§ 4. Деятельность правоприменяющих органов

§ 4. Деятельность правоприменяющих органов

Правотворчество и правоприменение тесно взаимодействуют друг с другом. Правотворчество есть первый этап реализации принципа социалистической законности, правоприменение – второй ее этап. Это две составные части единой системы правового регулирования жизни нашего общества. В целом система будет действовать наиболее эффективно, если все ее составные части функционируют согласованно. В праве сформулированы основные требования политики. Применение норм права есть наиболее важная форма реализации политики. «Деятельность государственных органов, общественных организаций, должностных лиц, связанная с применением правовых норм, направлена в социалистическом обществе на наиболее полное, эффективное претворение в жизнь той партийной и государственной политики, которая выражена в правовых документах».[181]

Эти общие положения, касающиеся соотношения между правотворчеством и применением права, в полной мере относятся к характеристике связей между уголовно-правовой политикой, уголовным законодательством и применением его на практике. В нормах уголовного права закреплена уголовно-правовая политика. Уголовно-правовая политика, как и любая другая составная часть единой социальной политики, не может обеспечить достижения поставленных задач без практической деятельности людей, направленной на реализацию уголовно-правовых норм. Подавляющее большинство советских граждан добровольно соблюдают нормы уголовного законодательства. Только в тех случаях, когда эти нормы нарушаются или создается угроза их нарушения, в действие вступают специальные правоприменяющие органы государства (естественно, привлекающие к своей работе широкую общественность), призванные осуществлять борьбу с преступностью путем применения наказания к преступникам или мер воздействия, заменяющих наказание. Государственными органами, на которые возложена специальная обязанность применения уголовно-правовых норм, являются МВД СССР, прокуратура, суды. Естественно, что в борьбе с преступностью нельзя уповать только на эти органы. Верно заметил А. М. Яковлев, что «будучи по самой своей сути одной из форм государственного реагирования на преступность, деятельность правоохранительных органов лишь в определенных пределах влияет на уровень преступности, при реализации общего и специального предупреждения. Игнорирование этого обстоятельства, стремление радикально повлиять на уровень преступности методом уголовной репрессии чаще всего выливаются в требование усиления тяжести наказания, что, как показывает история и подтверждают неоднократные исследования, не только не приводит к желаемому результату, но и способно усугубить те отдаленные отрицательные социальные последствия, которые с неизбежностью влечет за собой уголовное наказание».[182] Вместе с тем от работы этих органов существенно зависит реализация уголовной политики, направленной на сокращение, а затем и полную ликвидацию преступности.

Министр внутренних дел СССР В. В. Федорчук говорил, что «реализация объективных возможностей ликвидации преступности, заложенных в самой основе зрелого социализма, требует планомерных усилий партии, государства и общественных организаций, трудовых коллективов, идеологических и научных средств, максимальной эффективности правоохранительной работы и правоприменительной практики».[183]

«Особую ответственность за состояние работы по борьбе с нарушениями социалистической законности, посягательствами на советский правопорядок несут правоохранительные органы. О работе милиции, суда, прокуратуры люди судят по конкретным фактам своевременного пресечения нарушений законности, по конкретным делам. Граждан остро волнует состояние борьбы с преступностью, возмущают случаи безнаказанности и попустительства в отношении хулиганов, жуликов, взяточников, очковтирателей… Практика убедительно показывает, что эффективность усилий по преодолению антиподов социалистического образа жизни тем выше, чем теснее связь используемых при этом идеологических средств с методами социального воздействия – укреплением социалистической законности, обеспечением неотвратимости ответственности за нарушение норм права».[184]

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии были отмечены заслуги правоприменительных органов перед советским народом. Там говорилось: «В укреплении социалистической законности и правопорядка высока ответственность органов юстиции, суда, прокуратуры, советской милиции. Профессиональные знания работников этих органов должны сочетаться с гражданским мужеством, неподкупностью и справедливостью. Только такие люди могут достойно выполнять возложенные на них серьезные обязанности. Советский народ вправе требовать, чтобы их работа была максимально эффективной, чтобы каждое преступление должным образом расследовалось и виновные несли заслуженное наказание. В этом деле органам, охраняющим правопорядок, будет обеспечена полная поддержка партии и, не сомневаюсь, всей нашей общественности».[185]

С применением норм уголовного права прежде всего сталкиваются органы дознания. Органами дознания в соответствии с законом являются:

1) органы милиции;

2) командиры воинских частей, соединений и начальники военных учреждений – по делам о всех преступлениях, совершенных подчиненными им военнослужащими, а также военнообязанными во время прохождения ими учебных сборов; по делам о преступлениях, совершенных рабочими и служащими Вооруженных Сил, в связи с исполнением служебных обязанностей или в расположении части, соединения, учреждения;

3) органы государственной безопасности – по делам, отнесенным законом к их ведению;

4) начальники исправительно-трудовых учреждений – по делам о преступлениях против установленного порядка несения службы, совершенных сотрудниками этих учреждений, а равно по делам о преступлениях, совершенных в расположении исправительно-трудовых учреждений;

5) органы государственного пожарного надзора – по делам о пожарах и о нарушении противопожарных правил;

6) органы пограничной охраны – по делам о нарушениях Государственной границы;

7) капитаны морских судов, находящихся в дальнем плавании, и начальники зимовок в период отсутствия транспортных связей с зимовкой (ст. 117 УПК РСФСР).

