I. Введение

1. Судебная практика последних лет до предела обострила один из классических частноправовых конфликтов – конфликт должника и кредитора. Особенно ярко это обстоятельство проявило себя в острую фазу финансового кризиса 2008 г. Ставшие массовыми просрочки по обязательствам привели кредиторов в суды, где они столкнулись с возражениями должников о ничтожности или незаключенности договоров или со встречными исками об оспаривании сделок по различным (чаще всего связанным с нарушением корпоративных процедур) основаниям.

Такая процессуальная тактика имеет очень простое объяснение: добившись судебной констатации отсутствия договорного основания долга, должник остается лишь связанным обязательством из реституции или неосновательного обогащения, а это, в свою очередь, автоматически влечет за собой невозможность привлечь должника к ответственности за нарушение договора (взыскать неустойку или убытки). Кроме того – и это очень важно! – констатация отсутствия договорного долга делает совершенно невозможной реализацию кредитором обеспечительных прав, имеющихся у него против должника или третьих лиц. Это связано с тем, что практически все имеющиеся в распоряжении кредитора, использующего российское обязательственное право, обеспечительные конструкции основаны на принципе акцессорности, предполагающем невозможность существования обеспечительного права без обеспеченного договорного долга.

Другим тактическим приемом, с которым кредиторы, требующие взыскания долга, сталкиваются в судах, является попытка добиться судебной констатации отсутствия юридической силы у обеспечительных сделок, совершенных самим должником или третьими лицами при помощи как традиционного «ударного» приема – недействительности сделки, так и в результате предложения судам такого толкования норм, регулирующих обеспечительные сделки (залог, поручительство, банковскую гарантию), который бы приводил к отпадению обеспечения.

К сожалению, нельзя не признать, что суды, оказавшись перед дилеммой, как толковать «узкие» места в нормах гл. 23 ГК РФ – продолжниковски или прокредиторски, заняли скорее первый подход, предпочитая защитить должника (или третье лицо, давшее обеспечение), но не кредитора.

Можно много и долго рассуждать о причинах такого выбора. Мне доводилось слышать о том, что явно выраженные продолжниковские настроения судей следует объяснять славянской этической моделью, которая предполагает жалость ко всякому нарушителю[156] и недоверие к тому, кто публично требует возврата денежного долга. Другое объяснение – излишне агрессивное поведение кредиторов, которое подчас принимало совершенно неприемлемые для цивилизованного общества насильственные формы и потому отталкивало судей от центральной идеи обязательственного права – защиты кредитора. Наконец, не в последнюю очередь описываемая судебная практика связана, видимо, с тем, что в условиях отсутствия в российской юриспруденции твердых и общепризнанных доктринальных цивилистических воззрений на поручительство и залог (да и откуда им взяться, если современная история российского гражданского права не насчитывает и двух десятилетий, советская доктрина в этом деле бесполезна, дореволюционные исследования поручительства и залога, увы, практически полностью устарели!) схоластические построения юристов, представлявших ответчиков в спорах об исполнении обязательства, какой-то эффект на умы судей все же возымели…

2. Именно в таких условиях повышенное внимание юридического сообщества сконцентировалось на том, чью сторону в конфликте «кредитор – должник» займет высшая судебная инстанция. Буквально с первых же месяцев финансового кризиса ВАС РФ довольно недвусмысленно дал понять, что его симпатии скорее на стороне кредиторов, а не просрочивших должников. Сначала была сформулирована правовая позиция, не позволяющая использовать механизм приостановления производства по делу о взыскании долга в связи с возбуждением другого дела (об оспаривании договора, долг по которому взыскивается в первом деле) с целью затянуть разрешение обязательственного спора. Затем последовало формирование ряда правовых позиций, направленных на общее укрепление залога. Следующий шаг – депримитивизация судебной практики и устранение продолжниковских тенденций в применении положений ст. 333 ГК РФ о праве суда снижать неустойку. Параллельно с этим Президиум ВАС РФ при рассмотрении дела «Компания Аргенто против общества Сигма» резко выступает против общепризнанного жесткого стандарта доказывания убытков, препятствующего кредиторам добиваться адекватного возмещения убытков. Далее ВАС РФ формирует ряд правовых позиций, защищающих бенефициаров по банковским гарантиям от необоснованного признания гарантий недействительными. И наконец, совершенно логичным является принятие масштабного постановления, направленного на усиление обеспечительных прав кредиторов, возникающих из договоров поручительства.

