Глава ІІ Выяснение условий восприятия фактов, установленных в процессе допроса

Глава ІІ Выяснение условий восприятия фактов, установленных в процессе допроса

І

Ощущение, как уже указывалось ранее,— это отражение какого-либо свойства или качества явления. В показаниях свидетелей или обвиняемых обычно речь идет не об отдельных свойствах или качествах, а о предмете в целом, о некоторых важных или всех сторонах его и в их своеобразном комплексе. При этом отдельные ощущения выступают только как факторы этого комплекса, а не как самостоятельно существующие. Такое цельное отображение предметов и явлений в сознании человека называется восприятием[43].

В восприятия всегда включены различные ощущения. Даже в зрительные, слуховые восприятия входят и другие виды ощущения, но преобладающий характер имеют зрительные и слуховые. Когда человек воспринимает море, то это прежде всего зрительное восприятие. Однако кроме преобладающих зрительных ощущений в нем участвуют и слуховое ощущение плеска волны, обонятельное ощущение соленого запаха морского воздуха, тактильные ощущения влажности и холода.

На допросе сравнительно редко возникают вопросы, связанные с отдельными, изолированно взятыми ощущениями. Отдельные ощущения, как правило, представляют интерес, с точки зрения допроса, поскольку входят в восприятия. Согласно § 54 УПК ВНР «следует допросить в качестве свидетеля лицо, имеющее полученные им путем личного восприятия сведения о деле, об условиях жизни обвиняемого, а также об иных важных для дела фактах». Это, конечно, не означает, что только свидетели допрашиваются о воспринятых ими фактах.

Восприятия должны лежать и в основе показаний потерпевших, подозреваемых и обвиняемых. Восприятия всегда имеют целостный характер. В них предмет отражается в совокупности своих свойств и качеств. Вследствие целостности восприятия в нем всегда восполняются отсутствующие элементы и части воспринимаемого предмета. Если мы через окно рассматриваем противоположный дом и оконная рама, закрывая часть получаемого нами образа, делит его на две части, у нас не возникает восприятия, что дом состоит из двух частей, а прикрытая рамой часть восполняется в нашем воображении.

Благодаря указанной особенности свидетели могут рассказать и о таких предметах, которые они видели только частично (может быть, они были прикрыты или время, освещение было недостаточным для полного восприятия). Иногда мы свободно читаем сильно упрощенный почерк, в котором отсутствуют многие элементы отдельных букв, воспринимаем наброски, эскизы как целые картины, хотя они состоят только из нескольких штрихов.

Однако восполнение отсутствующих элементов и частей воспринимаемого объекта может привести и к ошибкам. Это должен помнить следователь, анализируя показания о предметах, явлениях, воспринятых при неблагоприятных для разных ощущений условиях.

Взаимодействие органов чувств в восприятиях не только суммирует их, но и создает качественно новое; они сенсибилизируют и дополняют друг друга, кооперируют друг с другом и взаимно, участвуя в процессах отражения предметов и явлений внешнего мира, способствуют лучшему их познанию. Каждый следователь знает, что свидетель, как правило, увереннее говорит и опознает определенное лицо, если он не только видел, но и слышал его.

Чем больше органов чувств участвует в восприятии, тем более точным .оно будет. Из этого вытекает важное тактическое правило о том, что на допросах всегда нужно выяснять, какие органы чувств допрашиваемого участвовали в восприятии. Когда речь идет, например, о том, что какая-то деталь кем-то была некачественно отработана и ее поверхность осталась шероховатой, не отшлифованной, рекомендуется спрашивать, видел ли допрашиваемый эту деталь и при каком освещении, под одним углом падения света или под разными, прикасался ли он к данной поверхности и, если да, провел ли он по ней кончиком пальца. Если свидетель сообщает, что подозреваемый поставил на пол тяжелый, наполненный чем-то мягким мешок, то нужно спросить, откуда он знает, что мешок был тяжел и набит именно мягкими вещами. Может быть, он видел это, а возможно только слышал глухой звук, почувствовал вибрацию пола и услышал в это время, как задребезжали окна, а содержимое мешка мог видеть по приплюснутости его или определить на ощупь.

Следователь должен учитывать и тактически использовать полученные на допросе данные об участии разных органов чувств в восприятии допрашиваемого. Правильно поступил следователь по делу об изнасиловании, организовав опознание насильника потерпевшей отдельно по особенностям голоса, речи и отдельно по внешнему виду преступника[44].

Восприятия могут включать в себя и неосознаваемые ощущения. Восприятие величины предмета включает, например, кроме зрительного образа и ощущения сокращения или расслабления мышц глаза.

В наши восприятия всегда входят представления, сохранившиеся от прежнего опыта. «Результат восприятия человеком того или иного предмета зависит, во- первых, от его непосредственных чувственных ощущений (зрения, слуха, осязания и т. д.), а во-вторых, от содержания его прошлого опыта, с которым он сопоставляет эти ощущения»[45].

