§ 3. Уголовно-правовая политика и вопросы особенной части уголовного законодательства

§ 3. Уголовно-правовая политика и вопросы особенной части уголовного законодательства

«Советская уголовная политика исходит из того, что основанием уголовной ответственности может быть только осознанное общественно опасное поведение человека. Ни состояние личности, ни события, ни образ мыслей, ни прошлое субъекта, ни объективные условия, в которых находится или находилось лицо, ничто иное, кроме преступления, не могут породить уголовного правоотношения, не могут быть основанием уголовной ответственности».[171] С этим верным положением следует согласиться с одним уточнением: не всякое осознанное общественно опасное поведение человека является преступлением и, следовательно, основанием уголовной ответственности, а только такое, которое было запрещено уголовным законом в момент его совершения.

На запрещенность законом как обязательный признак преступления специально указывается в ст. 1 и 7 Основ уголовного законодательства.

Уголовно-правовая политика вырабатывает критерии криминализации, руководствуясь которыми законодатель выбирает из всех общественно опасных человеческих поступков те, которые он считает необходимым отнести к преступлениям. Этот процесс реализации уголовно-правовой политики выражается в определении законодателем совокупности признаков, при наличии которых деяние признается преступлением, т. е. в создании Особенной части уголовного законодательства.[172]

Значение Особенной части уголовного законодательства для практического осуществления уголовно-правовой и в целом уголовной политики невозможно переоценить, ибо только деяния, характеризующиеся признаками той или иной нормы Особенной части, порождают уголовно-правовые, уголовно-процессуальные, уголовно-исправительные правоотношения. Очень важное практическое значение имеет система Особенной части, т. е. порядок объединения юридических норм, содержащих конкретные составы преступлений, в главы, расположение глав относительно друг друга и конкретных составов внутри глав в зависимости от объекта посягательства – общественных отношений, охраняемых советским уголовным правом. Правильное построение системы Особенной части обеспечивает внутреннее единство всех норм, исключает противоречия между нормами. В. И. Ленин писал Д. И. Курскому 15 февраля 1922 г.: «Если наши законы «противоречивы» (в чем нет сомнения), то для чего же НКюст и Отдел законодательных предположений? Что же делается для кодификации? – для устранения противоречий?».[173]

К. Маркс, отмечая значение внутренней согласованности права, писал: «В современном государстве право должно не только соответствовать общему экономическому положению, не только быть его выражением, но также быть внутренне согласованным выражением, которое не опровергало бы само себя в силу, внутренних противоречий».[174] За основу систематизации норм Особенной части советского уголовного законодательства с самого начала был взят объект преступного посягательства, поскольку он как категория объективная позволял группировать в главы составы преступлений, однородные по своей экономической и политической сущности. Первым официальным документом, систематизировавшим нормы Особенной части советского уголовного права, был УК РСФСР 1922 г. Особенная его часть состояла из глав:

1) государственные преступления (контрреволюционные преступления и преступления против порядка управления);

2) должностные (служебные) преступления;

3) нарушения правил об отделении церкви от государства;

4) хозяйственные преступления;

5) преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности;

6) имущественные преступления;

7) воинские преступления;

8) нарушения правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок.

Система Особенной части УК РСФСР 1926 г. не претерпела существенных изменений по сравнению с УК РСФСР 1922 г. Лишь глава «Государственные преступления» была разбита на две самостоятельные главы: гл. I «Контрреволюционные преступления» и гл. II «Преступления против порядка управления», да главы «Воинские преступления» и «Нарушения правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и порядок» поменялись местами. В 1928 г. постановлением ВЦИК от 6 апреля Особенная часть УК РСФСР 1926 г. была дополнена гл. X «О преступлениях, составляющих пережитки родового быта».[175]

Более существенным изменениям подверглась система Особенной части в УК РСФСР 1960 г. Она построена следующим образом: 1. Государственные преступления (особо опасные государственные преступления, иные государственные преступления); 2. Преступления против социалистической собственности; 3. Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности; 4. Преступления против политических и трудовых прав граждан; 5. Преступления против личной собственности граждан; 6. Хозяйственные преступления; 7. Должностные преступления; 8. Преступления против правосудия; 9. Преступления против порядка управления; 10. Преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения; 11. Преступления, составляющие пережитки местных обычаев; 12. Воинские преступления.