На органы дознания возлагается принятие необходимых оперативно-розыскных и иных предусмотренных законом мер в целях обнаружения преступлений и лиц, их совершивших, а также обязанность принятия всех мер для предупреждения и пресечения преступлений. Вся деятельность органов дознания протекает в рамках уголовно-процессуального законодательства. Место и роль дознания в реализации уголовно-правовой политики определяются тем, что дознаватель (орган дознания) – это первый государственный орган, который определяет наличие или отсутствие преступления в действиях того или иного лица, дает уголовно-правовую квалификацию содеянного, возбуждает уголовное дело. Первоначальная юридическая оценка преступления, содержащаяся в постановлении дознавателя о направлении дела следователю или в обвинительном заключении, основанная на совокупности собранных доказательств, оказывает существенное влияние на последующее рассмотрение дела.

Особая ответственность ложится на дознавателей (органы дознания), когда они решают вопрос о квалификации деяния по делам, не подлежащим предварительному следствию, и, минуя его, направляют непосредственно в суд. Это дела о преступлениях, предусмотренных ст. 96, 97, ч. 1. ст. 98; ст. 112, 115 122 123, ч. 1 ст. 130; ст. 131; ч. 1 ст. 149; ч. 1 ст. 154, 156¹ 156² 156³ 156⁴, 158; ч. 1 ст. 162, 163, 164, 166, 166, 168, 169, 187, 188² 197 198–201; ч. 1 и 2 ст. 206, ч. 1 и 2 ст. 208, 209, 211, ч. 1 ст. 212¹ ч. 1 ст. 219 УК РСФСР.

Предварительное следствие по делам о преступлениях, предусмотренных этими статьями, производится только в случаях, когда это признают необходимым суд или прокурор.

По делам об этих преступлениях органы дознания не позднее чем в десятидневный срок устанавливают обстоятельства совершенного преступления и личность правонарушителя, получают объяснения от правонарушителя, очевидцев и других лиц, истребуют справку о наличии или отсутствии судимостей у правонарушителя, характеристику с места его работы или учебы и другие материалы, имеющие значение для рассмотрения дела в суде. У правонарушителя отбирается обязательство являться по вызовам органа дознания и суда и сообщать им о перемене места жительства. Об обстоятельствах совершенного преступления составляется протокол, в котором указываются: время и место его составления, кем составлен протокол, данные о личности правонарушителя; место и время совершения преступления, его способы, мотивы, последствия и другие существенные обстоятельства; фактические данные, подтверждающие наличие преступления и виновность правонарушителя; квалификация преступления. К протоколу приобщаются все материалы, а также список лиц, подлежащих вызову в суд. Начальник органа дознания, изучив протокол и приложенные к нему материалы, рассматривает вопрос о возможности применения к правонарушителю мер общественного воздействия.

Признав возможным применение к правонарушителю мер общественного воздействия, начальник органа дознания с согласия прокурора передает материал на рассмотрение товарищеского суда или комиссии по делам несовершеннолетних либо передает правонарушителя на поруки трудовому коллективу или общественной организации для перевоспитания и исправления. Признав невозможным применение к правонарушителю мер общественного воздействия, начальник органа дознания утверждает протокол, после чего все материалы предъявляются правонарушителю для ознакомления, о чем делается соответствующая отметка в протоколе, удостоверяемая подписью правонарушителя. Протокол вместе с материалами направляется в суд с санкции прокурора.

В целом органы дознания и прежде всего милиции (которая ведет дознание по подавляющему большинству дел) успешно справляются с выполнением возложенных на них обязанностей.[186] Вместе с тем в их работе имеются недостатки, отрицательно влияющие на правильную реализацию уголовной и, в частности, уголовно-правовой политики. «Отдельные сотрудники допускают волокиту в ведении следствия, мирятся с тем, что некоторые преступления остаются нераскрытыми, не всегда своевременно и должным образом реагируют на сообщения о правонарушениях. Справедливые нарекания граждан вызывают случаи пассивности работников милиции в пресечении преступных действий хулиганов, спекулянтов, взяточников, хищений народного добра, краж личного имущества граждан. Работники милиции иногда допускают превышение своих служебных полномочий. Не изжиты еще случаи сокрытия преступлений от учета в органах внутренних дел…»[187]

Министр внутренних дел СССР В. В. Федорчук говорил, что органы МВД в большом долгу перед партией и народом. Медленно еще претворяются в жизнь требования об обеспечении максимальной эффективности предупреждения правонарушений, оперативно-розыскной и следственной работы, о надежном закрытии каналов хищений и разбазаризовании народного добра. Среди корыстных преступлений вызывают обеспокоенность хищения и кражи государственного и общественного имущества в агропромышленном комплексе, торговле и сфере услуг, строительстве и на транспорте. В отдельных местностях не снижается и даже возрастает количество правонарушений. В числе совершивших преступления каждый пятый не работал и не учился. Вызывает беспокойство практически не снижающийся уровень преступности несовершеннолетних».[188]

Органами предварительного следствия по уголовным делам являются следователи прокуратуры, а также следователи органов внутренних дел и государственной безопасности. Обязательность предварительного следствия и подследственность определены уголовно-процессуальным законом (ст. 126 УПК РСФСР). В частности, суд или прокурор могут признать необходимость предварительного следствия по любому уголовному делу, и предварительное следствие обязательно по всем делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними или лицами, которые в силу своих физических или психических недостатков не могут сами осуществлять свое право на защиту.