Большинство предметов и явлений мы воспринимаем не первый раз. Представления прошлого опыта помогают нам более полно воспринимать действительность. Когда мы зрительно воспринимаем сахарницу с сахарным пес- ком, то к зрительному восприятию присоединяются возникшие в памяти представления о вкусе сахарного песка. Эти привычные представления играют большую роль и в наблюдательности субъекта. Опытный охотник видит зверя даже там, где не искушенный в охоте человек не заметит его даже тогда, когда ему указывают, в каком направлении и куда смотреть.

«Опытный следственный работник заметит такие мелочи в обстоятельствах совершения преступления или в поведении допрашиваемого, мимо которых равнодушно пройдет любой другой наблюдатель. Именно эти мелочи зачастую создают возможность раскрывать преступления»[46]. В этом огромная положительная роль привычных представлений, в точности которых большую роль играют профессионально привычные представления. Особенно часто такие показания дают водители по автотранспортным происшествиям.

Свидетели со специальными знаниями в венгерской процессуальной литературе часто выделяются в особую группу так называемых свидетелей-экспертов. Свидетель-эксперт, по определению Алапи,— «это такое лицо, которое не только непосредственно воспринимает какое- либо явление, а сразу же и оценивает ело на основе своих специальных профессиональных знаний»[47].

С криминалистической да и с процессуальной точек зрения особый интерес представляют показания свидетелей, обладающих специальными познаниями в области науки, техники, искусства или ремесла, если эта область знания каким-либо образом связана с воспринимаемым явлением. Однако, несмотря на это, нет основания выделять таких свидетелей в особую группу — свидетелей-экспертов, ибо их процессуальное положение ничем не отличается от других свидетелей[48].

Чрезвычайно большое значение имеют привычные представления свидетелей, когда нужно заметить какой- то, обычно не бросающийся в глаза признак. Но, к сожалению, такие представления могут играть и отрицательную роль: когда в восприятии свидетеля отсутствуют какие-то элементы, он легко и незаметно даже для себя может восполнить их элементами из своих привычных представлений.

Выработанное в процессе практики представление может привести и к иллюзиям. О них много говорится в буржуазной литературе по криминальной психологии. При этом часто ссылаются на так называемую иллюзию Шарпантье. Последняя состоит в том, что если испытуемому дать в руки два цилиндра разной величины, сделанных из одного и того же материала, но имеющих одинаковый вес, то меньший цилиндр кажется более тяжелым. Думается, что подобные иллюзии не имеют криминалистического значения.

Дорожный знак «сквозной проезд запрещен» представляет собой желтый круглый диск определенной величины с красной каймой. Круглый диск вызывает круглый образ на сетчатке только в случае, если на него смотреть точно перпендикулярно, что бывает сравнительно редко. В остальных случаях образ данного дорожного знака приближается к эллипсу, особенно если он находится на значительном расстоянии или наблюдаем в большой угол поворота. Несмотря на это, форма данного знака будет нами восприниматься практически всегда круглой. Это явление называется постоянством или константностью восприятия предметов. А. А. Смирнов экспериментально показал, что константность восприятия формы плоской фигуры достигает наибольшей степени при 10° угла отклонения и дистанции наблюдения в 1 м.

Если плоская фигура наблюдается с дистанции в 1 м, то восприятие его фигуры остается практически вполне константной даже при угле поворота в 60°[49].

Эти данные показывают, насколько осторожно нужно относиться к показанию водителя о том, что он не мог отличить форму дорожного знака, потому что она была сдвинута с места, например подвешенный знак приподнят ветром.

Константность восприятия проявляется и в ряде других явлений. Какой-то предмет, воспринимаемый нами с расстояния в 1 м, изображается на сетчатке вдвое меньше, чем тот же предмет, воспринимаемый с расстояния 50 см, но видимая величина предмета не меняется и остается вполне идентичной и при этом, и еще в других, практически больших пределах разницы в дистанциях наблюдений. Константность восприятия проявляется не только в относительном постоянстве воспринимаемой формы и величины предметов, но и в восприятии других качеств, например цвета и яркости. Они тоже не претерпевают изменений условий восприятия.

Практическое значение константности восприятия чрезвычайно велико. Без нее «наше восприятие превратилось бы в сплошной хаос. Оно не служило бы средством познания объективной действительности. Ориентировка в мире и практическое воздействие на него на основе такого восприятия были бы невозможны»[50]. Велика роль константности восприятия также и в формировании правдивых свидетельских показаний, а знание ее закономерностей — в разоблачении лжи.

Свидетель может дать вполне правильные показания, например о росте преступника, если даже он его видел не в непосредственной близости, и может сказать, что преступник, стоящий от него дальше, был выше ростом, чем тот, который стоял к нему ближе, хотя образ дальше стоящего лица может быть на сетчатке меньше, чем ближестоящего.

С увеличением расстояния оценка величины делается, как правило, меньше действительной величины предмета, и при этом ошибка в сторону уменьшения в определении величины тем больше, чем больше расхождение между действительным расстоянием и тем, на которое возможна точная и адекватная установка глаза[51].