Однако вряд ли было бы верно считать, что высшая судебная инстанция безоглядно защищает кредиторов. Ряд толкований, направленных на серьезное усиление позиции кредитора в обязательстве (особенно в случае, если оно просрочено!), уравновешивается другими правовыми позициями: о невозможности установления в договоре условия о том, что неустойка будет удерживаться кредитором из платежей должника в приоритетном порядке, т. е. перед основной суммой долга; о том, что правила о несправедливых условиях в договоре присоединения подлежат применению и к отношениям коммерсантов между собой, а не только в отношениях коммерсантов и потребителей; о том, что установленное в договоре право одной из сторон в одностороннем порядке менять его условия должно реализовываться кредитором добросовестно, а не произвольно.

Таким образом, очевиден следующий баланс интересов сторон обязательства, к установлению которого, по всей видимости, стремится ВАС РФ: на этапе заключения договора суд не допускает злоупотреблений сильной переговорной позицией и применения принципа свободы договора для обоснования условий договора, резко отличающихся от справедливого распределения договорных рисков, бремени, ответственности и т. п. Как правило, такими сильными контрагентами являются банки и другие профессиональные участники финансового рынка (хотя, разумеется, возможны и иные сферы применения концепции запрета несправедливых договорных условий). Но на этапе исполнения обязательства, после возникновения требования кредитора к должнику, симпатии ВАС РФ явно на стороне кредиторов, которые ожидали, но не получили исполнения по обязательству. На данном этапе кредиторы получили серьезную защиту в виде существенного сокращения возможности реализации процессуальных «тактик» затягивания процесса и основанных на формальных основаниях оспаривания сделок (как основных, так и обеспечительных). Кредиторы также получили упрощение механизма взыскания убытков и неустойки.

3. В целом такой баланс представляется разумным и справедливым. Кредитор, ожидающий платежа от неисправного должника, традиционно рассматривается как слабая сторона в обязательстве, как бы парадоксально на первый взгляд это ни звучало. Капиталистический экономический уклад основывается на идее экономического обмена, при котором стороны обмениваются предоставлениями, которые хотя и обладают разными субъективными стоимостями для сторон, но в целом имеют более или менее одинаковую ценность. С этой точки зрения ненормальным является то, что одно лицо предоставило другому имущество на возвратной или эквивалентной основе, но последнее свое предоставление не совершает. Фактическое освобождение такого лица от обязанности (путем признания юридической необязательности долга либо путем лишения кредитора инструментария, позволяющего реально исполнить судебное решение о присуждении долга) превращает возмездные акты обмена в безвозмездные, что противоречит идее рынка.

Юридическая слабость положения кредитора связана с тем, что у него (в отличие от обладателя ограниченного вещного права) нет возможности удовлетворить свои требования путем прямого воздействия на имущество должника. Собственно, содержательно положение кредитора очень хорошо характеризуется этимологией самого этого термина (от лат. сredo – верить). Для укрепления веры в то, что обязательство все-таки будет исполнено, кредитор и должник договариваются о предоставлении кредитору дополнительных – обеспечительных – прав (залог, поручительство, банковская гарантия). Однако легкость, с которой эти обеспечительные конструкции могут быть полностью разрушены, таким же разрушительным образом сказывается на общей прочности конструкции обязательства.

Такие рассуждения, хотя бы поверхностные и не претендующие на всеобъемлющий охват и классификацию возможных состояний отношений «кредитор – должник», просто необходимы, на мой взгляд, перед тем, как приступить к разбору правовых позиций ВАС РФ по вопросам поручительства. Это позволит понять, во-первых, общую идеологию этого постановления и, во-вторых, логику тех решений, при которых и прокредиторское, и должниковское толкования формально имели право на существование, но ВАС РФ все же выбрал первое из них.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.