Обращает на себя внимание появление новых глав («Преступления против политических и трудовых прав граждан», «Преступления против правосудия»), разделение гл. VII УК РСФСР 1926 г. на две главы («Преступления против социалистической собственности» и «Преступления против личной собственности граждан»), выделение в качестве самостоятельного раздела «Иные государственные преступления», устранение главы «Нарушения правил об отделении церкви от государства». Особенностью нового Кодекса является помещение в начале системы вслед за главой «Государственные преступления» глав «Преступления против социалистической собственности» (глава вторая) и «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности», что свидетельствует об особой заботе Советского государства об охране социалистической собственности, составляющей вместе с социалистической системой хозяйства экономическую основу нашего общества, и личности советского гражданина. Системы Особенной части уголовных кодексов союзных республик незначительно отличаются между собой.

Теоретический анализ и практика применения действующего уголовного законодательства показывают, что принятая система Особенной части в целом соответствует предъявляемым к ней требованиям и обеспечивает успешную борьбу с преступностью в нашей стране. Вместе с тем она нуждается в дальнейшем совершенствовании в целях более полного и последовательного отражения требований уголовно-правовой политики, ее принципов и задач уголовного законодательства. Прежде всего обращает на себя внимание то обстоятельство, что некоторые главы выделены в качестве самостоятельных не по объекту охраны (или, что то же самое, не по объекту преступного посягательства), который взят в качестве единого классификационного критерия построения системы Особенной части. К ним относится гл. 10 УК РСФСР «Преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения» и разд. II гл. 1 «Иные государственные преступления». Имевшие место попытки вывести на основе анализа составов преступлений родовые объекты этих разделов не увенчались успехом. Это и не удивительно, так как составы, включенные в них, предусматривают преступления, посягающие на разнородные объекты. Действительно, что, например, объединяет такие преступления, как хулиганство (ст. 206 УК РСФСР), доведение несовершеннолетнего до состояния опьянения (ст. 2101 УК РСФСР), составы которых помещены в гл. 10? Или что объединяет такие преступления, как разглашение государственной тайны (ст. 75 УК РСФСР), бандитизм (ст. 77 УК РСФСР) и нарушение правил международных полетов (ст. 84 УК РСФСР), составы которых находятся в разд. «Иные государственные преступления»? Видимо, целесообразно в гл. 10 оставить составы преступлений, посягающих на общественную безопасность и общественный порядок, выделив из этой главы транспортные преступления (ст. 211, 211, 212, 213; 213, 2132), преступления, ставящие в опасность жизнь и здоровье людей, преступления в области охраны природы, поместив их либо в уже имеющиеся главы (например, преступления в области охраны труда в гл. 4 «Преступления против политических и трудовых прав граждан»), либо в новые главы. Аналогично следует поступить и с разд. «Иные государственные преступления». Сохранение этого раздела в виде исключения из общего принципа классификации глав Особенной части целесообразно только в одном случае: если в нем сконцентрировать составы преступлений, ответственность за которые предусмотрена общесоюзным законодательством.

Во-вторых, представляется целесообразным выделить новые самостоятельные главы в Особенной части УК. Так, А. Н. Игнатьев предлагает выделить в качестве самостоятельных главы, содержащие составы преступлений: 1) на транспорте; 2) против здоровья населения; 3) в области половых отношений; 4) против семьи и детей; 5) нарушающих законодательство об охране природы; 6) нарушающих законодательство о культах.

Вряд ли целесообразно выделение главы «Преступления в области половых отношений», поскольку все они представляют собой типичные посягательства на личность и вполне укладываются в категорию преступлений против личности, и главы «Преступления, нарушающие законодательство о культах», поскольку в ней окажется всего 2–3 состава. Вопрос же о выделении других глав заслуживает внимательного изучения.

