3. Презумпции факта в судебных решениях

3. Презумпции факта в судебных решениях

Можно выделить определенный круг дел, в которых Европейский суд занимался вопросами «доказанности» или «недоказанности». Эти дела касаются фактических презумпций, существующих во многих правовых системах Европы.

Как справедливо заметил один американский автор[255], почти в любом судебном процессе судья встречается с необходимостью устанавливать факты посредством умозаключений, опираясь на другие факты. Такого рода умозаключения, выводы можно назвать презумпциями факта. Они основываются на простом человеческом опыте, позволяющем предположить, что часто встречающиеся взаимосвязи между фактами имеют место и в конкретном случае — невозможно познавать действительность, не пользуясь постоянно теми или иными презумпциями. Например, если автоматический радар сфотографировал номер чьей-то машины, едущей с превышением скорости, и никто не заявлял об угоне этой машины, можно предположить что за рулем был ее владелец. Или другой пример: если в личном багаже авиапассажира нашли наркотики, логично предположить, что они принадлежат ему, а не были подброшены туда в пути кем-то другим.

Презумпция невиновности как основание для отказа от фактических презумпций в доказывании по конкретным делам. Бремя доказывания

Возникает вопрос — соответствует ли принципу презумпции невиновности применение таких фактических презумпций в ходе доказывания.

Так, в деле «Telfner v. Austria» (постановление от 20 марта 2001 года), в котором заявителя признали виновным в наезде на пешехода, приговор основывался на двух доказательствах: принадлежащая заявителю машина совершила наезд на пешехода и в тот момент его (заявителя) не было дома. Из этого полиция заключила, что за рулем был сам заявитель — владелец машины. Заявитель в суде сказал, что не управлял машиной в тот вечер, но отказался давать более подробные показания и сообщить, кто был за рулем его автомобиля. Австрийские суды отдельно отметили, что заявителю, если не он был за рулем этой машины, ничего не стоило объяснить, где он был и что делал в момент наезда, но он этого не сделал. Иначе говоря, австрийские суды действовали на основании фактической презумпции и переложили бремя опровержения этой презумпции на обвиняемого.

Европейский суд, рассматривая дело, решил, что приговор нельзя было строить на молчании заявителя (отметив вместе с тем, что «презумпции закона» и «презумпции факта» допускаются Конвенцией — об этом см. ниже). ЕСПЧ согласился, что внутренние суды могут делать выводы из отсутствия вразумительных объяснений со стороны заявителя по поводу предъявленных ему обвинений и ввиду серьезных доказательств, эти обвинения подтверждающих, однако такого рода выводы должны соответствовать здравому смыслу (common-sense inferences). В данном случае, по мнению Суда, нельзя было из того факта, что машиной обычно пользуется заявитель и его не было дома в момент ДТП, делать вывод о том, что он был за рулем. Кроме того, в этом деле были различные доказательства того, что заявитель не был единственным членом семьи, который пользовался машиной. В таких условиях нельзя было требовать от заявителя представить его собственную версию событий и основывать выводы о его виновности на его молчании и на умозаключениях. Следовательно, приговором была нарушена статья 6, § 2, Конвенции.

Вопрос о применении фактических презумпций при доказывании часто пересекается с вопросом о праве не свидетельствовать против самого себя. Если приговор основан на совокупности косвенных доказательств вины обвиняемого, это можно представить как нарушение презумпции невиновности по статье 6, § 2, Конвенции (поскольку не достигнут стандарт доказанности виновности «вне разумного сомнения») либо как перемещение бремени доказывания на подозреваемого и, следовательно, как нарушение права не свидетельствовать против себя (нарушение статьи 6, § 1, Конвенции).

Бремя доказывания и нарушение права не свидетельствовать против себя

В качестве примера второго подхода можно привести дело «John Murray v. the United Kingdom» (постановление от 8 февраля 1996 года). В этом деле заявителя осудили в том числе и со ссылкой на то, что он не смог объяснить, как оказался на месте преступления в очень подозрительных обстоятельствах. Британские суды использовали молчание подозреваемого как аргумент, подтверждающий его виновность. Такого рода правовая конструкция, в принципе, может рассматриваться как принуждение к даче показаний. Поэтому заявитель в жалобе в Европейский суд ссылался на нарушение двух положений Конвенции: права не свидетельствовать против себя и права на правовую помощь при первых допросах.

Европейский суд, анализируя ситуацию заявителя, учитывал многие факторы. Он отметил, что право на молчание не является абсолютным. Если обвиняемый оказался в подозрительной ситуации, которая очевидно требует объяснения, можно потребовать у него такое объяснение. ЕСПЧ отдельно отметил, что в тех странах, где существует правило свободной оценки доказательств, суды могут принимать во внимание самые разные факторы, в том числе поведение свидетеля или подозреваемого в ходе процесса.

Суд далее оценил «степень принуждения» к даче показаний, существовавшую в британском праве. Заявитель мог хранить молчание и не нес уголовной или какой-то иной ответственности собственно за отказ отвечать на вопросы (в отличие, например, от дела «Funke v. France» от 25 февраля 1993 года, где уголовный кодекс предусматривал ответственность за отказ предоставлять информацию, которая в последующем могла быть использована против заявителя). «Принуждение» состояло лишь в том, что суд мог истолковать молчание обвиняемого неблагоприятным для него способом.

Кроме того, британские суды не использовали молчание заявителя как основной аргумент. Против заявителя существовали очень серьезные улики (что было отдельно отмечено британским апелляционным судом). Судья не мог делать никаких выводов из молчания заявителя иначе как в тех случаях, когда на этот счет в законе были прямые и очень подробные указания (т.е. «презумпция» была подробно описана в законе как допустимое исключение из правила). Подозреваемому в этом деле были объяснены последствия его молчания, и тем не менее он предпочел молчать. Британский суд задался вопросом, осознавал ли подозреваемый последствия выбранной им линии защиты, и пришел к выводу, что осознавал. В таких условиях суд имел все основания прийти к выводу, что, если бы у заявителя было что сказать в ответ на выдвинутые против него обвинения, он сказал бы об этом либо на следствии, либо в суде. Таким образом, не было признано ни нарушение права обвиняемого не свидетельствовать против самого себя, ни нарушение презумпции невиновности.