2. Неисполнение судебных решений: особенности российских дел
2. Неисполнение судебных решений: особенности российских дел
Дело по жалобе «Burdov v. Russia»
Первым российским делом, касающимся неисполнения судебных решений, стало дело по жалобе гражданина Бурдова против России (постановление от 7 мая 2002 года), связанной с тем, что решение, вынесенное российскими судами по иску заявителя о взыскании компенсации вреда здоровью, причиненного в результате участия заявителя в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, не исполнялось российскими властями (органами социальной защиты населения) в связи с отсутствием финансирования.
В данном деле Европейский суд применил ранее сформулированные им в постановлении по делу «Hornsby v. Greece» подходы, касающиеся исполнения судебных решений как неотъемлемого элемента права на суд и обеспечения процесса исполнения в рамках процессуальных гарантий, предоставляемых статьей 6.
Недопустимость оправдания неисполнения решения суда отсутствием ресурсов
Еще один важный вывод Суда в данном постановлении касается возможности оправдать неисполнение судебного решения, вынесенного против государства (или муниципального образования), отсутствием финансирования (бюджетных средств) для его исполнения. В этом вопросе Суд сослался на постановление Большой палаты Европейского суда по делу «Immobiliare Saffi v. Italy»), указав следующее: «35. Орган государства-ответчика не волен ссылаться на недостаточное финансирование в оправдание неуплаты долга, установленного решением суда. Предполагается, что та или иная задержка исполнения судебного решения при определенных обстоятельствах может быть оправдана. Однако задержка не может быть такой, что она нарушала бы саму суть права, гарантируемого пунктом 1 статьи 6 Конвенции...»[188].
Этот вывод был подтвержден и в последующей практике Суда: «Государственный орган не может ссылаться на отсутствие средств или других ресурсов, таких как жилье, в качестве основания для невыплаты присужденного долга (Malinovsky v. Russia; Plotnikov v. Russia); это также касается и трудностей, которые испытывают государственные правоприменительные органы, и сложности бюджетных взаимоотношений (Vasserman v. Russia)»[189].
Подтвержденное судебным решением право требования как право на уважение собственности
В российских делах данной категории начиная с «дела Бурдова» Суд, как правило, наряду с нарушением статьи 6 Конвенции констатирует также нарушение статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции, гарантирующей право лица на уважение своей собственности. В данном случае право требования, установленное судебным решением, рассматривается Судом как имущество, на что Суд также указал в постановлении по «делу Бурдова» со ссылкой на базовый прецедент по этому вопросу — постановление Европейского суда по делу «Stran Greek Refineries and Stratis Andreadis v. Greece» от 9 декабря 1994 года: «40. Суд вновь напоминает, что «требование» может пониматься как «собственность» по смыслу статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции в случае, если в достаточной мере установлено, что оно может быть юридически реализовано...»[190].
Соответственно, Суд признает длящееся неисполнение судебного решения, вынесенного в пользу заявителя, нарушением права на доступ к суду и препятствием к получению заявителем причитающегося ему имущества, на получение которого он обоснованно рассчитывал; такая позиция была воспроизведена в делах «Vasserman v. Russia», «Gerasimova v. Russia», «Gizzatova v. Russia» и многих других.
Общие черты российских дел о неисполнении судебных решений
Практика Суда по данной категории российских дел на редкость монолитна, что объясняется чрезвычайной схожестью фактических обстоятельств этих дел. Как правило, позиция Суда, которая была сформулирована в самых первых постановлениях по делам данной категории — «Burdov v. Russia», «Vasserman v. Russia» и др., здесь не подвергается какой-либо значительной корректировке от решения к решению. Поэтому в постановлениях по указанным делам чаще всего Суд констатирует нарушение статьи 6 и статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции, указывая, что «правительство не предоставило никаких объяснений или аргументов, которые могли бы убедить его принять другое решение в данном деле» (см., например, среди многих других постановления по жалобам «Korolev v. Russia» и «Miziuk v. Russia» от 12 апреля 2007 года, «Stivich v. Russia» от 31 июля 2007 года).
Что касается фактической стороны указанных дел, то в подавляющем большинстве из них речь идет о неисполнении судебных решений, вынесенных по искам против государства или иных публичных образований. Сам факт наличия такого большого количества дел, в которых неисполнение решений происходит по вине самого государства в лице его органов или иных публичных субъектов, является именно российской особенностью (возможно, присущей до некоторой степени также практике некоторых стран Восточной Европы).