В-третьих, необходимо глубже продумать вопрос о размещении составов преступлений по главам в зависимости от объекта посягательства. В действующем законодательстве имеют место случаи помещения родственных по объекту посягательств преступлений в разные главы. Например, ответственность за приписки и другие искажения отчетности о выполнении планов предусмотрена в УК РСФСР (ст. 152) в главе «Хозяйственные преступления», а в УК ряда других союзных республик этот состав включен в главу «Должностные преступления», состав неоказания капитаном судна помощи терпящим бедствие (ст. 129 УК РСФСР) помещен в главу «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности», а родственный ему состав «неоказание помощи при столкновении судов» – в главу «Преступления против порядка управления» и т. д.

Практическое осуществление уголовной политики невозможно без разработки и законодательного закрепления конкретных составов преступлений. В 20–30-х годах некоторые научные и практические работники предлагали создать уголовный кодекс без Особенной части, провозгласить в качестве принципа назначение наказания «без дозировки». Однако теория уголовного права отвергла эти предложения, а законодательная практика не пошла по этому пути, так как создание кодекса без Особенной части находилось бы в резком противоречии с принципом социалистической законности и другими принципами уголовно-правовой политики.

Разработка четких составов преступлений, основанная на них правильная квалификация содеянного являются основой и гарантией успешного проведения в жизнь политики в области борьбы с преступностью, реализации уголовно-правовых принципов, выполнения задач уголовного законодательства.

Правильное решение этой проблемы имеет особо важное значение в современных условиях, когда новое законодательство исключило возможность применения норм уголовного права по аналогии, признало преступлением только деяние, запрещенное законом в момент его совершения, и, следовательно, установило твердый перечень преступлений, который может быть дополнен или изменен только в законодательном порядке.

Практика применения новых уголовных кодексов союзных республик и общесоюзного законодательства, устанавливающего ответственность за отдельные преступления, показывает, что в целом Особенная часть уголовного законодательства составлена удачно, перечень составов преступлений охватывает большинство встречающихся на практике общественно опасных деяний, формулировки большинства составов преступлений позволяют достаточно четко определять деяния, подпадающие под признаки того или иного состава. Вместе с тем нельзя сказать, что в этом плане в области законодательной деятельности все обстоит благополучно. Если посмотреть только на такие официальные документы, как постановления Пленума Верховного Суда СССР и Пленумов Верховных судов союзных республик, в которых даются руководящие разъяснения по вопросам применения уголовного законодательства, то сразу станет совершенно ясно, что правоприменительные органы сталкиваются с многочисленными трудностями при квалификации преступлений, отграничении одних преступлений от других. Еще больше претензий по поводу недостатков Особенной части уголовного законодательства предъявляется в советской юридической литературе. Такое положение объясняется, как правило, недостаточно полным и четким определением признаков в конкретных составах преступлений и неудовлетворительным решением некоторых общих вопросов, имеющих в определенном смысле принципиальный характер. Оставляя в стороне рассмотрение недостатков отдельных составов преступлений, остановимся на проблемах, от правильного решения которых зависит реализация уголовно-правовой политики Коммунистической партии и Советского государства.

Действующее уголовное законодательство, в отличие от старого, содержит определение основания уголовной ответственности. В ст. 3 Основ (ст. 3 УК РСФСР) говорится, что «уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние».