Такое же явление наблюдается при оценке расстояния, где более дальние от нас расстояния мы склонны считать за большие. Так, при делении пополам какого-нибудь протяжения, идущего от нас вдоль, мы дальнюю половину устанавливаем объективно более короткой[52]. Подобные ошибки в восприятиях, такое же отклонение от константности могут влиять и на показания допрашиваемых и должны быть учтены во всех случаях, когда речь идет о восприятиях, возникающих при условиях большого расстояния, и т. д.

Восприятие всегда является осмысленным, т. е. мы воспринимаем не сумму цветовых, осязательных и других ощущений или вызывающих их свойств, а предметы и явления. Очень часто мы можем сказать, какой предмет видели, но затрудняемся сказать об отдельных качествах его. Процесс образования восприятия происходит путем раскрытия смыслового содержания предмета на основе отраженных в наших ощущениях физических свойств его.

Из свойств осмысленности восприятий допрашивающий тоже должен делать некоторые выводы.

Как правило, больше внушает доверие и имеет большее доказательственное значение показание, в котором допрашиваемый указывает некоторые признаки определенного объекта или лица и потом заявляет, что в случае предъявления он может опознать данный предмет, лицо. Однако бывают случаи, когда допрашиваемый не в силах описать какие-то признаки предмета или липа, но, несмотря на это, готов опознать при предъявлении его и действительно делает это успешно. И даже наблюдаются случаи, когда допрашиваемый заявляет, что интересующий нас предмет он видел мельком и поэтому сомневается, что может опознать его, но при предъявлении данного лица или вещи, произведенном в соответствии с процессуальными и тактическими правилами, опознает их безошибочно.

Из изложенного следует, что нельзя всегда считать голословным заявление о готовности опознать предмет, если при этом свидетель не в состоянии рассказать на допросе о его признаках. В подобных случаях перед предъявлением для опознания нужно стремиться выяснить путем уточняющих вопросов, по каким признакам допрашиваемый собирается опознать данный предмет или лицо. Предъявление для опознания следует производить и в случаях, когда допрашиваемый не может ответить на эти вопросы, но тогда после опознания снова следует произвести допрос, чтобы выяснить, на основе каких именно признаков допрашиваемый мог опознать предъявленные вещи или лица.

При этом нужно принять во внимание и попытки ввести в заблуждение следствие со стороны некоторых обвиняемых, а иногда и свидетелей. Они не говорят о признаках опознаваемых предметов и лиц или же говорят о них искаженно, но готовы опознать их, чтобы лично убедиться в том, располагает ли следствие этими предметами, или с целью встретиться с опознаваемым лицом и подать ему какой-то сигнал либо поговорить с ним. В этом случае соответствующее действительности опознание есть результат сознания того, что нет смысла говорить неправду, следствие уже нашло нужный предмет или лицо. Когда у следователя возникает такое подозрение, вопрос о предъявлении для опознания решается исходя из тактических соображений, с учетом всех обстоятельств дела.

Осмысленное содержание восприятия, возникнув из ощущений отдельных физических особенностей, в дальнейшем само влияет на эти же ощущения. Это является причиной тех ошибок в показаниях, о которых мы уже упоминали при описании вопросов, связанных с ролью привычных представлений в восприятии. Но здесь следует указать еще на одну особенность, которая может повлиять отрицательно на качество полученных показаний. Дело в том, что иногда осмысленное содержание восприятия может покоиться на недостаточном для этого количестве признаков. Возникнув, оно впоследствии оказывает ошибочно большое влияние даже на дальнейший ход восприятия: формирует его и от него избавиться уже очень трудно. Например, если сухие ветви, лежащие на земле, мы ошибочно восприняли за змей, то нужно очень близко подойти, хорошо рассмотреть и даже, может быть, дотронуться до них, чтобы избавиться от ложного восприятия.

О том, к каким ошибкам могут привести ложные восприятия, свидетельствует пример, приводимый Гансом Гроссом[53]. Допрашиваемый по делу о побеге из места заключения надзиратель показал, что преступник бежал во время прогулки и набросился на него с ножом в руках. Следствием было установлено, что в руках у преступника в действительности был не нож, а селедка.

Известно, что один и тот же предмет воспринимают разные люди по-разному. Даже один и тот же человек в различных условиях по-разному воспринимает один и тот же предмет. Это необходимо учитывать при интерпретации свидетельских показаний. Показания двух свидетелей об одном и том же событии часто не совпадают именно потому, что, воспринимая одно и то же событие, они относились к нему по-разному. И во многих случаях можно и нужно установить причины такого различия[54].

Вопрос о значении различий в показаниях для оценки их достоверности является предметом спора в буржуазной литературе. Одни считают, что «достоверность показания не подлежит сомнению, если оно согласно с другими показаниями». «С увеличением числа свидетелей... сговор их становится затруднительным» и «совпадение показаний дает основание придать им значение достоверности»[55]. Другие, в частности Марбе, считали, что совпадение отдельных показаний совсем не должно быть рассматриваемо, как многие думают, в качестве доказательства их правильности, зачастую об одном и том же факте больше одинаковых ложных, чем одинаковых правдивых показаний. В этом он усматривал частный случай закона единообразия психологического процесса при одинаковых условиях; есть, очевидно, случаи, когда при соответствующих внешних и внутренних условиях данные для возникновения ложных показаний у различных наблюдателей складываются настолько благоприятно, что недостоверность этих показаний в большинстве случаев не замечается[56].