Государство и его агенты — бюджетные учреждения, муниципальные образования — как субъекты неисполнения судебных решений
Пристальное внимание Суда к неисполнению решений, вынесенных против государства, объясняется тем, что страны, подписавшие Конвенцию, несут особую ответственность за исполнение своих обязательств, предусмотренных статьей 6. Если субъектом неисполнения выступает само государство, против которого вынесено решение, то это с точки зрения Суда усиливает негативный аспект последствий такого неисполнения для заявителя, поскольку подрывает доверие к государству. Таким образом, в повышенной требовательности Суда к государству, четко прослеживающейся в делах данной категории, проявляется особая защитная философия Конвенции в отношении индивида.
Необходимо отметить, что Европейский суд рассматривает ответственность России как государства — ответчика по данным делам чрезвычайно широко, устанавливая эту ответственность за неисполнение решений не только собственно государственными органами (министерствами, ведомствами и т.д.), но и муниципальными образованиями, бюджетными и казенными предприятиями и учреждениями.
Согласно позиции Суда государство как ответчик по судебным решениям выступает не только в лице казны или государственных органов, но и в лице субъектов, не являющихся с точки зрения права государственными, но рассматриваемых Судом как агенты государства, выполняющие публичные функции (см., в частности, постановления ЕСПЧ по делам «Bakharev v. Russia» от 19 июля 2007 года — о неисполнении судебного решения по иску к администрации муниципального образования о предоставлении жилого помещения; «Yavorivskaya v. Russia» от 21 июля 2005 года — о длительном неисполнении судебного решения по иску к муниципальной больнице о взыскании компенсации вреда, причиненного ненадлежащим лечением; «Ayrapetyan v. Russia» от 14 июня 2007 года — о неисполнении судебного решения по иску к командованию воинской части о выплате задолженности; «Vydrina v. Russia» от 29 марта 2007 года — о длительном неисполнении судебного решения по иску к органам муниципального образования о выплате пособия на ребенка; «Korolev v. Russia» от 12 апреля 2007 года — о длительном неисполнении судебного решения по иску к отделу связи Уральского военного округа о взыскании денежных средств). В указанных и многих других делах ЕСПЧ пришел к выводу, что именно государство несет ответственность за неисполнение судебных решений публичными субъектами.
Данная позиция Суда последовательно прослеживается в его практике. В постановлении по делу «Kletzkova v. Russia» от 12 апреля 2007 года отмечается: «Власти РФ не продемонстрировали, что муниципальное предприятие пользовалось достаточной институциональной и оперативной независимостью от государства, чтобы последнее не несло ответственность за его действия или бездействие в соответствии с Конвенцией (“Mikhailenko and Others v. Ukraine”; “Lisiansky v. Ukraine”)»[191].
Аналогичную позицию Европейский суд подтвердил и в постановлении «Grigoriev and Kakaurova v. Russia» от 14 апреля 2007 года, сочтя, что государство должно нести ответственность за долги ФГУП «Восток»: «Суд заново повторяет, что государство несет ответственность за принадлежащие органам местного самоуправления организации в том смысле, что они управляются государственными законами и исполняют государственные функции, возложенные на них (“Gerasimova v. Russia”). Унитарные предприятия, такие как муниципальное предприятие по техническому обслуживанию, не обладают достаточной институциональной и оперативной независимостью от государства (“Grigoriev and Kakaurova v. Russia”)»[192].
Постановление по делу «Zhuk v. Russia» от 14 ноября 2008 года: «Правительство снимает с себя всякую ответственность... если речь идет о долгах муниципальных предприятий, поскольку владелец муниципального предприятия отвечает за долги предприятия только тогда, когда оно обанкротилось в результате действий государства. Суд отмечает, что Правительство не доказало того, что муниципальное предприятие пользовалось достаточной учрежденческой и рабочей независимостью от его владельца, чтобы государство не несло ответственности по Конвенции за свои действия или бездействие»[193].