Следственный аппарат прокуратуры включает следователей, старших следователей, следователей по особо важным делам, старших следователей по особо важным делам и военных следователей.

Вся деятельность следователя основана на строгом соблюдении уголовно-процессуального и уголовного законодательства. При производстве предварительного следствия все решения о направлении следствия и производства следственных действий следователь принимает самостоятельно (за исключением случаев, когда законом предусмотрено получение санкции от прокурора) и несет полную ответственность за их законность и своевременное проведение.

В случае несогласия следователя с указаниями прокурора о привлечении в качестве обвиняемого, о квалификации преступления и объеме обвинения, о направлении дела для предания обвиняемого суду или о прекращении дела следователь вправе представить дело вышестоящему прокурору с письменным изложением своих возражений. В этом случае прокурор или отменяет указания нижестоящего прокурора, или поручает производство следствия по этому делу другому следователю (ст. 127 УПК РСФСР).

Следователь производит ряд следственных действий, связанных с уголовно-правовой квалификацией, т. е. с практическим применением норм уголовного права. Прежде всего это происходит при привлечении лица в качестве обвиняемого. В постановлении о привлечении в качестве обвиняемого кроме других обязательных реквизитов обязательно должно быть указано преступление в совершении которого обвиняется лицо, с уточнением времени, места и других обстоятельств совершения преступления, уголовный закон, предусматривающий данное преступление. Сущность предъявленного обвинения разъясняется обвиняемому при ознакомлении последнего с постановлением о привлечении в качестве обвиняемого. Если в ходе предварительного следствия возникнут основания для изменения предварительного обвинения или для его дополнения, следователь обязан предъявить обвиняемому новое обвинение.

Производство предварительного следствия заканчивается составлением обвинительного заключения либо постановления о направлении дела в суд для рассмотрении вопроса о применении принудительных мер медицинского характера, либо постановления о прекращении дела (ст. 199 УПК РСФСР).

Формулировка обвинения и его юридическая квалификация в обвинительном заключении излагаются путем указания, какое именно преступление вменяется обвиняемому, какой состав преступления предусматривает это действие (бездействие) и по какой статье или статьям Уголовного кодекса это деяние квалифицируется.

Конечно, применение следователем норм уголовного права в процессе предварительного расследования или отказ от применения этих норм не предрешают окончательного решения вопроса о судьбе лица, в отношении которого велось предварительное расследование. Ведь любое решение следователя, если оно незаконно, может быть отменено прокурором или судом в ходе рассмотрения уголовного дела. Однако несомненно, что решение следователя о применении или неприменении уголовно-правовой нормы, подкрепленное ссылками на имеющиеся по делу доказательства, оказывается серьезное психологическое воздействие на прокурора и судей, заставляя их принимать неверные решения и тем самым искажать советскую уголовно-правовую политику. Действия следователя, в основе которых лежат нарушения уголовно-правовых норм, отрицательно сказываются на формировании правосознания советских граждан (как при необоснованном применении уголовно-правовой нормы, так и при отказе от ее применения при отсутствии законных к тому оснований), что является немаловажным фактором, влияющим на реализацию уголовно-правовой политики.

Так, органы следствия предъявили обвинение М. Амбарцумян в злоупотреблении служебным положением (ст. 143 УК КазССР). М. Амбарцумян была признана виновной в том, что, работая бухгалтером республиканской конторы «Казкультторга», в декабре 1978 г., злоупотребляя служебным положением, при обнаружении у зав. складом радиомузыкальных товаров Кзыл-Ординской базы «Культторга» Шайбасова крупной недостачи товаро-материальных ценностей выдала ему две справки о необходимости переоценки радиоприемников на сумму 6341 руб. и магнитных лент на сумму 2573 руб. 60 коп. с последующим списанием этих сумм за счет фонда уценки товаров. Эта финансовая операция в последующем и была осуществлена.

Обвинительный приговор был утвержден прокурором, и затем по приговору Кзыл-Ординского областного суда М. Амбарцумян была осуждена по ст. 143 УК КазССР к одному году исправительных работ без лишения свободы с отбыванием наказания по месту работы и удержанием из заработка 20 % в доход государства. Все вышестоящие судебные инстанции Казахской ССР приговор оставили в силе.