Обе точки зрения представляются нам неправильными. Оценка достоверности свидетельских показаний на основе их количественного подсчета есть возвращение к формальной оценке судебных доказательств. Показания должны быть оценены по существу, не сами по себе, а в совокупности с другими доказательствами на основе раздельного изучения существования тех фактов, которые составляют содержание этих показаний.

«Закон единообразия психического процесса» часто приводится в буржуазной литературе по криминалистике теми авторами, которые считают свидетельские показания во всех случаях недостоверными, в качестве опровержения действительно неправильного некритического подхода к оценке совпадающих по своему содержанию показаний.

В практике встречаются случаи дачи примерно одинаковых по своему содержанию, но ложных по объективной достоверности показаний добросовестными, но заблуждающимися свидетелями, особенно потерпевшими. Если, например, совершено грабительское нападение на дом, где проживает семья, все члены семьи дают показания, в которых, как позже выясняется, количество грабителей, их сила явно преувеличиваются. Однако здесь только, видимо, одинаковый психический процесс у разных потерпевших, потому что их показания, имеющие одинаковую тенденцию к увеличению, все-таки резко расходятся именно в не соответствующих действительности деталях. Совпадение этих деталей в показаниях имеет место только в случае, если допрашиваемые перед допросом имели возможность обменяться мнениями, обсудить происшедшее и прийти к одинаковому выводу. Но здесь уже имеет место не «одинаковость психических процессов», а внушение или сговор, чему следователь может и должен препятствовать прежде всего своевременным проведением допросов.

В случаях исключительно большого нервного напряжения, физической истощенности и т. д. могут иметь место массовые галлюцинации, когда большие группы людей воспринимают ошибочно и одинаково несуществующие предметы. Бехтерев, например, описал следующий факт[57]. В 1846 году весь экипаж французского фрегата «Belle Paule», потеряв в урагане из виду 300 своих товарищей, находившихся на корвете «Веrcean», под влиянием беспокойства и страха, услышав от сигнальщика, что на горизонте показался корабль без мачты, не только поверил этому, но даже увидел людей на корабле, слышал их крики, хотя это был не корабль, а масса вырванных с берега огромных деревьев.

Но такие случаи являются исключительными, и в них проявляется не «стадное чувство» ошибочного восприятия, а влияние внушения. Такие случаи не встречаются у свидетелей, которые не общались между собой ни в момент восприятия, ни позже. Поэтому чрезвычайно важно выяснить на допросе и это обстоятельство.

Тождественность психических процессов у разных психически здоровых свидетелей и индивидуальная разница в них проявляются прежде всего в том, что, с одной стороны, в ощущениях и восприятиях таких лиц в основном правильно отражается реальная действительность внешнего мира, а с другой — они из чрезвычайно многообразной массы фактов запечатлевают прежде всего те из них, которые им ближе всего по задачам и интересам.

Поэтому, как правильно отмечает Кулишер, сообщая о происшествии, очевидцами которого они были и которое обратило на себя их внимание, свидетели обыкновенно будут показывать в соответствии с тем, что составляет остов этого происшествия, но показания их могут существенно отличаться касательно сопутствующих обстоятельств[58]. Причины этого должны быть выяснены и оценены именно с точки зрения психологических особенностей личности допрашиваемого и формирования его показаний.

Точное совпадение свидетельских показаний между собой и особенно совпадение их с показаниями подозреваемых и обвиняемых нередко вызывают подозрение в сговоре.

Особенно вызывают подозрения показания, в которых совпадают не только их содержание, но и выражения. Конечно, могут быть случаи, когда свидетели, встретившись, обсуждали виденное и поэтому дают одинаковые, даже в одних и тех же выражениях, показания — и такие показания могут быть вполне достоверными. Однако к проверке таких показаний нужно подходить особенно осторожно.

На восприятие влияют и одновременно или незадолго до этого воспринимаемые однородные явления. Они взаимно усиливают, увеличивают ту разницу, которая существует между ними. Известно, что чуть теплая вода кажется горячей после холодной, что два круга одинакового размера кажутся неодинаковыми, если один из них изображен окруженными маленькими, а другой — большими кругами. Звук одной и той же высоты кажется более или менее громким в зависимости от амплитуды рядом воспринимаемого звука и т. д. Эти явления могут иметь значение и с точки зрения правильности изложенных допрашиваемым фактов. Одинаковые золотые кольца человек может воспринимать как разные в зависимости от других одновременно воспринимаемых колец. Эти особенности должны быть тщательно выявлены и зафиксированы на допросе и учтены при необходимости предъявления для опознания или проведения следственного эксперимента.

II

Из всех видов восприятия явлений окружающего мира допрашивающего может интересовать восприятие пространства. При допросах нередко возникает вопрос о расстоянии, об удаленности различных предметов или лиц друг от друга и от наблюдателя, о направлениях их расположения в пространстве, а также о их форме и величине. Все эти восприятия называются восприятием пространства. В них, как правило, одновременно участвует несколько анализаторов. Так бывает тогда, когда, например, мы видим форму и ощупываем какой-нибудь предмет или наблюдаем глазами или определяем по звуку направление, в котором удаляется транспорт.