Формулировка ряда составов преступлений не позволяет провести грань между преступлением как основанием уголовной ответственности и административным проступком. Так, например, ст. 162 УК РСФСР устанавливает уголовную ответственность за «занятие промыслом, относительно которого имеется специальное запрещение, если это деяние не влечет административной ответственности». Перечень запрещенных промыслов дан в Положении о кустарно-ремесленных промыслах граждан, утвержденном постановлением Совета Министров СССР от 3 мая 1976 г.[176] В Положении говорится, что «при обнаружении нарушения установленного порядка занятия кустарно-ремесленными промыслами, а также при выявлении лиц, занимающихся запрещенными промыслами, работник финансового органа или органа внутренних дел… составляет акт о нарушении» и передает его в административную комиссию районного (городского) Совета депутатов трудящихся для привлечения виновного к административной ответственности. Там же говорится, что «в случаях, когда занятие запрещенным промыслом влечет по действующему законодательству уголовную ответственность, соответствующие материалы направляются в следственные органы». Однако ни в одном нормативном акте не сказано, занятие какими видами промысла карается в уголовном порядке без предварительного наложения на виновного административного взыскания. Таким образом, оказывается, что одно и то же деяние может влечь и административную, и уголовную ответственность. Или ст. 163 УК РСФСР предусматривает уголовную ответственность за незаконное занятие рыбным и другими водными добывающими промыслами, т. е. за промысел без надлежащего на то разрешения либо в запретное время, либо в недозволенных местах или недозволенными орудиями, способами и приемами. За эти же действия органы рыбнадзора могут налагать административные взыскания. Можно привести и другие примеры. Такого смешения оснований уголовной и административной ответственности не должно быть. В случаях, когда одно и то же деяние может рассматриваться и как преступление, и как административный проступок, отграничить их можно двумя путями: либо преступлением считать деяние, совершенное после наложения административного взыскания за такое же деяние, либо путем включения в состав преступления указания на последствие преступления, которое легко устанавливается. Так, в ст. 163 УК РСФСР в качестве признака состава можно ввести указание «если оно совершено после наложения административного взыскания за такое же деяние» (как это сделано, например, в ст. 166 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за незаконную охоту) или «если это деяние причинило ущерб на сумму более… рублей». В Особенной части уголовного законодательства имеется ряд составов с признаками, вопрос о наличии или отсутствии которых решает суд. К ним относятся ст. 100 (недобросовестное отношение к охране государственного или общественного имущества), ч. 1 ст. 140 (нарушение правил охраны труда), ч. 1 ст. 149 (умышленное уничтожение или повреждение личного имущества граждан), ст. 150 (неосторожное уничтожение или повреждение личного имущества граждан), ст. 152 (выпуск недоброкачественной, нестандартной или некомплектной продукции), ст. 154 (скупка для скармливания или скармливание скоту или птице хлеба и других хлебопродуктов), ст. 157 (выпуск в продажу недоброкачественных, нестандартных и некомплектных товаров), ст. 160 (нарушение ветеринарных правил), ст. 161 (нарушение правил, установленных для борьбы с болезнями и вредителями растений), ст. 170 (злоупотребление властью или служебным положением), ст. 171 (превышение власти или служебных полномочий), ст. 172 (халатность), ст. 200 (самоуправство), ст. 217 (нарушение правил хранения, использования, учета, перевозки взрывчатых и радиоактивных веществ или пиротехнических изделий), ст. 219 (небрежное хранение огнестрельного оружия), ст. 220 (незаконная пересылка легко воспламеняющихся грузов), ст. 260 (злоупотребление властью, превышение власти и халатное отношение к службе) УК РСФСР.

Во всех этих составах указываются в качестве обязательных признаков (иногда единственных, а иногда в альтернативе с другими), относящихся к действию или последствию (как правило), такие, как «существенный вред», «значительный ущерб», «тяжкие последствия», «крупные размеры». Что понимается под этими признаками, законодатель не указывает. Во всех источниках, носящих характер доктринального толкования права (комментарии, учебники, монографии, статьи и пр.), говорится, что вопрос о том, имеет ли место «крупный ущерб», «существенный вред» и т. д., решается судом применительно к каждому конкретному случаю. А ведь от решения этого вопроса зависит признание или непризнание совершенного деяния преступлением. Таким образом суд из правоприменительного органа при разрешении уголовных дел указанных категорий превращается как бы в законодательный орган.

Следует согласиться с утверждением Е. А. Фролова и В. В. Питецкого о том, что оценочные понятия «таят в себе возможность судебных ошибок вследствие наличия субъективного момента в их применении, поскольку содержание оценочного понятия в значительной степени определяется правосознанием юриста, применяющего уголовный закон».[177] Они логично считают, что «в процессе совершенствования уголовного законодательства целесообразно заменить (там, где это возможно) оценочные понятия формально определенными».[178]

Вместе с тем они полагают, что использование законодателем оценочных понятий вполне оправданно и даже неизбежно, поскольку они наряду с некоторыми негативными качествами обладают и рядом положительных. Вряд ли такую позицию можно признать логичной. Конечно, вероятно, без оценочных понятий при описании отдельных составов преступлений обойтись трудно, но стремиться к этому следует. Во всяком случае все обязательные признаки состава должны быть сформулированы так, чтобы суд мог ясно видеть волю законодателя, выраженную в данном признаке, а не подменять эту волю своей.