При рассмотрении дела в Пленуме Верховного Суда СССР, куда дело поступило по протесту Генерального прокурора СССР, было установлено, что неверная квалификация действий М. Амбарцумян органами расследования, а затем и судебными органами основывалась на ошибочном заключении судебно-бухгалтерской экспертизы, не подтвержденном никакими другими доказательствами. На самом деле решение, принятое М. Амбарцумян в сложившейся ситуации, было законным. Пленум Верховного Суда СССР 1 декабря 1983 г. приговор суда и все последующие судебные постановления по этому делу отменил и направил его на новое рассмотрение. При новом рассмотрении уголовное дело в отношении М. Амбарцумян было прекращено за отсутствием в ее действиях состава преступления.[189]

Справедливость восторжествовала, но ведь какие моральные переживания пришлось перенести обвиняемой и близким ей людям в течение двух с половиной лет, пока дело разбиралось в различных судебно-прокурорских инстанциях.

Важную роль в обеспечении социалистической законности в нашей стране отведена прокуратуре СССР. Статья 164 Конституции СССР установила, что «высший надзор за точным и единообразным исполнением законов всеми министерствами и ведомствами, предприятиями, учреждениями и организациями, исполнительными и распорядительными органами местных Советов народных депутатов, колхозами, кооперативными и иными общественными организациями, должностными лицами, а также гражданами возлагается на Генерального прокурора СССР и подчиненных ему прокуроров».

В соответствии с Законом о прокуратуре СССР, принятым 30 ноября 1979 г.,[190] деятельность прокуратуры СССР направлена на всемерное укрепление социалистической законности и правопорядка и имеет задачей охрану от всяких посягательств закрепленного Конституцией общественного строя СССР, его политической и экономической систем, социально-экономических, политических и личных прав и свобод граждан, провозглашенных и гарантируемых Конституцией СССР и советскими законами, прав и законных интересов государственных предприятий, учреждений и организаций, колхозов, кооперативных и иных общественных организаций.

Всей своей деятельностью прокуратура способствует воспитанию должностных лиц и граждан в духе добросовестного исполнения своих конституционных обязанностей, соблюдения за конов и правил социалистического общежития (ст. 2 Закона).

Прокурор самым непосредственным образом связан с применением уголовно-правовых норм. Он осуществляет надзор за исполнением законов органами дознания и предварительного следствия, для чего требует от органов дознания и предварительного следствия для проверки уголовные дела, документы, материалы и иные сведения о совершенных преступлениях, отменяет незаконные и необоснованные постановления следователей и лиц, производящих дознание, дает письменные указания о квалификации преступления, проводит в необходимых случаях расследование в полном объеме по любому делу, возбуждает уголовные дела или отказывает в их возбуждении, прекращает или приостанавливает производство по уголовным делам, дает согласие на прекращение уголовного дела следователем или органом дознания в тех случаях, когда это предусмотрено законом, утверждает обвинительное заключение, направляет уголовные дела в суд (ст. 29 Закона о прокуратуре СССР).

Прокурор имеет право вынести мотивированное постановление о возбуждении уголовного дела. Осуществляя надзор за исполнением законов при рассмотрении дел в судах, прокурор участвует в распорядительном заседании суда, в судебном разбирательстве дел по первой инстанции, в кассационном и надзорном порядке, поддерживает перед судом государственное обвинение по уголовным делам, а при наличии оснований отказывается от обвинения (ст. 32 Закона о прокуратуре СССР).

Прокурор опротестовывает незаконные и необоснованные приговоры суда, принимает меры к возобновлению уголовных дел по вновь открывшимся обстоятельствам. Генеральный прокурор СССР вправе вносить на рассмотрение Пленума Верховного Суда СССР, а прокурор союзной республики – Пленума Верховного Суда союзной республики представления о даче судам руководящих разъяснений по вопросам применения законов при рассмотрении уголовных дел (ст. 39 Закона о прокуратуре СССР).

Как видно, деятельность прокуроров может оказать существенное влияние на осуществление уголовно-правовой политики. Жизнь показывает, что органы прокуратуры в целом успешно решают возложенные на них задачи. В постановлении Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1983 г. «О деятельности прокуратуры СССР» сказано, что, «осуществляя предусмотренные Конституцией СССР и Законом “О прокуратуре СССР” функции, органы прокуратуры проводят значительную работу по обеспечению социалистической законности, государственного и общественного порядка, охраны прав советских граждан. Активизировалась деятельность прокуратуры за соблюдением хозяйственного законодательства, требований государственной, плановой и трудовой дисциплины, по выявлению и пресечению хищений социалистической собственности, борьбе с должностными злоупотреблениями, взяточничеством, расточительством, бесхозяйственностью, по предупреждению правонарушений».[191]

Вместе с тем в этом постановлении был отмечен ряд существенных недостатков в деятельности прокуратуры. «Органы прокуратуры не добились заметного улучшения борьбы с преступностью. Недостаточно эффективно осуществляется прокуратурой координация работы правоохранительных органов по борьбе с тяжкими преступлениями, по предупреждению правонарушений, в особенности среди несовершеннолетних. Имеют место серьезные упущения в надзоре за дознанием, следствием и рассмотрением в судах уголовных дел, в работе следственного аппарата по раскрытию преступлений, а также в обеспечении дифференцированного подхода к применению мер уголовного наказания. Недостаточным является надзор прокуратуры за исполнением законов об охране социалистической собственности, особенно в сельском хозяйстве, строительстве и на транспорте. Слабо ведется борьба с приписками в государственной отчетности, с проявлениями местничества и ведомственности».[192]

