на ту деревню… явится купчая или меновная… и нам Самойлу и жене моей и сыну нашему Овсевью ту деревню… очищати… А что Михайлу в той деревне и в лугу учинится убытка, и нам Самойлу, и моей жене и нашему сыну те убытки Михайлу и его детем платить все сполна; «кой нас продавцов, в лицах, на том убытки и очищенье» (1560–1561 гг. Там же., XXII). На обороте купчей написано: «К сей купчей яз Самойло руку приложил и в жены своее и в сына своего место». «С аз Иван Степанов сын Урусов с сыном своим Иваном продали есми впрок… в дом преч. Богородицы… вотчину свою купленную… селцо Степановское… А взяли мы я Иван Урусов с сыном своим Иваном за ту свою вотчину… две тысячи рублев денег. А та наша вотчина… иному никому не продана… От каких крепостей тое своей вотчины не очистим, и на мне Иване и на сыне моем взяти… две тысячи рублев»… А внизу у подлинника купчей написано: «К сей купчей Иван Урусов вотчину свою продал и деньги все сполна взял и руку приложил. К сей купчей Иван Иванов сын вотчину свою продал и руку приложил» (1643; Там же., XXVI). В первом случае отец заключает сделку за себя и за сына; во втором – оба покупщика, отец и сын, расписываются каждый за себя. Такое же значение имеют и следующие акты. В деле Шарапа Баскакова с Троицким Махрищским монастырем 1534 г. приведена между прочим закладная кабала упомянутого Шарапа 1522 г. такого рода: «Се яз Микита Шарап Семенов сын Гаврилова с своими детми, с Иваном да с Мишою, заняли есмя у Троицкого у Махарищъского монастыря у казначея у Осафа монастырских денег казенных сорок рублев денег московских ходячих от Петрова заговенья до Рождества Христова, а рост наш ему дати по розчету как идет в людех на пять шестой; а поляжет сребро по сроце, и нам ему дати рост по томуж розчету: а в сребре есмя и в росту все три – один человек; кой нас в лицах, на том сребро и рост. А в том есми серебре и в росту заложили свое селцо Полосино да деревню Глинково со всем с тем, что к тому селцу и к деревне истари потягло… А опричь мне Миките и моим детем игумена Ионы с братьею, будет нам не до земли, и нам не продати, ни заложити никому, ни по душе не дати, никоторою хитростию не ухитрити. А не заплачю яз Микита денег на срок и мои дети, и – но ся кабала и купчая грамота» (Акты, отн. до юр. быта, № 52, IV). Если признать солидарность обязательства результатом добровольного соглашения, то общность вещных прав отца и детей остается вне всякого сомнения: все они вместе закладывают одно общее имущество. – «Се яз Савелей Сергеев сын Колачник углечанин посадский человек, да с своими детми с Федором, да с Петром, да с Терентьем, дали есми в дом Пречистой Богородицы и преподобному чюдотворцу Кирилу Белозерскому… двор свой на посаде». По формуле Неволина, участие детей дарителя есть фикция тем более, что даритель говорит далее от своего единичного лица: «дал есми». Но на обороте дарственной есть подписи, а именно первая следующая: «Священник Карп к сей даной в детей своих место духовных Савелья Сергиева сына и его детей Федора, да Петра, да Терентия руку приложил». Это уже не фикция, а участие живых людей в сделке. Акт датируется 1568–1569 гг.; вот другой акт – около того же времени (1576): «Се яз Федор Григорьев сын Юхнова с своими детми с Ураком, а молитвенное имя Федор, да с Яковом дали есмя в дом Живоначальной Тройце… вотчину свою старинную в Угличском уезде… А похочет который жгспостричись, и им пожаловати нас постричи… А Бог жгс пошлет по душе, и нас положити у Живоначальные Троицы… и написати нас в вечной сенаник. А будет нам, мне Федору и моим детем Ураку да Якову и женам их и детем до тое вотчины дело, и нам дати… за тою вотчину сто рублев денег, чем душа наша поминати. А тою вотчиною нам владати по старине». На обороте подписи: «К сей даной яз Урак в оца своего место Федорово и в свое руку приложил. К сей даной яз Яков руку приложил». Здесь нет признаков фикции даже во внешних формах выражений: все трое являются совладельцами вотчины и отчуждают ее все, распространяя право семейной общности на жен и детей своих (непоименованных. С.Шумакова: «Угличские акты», № XXXVII и XL). Если пойдем в глубь старины, то найдем, что там черты семейной (и родовой) общности прав на имущества еще яснее, тверже и обширнее: например, в купчей 1520 г. читаем: «Се яз Иван Осюнин сын Сущова, да яз Иван Ортемьв сын Сющова купили есми у братьи и у своих племяников: у Остафия у Осюнина сына, day его детей – Ивана, да у Якова, да у Левонтея у Осюнина сына, да у его сына у Давыда да у Нечая, у Онцифора у Степанова сына, да у Микиты у Ортемьева сына у Сущовых, их выти деревню Митяево да деревню Козлино». Среди подписей послухов находим следующую подпись продавца: «По сей купъчой грамоте яз Иван (с) своим отцом и своими дядьями и своею братьею землю продал и руку свою приложил» (Там же. № LIII). Если бы человек, напитанный индивидуалистическими понятиями нынешнего вещного права, возразил, что продавец действует, как поверенный, то доверяющими являются не только отец его, но и «братья» (родной и двоюродные), т. е. также сыновья при отцах. В Акт., изд. Федотовым-Чеховским (№ 10), находим судебное дело, в котором ответчиком является «Гридка Афонасьев и в отца своего место»; он заявляет, что истец Ушак, намеревавшийся искать земли и пожен «на моем отци… да и на мне, на Гридке, не явился к суду». «А то, господине (говорит ответчик), земли отца моего Офонасьева, да и мои». Князь «присудил те земли и пожни Офонасью и его сыну Гриде и велел дати Гриде и его отцу Офонасью грамоту правую бессудную». Представляемые примеры берем не по выбору из многочисленных ныне изданий актов, а из первого подручного собрания их и могли бы увеличить их ad libitum. Но полагаем, что для беспристрастного наблюдателя их достаточно: дело не в количестве, а в смысле их. Думаем, что если бы Неволину можно было располагать такими же материалами, какими обладаем мы ныне, то и он, несмотря на свое постоянное подчинение понятиям действующего Свода, не решился бы настаивать на своей теории.