Восприятие пространства возможно и на основе работы отдельно взятых органов чувств. В этих случаях с их деятельностью ассоциируется прежний опыт других анализаторов. По анализатору, занимающему ведущее положение в данном восприятии пространства, оно называется зрительным, слуховым, кожно-осязательным или мышечно-суставным (кинестетическим).

В практике проведения допросов чаще всего приходится встречаться с проблемами, связанными со зрительными и слуховыми восприятиями пространства. Поэтому именно их мы и рассмотрим подробнее в данной работе.

Чтобы знать, на какие обстоятельства следует обращать внимание при возникновении вопросов на допросе о величине, удаленности или других пространственных свойствах предметов, нужно иметь хотя бы общее представление о процессе образования восприятия пространства.

Зрительно пространственные восприятия осуществляются с помощью как бинокулярного, так и монокулярного зрения. Но монокулярная оценка пространства является несовершенной, ограниченной. «К работе, связанной с необходимостью точно определять расстояния, должны допускаться только лица, обладающие бинокулярным зрением»[59]. Это должно быть учтено и на допросе лиц по делам о несчастных случаях на производстве или транспорте, когда причиной их являлась недооценка или переоценка расстояния между каким-нибудь предметом и движущейся частью станка или транспортного средства. Такие ошибки особенно велики у лиц, недавно или временно потерявших зрение одного глаза, причем обычно при монокулярном зрении оценка величины происходит в сторону ее уменьшения.

Восприятие глубинных расстояний происходит обычно с участием обоих глаз, т. е. бинокулярно. Бинокулярное зрение обеспечивает более точное восприятие пространственных отношений предметов, значительно снижает величину порогов различения глубинных ощущений и увеличивает расстояние способности пространственного различия. При бинокулярном зрении образованию адекватного пространственного восприятия способствуют следующие факторы,

1. Бинокулярному зрению сопутствует содружественное движение глаз, состоящее из такого согласованного сведения или разведения осей, при котором обеспечивается резкое изображение предмета на сетчатках обоих глаз. При приближении объекта к глазам наблюдателя их оси сводятся (конвергенция), при удалении от них оси разводятся (дивергенция). Неосознанные (проприомускулярные) ощущения в тесной связи с прежним опытом сигнализируют об удаленности предмета от глаза. Но восприятие удаленности предмета при помощи дивергенции происходит только в пределах, не превышающих 450 м; на этом расстоянии зрительные оси глаза занимают параллельное положение и на более далеком расстоянии уже не меняют его. Точность показаний о размерах в этих пределах, как правило, превышает точность показаний о расстояниях, выходящих за рамки 450 м.

2. Человек способен различать глубину (рельефность) воспринимаемых предметов и занимаемого ими пространства на расстояниях, значительно превышающих 450 м[60]. На таком большом расстоянии восприятие пространства происходит вследствие того, что от обоих глаз в мозг поступают возбуждения неодинакового характера.

Глубинное зрение поддается тренировке. Оно сильно развито у моряков, артиллеристов, летчиков, водителей, охотников. Но даже в их показаниях расстояния, превышающие область аккомодации и конвергенции глаз, являются неопределенными, оценка величины дается суммарной и неточной.

На больших расстояниях оценка величины происходит уже за счет опознания предмета или сравнения с другим, известным по своим размерам. Темная точка на небе воспринимается как воздушный шар, птица или самолет. Мы не воспринимаем ни их форму, ни размеры, ни расстояние. Таким порожним расстоянием для восприятия пространства является обычно 1200—1300 м, но в зависимости от тренировки оно может доходить до 2600 м. Вот почему с большой осторожностью нужно относиться к показаниям о расстояниях, превышающих 1200 м, и о размерах, воспринятых так далеко. На таком расстоянии сравнение тоже становится невозможным, ибо не воспринимается разница в удаленности сравниваемых предметов, а сравнение неодинаково удаленных предметов ведет к ошибкам, пропорциональным разности в их удалении.

Некоторые буржуазные ученые-психологи, проводящие эксперименты в области исследования свидетельских показаний, пришли к выводу о том, что маленькие величины свидетели, как правило, недооценивают, а большие переоценивают. Так, эксперименты, проведенные на семинаре венгерского профессора Ференца Финкеи, показали, что «маленькое время свидетелями оценивается еще меньше, а больше, чем 10 минут, оценивается уже больше, чем оно есть в действительности.., маленькая группа (меньше 10) недооценивается, а большая (20) значительно переоценивается. Точно такую же картину дает оценка расстояния»[61].

Но в буржуазной литературе можно найти и противоположные указания, особенно велики расхождения в установленных порогах, где кончаются недооцениваемые маленькие размеры и начинаются переоцениваемые большие.

