ПОИСКИ МИРА С ИСПАНИЕЙ

ПОИСКИ МИРА С ИСПАНИЕЙ

В официальных документах и многих письмах Боливара содержатся свидетельства его постоянных и глубоких раздумий об исторических судьбах Испании и политике восставших колоний по отношению к своей «матери- родине».

«Мир испанской нации! Беспощадная война ее нынешнему правительству!» – провозглашал Боливар, разъясняя необходимость всегда разграничивать смелый, благородный, свободолюбивый испанский народ и реакционную монархию Испании с ее камарильей. «Не все испанцы являются нашими врагами, – писал Боливар испанскому генералу М. Реновалесу, вставшему на сторону патриотов. -…Гордость Испании составляют родившиеся в ее лоне благородные души и возвышенные натуры, которые, словно ангелы-хранители, спешат поддержать святое дело свободы в нашей стране…» [144]. Важнейшей задачей своей дипломатии Освободитель считал поиски союза патриотов борющихся колоний с народной Испанией. «Необходимо делать все возможное для объяснения испанской нации, что ее интересы отличны от интересов правительства и… истинные преимущества для нее состоят в тесном союзе с независимой Америкой» [145]. Возможен ли был такой союз?

Известия о скрытом брожении в Испании, стонавшей под гнетом короля-мракобеса и его приспешников, доходили до колоний и порождали надежды на скорые перемены на Пиренейском полуострове и окончание войны, длившейся уже целое десятилетие. Обращаясь к испанским революционерам, Боливар призывал их: «Война потеряла смысл… Будьте справедливы к Америке, и мир и дружба установятся между американцами и испанцами» [146]. Революционные события начались в Кадисе, где по приказу Фердинанда VII в помощь Морильо готовился огромный экспедиционный корпус. Из этого порта 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. кавалеристов на 100 кораблях должны были отправиться в Южную Америку. Однако 1 января 1820 г. в экспедиционной армии вспыхнуло восстание, которое возглавили офицеры-демократы Р. Риего и А. Кирога. Они больше не хотели участвовать в колониальной войне и требовали восстановить в стране конституционный режим.

К восставшим присоединились жители других городов. В Испании грянула вторая буржуазная революция. Фердинанд VII был вынужден присягнуть на верность демократической Конституции 1812 года и согласиться с созывом кортесов. К власти пришло правительство буржуазных либералов.

Кортесы потребовали от генерала Морильо присягнуть на верность Конституции и добиваться национального примирения в колониях. Фердинанд VII, по настоянию кортесов, направил колониальным властям во всей Америке два циркуляра. Первым предписывалось освободить из тюрем всех политических заключенных. Второй циркуляр обязывал начать переговоры с патриотами с целью прекращения опустошительной войны в Новом Свете [147].

В соответствии с полученными указаниями генерал Морильо обратился к конгрессу в Ангостуре и Боливару с предложением заключить перемирие, для того чтобы начать затем мирные переговоры. Положение испанского наместника в колониях после понесенных серьезных поражений было трудным. Революция в Испании вызвала распри в его лагере. Начались острые столкновения между конституционалистами и сторонниками абсолютной монархии. Морильо надеялся в ходе переговоров получить передышку и выиграть время.

Боливар ответил согласием. Он искал пути к миру с Испанией и также нуждался в передышке. Не все патриоты понимали замысел Освободителя. Горячие головы хотели немедленно воспользоваться затруднениями Морильо. Боливар объяснял им: «Положение нашей армии не позволяет нам начать новую военную кампанию. Она нуждается в реорганизации. Время работает больше на нас, чем на Морильо. Предоставляется великолепная возможность для переговоров. Речь идет не о мире или капитуляции, а только о перемирии, а также подходящем случае заявить всему миру о нашем рождении в качестве суверенной нации» [148]. Действительно, обращаясь к Боливару с предложением о переговорах, Морильо пришлось употребить слова, которые раньше застревали у испанцев в горле: «Его Превосходительство президент Республики». По существу, это было первым официальным признанием де-факто новой политической реальности, а именно появления суверенного государства на месте бывшей колонии.