В этих и многих других делах ЕСПЧ пришел к выводу, что именно государство несет ответственность за неисполнение судебных решений публичными субъектами. Так, в деле «Yavorivskaya v. Russia» ЕСПЧ указал, что «муниципальные учреждения являются публичными организациями в том отношении, что их деятельность регулируется нормами публичного права и они осуществляют общественно значимые функции, которыми они наделены в соответствии с Конституцией Российской Федерации и другими нормативными правовыми актами», и напомнил, что понятие «государственная организация» распространяется не только на центральные органы государственной власти. В государствах с децентрализованной системой управления данное понятие распространяется на любые органы власти, которые осуществляют общественно значимые функции (см. решение по делу «Gerasimova v. Russia», постановления по делу «Zhovner v. Ukraine», «Piven v. Ukraine» и др.).
Возложение на государство ответственности за неисполнение судебных решений публичными субъектами, не являющимися органами государства, но финансируемыми из бюджетных средств, в подобных случаях обусловливается Судом еще и тем, что в соответствии с нормами Бюджетного кодекса РФ взыскание на средства бюджетов всех уровней выведено из сферы принудительного исполнения, что предполагает совпадение должника и лица, ответственного за исполнение. Таким образом, государство несет ответственность за ненадлежащую организацию процедуры исполнения.
Отличие российского подхода, не признающего государственную ответственность за действия других субъектов публичной власти, от позиции ЕСПЧ
Для российской правовой системы такая позиция была весьма необычной, поскольку, в силу устоявшихся в российском праве подходов, государство не несет ответственности за действия субъектов, не входящих в структуру органов государственной власти. Так, в соответствии со статьей 12 Конституции РФ органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти. Российское гражданское право дифференцирует ответственность за вред, причиненный органами государственной власти и органами местного самоуправления: в зависимости от причинителя вреда последний возмещается за счет соответственно казны Российской Федерации, казны субъекта РФ или казны муниципального образования. Европейский суд, однако, не вдается в детали дифференциации статуса того или иного органа, результатом действий (бездействия) которых явилось нарушение Конвенции, и возлагает эту ответственность на государство как субъекта обязательств по Конвенции.
Еще интереснее обстоит дело с ответственностью за неисполнение судебных решений, вынесенных против государственных и муниципальных унитарных предприятий. Основы правового статуса этих лиц и их взаимоотношений с собственником переданного имущества устанавливаются Гражданским кодексом РФ. В соответствии с п. 7 статьи 114 ГК РФ собственник имущества, основанного на праве хозяйственного ведения, не отвечает по обязательствам предприятия, за исключением случаев, предусмотренных п. 3 статьи 56 ГК РФ (т.е. в случае банкротства предприятия, вызванного обязательными указаниями собственника). Согласно п. 5 статьи 115 Кодекса собственник имущества казенного предприятия несет субсидиарную ответственность по обязательствам такого предприятия при недостаточности его имущества.
Как видно из практики Суда по российским делам данной категории, подобные нюансы российского правового регулирования его не смущают и Суд исходит из общего принципа ответственности государства за исполнение судебных решений теми субъектами, которые находятся в организационной и финансовой зависимости от него.
Неответственность государства за невозможность взысканий по судебному решению с субъектов частного права
Совершенно иной подход у Суда к ситуациям неисполнения судебных решений в отношении частных компаний. Согласно его практике ответственность государства в этих случаях сводится только к надлежащей организации процедуры принудительного исполнения, но при этом государство не может нести ответственность за невозможность взыскания, присужденного судебным решением, с частноправовых субъектов.
«В отношении же неисполнения решения, вынесенного в отношении частной компании (закрытого акционерного общества), Суд указал, что неплатежеспособность ЗАО не может повлечь за собой ответственность государства в отношении Конвенции и протоколов к ней, оно может быть привлечено к ответственности только в результате действий или бездействия председателя ликвидационной комиссии или представителя, назначенного судом» (решение о приемлемости жалобы «Shestakov v. Russia» от 18 июня 2002 года).
Суд указал также, что какой бы то ни было недостаток в действиях участвующих в исполнительном производстве органов, выявленный национальными судебными органами, не является достаточным для того, чтобы констатировать нарушение Конвенции. Для такой констатации действие или упущение, которое может быть вменено в вину государству, должно было существенным образом негативно повлиять на исполнительное производство в целом (решение о приемлемости жалобы «Krivonogova v. Russia» от 1 апреля 2004 года)[194].