Экспериментальные данные показывают, что «линии, видимые под очень малым углом, или, например, очень большие линии оцениваются нами относительно менее точно, чем линии среднего размера»[62]. «Эта неточность имеет определенную тенденцию у маленьких — к преуменьшению, у больших — к увеличению, за исключением настолько больших, которые в поле зрения вмещаются только с большого расстояния, оценка которых дает ошибки опять в сторону уменьшения. Эксперименты Венгера Л. А. по исследованию восприятий отношений также показали, что преуменьшение различия при малой величине отношений между объектами и преувеличение при большой величине отношений» оказались действительными для каждого испытуемого, но при этом грань между теми отношениями, при которых наступает преуменьшение различия, и теми, которые ведут к его преувеличению, для разных испытуемых различна. Это объясняется, очевидно, типологическими особенностями[63]. Но здесь кроме типологических особенностей большую роль играют, видимо, и навыки, особенно профессиональные. Для ювелира, очевидно, ниже будут грани, где наступают преуменьшения и преувеличения в оценке веса, чем у носильщика. Вот почему тщетными оказались попытки буржуазных исследователей криминальной психологии установить абсолютно эти грани. Следователю полезно знать о существовании такой закономерности. Это в некоторой мере может ориентировать его об ожидаемых ошибках в показаниях о маленьких или больших величинах и количествах, а также способствовать правильной оценке содержащихся в показаниях данных о них; но при этом нужно учесть индивидуальные особенности допрашиваемого и не какие-то абсолютные, общие для всех грани.

В буржуазной литературе о криминальной психологии широко трактуется также зависимость видимой величины предмета от его цвета. При этом делаются идеалистические выводы о непознаваемости величины и о недостоверности показаний о ней. Советские ученые доказали, что видимая величина предмета в некоторой мере в действительности зависит от его цвета[64], но только в небольшой, с нашей точки зрения не имеющей значения мере.

В буржуазной литературе о психологии свидетельских показаний чрезвычайно большое внимание уделяется явлению так называемой зрительной иррадации. Последняя состоит в том, что белые объекты на черном фоне кажутся больше по сравнению с объективно равными с ними черными объектами на белом фоне. В подтверждение этого обычно приводится пример с грабителями, одетыми в светлые костюмы, рост которых потерпевшему кажется намного больше, чем он есть на самом деле. Конечно, имеются случаи преувеличения потерпевшим роста и силы нападавших на него преступников, но причиной этого является не эффект иррадации, а испуг, страх. Иллюзорное передвигание видимых пределов темных и белых объектов, «расползание» светлых объектов на темном фоне имеют место, «но для объектов, видимых под большим углом зрения, это преувеличение или преуменьшение не имеет никакого практического значения, так как оно слишком мало по сравнению с общей величиной объекта. Иное дело для объектов, видимых под очень малым углом зрения. Здесь «прирост» объекта, являющийся следствием иррадации, может быть гораздо больше его действительной величины»[65]. Значение данного явления может иметь место в показаниях о размерах весьма маленьких предметов или о предметах, находящихся на значительном расстоянии. Показание о размере жемчужины, виденной на фоне черного бархатного платья или черного галстука, может быть значительно преувеличено. Девушка в черном платье кажется изящнее и выше, чем в белом, но не настолько, чтобы это повлияло на показание о ее росте и особенно на ее опознание.

Способность глаза сравнивать пространственные величины называется глазомером. Он может достичь большой точности, особенно при профессиональной тренировке. Разностный порог глазомера при сравнении линии очень низок, и разница замечается, даже если она достигает 1/60—1/100 части. Так же хорошо отличаются поверхности. Замечено, что один диск больше другого, если площадь одного больше другого на 1/50—1/60. Чрезвычайно точно вопринимаются малейшие надломы и изгибы прямых, а также соотношение пропорции их фигур. В оценке пропорциональности линии мы чувствительнее к изменениям длины, чем при оценке линий, даваемых изолированно[66]. Этим объясняется, что показание о том, что от такой-то вещи отрезали какой-то кусок, при проверке окажется достоверным, хотя отрезок настолько мал, что его отсутствие, на первый взгляд, незаметно. Такая тонкость глазомера при различении пропорций у лиц, занимающихся рисованием, в 9 раз превышает эту способность у лиц, не занимающихся им[67]. Поэтому, если речь идет о глазомере, вовремя допроса необходимо выяснить, не обладает ли допрашиваемый способностью рисовать. Такие лица не только подмечают пропорциональные различия, но и запоминают их, и им часто легче нарисовать форму какого-то предмета, например фасон платья и даже портрет, чем рассказать о нем. Практика знает немало случаев, когда такие зарисовки допрашиваемого приобретали в деле большое доказательственное значение.

Глазомер при всей его точности допускает некоторые постоянные ошибки. Кроме упомянутой выше тенденции следует отметить также тенденции преувеличивать большие, преуменьшать малые величины и переоценивать вертикальные линии по сравнению с горизонтальными. С этим нужно считаться при оценке некоторых показаний о пространственных восприятиях.

Слуховые пространственные восприятия также довольно часто фигурируют в показаниях. Нас иногда интересует, с какого направления, с какого расстояния слышал свидетель, потерпевший и иногда обвиняемый крик, звуковые сигналы и т. д. Чтобы знать, насколько надежны восприятия такого рода, насколько правдивы и достоверны показания, необходимо иметь некоторые сведения о процессе и возможностях слуховых пространственных восприятий.

