3. Развитие уголовного процесса в мусульманских странах

Прежде всего следует различать уголовный процесс в мусульманских странах, т.е. странах, где основная часть населения исповедует ислам, и мусульманский уголовный процесс, т.е. особую уголовно-процессуальную систему религиозного происхождения, основанную на нормах шариата. В этом смысле далеко не во всех мусульманских странах при рассмотрении всех или хотя бы части уголовных дел применяется мусульманский уголовный процесс. По данному признаку можно схематично разделить мусульманские страны на три группы235.

Во-первых , существуют мусульманские страны, где уголовный процесс является полностью светским, т.е. нормы мусульманского права принципиально не применяются при рассмотрении уголовных дел. В этих странах религия отделена от государства, следовательно, она отделена и от уголовно-процессуальной деятельности, неизбежно связанной с выполнением государственных функций. В качестве примеров таких стран можно назвать Албанию и Турцию. Их уголовно-процессуальные системы следует анализировать в том же ключе, что и уголовно-процессуальные системы немусульманских стран. Скажем, УПК Албании 1999 г. является достаточно типичным постсоциалистическим европейским кодексом, который сделан по западным лекалам при активном участии международных экспертов и в котором нельзя найти даже намека на какие-либо положения мусульманского права.

Во-вторых , значительная часть мусульманских стран (быть может, даже большинство), с одной стороны, официально провозглашает мусульманский характер своих правовых систем, не отделяя религию от государства236, но, с другой стороны, принимает в сфере уголовного судопроизводства кодифицированные акты (УПК), основанные на универсальной уголовно-процессуальной идеологии и технике, не имеющей мусульманской специфики. Возникает своего рода дуализм, или двухвекторность, правового развития, когда право одновременно развивается под влиянием как мусульманских положений шариата, так и вполне европейских по своему происхождению конструкций. При этом такой «дуализм» не является формальным, один элемент здесь сложно отделить от другого, поскольку, как отмечают, например, марокканские правоведы применительно к своей стране, «в отличие от европейских законодательств в Марокко право, мораль и религия обычно составляют единое целое, когда нормы позитивного (установленного государством) права глубоко проникнуты религиозными понятиями, а иногда даже просто ограничиваются тем, что воспроизводят положения шариата»237. Как правило, речь идет о мусульманских государствах, в свое время находившихся в колониальной зависимости от ведущих европейских стран, что и объясняет их приверженность не только мусульманским, но и европейским правовым институтам, сохраненным и развиваемым после обретения независимости.

При этом в рассматриваемой категории стран уголовное судопроизводство не является той правовой сферой, где влияние мусульманского права наиболее заметно. Как отмечается в литературе, «традиционное мусульманское право по-прежнему составляет фундаментальный источник нашего позитивного права, главным образом, в сфере учения о статусе лиц, семейного и наследственного права, а также некоторых положений о недвижимом имуществе»238. Как видно, в этом перечне нет ни уголовного, ни уголовно-процессуального права. Поэтому о «дуализме» и «двухвекторности» следует говорить все-таки прежде всего на общем уровне или применительно в большей мере к гражданскому праву. В уголовном процессе они, строго говоря, не наблюдаются или наблюдаются в незначительной степени. Здесь по-прежнему доминируют европейские традиции, что характерно не только для тех стран, где действуют относительно «старые» УПК, принятые сразу после обретения независимости, но и для тех, кто не так давно заменил их на новые кодификации.

Так, действующий до сих пор УПК Алжира 1966 г. воспроизводит французскую модель уголовного процесса без каких-либо серьезных модификаций. Алжирский уголовный процесс знает и следственного судью (орган предварительного следствия первой инстанции), и обвинительную камеру239 (орган предварительного следствия второй инстанции, рассматривающий жалобы на решения следственного судьи), и принцип установления материальной истины (ст. 68), и классические апелляцию с кассацией, и многие другие французские по происхождению институты. Единственное более или менее серьезное отличие – состав суда по наиболее опасным преступлениям. В отличие от Франции, где подавляющее большинство членов такого суда представлено непрофессионалами, в Алжире он состоит из трех профессиональных судей и двух присяжных заседателей (непрофессионалов), решающих все вопросы совместно путем тайного голосования. Это, конечно, не суд присяжных, хотя отбор двух заседателей происходит при участии сторон, имеющих право на немотивированные отводы. Однако в остальном Алжир остается верен французским уголовно-процессуальным традициям. Даже его новейшее развитие корреспондирует соответствующему развитию Франции. Скажем, после введения во Франции уголовной ответственности юридических лиц в УПК Алжира также появился раздел об особенностях уголовного судопроизводства в отношении юридических лиц, введенный Законом от 10 ноября 2004 г.