В более поздних делах, в частности в деле «Bobrova v. Russia», Суд отметил, что согласно Конвенции государство не отвечает по долгам частных компаний и не ответственно за долги частных лиц. Принцип своевременного исполнения судебного решения не может быть интерпретирован как принцип, обязывающий государство исполнить судебное решение вместо частного лица в случае банкротства последнего. По таким делам обязательство государства должно быть реализовано посредством представления заявителю возможности требовать от службы судебных приставов исполнения судебного решения, принятого в его пользу. То обстоятельство, что по настоящему делу судебный пристав был безуспешен, не свидетельствует о нарушении Конвенции (п. 16 постановления от 17 ноября 2005 года), Указанная позиция была подтверждена также в постановлении по делу «Reibah v. Russia» от 29 сентября 2005 года и в постановлении по делу «Liudmila Smirnova v. Russia» от 3 июля 2008 года.
Ограничение обязанности государства по исполнению взысканий с частных компаний предоставлением юридических средств для исполнения
В делах, связанных с неисполнением решений, вынесенных против «частного» ответчика, Суд ограничивает обязанность государства обеспечением объема юридических средств, позволяющих гражданам получить от должников уплату сумм, присужденных судебным решением (решение о приемлемости жалобы «Dachar v. France» от 6 июня 2000 года). При этом речь идет не об обязательстве предоставить результат, а только о средствах обеспечения исполнения решения. Поэтому, если только не было установлено, что меры, предпринятые государственными органами власти, не были адекватными и достаточными, государство не является ответственным за неуплату долга по исполнительному листу «частным» должником (постановление по делу «Kunashko v. Russia» от 17 декабря 2009 года)[195].
В деле «Kunashko v. Russia» предметом рассмотрения Суда стала жалоба на неисполнение службой судебных приставов судебного приказа о взыскании в пользу заявительницы заработной платы с частной компании. В данном деле Суд детально исследовал действия судебных приставов-исполнителей по розыску имущества должника и обращению на него взыскания и счел, что упущения, вменяемые в данном деле в вину судебным приставам, являются серьезными и способными подорвать адекватный характер исполнительного производства в целом, что было подтверждено и несколькими решениями судов по жалобам на бездействие судебных приставов. Поэтому в данном деле Суд признал, что помощь, предоставленная заявительнице органами власти, в основном в лице судебных приставов, не была адекватной и достаточной и, следовательно, имело место нарушение п. 1 статьи 6 Конвенции.
Длительность неисполнения судебного решения как разновидность нарушения статьи 6 Конвенции о разумном сроке разбирательства
Категория дел о неисполнении судебных решений включает в себя дела как собственно о неисполнении, т.е. отсутствии исполнения полностью или частично, так и о длительном неисполнении, т.е. нарушении разумного срока исполнения судебных решений по смыслу п. 1 статьи 6 Конвенции. Это касается случаев, когда решение в итоге все-таки было исполнено, но, по мнению Суда, потребовавшееся для его исполнения время не отвечает критерию «разумного срока», установленному Конвенцией.
Связь длительного неисполнения судебных решений с нарушениями Конвенции в результате их отмены в надзорном порядке
В ряде дел нарушения Конвенции вследствие длительного неисполнения судебных решений признавались Европейским судом одновременно с признанием нарушений в результате отмены этих решений, вступивших в законную силу, в порядке надзора. В этих случаях Суд указывал также, что такая отмена не может оправдать неисполнение судебных решений: «Суд ранее устанавливал, что если пересмотр вступившего в законную силу решения суда направлен на исправление якобы неправильного применения норм материального права, то это является замаскированным обжалованием и нарушает Конвенцию. Учитывая вывод Суда о том, что отмена решения в порядке надзора была несовместима с Конвенцией, Суд считает, что период неисполнения, который следует принять во внимание, должен быть учтен и после даты такой отмены (см. Sukhobokov v. Russia). Таким образом, исполнение решения суда продолжалось свыше пяти лет, что несовместимо с положениями Конвенции» (постановление по делу «Alexeev v. Russia» от 11 декабря 2008 года).
А в постановлениях по делам «Sukhobokov v. Russia» от 13 апреля 2006 года, «Velskaya v. Russia» от 5 октября 2006 года, «Kudrina v. Russia» от 21 июня 2007 года отмечается: «Отмена решения суда в нарушение принципа правовой определенности и права заявителя на судебное разбирательство не может быть рассмотрена в качестве достаточной причины для неисполнения судебного решения».