Генеральный прокурор СССР А. М. Рекунков в докладе на Всесоюзном научно-координационном межведомственном совещании ученых-юристов и практических работников правоохранительных органов «Связь юридической науки и практики»[193] в качестве важнейших задач прокуратуры назвал обеспечение принципа неотвратимости ответственности за каждое совершенное преступление, повышение эффективности применения мер уголовного наказания, усиление его воспитательного и предупредительного воздействия, организацию, решительной борьбы с хулиганством, тунеядством, нетрудовыми доходами и иными формами паразитирования. «Ликвидация тунеядства, – говорил он, – один из возможных резервов сокращения преступности; ведь оно дает четверть всех правонарушений».[194]

Он отметил необходимость усиления борьбы с хищениями социалистической собственности, взяточничеством, очковтирательством. «Анализ материалов практики показывает, что в некоторых отраслях народного хозяйства еще не сделаны необходимые выводы из решений партии и правительства по вопросам охраны социалистической собственности. Пока нельзя сказать о серьезных сдвигах в этом деле. Вызывает беспокойство состояние борьбы с хищениями в крупных и особо крупных размерах, взяточничеством. Большой урон государству и обществу наносят приписки, очковтирательство и другие нарушения государственной дисциплины. По имеющимся в Прокуратуре Союза ССР данным, во многих местах до 40 % очковтирателей даже после вынесения судебных приговоров остаются на тех же или равнозначных должностях. Лишь немногим более 6 % из наказанных за приписки по ведомственной линии лишаются премий, хотя в таких случаях должно обязательно последовать лишение лиц, виновных в очковтирательстве, всех видов премий на срок до 1 года».[195]

Президиум Верховного Совета СССР, заслушав отчет Генерального прокурора СССР, постановил: «Генеральному прокурору СССР и подчиненным ему прокурорам принять меры к более полному использованию предоставленных Конституцией и законодательством СССР полномочий по осуществлению высшего надзора за точным и единообразным исполнением законов на всей территории страны вопреки каким бы то ни было местным и ведомственным влияниям. Обратить при этом особое внимание на обеспечение социалистической законности в хозяйственной деятельности, укрепление государственной, плановой и трудовой дисциплины, всемерную охрану социалистической собственности, природных ресурсов, усиление борьбы с преступностью и другими правонарушениями… Усилить надзор за соблюдением уголовного законодательства с тем, чтобы обеспечивалось строгое наказание рецидивистов и других злостных преступников и более широкое применение к лицам, совершившим менее опасные преступления, мер воздействия, не связанных с изоляцией от общества… принять действенные меры к более тесному сотрудничеству органов прокуратуры и внутренних дел в борьбе с преступностью, пьянством и алкоголизмом, проявлениями тунеядства и другими правонарушениями».[196]

Генеральный прокурор СССР А. М. Рекунков, откликаясь на это решение, сказал: «Партия требует, чтобы правоохранительные органы во всей своей деятельности поднялись на качественно новую, более высокую ступень, обеспечили наступательную, бескомпромиссную борьбу с нарушениями законности и правопорядка. Совершенствование стиля и методов работы правоохранительных органов, укрепление координации в их деятельности, широкое внедрение в практику достижений правовой науки – главные предпосылки успешного выполнения сложных и ответственных задач, поставленных партией и государством перед органами охраны правопорядка».[197]

Наиболее важная роль в практической реализации советской уголовной политики отведена судебным органам. Именно судебные органы окончательно решают вопросы о наличии или отсутствии факта преступления, о признании конкретного лица преступником, о квалификации деяния, о мере наказания лицу, признанному виновным в совершении преступления.

В судебную систему СССР входят районные (городские) народные суды, суды автономного округа, автономной области, областные, краевые суды, верховные суды автономных республик, верховные суды союзных республик, Верховный Суд СССР, военные трибуналы. Районному (городскому) народному суду подсудны все дела, кроме дел, подсудных вышестоящим судам или военным трибуналам. Краевому, областному, городскому суду, суду автономной области, верховному суду автономной республики подсудны уголовные дела о преступлениях, перечисленных в ст. 36 УПК РСФСР и соответствующих статьях УПК других союзных республик. Верховному суду союзной республики подсудны дела особой сложности или особого общественного значения, принятые им к своему производству по собственной инициативе или по инициативе прокурора республики. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР рассматривает в качестве суда первой инстанции уголовные дела исключительной важности (п. 1 ст. 27 Закона СССР «О Верховном Суде СССР» от 30 ноября 1979 г.[198]).

Вышестоящий суд вправе принять к своему производству в качестве суда первой инстанции любое дело, подсудное нижестоящему суду. С применением уголовно-правовых норм суд сталкивается на стадии предания суду. Предание суду осуществляется единолично судьей при наличии достаточных оснований для рассмотрения дела в судебном заседании. Вопрос о виновности на этой стадии уголовного процесса не предрешается.