Само собой разумеется, что общность вещных прав родителей и детей имеет, подобно общности супружеских имущественных прав, свои пределы. Обозначим один из них: отец при жизни своей допускает выдел детей и берет часть на прожиток; этою частью он распоряжается один; отсюда является ряд таких актов, в которых отец, отчуждая вотчину, между прочим гарантирует неприкосновенность сделки и от детей своих. Другой случай: взрослый сын получает при жизни отца поместье в отвод и там заводит свое отдельное хозяйство, между тем родовые вотчины остаются под управлением отца; возникают отдельные имущества у невыделенного сына и отдельные сделки обеих сторон. Вопрос, мог ли неотделенный сын иметь собственное имущество, разрешается в утвердительном смысле уже с древних времен: так, имущество умершей матери уже по Русской Правде принадлежит детям, хотя и состоит в управлении вдового отца. Кроме наследства, дети могли получить со стороны специальный дар. Но других источников приобретения особенного имущества неотделенными детьми предположить нельзя: все приобретаемое детьми путем возмездных сделок и труда составляло общую семейную собственность (Неволин, предполагая с древнейших времен безусловное право и отделенных и неотделенных детей на отдельную собственность, между прочим говорит: «Между родителями и детьми могли быть и тяжбы об имуществе», и ссылается на выражение устава Владимира: «Братья или дети тяжються о задницю». Но это выражение означает: братья или дети умершего будут тягаться о наследстве между собой).

Подобно тому, как общность имущественных прав супругов постепенно разрушается в XVII в., и общность прав родителей и детей ослабляется законами 80-х годов этого века (см. текст). Но мы говорим «ослабляется», ибо разрушить столь прочное, вековое создание народного обычного права было нелегко. Поэтому оно совершенно ясно выступает даже в самом конце XVII в., особенно, когда речь идет о правах вдовы-матери и ее детей. Приведем пример: «Се яз вдова Огрофена Прокофьева дочь Яковлева жена Вельяшева з детми своими с Иваном болшим, да с Иваном меншим Яковлевыми детьми Вельяшева… что применяла я Ографена с детми своими игумену Ионе с братиею… из поместья своего вУглицком уезде… пустошь Шишкино… а против того выменила я вдова Огрофена с детми своими у него игумена Ионы… из монастыръской их вотчины в пустоши Теренине четверик пашни… И к допросу стать сыну моему Ивану большому в поместном приказе, а мне, Ографене с сыном же своим Иваном же меншим, к допросу стать на Углече… И впредь мне… и детям моим и женам их и детям до той нашей променной пустоши… дела нет и тою променною пустошью нам не владеть. А буде мы… хотя в малом в чем не устоим, и на мне, вдове Ографене, и на детях моих… и на женах их и на детях взять… за неустойку 100 рублей денег». На обороте подписи такие: «К сей меновной записи села Воскресенского Воскресенъской поп Диомид Иванов вместо дочери своей духовной – вдовы Агрепены Прокопьевы дочери Яковлевские жены Вельяшева, по (ее) веленью, руку приложил. К сей меновой записи Алексей Варанчеев вместо Ивана большево да Ивана меныпево Вельяшева, по их веленью, руку приложил» (С.А.Шумаков: «Угличские акты», № LXXVIII, 1692 г. надо читать 7200; см. акт 97). Кто же был собственником имения: вдова или два ее сына? Если вдова, то зачем сыновья не только участвуют в сделке, но действуют от своего лица при ее подписи и утверждении? Лишь тогда, когда наступает семейный раздел, члены семьи получают личные права на части общего имущества (Там же. № XCVII, о тех же лицах). Отцы семейств в конце XVII в. пишут уже всегда только от своего лица.

Одно последнее замечание: зачем мы настаиваем так на восстановлении отживших порядков общесемейных институтов, столь далеких от ныне действующего права? Разумеется, они и сами по себе дороги для нас, как историческая истина. Но отжили ли они? Несравненно большая масса жителей России и теперь подчиняется не началам Свода, а тем нормам, которые мы иногда отказываемся допустить даже в седой старине. Эти «древности права» суть весьма живая новость. Быть может, они заключают в себе какие-нибудь достоинства, кроме своей долговечности; но если научное правоведение будет их игнорировать, то практика подавно обречет их на гибель.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.