Данный вывод Суда по меньшей мере необычен для российской правовой практики, поскольку означает, что даже отмена судебного решения не может оправдать его неисполнение. Разумеется, речь идет об отмене, несовместимой с парадигмой Конвенции, однако, как было показано выше, эта парадигма, будучи основанной на совершенно иной системе ценностей и целей гражданского судопроизводства, с большим трудом находит свое понимание и признание в российском праве.
Неадекватность возмещения со стороны государства как основание для признания нарушенным права на исполнение судебного решения
Решая вопрос о приемлемости жалоб на длительное неисполнение судебных решений, Суд применил свою ранее сформулированную применительно к другим категориям дел позицию, в соответствии с которой принятые властями решение или мера, благоприятные для заявителя, не являются в принципе достаточными для того, чтобы лишить его статуса «жертвы», если национальные власти не признали, явно или по существу, нарушение Конвенции и не предоставили возмещение («Amuur v. France», «Dalban v. Romania», «Metaxas v. Greece»). Так, в ряде дел, связанных с неисполнением судебных решений, Правительство РФ просило признать жалобы неприемлемыми на основании того, что власти полностью выплатили признанный в судебном решении долг и признали нарушение прав заявителя. В таких делах Суд оценивал, могла ли выплата, имевшая место только после существенной задержки и после уведомления правительства об обращении в Европейский суд, предоставить заявителю адекватное возмещение, и, если такая оценка была отрицательной, устанавливал нарушение статьи 6 Конвенции (постановление по делу «Timishev v. Russia» от 14 июня 2007 года и др.)[196].
Обоснованность задержки исполнения решения
Принимая решение о том, была ли задержка в исполнении решений обоснованной, Суд рассматривает, «насколько сложным было исполнительное производство, каково было поведение заявителя и властей и какой характер носило принятое судебное решение» (постановление по делу «Raylyan v. Russia» от 15 февраля 2007 года).
Примером такой оценки может служить следующее постановление Суда: «В настоящих делах для каждого заявителя исполнение как минимум одного судебного решения просрочено более чем на один год. Принимая во внимание отсутствие каких-либо сложностей в исполнении судебных решений, поведение сторон и характер решения, Суд полагает, что такой период просрочки несовместим с требованиями Конвенции» (постановление по делу «Kozodoev and Others v. Russia» от 15 января 2009 года).
Значение поведения заявителя в ходе исполнительного производства для признания нарушенным его права на исполнение судебного решения
Для понимания того, в какой степени поведение заявителя может служить фактором, смягчающим ответственность государства за неисполнение вынесенных судебных решений, принципиально важным представляется следующий вывод Суда: исполнение решений, вынесенных против государства или его агентов, не может обусловливаться требованием к заявителю соблюдения надлежащей процедуры возбуждения исполнительного производства — в данном случае самого факта вынесения решения против таких субъектов должно быть достаточно для беспрекословного исполнения этого решения всеми уполномоченными органами.
Вывод, согласно которому для исполнения решения, вынесенного против государства, последнее не вправе ссылаться на несоблюдение заявителем процедуры предъявления исполнительных документов к исполнению, был сформулирован Судом в его постановлении по делу «Metaxas v. Greece» от 27 мая 2004 года и получил свое развитие в российских делах данной категории.
«Суд принял во внимание доводы властей РФ о том, что заявитель должен был передать исполнительный лист не в Федеральную службу судебных приставов, а в Федеральное казначейство, поскольку судебные приставы не имели полномочий на приведение в исполнение решения суда; однако Суд отметил, что, даже предполагая, что исполнительные документы были переданы заявителем ненадлежащему органу, судебные приставы не сообщили истцу о его ошибке и не вернули ему исполнительный лист для повторной передачи его надлежащему органу, что и привело в последующем к его утрате и повторной выдаче дубликата спустя 10 месяцев» (постановление по делу «Ayrapetyan v. Russia» от 14 июня 2007 года)[197].