Марокко начало работы по замене своего УПК 1959 г. еще несколько десятилетий назад, когда был принят Закон от 28 сентября 1974 г. о введении «временных мер» вплоть до принятия нового УПК. Разработка Кодекса заняла много времени, причем решающую роль в окончании реформы сыграл Консультативный комитет по правам человека – независимый национальный орган, созданный еще в 1990 г. королем Хасаном II и призванный обеспечивать в стране имплементацию современных ценностей. Новый УПК Марокко был принят 3 октября 2002 г. Однако это не привело к смене модели уголовного процесса. Она по-прежнему остается французской с легко узнаваемыми институтами гражданского иска в уголовном деле, предварительного следствия, следственного судьи, активного суда, апелляции, кассации и др. Иными словами, новый марокканский уголовный процесс придерживается континентальной модели в ее французском варианте. То же самое можно сказать и о Ливане, где первый УПК 1948 г. был заменен не так давно новым УПК, принятым 2 августа 2001 г. Но и здесь реформа не привела к отказу от континентальных ценностей. Ливан по-прежнему остается привержен всем тем классическим французским институтам, которые были упомянуты выше применительно к Алжиру или Марокко.

Несколько более сложную эволюцию проделал уголовный процесс Египта – страны, которая также входит в рассматриваемую здесь группу мусульманских государств. В этой стране, испытавшей в свое время сложное колониальное влияние как Франции, так и Великобритании, до сих действует УПК 1950 г., также разработанный по французской модели. Достаточно сказать, что высший судебный орган Египта именуется, как и во Франции, Кассационным судом. Однако в результате многолетней эволюции уголовный процесс Египта, исторически всегда испытывавший заметное влияние англосаксонской системы, несколько отошел от французских традиций на практике, хотя формально остается верен букве УПК 1950 г. Так, Кодекс до сих пор предусматривает институт следственных судей. Но реально предварительное расследование проводится исключительно прокуратурой, под надзором которой действует «судебная полиция» (французский термин). Прокурор вправе передать по своему усмотрению материалы следственному судье для производства полноценного предварительного следствия, однако на практике не делает этого никогда, т.е. институт следственных судей, по отзывам египетских процессуалистов, сохраняется лишь номинально240. Более активно, чем во многих других мусульманских странах, развиваются в Египте и разнообразные согласительные процедуры между обвиняемым и потерпевшим, а также «сделки» между государственным обвинением и защитой (Закон 1998 г. о дополнении УПК), хотя данные процедуры допускаются только по делам о наименее опасных преступлениях. В то же время по всем уголовным делам, в том числе о наиболее опасных преступлениях, сегодня в Египте применяются сокращенные варианты судебного следствия без допроса свидетелей в случае признания обвиняемым своей вины. Нельзя сказать, что египетский уголовный процесс полностью отошел от французской модели – его инфраструктура остается в основном континентальной, но нельзя не обратить внимание на очевидное американское влияние, которое он испытывает. Кроме того, очень важной особенностью египетского уголовного процесса последних десятилетий было параллельное существование чрезвычайных уголовно-процессуальных норм, применяемых на основании Закона о чрезвычайном положении. Данное положение фактически не отменялось со времени убийства президента Садата в 1981 г. и вплоть до событий «арабской весны» 2011 г. (свержение президента Мубарака). Оно лишь то усиливалось, то ослаблялось. В условиях перманентного чрезвычайного положения президент получил право принимать акты, допускающие ограничения прав личности в обход гарантий, установленных УПК, создать двухуровневые суды государственной безопасности, определить их исключительную подсудность и т.п. Иначе говоря, анализ одних только положений УПК 1950 г. недостаточен для понимания общей картины развития современного уголовного процесса Египта. На этом примере мы сталкиваемся с не столь уж редкой для мусульманских стран рассматриваемой группы ситуацией, когда отход от положений, предусмотренных официальными УПК, разработанными по западным образцам, происходит отнюдь не в силу применения мусульманского права (норм шариата), а по причине использования по сугубо политическим мотивам разного рода чрезвычайных уголовно-процессуальных норм и практик, не имеющих никакого отношения ни к шариату, ни к европейским кодексам.