По делам о преступлениях несовершеннолетних и о преступлениях, за которые в качестве меры наказания может быть назначена смертная казнь, а также в случаях несогласия судьи с выводами обвинительного заключения или необходимости изменить меру пресечения, избранную в отношении обвиняемого, проводится распорядительное заседание суда. При разрешении судьей или судом в распорядительном заседании вопроса о предании обвиняемого суду выясняется, содержит ли деяние, вменяемое в вину обвиняемому, состав преступления и правильно ли применен к деяниям, вменяемым обвиняемому, уголовный закон. Придя к выводу, что имеются достаточные основания для рассмотрения дела в судебном заседании, суд в распорядительном заседании, не предрешая вопрос о виновности, выносит определение о предании обвиняемого суду. При этом суд вправе исключить из обвинительного заключения отдельные пункты обвинения или применить уголовный закон о менее тяжком преступлении, однако с тем, чтобы новое обвинение по своим фактическим обстоятельствам не отличалось существенно от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении. При рассмотрении дела в судебном заседании суд выносит обвинительный или оправдательный приговор. При постановлении приговора суд разрешает вопросы: имело ли место деяние, в совершении которого обвиняется подсудимый; содержит ли это деяние состав преступления и каким именно уголовным законом оно предусмотрено; совершил ли это деяние подсудимый; виновен ли подсудимый в совершении этого преступления; подлежит ли подсудимый наказанию за совершенное преступление; какое именно наказание должно быть назначено подсудимому и подлежит ли оно отбытию подсудимым. На основании обсуждения и решения этих вопросов в совещательной комнате в резолютивной части приговора указываются решение о признании подсудимого виновным, уголовный закон, по которому подсудимый признан виновным, виды и размер наказания, назначенного подсудимому за каждое преступление, которое признано доказанным.

В кассационной инстанции проверяются законность и обоснованность приговора по имеющимся в деле и дополнительно представленным материалам. В результате рассмотрения дела в кассационном порядке суд принимает одно из следующих решений: оставляет приговор без изменения, а жалобы или протесты – без удовлетворения; отменяет приговор и направляет дело на новое расследование или новое судебное рассмотрение; отменяет приговор и прекращает дело; изменяет приговор.

Практическая деятельность всей системы судебных органов страны обеспечивает проведение в жизнь уголовно-правовой политики, оказывает существенное влияние на борьбу с преступностью в нашем обществе. Заместитель председателя Верховного Суда СССР Е. А. Смоленцев говорил: «Высокое назначение суда нашло отражение в Конституции СССР, установившей незыблемое положение: «Правосудие в СССР осуществляется только судом» (ст. 151). С полным основанием можно сказать, что судебная деятельность является тем фактором, с которым непосредственно связано обеспечение и укрепление социалистической законности в нашей стране. Единообразное применение закона реализуется прежде всего в судебной практике. Анализ и обобщение ее широко используются и в работе по определению эффективности правовых норм, и в науке при разработке отдельных теоретических положений. Наконец, складывающаяся судебная практика играет немаловажную роль в повышении уровня самих судебных, да и не только судебных, а и иных органов».[199]

Судебная практика оказывает влияние и на законодательную деятельность, правотворчество. «На совершенствование уголовного законодательства оказывает влияние судебная практика как одна из форм реализации уголовной политики, которая проверяет и в необходимых случаях корректирует содержание уголовно-правовых норм. В судебной практике детализируются эти нормы».[200] Такое значение судебной практики вызывает необходимость теоретического осмысления самого понятия «судебная практика».

В теоретической литературе по проблемам уголовного права очень часто в подтверждение или опровержение какого-либо положения ссылаются на судебную практику. В то же время в науке уголовного права и в практической деятельности пользующиеся понятием «судебная практика» вкладывают в него весьма различное содержание. Такое положение объясняется тем, что попытки исследовать категорию «судебная практика», которые предпринимались отдельными теоретиками, привели исследователей к далеко не совпадающим выводам.

Кроме того, если в общетеоретическом плане «судебная практика» изучалась более-менее обстоятельно, то в уголовно-правовом аспекте ей уделялось мало внимания. Вместе с тем пока эта проблема не будет сколько-нибудь удовлетворительно разработана в теории, обращении к «судебной практике» как «волшебному» средству для разрешения всех возникающих в науке и в судебной деятельности трудностей не только не может принести пользы, но, напротив, нередко является вредным. Ссылки на такую судебную практику иногда прикрывают нарушения законности, иногда оправдывают профессиональную некомпетентность, а в ряде случаев ведут к прямому противопоставлению воли судьи воле законодателя. Таким образом, изучение категории «судебная практика» как инструмента уголовной политики следует признать весьма актуальной задачей. Для решения этой задачи необходимо разработать научно обоснованную категорию «судебная практика», вскрыть ее сущность, обрисовать ее содержание, проследить основные направления ее эволюции, определить ее значение для достижения целей уголовной политики.