Боливар поручил ведение переговоров о перемирии генералам Р. Урданете и П. Брисеньо-Мендесу. Когда возникли опасения, что дело зашло в тупик, он направил им в помощь своего ближайшего сподвижника, молодого венесуэльского генерала Антонио Сукре. Пятнадцатилетним юношей в 1810 году он присоединился к патриотам, вместе с Боливаром прошел через огонь многих сражений, завоевав его сердце беззаветной храбростью и яркой одаренностью своей натуры. Теперь ему поручалось возглавить делегацию патриотов.

На переговорах им противостоял испанский триумвират: генералы Г. Корреа, Р. Topo и Ф. Хуан-и-Гонсалес де Линарес. Их действиями непосредственно руководили Морильо и его заместитель маршал Латорре, несколько раз встречавшиеся с Сукре.

Морильо требовал признания патриотами испанской Конституции 1812 года, не предусматривавшей предоставления колониям полной независимости, в качестве непременного условия заключения мирного договора. Боливар категорически отверг это требование. «Только безоговорочное признание Испанией независимости Колумбии может положить конец войне» [149], – говорилось в его ответе Морильо от 21 июля 1820 г. Поэтому речь на переговорах шла только о заключении перемирия и гуманизации методов ведения военных действий. Продолжались они несколько месяцев и напоминали испанский народный танец – шаг вперед и два шага назад. От участников потребовались большие усилия, чтобы преодолеть разногласия, касавшиеся линий разграничения войск и других условий прекращения военных действий. Наверное, самым веским аргументом патриотов были их новые боевые успехи: испанским войскам пришлось оставить города Мериду, Трухильо и Санта-Марту.

25 ноября 1820 г. состоялось подписание соглашения о перемирии сроком на шесть месяцев и договора об упорядочении ведения войны в соответствии с законами цивилизованных народов. Тем самым была подведена черта под трагической эпохой «войны насмерть», и участники договора взяли на себя обязательство не применять репрессий в отношении гражданского населения. Договорились об обмене пленными и захоронении погибших [150]. Можно согласиться с оценкой этого события, высказанной известным колумбийским исследователем международных отношений Р. Ривасом. По его мнению, Испания и Колумбия заслужили благодарность человечества, так как они первыми в истории закрепили в договорной форме нормы более гуманного ведения войны. И произошло это задолго до заключения известной женевской Конвенции об улучшении участи раненых и больных (1864 г.) и решений Гаагской мирной конференции относительно законов и обычаев сухопутной войны (1899 г.) [151].

Через два дня после подписания документов в небольшом селении Санта-Ана по предложению Морильо состоялась «встреча в верхах». Можно только догадываться о том, что побудило испанского фельдмаршала увидеться с «мятежником» Боливаром. Надеялся ли он понять при личном свидании, что дает его противнику, неоднократно битому на полях сражений, силу возрождаться? Или же он рассчитывал убедить Боливара принять королевскую «милость» и прекратить борьбу в обмен на высокое звание генерала испанской армии с соответствующими привилегиями? А возможно, просто захотелось взглянуть на человека, который, не имея профессиональной военной подготовки, нанес ему, одержавшему немало побед над прославленными наполеоновскими маршалами, чувствительные поражения? Не исключено, что какое-то из этих соображений сыграло свою роль.

Боливар принял приглашение Морильо, хотя не все в его штабе одобряли это решение. У Освободителя были свои планы, и их не следовало раскрывать раньше времени.

Многое на этой «встрече в верхах» напоминало красочный спектакль. Парадные мундиры бывшего крестьянского сына Морильо и его многочисленной свиты, увешанные звездами и орденами, резко контрастировали со скромной походной формой потомственного аристократа Боливара и сопровождавших его нескольких адъютантов. К тому же

Боливар прибыл на встречу верхом на муле и в сомбреро. По кастильскому обычаю недавние смертельные враги заключили друг друга в дружеские объятия. На торжественном обеде произносились пышные тосты, славилась храбрость солдат и офицеров, выполнявших свой долг. Обмениваясь посланиями, Морильо и Боливар неизменно заканчивали их словами: «Пусть Бог многие годы хранит Ваше Превосходительство». Иногда же финальная фраза по традиции испанских кабальеро была иной: «Целую Ваши руки». Но достичь взаимопонимания Морильо и Боливару не удалось, хотя ночь они провели под общей крышей. Один верой и правдой служил своему монарху, для другого жизненной целью являлось освобождение народа от цепей рабства.