Исследования, произведенные с целью определения направления звука, показали, что «с наибольшей легкостью определяются правое (96,8%) и левое (89,6%) направления, но оказывается все же на первом месте правое направление при всех длительностях и громкостях. Переднее направление тоже дает высокий уровень правильных ответов (83,0%), но с ним смешиваются остальные два (заднее и верхнее). Трудность определения направления резко возрастает при переходе к заднему (34,6%) и верхнему (36,2%) направлениям, причем верхнее определяется хотя незначительно, но точнее заднего»[68]. Все экспериментаторы нашли, что большинство испытуемых лучше локализуют звук, идущий справа, чем слева[69]. Это может дать и для нас некоторый ориентир при оценке показаний о направлении, звука, достоверность которого более вероятна, если звук шел справа. Нужно отметить, что средняя ошибка в определении направления звука при экспериментальных условиях очень невелика и составляет всего лишь 4,6%[70]. Такое отклонение в показаниях от действительности было бы для нас вполне приемлемым, но, к сожалению, в повседневной жизни на определение направления звука отрицательно воздействует очень много условий. На первом месте из них нужно отметить отражение звука твердыми предметами. Это приводит к тому, что особенно в городских и горных условиях звук мы воспринимаем не со стороны источника, а со стороны звукоотражающего предмета. Это подчеркивает важность фиксации на допросе всех условий восприятия звука в тех случаях, когда предполагается провести следственный эксперимент. Иногда только после проведения следственного эксперимента можно судить о значении показания по делу.

По делу об убийстве требовалось установить точное время совершения преступления. Один свидетель заявил, что он слышал крик женщины в лесу ночью, и точно назвал время, но показал совсем на противоположную сторону, чем та, где был найден труп. Произведенным следственным экспериментом было установлено, что на месте, указанном свидетелем, где он слышал крик, высокий голос женщины с места, где был найден труп, слышится с противоположного от источника направления. Впоследствии подтвердилось показание свидетеля относительно времени восприятия крика, что явилось важным доказательством по делу.

Экспериментами доказано также, что низкие звуки локализуются точнее, чем высокие[71]; что представляющие большой криминалистический интерес направления шумов или звуков, сопровождающихся шумами (выстрел, шорох и т. д.), определяются лучше, чем направления чистых тонов и гармоний[72], и что «по характеру звуков самые верные показания дает громкая речь — на 122 показания только 17 ошибок, шепот на 35—7, чекан на 59—32, гармоника на 53—23, колокольчик на 86—23»[73]. Практически можно считать, что чем громче звук, тем он лучше локализуется.

Показания о слышанных звуках очень часто содержат данные о положении тела воспринимающего субъекта во время восприятия. Это имеет немаловажное значение, и если в свободном рассказе допрашиваемого не содержится таких сведений, то рекомендуется задать ему вопросы для выяснения их. Дело в том, что, как видно из приведенных экспериментальных результатов, для точности восприятия направления звука не безразлично, куда был повернут лицом воспринимающий звук субъект, потому что это имеет решающее значение для определения того, находился источник звука справа или слева, спереди или сзади. Допрашиваемые часто показывают, что звук слышали лежа в постели или на лужайке. Если требуется установить направление звука, следует выяснить у допрашиваемого и позу, в которой он находился, потому что лежачее положение нарушает ориентацию по звуку, за исключением лежания на животе.

Ошибочность свидетельского показания о направлении и источнике звука может быть вызвана тем, что субъективно место слышимого звука всегда смещается по направлению к видимому объекту, способному издавать этот звук[74]. Рубинштейн, впервые заметивший данное явление в зале заседаний, наблюдал, что если он смотрел на висящий в зале репродуктор, то слышал голос оратора, как исходящий из репродуктора, если же он разглядывал докладчика, тотчас же звук перемещался и шел прямо от того места, где стоял докладчик[75]. Свидетель таким образом может допустить ошибку в своих показаниях, считая, что слышал звуковой сигнал виденного им транспортного средства, хотя звук исходил от другого, может быть находящегося вне поля зрения его, средства передвижения.

Подобные ошибки возможны прежде всего тогда, когда источниками звуков являются технические средства. Возможности перепутать по этой причине говорящих или играющих на каком-либо инструменте лиц маловероятны, потому что в этих случаях мы воспринимаем движения рта, рук и жесты человека.

Иногда, особенно в связи с оценкой показаний о месте выстрела, возникает сомнение относительно того, дает ли короткое звучание возможность определить на слух направление. Эксперименты Драпкиной показали, что по точности локализации в зависимости от длительности варьирований бывает немного[76].

Есть некоторые возможности определить по звуку не только направление, но и расстояние. Вопросы, связанные с оценкой расстояния на слух, довольно часто фигурируют на допросах. Это «происходит, очевидно, путем оценки силы звука, причем эта оценка может производиться только для источников, знакомых по силе и тембру для наблюдателя»[77]. Показания о расстоянии неизвестных допрашиваемому звуков не отличаются точностью, в этих случаях громкие звуки воспринимаются как более близкие, а тихие — как более удаленные[78].