В юридической науке и среди практических работников имеется как минимум три точки зрения по поводу понятия «судебная практика». Согласно одной из них, представленной в литературе С. Н. Братусем, «судебная практика» есть единство, с одной стороны, судебной деятельности по применению правовых норм, связанной с выработкой правоположений на основе раскрытия смысла и содержания применяемых норм и, с другой – специфического результата, итога этой деятельности (самих правоположений).[201] Сторонники другой точки зрения считают «судебной практикой» любой приговор суда, определение судебной коллегии по уголовным делам или постановление Президиума суда, если таковые не были отменены вышестоящими судебными инстанциями. Суть третьей точки зрения состоит в отнесении к судебной практике определенной совокупности решений, известной суммы постановлений по конкретной группе дел. По поводу этой точки зрения А. Агапов-Иванов, В. Степанов и Л. Явич сообщают: «…многие (если не большинство) практические работники понимают под судебной практикой именно совокупность всех решений по конкретной группе дел и вытекающие из нее общие выводы по применению закона».[202]

Первая точка зрения имеет, на наш взгляд, два недостатка. Основной из них состоит в том, что созданные в результате судебной деятельности правоположения, о которых пишут авторы этого мнения, могут в принципе не только правильно, но нередко и неправильно раскрывать смысл соответствующих правовых норм. В истории отправления правосудия такие факты были не единичны. Очевидно, что правоположения, противоречащие смыслу правовой нормы, не заслуживают, чтобы их трактовали как «судебную практику». Вернее их признавать ошибками конкретных судов.

Недостатком этой точки зрения является также и то, что ее авторы связывают понятие «судебная практика» обязательно с толкованием норм права. Несомненно, что существует ряд законов, которые без их предварительного истолкования нельзя применить к конкретному преступлению, и в этом случае толкование уголовного закона судом необходимо. Однако речь может идти не о любом толковании, а лишь об определенных видах, т. е. тех, на которые суд имеет полномочия. Выход за пределы этих полномочий ведет уже к нарушению закона. Так, например, использование судом расширительного толкования закона недопустимо и потому не является элементом судебной практики. Алябьев, работая сторожем продовольственного магазина и находясь в ночное время на дежурстве в состоянии алкогольного опьянения, совершил из охраняемого им объекта хищение различных товаров на общую сумму 94 руб. 38 коп. При этом для проникновения во внутренний склад магазина он подобранной на месте преступления кочергой сорвал навесной замок. Преступление Алябьева было квалифицировано Президиумом Верховного Суда РСФСР по ч. 2 ст. 89 УК РСФСР по признаку применения при хищении технических средств. Пленум Верховного Суда СССР постановлением по этому делу переквалифицировал содеянное по ч. 1 ст. 89 УК РСФСР и указал: «Расценивая подобранную Алябьевым на месте преступления кочергу как техническое средство, использованное для кражи, суд допустил расширительное толкование закона, предусматривающего повышенную уголовную ответственность (ст. 89 ч. 2 УК РСФСР), и распространил его на действия, фактически под него не подпадающие».[203]

Вполне понятно, что подобные постановления не могут рассматриваться как «судебная практика». Но судебная практика толкует не только уголовный закон. Ей приходится также анализировать, взвешивать, оценивать все события, относящиеся к преступлению. А. Агапов-Иванов, В. Степанов, Л. Явич справедливо отмечают, что судебная Практика представляет собой «не только решения, в которых применение нормы к конкретному случаю происходит через суждение о норме, но и решения, где такое применение происходит через суждение о фактических обстоятельствах дела».[204]

Но и это не все, ибо после указанных толкований необходимо произвести сопоставление того или другого толкования, как бы примеривание толкования нормы к толкованию обстоятельств преступления. Совпадение трактовок при таких толкованиях может дать правильное судебное постановление, рассогласование их ведет к судебной ошибке и, в конечном счете, к нарушению законности.

Наряду с такого рода деятельностью суда имеется и другая деятельность, которая связана не с толкованием уголовного закона, а с выработкой определенных тенденций, эталонов только на применение или, иначе говоря, по «чистому» применению тех же законов. Так, например, при назначении наказаний в виде лишения свободы суды, как правило, не назначают такие сроки, как, скажем, 9 лет, 11 лет или 3 года и 7 месяцев, 6 лет и 2 месяца и т. д.

Существование подобных тенденций также характеризует «судебную практику». Другое дело, как следует относиться к подобным тенденциям. Следует ли их одобрять или порицать. Признать их противозаконными нельзя. Поэтому вывод состоит в том, что подобные тенденции представляют собой сложившуюся практику, которая нуждается в корректировании.

Сторонники второй точки зрения исходят из того, что любое никем не отмененное постановление суда есть свидетельство того, как надо разрешать на практике конкретное или подобные ему уголовные дела.

Эта точка зрения в принципе ошибочна, ибо она исходит из ложной посылки о том, что любое вошедшее в законную силу постановление по уголовному делу правильно. В действительности нередко случается так, что вошедший в законную силу приговор или вынесенное определение (постановление) оказывается противоречащим закону. Они остались неотмененными по разным причинам (приговор не был обжалован, определение не опротестовано, кассационная или надзорная инстанции сами допустили ошибку и т. д.). Следовательно, сам факт наличия действующего постановления суда по уголовному делу еще не означает, что это и есть судебная практика. Для признания его судебной практикой нужно прежде всего установить, соответствует ли оно требованиям законности.