«От лица, добившегося имеющего обязательную силу решения против государства... нельзя требовать следования процессуальным нормам, чтобы добиться исполнения этого решения (Metaxas v. Greece, § 19); в обязанности должностного лица, представляющего государство, входит организация государственной системы судопроизводства таким образом, чтобы обеспечить координацию действий между различными исполнительными учреждениями и обеспечить выплату судебных долгов государства в надлежащее время» (постановление по делу «Pridatchenko and Others v. Russia» от 21 июня 2007 года)[198].
Данный вывод был неоднократно воспроизведен и развит Судом в его последующей практике.
Из постановления по делу «Ustalov v. Russia» от 6 декабря 2007 года: «Правительство утверждало, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты, поскольку не предоставил должнику исполнительный лист. Суд отметил, что истец, в пользу которого в результате успешного судебного процесса против государственных органов было вынесено обязательное для исполнения решение суда, не обязан прибегать к процедуре правоприменения для приведения решения в действие (Koltsov v. Russia; Petrushko v. Russia; Metaxas v. Greece)»[199].
Из постановления по делу «Burdov v. Russia (№ 2)» от 15 января 2009 года: «...государственный орган-ответчик должен быть надлежащим образом уведомлен о решении, что дает ему все возможности совершения всех необходимых действий во исполнение решения либо для его направления другому компетентному государственному органу, ответственному за его исполнение. Это положение приобретает особую важность в тех случаях, когда ввиду сложностей и возможного дублирования в ходе добровольного и принудительного исполнения заявитель может иметь разумные сомнения относительно того, какой государственный орган несет ответственность за добровольное или принудительное исполнение решения (см. Akashev v. Russia)»[200].
С течением времени позиция Суда по данному вопросу подвергалась определенной корректировке, которая хорошо видна в пилотном постановлении по делу «Burdov v. Russia (№ 2)»: «От выигравшей стороны может потребоваться совершение определенных процессуальных действий с целью взыскания с должника в соответствии с решением суда, будь то в рамках добровольного исполнения Государством или исполнения в принудительном порядке (см. Shvedov v. Russia... 20 октября 2005 года). Соответственно, запрос заявителю со стороны государственных органов о предоставлении дополнительных документов, например, банковских реквизитов, с целью ускорения процесса исполнения решения, не является неразумным (см., с соответствующими изменениями, Cosmidis and Cosmidu v. Greece, 8 ноября 2007 года). Требование содействия кредитора не должно, однако, выходить за пределы необходимости и, вне зависимости от обстоятельств, не освобождает государственные органы от возложенных на них Конвенцией обязательств по совершению своевременных действий по собственной инициативе и на основании имеющейся у них информации с целью исполнения решения против Государства... Таким образом, Суд полагает, что бремя обеспечения исполнения решения против Государства несут в первую очередь государственные органы, считая с даты, в которую решение вступает в законную силу и начинает подлежать исполнению».
Из постановления по делу «Kazmina and Others v. Russia» от 13 января 2009 года: «Суд отмечает довод Правительства о том, что сроки задержки исполнения, за которые власти несут ответственность, должны отсчитываться от дат, когда заявители предоставили исполнительный документ соответствующим властям. Тем не менее Суд повторяет: если судебное решение вынесено против Государства, то оно должно само проявить инициативу по его исполнению («Akashev v. Russia»)».
Постановление от 15 января 2009 года по второму делу по жалобе «Burdov v. Russia» на неисполнение судебного решения
Причиной такой «жесткой» позиции Суда в российских делах является та сложная и не всегда понятная процедура, которой должны придерживаться взыскатели по судебным решениям против государства. Во многом эта сложность связана с постоянными изменениями субъектов, непосредственно отвечающих за неисполнение судебных решений. В частности, именно с таким положением вещей было связано повторное неисполнение судебного решения в деле Бурдова.
Напомним, что, после того как по жалобе гражданина Бурдова Европейским судом было вынесено первое прецедентное постановление, касающееся проблемы неисполнения судебных решений по российским делам, оно вновь не было исполнено российскими властями и заявитель был вынужден повторно обратиться с жалобой на неисполнение в Страсбургский суд.
Другой распространенной причиной неисполнения является реорганизация органов, ответственных за исполнение решений по искам к государству.