Особенная часть действующего УК РСФСР характеризуется тем, что подавляющая часть диспозиций носит описательный характер. Из 241 преступления, предусмотренного в УК РСФСР, на 1 января 1985 г. 202 описаны в законе. С точки зрения полноты описания диспозиции различны. В одних случаях предельно кратко и четко называются все признаки («клевета, т. е. распространение заведомо ложных, позорящих другое лицо измышлений», «тайное похищение личного имущества граждан (кража)» и т. д.), в других перечисляется большая или меньшая часть признаков (см., например, ст. 69, 70 УК РСФСР и др.). Однако во всех случаях состав содержит признаки, характеризующие действия (бездействие) и последствия, а не ограничивается одним лишь названием преступления («умышленное убийство», «развратные действия» и др.). Использование описательных диспозиций – лучший вариант построения составов преступлений. В этом случае воля законодателя выражена ясно, что дает суду возможность безошибочно решать вопрос о наличии или отсутствии в конкретных действиях признаков соответствующего состава. Наряду с описательными диспозициями имеются и диспозиции, носящие отсылочный и бланкетный характер, т. е. такие, которые содержат лишь общую характеристику преступления. Конкретные же деяния, подпадающие под признаки, указанные в диспозиции, либо перечисляются в других нормативных актах, либо вытекают из них. Таких диспозиций в УК РСФСР 1960 г. – 39 (т. е. более 14 % всех диспозиций). Отсылочные диспозиции признают преступлениями «незаконные» действия: незаконное производство аборта, незаконное лишение свободы и др. (всего 9 диспозиций). Для того чтобы определить, какие же действия считаются незаконными, следует обратиться к другим нормативным актам, в которых разграничиваются законные и незаконные действия.

Бланкетные диспозиции признают преступными нарушения каких-либо правил: нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспорта (ст. 85 УК РСФСР), нарушение правил охраны труда (ст. 140 УК РСФСР), нарушение ветеринарных правил (ст. 160 УК РСФСР) и др. (всего 30 диспозиций). Определить деяния, подпадающие под признаки состава преступления с такой диспозицией, можно только ознакомившись с правилами, на которые указывает закон.

Без подобного рода диспозиций не обойтись, ибо перечислить в законе все правила, нарушение которых считается преступлением, возможно лишь теоретически. Вместе с тем необходимо сознавать, что при существующей у нас практике правотворчества источником уголовного права практически становится не закон, а орган исполнительной власти, издающий нормативные акты, к которым приходится обращаться для решения вопроса о наличии или отсутствии состава преступления в каждом конкретном случае. Другими словами, функция определения основания уголовной ответственности в конкретных действиях от законодательных органов фактически переходит к другим органам государства. Например, перечень запрещенных промыслов был предусмотрен Правилами регистрации некооперированных кустарей и ремесленников, утвержденными постановлением Совета Министров СССР от 30 июня 1949 г., и некоторыми другими нормативными актами. Совет Министров СССР постановлением «Об утверждении Положения о кустарно-ремесленных промыслах граждан» от 3 мая 1976 г.[179] отменил старое и утвердил новое Положение. Старое положение среди других запрещало такие промыслы, как «производство из материалов кустаря как по индивидуальным заказам населения, так и для продажи: готового платья, белья, трикотажа, головных уборов, обуви и калош и других изделий из кожи и резины, галантереи, шорных изделий», «производство изделий не на заказ, а для продажи на рынке кооперированными кустарями и ремесленниками, работающими на сторону». Новое Положение не запрещает эти виды промысла, и, следовательно, занятие им не может рассматриваться как преступление. И наоборот, новое Положение запрещает заниматься производством различного рода значков и жетонов, что не запрещалось Положением 1949 г. Эти действия подпадают под признаки преступления, хотя не рассматривались в качестве такового до принятия Положения 1976 г. Таким образом, ст. 162 УК РСФСР 1960 г. осталась неизменной, а перечень деяний, подпадающих под ее признаки, изменился. Аналогичное положение может иметь место и со всеми другими правилами, на которые ссылается уголовный закон. Такая практика построения Особенной части уголовного законодательства противоречит ряду принципов советской уголовно-правовой политики и уголовно-правовых принципов и поэтому должна быть изменена. Реальными представляются два пути изменения. Первый путь – это всемерное сокращение бланкетных диспозиций. Правильно пишет по этому поводу Б. А. Миренский: «…с точки зрения законодательной техники наиболее удобной является описательная диспозиция, так как при ее применении не требуется дополнительного толкования и использования других уголовно-правовых норм, а также нормативных материалов.