Но это требование, на наш взгляд, является не единственным. В судебной практике встречаются по аналогичным делам законные, но противоречивые постановления. Если каждое из них признать «судебной практикой», то окажется, что по одному и тому же вопросу имеется две или даже более «судебных практик», взаимно исключающих друг друга. Но такая «судебная практика» никому не нужна, ибо она ведет не к укреплению, а к расшатыванию законности.

Совершенно очевидно, что когда обнаруживаются такие явления, необходимо сначала устранение противоречий, выработка единого судебного подхода, на базе которого только и может появиться «судебная практика».

Имея это в виду, Пленум Верховного Суда РСФСР в постановлении № 1 от 7 апреля 1972 г. «О работе Президиума Верховного Суда РСФСР» признал необходимым: уделить больше внимания правильному и единообразному пониманию и применению судами нового уголовного законодательства (п. 9),[205] а также правильному и единообразному разрешению принципиальных и спорных вопросов, возникающих в судебных коллегиях и судебных составах самого Верховного Суда РСФСР (ст. 7).

Неприемлема также и третья точка зрения, прежде всего потому, что ее фундаментом являются количественные показатели: совокупность, сумма и т. д. Однако в реальной действительности массовидные явления также могут быть ошибочными, и им всем могут быть присущи те же недостатки, которые мы уже отметили при рассмотрении двух предыдущих точек зрения.

Поэтому никакая совокупность постановлений сама по себе, взятая вне качественного анализа, не может быть отнесена к «судебной практике». В то же время распространенность в судебной деятельности тех или иных подходов при решении правовых вопросов может быть при определенных условиях элементом «судебной практики».

На современном уровне отправления правосудия по уголовным делам необходимо подойти к рассмотрению «судебной практики» как к точной научной категории. Такой подход обязывает исследователей сначала раскрыть сущность этой категории, затем определить ее принципы и лишь после этого попытаться сформулировать дефиницию.

Сущность всякого явления представляет собой объективную реальность образующую фундамент изучаемого объекта. Эта объективная реальность должна быть устойчивой и выражать главные свойства объекта. При этом сама сущность не представляет собой неизменного феномена, а пределы ее познания не ограничены. Напротив, по мере изучения сущности явления могут раскрываться все новые и новые его свойства.

В. И. Ленин писал: «Мысль человека бесконечно углубляется от явления к сущности, от сущности первого, так сказать, порядка, к сущности второго порядка и т. д. без конца».[206]

Для определения сущности судебной практики необходимо определить, что следует подразумевать и под «практикой», а затем и под «судебной практикой». Философия признает практикой предметную материальную деятельность людей. В рассматриваемом вопросе речь должна идти о деятельности лиц определенного профессионального круга, и не о любой их деятельности, а только о деятельности, выражающейся в осуществлении правосудия. Иначе говоря, речь идет о вынесении составами судов, их президиумами и пленумами постановлений по конкретным уголовным делам.

Сущность «судебной практики», как представляется, характеризуется пятью основными свойствами:

а) «судебная практика» представляет собою плод судебного творчества, есть результат судебной деятельности по рассмотрению уголовных дел;

б) это творчество касается решения либо правовых вопросов, вызвавших затруднения при отправлении правосудия, либо оно отражает определенные тенденции, создает как бы алгоритмы по непосредственному применению уголовных законов при рассмотрении аналогичных уголовных дел;

в) ее решения и трактовки не закреплены в законах или подзаконных актах: они живут в постановлениях судов, рассматривавших уголовные дела;

г) она может вырабатываться судебными органами всех уровней, начиная от районных народных судов вплоть до верховных судов и складываться в разных звеньях судебной системы, например, в судебных коллегиях по уголовным делам, в президиумах судов и в пленумах верховных судов;

д) ею не может быть постановление одного суда по единичному делу. Она представляет собой творчество многих судов по одному или многим правовым вопросам, апробированное и признанное де-факто.

Поэтому ее нельзя смешивать с отдельными постановлениями судов по отдельным делам, которые в литературе иногда именуют «общей практикой исполнения судами закона». Такие постановления ни в коем случае не могут отождествляться с «судебной практикой», а должны рассматриваться как текущая судебная работа.

Особо в этой связи необходимо остановиться на вопросе о судебном прецеденте. В теории права под ним подразумевается толкование той или иной нормы, данное каким-либо судом по другому конкретному делу. В нем выдвигаются обычно тезисы, которые пригодны для их распространения на другие уголовные дела. Но и судебный прецедент есть тоже позиция, суждение, трактовка и т. д., но все-таки одного суда, причем изложенная на материале одного уголовного дела. Поэтому и он не может быть отнесен к судебной практике.

Кроме того, непризнание прецедента «судебной практикой» обусловлено и формальной причиной, так как официально советское право отвергает судебный прецедент как источник права.

Тем не менее в практике отправления правосудия влияние судебного прецедента на психологию некоторых судей не вызывает сомнений, хотя это и не способствует ни самостоятельности творчества судей, ни качеству судебной работы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.