Камарилья Фердинанда VII не простила Морильо общения на равных с «мятежником» Боливаром, так же как и признания им де-факто независимости Колумбии. Через две недели после заключения перемирия генерал был отозван в Испанию. Правда, вскоре он нашел утешение, вступив в брак с богатой вдовой. Воистину, история – это не только драмы, трагедии и людская кровь. Порой она пишется сквозь смех и слезы. Как остроумно заметил первый советский исследователь жизни Освободителя И. Р. Григулевич, история уже давно бы забыла о Морильо, если бы в его жизни не было такого противника, как Боливар.

В патриотическом лагере также нашлись критики условий перемирия и «позорного» поведения Боливара на встрече с Морильо. Они не хотели видеть, что перемирие ускоряло разложение в испанском стане и позволяло патриотам укрепить свое положение.

Полковник генерального штаба освободительной армии Л. Перу де Лакруа, сопровождавший Боливара во время его пребывания в Букараманге, сделал запись бесед и высказываний Освободителя, известную как «Дневник Букараманга». Благодаря дневнику можно узнать, в частности, оценку Боливаром перемирия с испанцами. «Никогда в течение моей общественной жизни, – говорил Боливар, – я не прибегал к стольким хитростям, к стольким дипломатическим уловкам, как во время этой важной встречи. Без излишней скромности можно сказать, что мне удалось обставить Морильо… Перемирие с испанцами, заключенное на шесть месяцев…, было для меня только поводом показать миру, что Колумбия ведет переговоры с Испанией на равной основе… Оно помогло мне положить конец истреблению испанцами гражданского населения. Более того, перемирие вынудило Морильо возвратиться в Испанию и оставить командование генералу Латорре, менее способному и активному воину… Пусть глупцы, мои враги, болтают, что им вздумается, об этих переговорах. Результаты говорят в мою пользу. Никогда дипломатическая комедия не была лучше разыграна, чем в тот день и в ту ночь 27 ноября 1820 г. в Санта-Ане» [152].

Пять месяцев на земле Колумбии молчали пушки и не лилась кровь. Однако население Маракаибо восстало против испанцев и с помощью отряда генерала Урданеты освободило свой город от колонизаторов. Генерал Латорре обвинил Боливара в нарушении перемирия, и 28 апреля 1821 г. вооруженная борьба между испанцами и патриотами возобновилась повсеместно.

Параллельно с переговорами о перемирии Боливар предпринимал активные действия для установления прямых контактов с Мадридом. Он считал, что ключ к миру, если он существует, скорее всего можно найти в столице Испании. Какие мотивы побудили Боливара в разгар ожесточенной войны с Испанией предпринять мирный демарш, имевший, по всей вероятности, минимальные шансы на успех? Был ли этот шаг продиктован политической прозорливостью и гениальной интуицией? Или же он представлял собой дипломатический маневр, построенный на тонком расчете? Скорее последнее.

Задача была архитрудной как в политическом отношении, так и с точки зрения дипломатических средств. Испанские войска потерпели серьезные поражения на американской земле, но они не были разгромлены. Необходимо было незаурядное дипломатическое искусство, чтобы убедить Мадрид в бесперспективности дальнейшей вооруженной борьбы с восставшими колониями, истощавшей силы Испании и подрывавшей ее международные позиции в Европе. Однако для начала диалога следовало прежде всего вступить в непосредственный контакт с испанским правительством, а в условиях продолжавшейся войны это было непросто. Боливар не имел дипломатических представителей в Мадриде и не мог прибегнуть к обычному в таких случаях средству – просить какое-либо дружественное правительство представлять в Испании интересы Республики Колумбия. Ни одно иностранное государство официально еще не признало Колумбию. Возможно ли было за столом переговоров получить согласие Испании на заключение мира, что означало для нее потерю своей колониальной империи и как следствие окончательную утрату статуса великой державы, превращение ее во второразрядное государство?