На наш взгляд, законодательство должно идти по пути сокращения уголовно-правовых норм с бланкетной диспозицией».[180] Второй путь – законодательное утверждение нормативных актов, определяющих конкретные деяния, подпадающие под признаки бланкетной или отсылочной диспозиции.

Общественная опасность деяния прежде всего зависит от вреда, причиняемого им охраняемому уголовным законом благу. Поэтому важное значение имеет описание признаков последствия в составах преступлений. Во многих составах эти признаки указаны конкретно, и их определение не вызывает трудностей (убийство или тяжкое телесное повреждение при террористическом акте, разрушение или повреждение сооружений, путей и средств сообщения при диверсии, заражение венерической болезнью и т. д.). К сожалению, во многих составах преступлений признаки последствия преступления сформулированы далеко не определенно. В УК РСФСР 1960 г. встречаются следующие признаки: «особо тяжкие последствия», «тяжкие последствия», «крупный размер», «небольшие размеры», «значительные размеры», «крупный ущерб», «значительный ущерб», «существенный ущерб», «существенный вред», «существенные повреждения». Трудно сколько-нибудь разумно объяснить разнобой в формулировках. Можно было бы предположить, что термины «ущерб», «вред», «размер», «последствие» употребляются для характеристики вреда, причиняемого различным объектам посягательства (личности, имуществу, нормальной деятельности и т. д.). Однако это не подтверждается анализом законодательства. Например, в ч. 2 ст. 223 (загрязнение водоемов и воздуха) говорится о существенном вреде здоровью людей и сельскохозяйственному производству. Не подтверждается и мысль о том, что законодатель не проводит различия между употребляемыми формулировками: например, злоупотребление властью или служебным положением, причинившее существенный вред государственным или общественным интересам, подпадает под признаки ч. 1 ст. 170 УК РСФСР, а те же действия, вызвавшие тяжкие последствия, – под признаки ч. 2 той же статьи.

Между тем чрезвычайно сложно уловить различие между «крупным размером» и «значительным размером», между «крупным ущербом», «значительным ущербом» и «существенным ущербом», между «существенным вредом», «существенным ущербом» и «существенными повреждениями».

Представляется, что наличие такого разнобоя в описании признаков последствий преступлений есть недостаток законодательства, который нельзя отнести (как об этом иногда пишут в нашей литературе) к техническим погрешностям. От правильного решения вопроса о содержании рассматриваемых признаков зависит отнесение деяния к преступным или непреступным (как это было показано выше), к простым или с квалифицирующими обстоятельствами. А ведь такие формулировки признаков состава, характеризующих последствия, содержатся в 62 статьях УК РСФСР (25,7 % статей УК).

То же самое можно сказать и о таком отягчающем обстоятельстве, как совершение виновным не одного, а нескольких преступлений. Это обстоятельство упоминается в 44 статьях УК РСФСР (18,2 % всех статей Особенной части УК).

Для характеристики этого обстоятельства в законе употребляются термины «повторно», «неоднократно», «систематически», «в виде промысла», «ранее совершившим такое же деяние», «ранее судимым за такое же деяние».

Вряд ли можно считать оправданным употребление такого обилия терминов. Совершенно очевидно, например, что признак «неоднократность» охватывает признак «повторность», признак «ранее совершивший такое же деяние» охватывает признак «ранее судимый за такое же деяние».

Устранение указанных недостатков в построении системы Особенной части уголовного законодательства и в обрисовке отдельных составов преступлений может обеспечить более последовательную реализацию советской уголовно-правовой политики.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.