С увеличением расстояния от источников звука определение его по слуху выигрывает в своей правильности. В экспериментах Элькина и Тагамлицкой, например, ошибки при определении расстояния от звучащего свистка, находящегося от испытуемых на расстоянии 4 м, составили 21,2%, на расстоянии 8 м—18,7%, 16 м — 5,6%, 20 м — 3,5%. Это явление, однако, не наблюдалось на очень большом расстоянии[79].

При определении расстояния по звуку наблюдается то же явление, что и при его определении на глаз, т. е. большие расстояния чаще всего недооцениваются, а небольшие переоцениваются. При этом оказалось, что сильные звуки дают минимальную ошибку на большом расстоянии, а слабые — на незначительном[80].

Вопросы восприятия времени так же часто фигурируют на допросах, например, когда имел место тот или иной факт, сколько времени продолжалось определенное действие или явление. Подобные вопросы возникают при расследовании любого преступления. Проверка алиби обвиняемого немыслима без выяснения вопросов, связанных с восприятием времени. Все это говорит о большом значении для следователя сведений о восприятии времени. Нередко требуется установить длительность какого-то явления, иногда время начала или окончания его или быстроту и последовательность данного явления.

«Под восприятием времени нужно разуметь отражение в человеческом сознании длительности, быстроты и последовательности явлений объективного бытия, действующих на органы чувств в настоящем, а в некоторых случаях действовавших в прошлом или предполагаемых в будущем»[81].

Время, которое должно быть установлено на допросах по различным уголовным делам, также может относиться как к прошлому, так и к настоящему и будущему. Первые два общеизвестны. Когда же мы на допросе выясняем у свидетелей, знакомых с подозреваемым, куда он пошел, какие действия или поездки запланировал, и на основе этого делаем вывод о том, где и когда ожидается его появление, и принимаем соответствующие розыскные мероприятия, то устанавливаем третье.

Восприятия времени, ставшие предметом исследования на допросе, могут относиться к большим промежуткам— годы, месяцы, как это часто бывает при расследовании дел о хищениях социалистической собственности, но иногда они исчисляются только минутами и даже секундами. Например, при расследовании дела о столкновении поезда с автобусом у открытого шлагбаума возле станции Ракош (вблизи Будапешта) 13 февраля 1952 г. чрезвычайно важно было установить, что авария имела место в 13 час. 36 мин. или в 13 час. 40 мин. По сведениям, которыми располагало следствие, основанным на свидетельских показаниях, столкновение имело место в 13 час. 36 или 37 мин.— это было важным доказательством, уличающим служащего железной дороги, давшего сигнал о прибытии поезда блокпостам только в 13 час. 40 мин., т. е. после катастрофы.

Восприятие времени, по Скворцову К. А.[82], происходит путем хронометрии, хроногнозии и хронологии.

Хронометрия — это опосредствованное восприятие времени через восприятие работы средств, служащих для его измерения, например часов. Хроногнозия — непосредственное переживание длительности явлений, а хронология — это такое переживание времени, которое получает свое объективное выражение в тех природных (дни и ночи, времена года и т. д.) и общественных явлениях, в рамках которых оно происходит.

На допросах, связанных с показаниями о времени, чрезвычайно важно выяснить, на каком виде восприятия они покоятся. В случае необходимости уточнения показаний о времени следует проверить, нет ли возможности свести один вид восприятия к другим. Так, если свидетель рассказывает, что подозреваемый провел у него ночь, пришел вечером и ушел утром, т. е. дает показание о хронологически воспринятом времени, целесообразно задать вопросы, смотрел ли свидетель на часы в момент прихода, перед или после прихода или ухода данного лица, не помнит ли, что передавали по радио, какие события предшествовали приходу или уходу и не могут ли они быть хронометрически определены и т. д.

При восприятии времени наблюдаются некоторые из тех же закономерностей, которые мы отмечали у пространственных восприятий.

а) Значительные промежутки времени недооцениваются, а непродолжительные переоцениваются. Например, движение с продолжительностью в 3" переоценивалось 100% испытуемых, в 15" —только 40% и 50% недооценивалось, и эта картина стала разительнее при исследовании более растянутых промежутков времени.

б) Значительная длительность после небольшой кажется больше, небольшая же после значительных воспринимается как меньшая. Причем эта картина наблюдалась Элькиным у всех без исключения испытуемых. Такое же явление отмечается при восприятии быстроты. После восприятия большой быстроты другая кажется более медленной, после восприятия значительной медленности всякое другое движение кажется более быстрым.

Все это свидетельствует о том, что на допросе следует выяснить те навыки (например, профессиональные, спортивные, музыкальные), которые могут повлиять на то, что какие-то промежутки времени для допрашиваемого могут казаться большими и какие-то малыми. Также надо выявить условия восприятия; что воспринималось сначала, что — потом, какие восприятия могли повлиять на оценку длительности времени. Все это должно быть учтено и при оценке показаний.