Однако Боливар знал, что дипломатию часто называют искусством невозможного, и решил попытать счастья на этом поприще. В конце 1819 года он отдал приказ направить в США и Европу специальную дипломатическую миссию с широкими полномочиями. Ей поручалось производить, при возможности, закупки оружия и боеприпасов, получить в этих целях иностранные займы по своему усмотрению, добиваться дипломатического признания Колумбии и, главное, завязать переговоры о мире с Испанией.

Выполнение этих ответственных задач Освободитель возложил на вице-президента республики Колумбия Франсиско Антонио Cea, назначив его чрезвычайным посланником и полномочным министром по защите интересов страны за границей. Такой высокий ранг давал ему право старшинства в отношении других колумбийских дипломатических эмиссаров, находившихся в иностранных государствах.

Боливар остановил свой выбор на Cea не случайно. Освободитель считал, что «большую дипломатию» должны делать известные люди. Как и Боливар, Cea знал Европу не по книгам. Он родился в 1770 году в Медельине и многие годы посвятил изучению естественных наук сначала на родине, а затем в Париже. Cea приобрел известность в Европе как натуралист и директор ботанического сада в Мадриде. Позднее он представлял интересы колоний в кадисских кортесах. У него было много влиятельных друзей в Испании, Франции и Англии. В Испанию его в свое время отправили колониальные власти, чтобы избавиться от «опасной личности»: Cea был причастен к публикации в 1794 году запрещенной Декларации прав человека и гражданина и провел три года в тюремных застенках. Когда вспыхнула борьба за независимость на его родине, Cea кружным путем через Лондон добрался до Колумбии, где присоединился к Боливару и прошел с ним большой боевой путь. В 1817 году он стал членом Государственного совета, а затем – вице-президентом республики. Когда потребовалось его родине, Cea без колебаний оставил высокий пост и ступил на дипломатическую стезю. В инструкциях, подписанных Боливаром 24 декабря 1919 г., ему предписывалось добиваться заключения мира с Испанией на основе признания ею независимости Колумбии [153].

Преодолев немало трудностей в пути, Cea в июне 1820 года добрался до Лондона, чтобы находиться ближе к Испании. По своей инициативе и выйдя за рамки полученных инструкций, он разработал фантастический план примирения колоний с «матерью-родиной» путем создания федерации во главе с конституционным монархом Испании Фердинандом VII. В состав федерации наряду с Испанией должны были войти Колумбия, Чили и Ла-Плата [154].

Свой проект Cea направил в Мадрид в ноябре 1820 года через испанского посла в Лондоне герцога Фриаса. Ожидая ответа, дипломатический эмиссар Колумбии добился приема у английского министра иностранных дел лорда Кэстльри и пытался, хотя и безуспешно, убедить его в необходимости оказать поддержку данному проекту. Лондон не склонен был брать на себя посреднические функции. Еще не выветрились горькие воспоминания о первой неудачной посреднической миссии Англии.

Фердинанд VII категорически отверг предложения посланца Колумбии. Однако это не обескуражило Cea. Он решил лично отправиться в столицу Испании. Друзья Cea при королевском дворе должны были, по его мнению, оказать ему содействие в заключении почетного мира. Особенно он надеялся на помощь своего близкого друга, влиятельного министра иностранных дел Эусебио де Бар- дакси-и-Асара, принадлежавшего к либерально-умеренным кругам. Правда, было одно затруднение: Cea не располагал деньгами для поездки. Однако он изыскал простое решение, получив в Лондоне заем в 20 тыс. ф. ст. на весьма кабальных условиях. После этого в мае 1821 года Cea известил Боливара письмом, что он находится на пути в столицу Испании. В Мадриде его ждали дурные вести: пока он добирался до Мадрида, Фердинанд VII провел реорганизацию испанского правительства, отправив Бардакси и других неугодных министров в отставку.