Из постановления по делу «Kharitich v. Russia» от 6 декабря 2007 года: «Что касается аргумента Правительства о том, что заявитель не ходатайствовал о замене должника, Суд напоминает, что подобных действий от заявителя не требовалось. Факт того, что финансово-контрольный комитет был реорганизован в другой государственный орган, не исключает обязательства комитета, установленные по судебному решению в пользу заявителя. На службу судебных приставов была возложена обязанность вести исполнительное производство, предписанное законодательством по делам, когда должник подвергается реорганизации, и погасить долг (Furman v. Russia)»[201].
Из постановления по делу «Liatzsaka v. Russia» от 18 сентября 2008 года: «Период неисполнения составил более шести лет, что несовместимо с Конвенцией. Правительство обосновывает задержку в исполнении ликвидацией и, соответственно, расформированием ответчиков, но Суд уже отклонял такое оправдание при аналогичных обстоятельствах (см. «Shlepkin v. Russia»)».
Согласованность выводов ЕСПЧ и ВАС РФ, касающихся пределов ответственности государства в сфере исполнения судебных решений
Общий вывод ЕСПЧ, касающийся пределов ответственности государства в сфере исполнения судебных решений, сводится к следующему: «Обязанностью Договаривающихся Государств является такая организация собственных правовых систем, при которой компетентные государственные органы будут в состоянии исполнять свои соответствующие обязательства (см., с соответствующими изменениями, “Comingersoll S.A. v. Portugal”... и “Frydlender v. France”)» (из постановления по второму делу «Burdov v. Russia»).
Нужно отметить, что в регулировании данного вопроса (об обязанности взыскателя предпринимать необходимые действия для того, чтобы иметь право на компенсаторные последствия неисполнения судебного решения) в российской правоприменительной практике недавно наметился значительный прогресс в связи с принятием Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ постановления от 14 декабря 2010 года № 8893/10[202]. В данном постановлении ВАС РФ первым среди высших судебных органов сформулировал подход к ответственности должника — государства (или его представителя) за несвоевременное исполнение судебного решения. В указанном деле истец — негосударственное образовательное учреждение «Краевая школа парикмахерского искусства “Кибалион”» пыталась взыскать с администрации Владивостока проценты, начисленные в порядке, установленном статьей 395 ГК РФ, на сумму неосновательного обогащения, взысканную ранее на основании судебного решения, добровольно не исполненного должником. Первая и апелляционные инстанции требования истца удовлетворили, а суд кассационной инстанции судебные акты отменил, во взыскании процентов отказал, поскольку непредъявление исполнительного листа к исполнению в порядке, предусмотренном статьями 242.1 и 242.2 Бюджетного кодекса Российской Федерации, является просрочкой кредитора, приведшей к задержке исполнения исполнительного документа, в связи с чем основания для взыскания процентов отсутствуют.
Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ отменил указанное постановление суда кассационной инстанции, сформулировав крайне важные для всей российской правовой системы, в том числе системы исполнения судебных актов, правовые позиции. Акцентировав внимание на обязательности вступивших в законную силу судебных актов для всех субъектов, Президиум подчеркнул обязательность их безусловного исполнения всеми органами государственной власти. Соответственно, обязанность исполнения судебного акта лежит на должнике независимо от совершения взыскателем действий по принудительному исполнению судебного решения, поэтому непредъявление исполнительного листа к исполнению не должно рассматриваться в качестве основания освобождения государственного органа от ответственности за несвоевременное исполнение судебного акта.
Далее было признано, что «установленные Бюджетным кодексом Российской Федерации особенности порядка исполнения судебных актов, предусматривающие взыскание средств за счет бюджетов по предъявлении исполнительного листа, не регулируют имущественные гражданско-правовые отношения, не затрагивают соотношения прав и обязанностей их участников и сами по себе не изменяют оснований и условий применения гражданскоправовой ответственности за нарушение обязательств. В этой связи непредъявление взыскателем исполнительного листа к исполнению не может быть расценено как просрочка кредитора или его вина в нарушении должником гражданско-правового обязательства. Иное толкование противоречило бы принципу равенства участников гражданско-правовых отношений».
Необходимо отметить, что в результате принятия данного постановления произошло также «уравнивание» должников по судебным решениям частноправового характера и должников, относящихся к публичной сфере, т.е. выступающих от имени государства или в качестве его агентов. Ранее обязательство по уплате процентов за пользование чужими денежными средствами с момента вступления решения в законную силу до его фактического исполнения распространялось только на должников, не относящихся к публично-правовым образованиям (не обладающих публично-правовым статусом).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.