Некоторое время Боливар не получал полной информации о демаршах своего дипломатического эмиссара. Когда же ему удалось ознакомиться с планом Cea, Освободитель пришел в ярость. Ради примирения Cea был готов пожертвовать частью завоеванного в тяжелой борьбе суверенитета. «Кажется, гений ошибок руководил всеми шагами нашего посланца», – пришел к заключению Боливар. Попутно он отметил, что Фердинанд VII оказал Cea немалую услугу, отвергнув его план [155].

Ситуация сложилась неординарная, и требовались меры для ее исправления. В январе 1821 года Боливар решил направить в Испанию новую дипломатическую миссию. После заключения соглашения о перемирии он получил международно-правовую основу для прямых сношений с Мадридом. В ст. II соглашения говорилось: «Поскольку первоочередной и главной целью этого перемирия являются переговоры о мире…, оба правительства будут направлять и принимать эмиссаров или доверенных лиц, которых сочтут целесообразным делегировать. Этим посланцам, снабженным верительными грамотами, будут обеспечены гарантии и личная безопасность, соответствующие мирному характеру их миссии» [156].

На этот раз защита интересов Колумбии была доверена министру иностранных дел Хосе Рафаэлю Ревенге, опытному дипломату, начавшему свою карьеру еще в дни первой венесуэльской республики, и губернатору провинции Богота Тибурсио Эчеверриа. Они везли личное послание Боливара испанскому королю. Освободитель решительно проводил в жизнь одну из своих главных внешнеполитических заповедей – вести переговоры на основе полного равенства сторон. Боливар призывал Фердинанда VII содействовать заключению мира, который принесет успокоение Испании и самостоятельность Колумбии, сделает ее подлинной второй родиной испанцев [157].

Ревенга и Эчеверриа 24 января 1821 г. получили подробнейшие инструкции Боливара. На 17 страницах излагалось 21 предписание относительно задач миссии и путей их осуществления. Указывалась даже точная сумма выделенных им денег – 8 тыс. золотых песо. Документ подписали Боливар и военный министр Брисеньо-Мендес. Столь тщательная подготовка миссии говорила о серьезности намерений Боливара. Несомненно, он учел также не совсем удачный эксперимент с предоставлением Cea неограниченных полномочий.

Главная задача, поставленная перед Ревенгой и Эчеверриа, была сформулирована Боливаром столь точно и категорично, что не оставляла никакого простора для «фантазий» или независимого «творчества». Посланцам Колумбии предписывалось добиваться заключения мирного договора на основе «признания Испанией абсолютной независимости, свободы и суверенитета республики Колумбия и ее полного равенства со всеми другими независимыми и суверенными государствами мира». Такое признание означало «четко зафиксированный отказ со стороны Испании, ее народа и правительства, а также со стороны всех титулованных наследников от прав, претензий собственности и суверенитета в отношении республики Колумбия как целого, так и каждой из составляющих ее частей…, которые ранее образовывали генерал-капитанство Венесуэлу, вице-королевство Новую Гранаду и аудиенсию Кито» [158].

В инструкциях указывалось на необходимость отстаивать права Колумбии на Панамский перешеек ввиду его важного стратегического значения. Известно, что Боливара увлекала идея сооружения в будущем межокеанского канала.

В случае если на переговорах Испания поставит вопрос о создании федерации метрополии и ее колоний или предложит Колумбии принять в качестве суверена какого-либо бурбонского принца, Ревенга и Эчеверриа должны были безусловно отвергнуть эти проекты. Не забыл Боливар определить и роль Cea в связи с посылкой новой миссии. Согласно инструкциям, ему надлежало оказывать помощь колумбийским посланцам и действовать только совместно с ними.

Ревенга и Эчеверриа прибыли в Мадрид раньше Cea и в мае 1821 года получили аудиенцию у министра иностранных дел Бардакси. Однако дальше дело застопорилось. Министр иностранных дел Испании уклонился от переговоров о заключении мира под тем предлогом, что следует дождаться приезда Cea. Возможно, Бардакси предчувствовал свою скорую отставку и не хотел неосторожными действиями ускорить развязку. Он, конечно, хорошо знал настроения Фердинанда VII и дворцовой камарильи. Его руки были связаны в силу еще одного обстоятельства. Кортесы, созванные королем, при участии представителей Мексики занимались в это время изысканием средств спасения испанских интересов в колониях, и Бардакси ждал исхода этих дебатов. Кортесы создали специальную комиссию. Видимо, не без влияния проекта создания федерации Испании и ее колоний эта комиссия выдвинула предложение разделить испанскую Америку на три части. Каждая часть должна была управляться одним из отпрысков бурбонского королевского дома и платить финансовую дань «матери-родине». Получив в свои руки копию документа об этом плане, посланцы Колумбии могли убедиться, что не только Фердинанд VII, но и буржуазные либералы продолжали мыслить категориями испанского колониального величия. К тому же они не могли противостоять королю. Стоило Фердинанду VII выразить свое отрицательное отношение к предложениям кортесов, как

они поспешили заявить, что испанское общество не готово к переменам в колониальном вопросе.

Три месяца миссия Колумбии добивалась в Мадриде начала переговоров о мире. Однако министерство иностранных дел Испании не отвечало на ее ноты и обращения. За это время колумбийским дипломатам не удалось ни разу встретиться с министром иностранных дел в официальной обстановке. Не приносили существенных результатов также их настойчивые попытки воздействовать на испанское правительство через депутатов кортесов, лидера конституционалистов Алкало Галиано и торговые круги Кадиса, несшие большие убытки от разрыва связей с колониями.

После того как в Колумбии возобновились военные действия между испанцами и патриотами, положение миссии стало крайне трудным. Местная пресса по указанию испанских властей развернула яростную пропагандистскую кампанию, разжигая в стране шовинистические настроения и обвиняя Боливара в коварстве и преднамеренном нарушении перемирия. Ревенга направил министру иностранных дел ноту протеста. На этот раз ответ последовал незамедлительно. Утром 2 сентября 1821 г. министерство иностранных дел Испании вручило всем трем колумбийским дипломатам паспорта вместе с требованием покинуть Мадрид в течение 24 часов. Так обычно правительства поступали в случаях, когда официально объявлялась война. Ревенга через Францию вернулся в Колумбию, a Cea и Эчеверриа задержались в Париже.

Итак, попытки заключить мир с Испанией оказались безрезультатными. Но это не означало, что дипломатия Боливара потерпела поражение. Затраченные усилия не пропали даром. Новое независимое государство – республика Колумбия продемонстрировала свое миролюбие. Такой шаг помогал завоевать на свою сторону либеральное общественное мнение в Европе. Возрос международный авторитет Боливара: известный до этого в Европе как вождь повстанцев, теперь он предстал в облике государственного деятеля, осуществляющего активную внешнюю политику в целях прекращения войны, затрагивавшей так или иначе интересы многих государств.

Провал мирных переговоров рассеял иллюзии о возможности примирения с Испанией Фердинанда VII и вызвал консолидацию сил патриотов Колумбии. Они понимали, что только полный военный разгром испанцев на американской земле может расчистить путь к миру. Правильность этого вывода, сделанного патриотами, подтвердили дальнейшие действия Фердинанда VII. Пока буржуазные либералы вели нескончаемые дебаты в кортесах, в Эскуриале, величественно-мрачном замке короля под Мадридом, зрел заговор против испанского народа. Фердинанд VII обратился к своему августейшему собрату – французскому королю Людовику XVIII со слезной мольбой помочь ему удушить испанскую революцию. В 1823 году с санкции «Священного союза» 100-тысячная французская армия оккупировала Испанию. При поддержке иностранных штыков Фердинанду VII удалось восстановить абсолютистские порядки в стране. Анализируя последствия краха буржуазных либералов в Испании, Боливар предсказывал: «Война против нас будет продолжаться с еще большим упорством» [159]. Дверь для примирения окончательно захлопнулась. Дипломаты умолкли, в полный голос вновь заговорили пушки.