В-третьих , существуют страны, постаравшиеся создать подлинно мусульманский уголовный процесс, полностью основанный на нормах шариата. К ним прежде всего относятся Саудовская Аравия и Иран.

Так, ст. 1 Закона об уголовном процессе Саудовской Аравии от 3 ноября 2001 г., являющегося аналогом УПК, гласит: «Судья обязаны применять принципы шариата в том виде, в котором они вытекают из Корана и Сунны, для разрешения дел, переданных им на рассмотрение. Они должны также применять законы, установленные государством, в той мере, в которой они не противоречат Корану и Сунне, и должны следовать процедуре, предусмотренной данным законом». В ст. 3 Закона 2001 г. провозглашается, что «никакое наказание не может быть возложено на лицо, кроме как за совершение деяния, запрещенного и наказуемого либо принципами шариата, либо государственным законом, и только после того, как данное лицо будет признано виновным на основании вступившего в законную силу решения, вынесенного после проведения судебного разбирательства в соответствии с правилами шариата». Впрочем, сами по себе данные положения скорее свидетельствует о стремлении саудовского законодателя свести воедино положения мусульманского права с современными международными стандартами в сфере уголовного судопроизводства, в данном случае с презумпцией невиновности. Другие закрепленные в Законе Саудовской Аравии об уголовном процессе принципы выглядят еще более универсально, даже не упоминая о мусульманской специфике. Так, в соответствии со ст. 2 Закона «никто не может быть арестован, обыскан, задержан или заключен под стражу в качестве наказания, кроме как в случаях, предусмотренных законом». Если обратиться к более конкретным положениям данного Закона, то ни нормы об «обвинительном акте», который направляется в суд представителями «бюро расследования» и прокуратуры, действующими в «публичных интересах», ни нормы о flagrante delicto, применяемые в случае совершения преступления в условиях очевидности, ни нормы о доказательствах и мерах пресечения и др. ничем не выделяются с точки зрения универсальной юридической техники, применяемой в других странах. Более того, в некоторых положениях Закон об уголовном процессе Саудовской Аравии представляет собой блестяще выполненный «сравнительно-правовой слепок» с западных уголовно-процессуальных систем при явном преобладающем влиянии американской модели. С точки зрения уголовно-процессуальной техники, мусульманская специфика здесь прослеживается с трудом, если не считать процитированных положений ст. 1 и ст. 3 Закона об уголовном процессе. Другое дело, что новый саудовский уголовный процесс не знает, например, судебного контроля в ходе досудебного производства, предпочитая ему прокурорское санкционирование соответствующих действий. Однако отсутствие надлежащих судебных гарантий никак не свидетельствует об особой мусульманской модели уголовного судопроизводства (их не было, например, и в СССР).

Уголовный процесс Ирана после так называемой «Конституционной революции» 1905–1911 гг., создавшей конституционные основы независимого иранского государства, в течение большей части ХХ столетия развивался в русле классических континентальных традиций. Первый современный УПК Ирана 1912 г. был разработан под влиянием французской уголовно-процессуальной модели. Это влияние ощущалось и в дальнейшем, что в немалой степени связано с высоким уровнем иранской уголовно-процессуальной науки и ее интересом к изучению достижений европейской континентальной уголовно-процессуальной мысли, ярким образцом которой являлась Франция. Однако вторая иранская революция – Исламская революция 1979 г., приведшая к свержению шаха Ирана, резко изменила вектор развития иранского уголовного процесса. На первом этапе новая религиозная власть постаралась почти полностью отказаться от институциональных основ «старого» уголовного судопроизводства, построенных на европейских началах. Заменить их должна была своего рода «чистая» мусульманская модель уголовного процесса. Так, сразу после событий 1979 г. в Иране были упразднены прокуратура и суды общей юрисдикции, место которых заняли революционные трибуналы, призванные защищать религиозные основы нового иранского государства. Но вскоре наступил частичный возврат к прежним уголовно-процессуальным ценностям и институтам европейского происхождения. Уже в 1982 г. восстанавливаются суды общей юрисдикции. С этого времени в Иране действуют две «параллельные» системы судебных инстанций по уголовным делам: суды общей юрисдикции, где рассматриваются дела об общеуголовных преступлениях, и революционные трибуналы, где рассматриваются дела о преступлениях против ислама, преступлениях политического характера и т.п. Закон от 6 июля 2002 г. восстановил иранскую прокуратуру, вернув ей многие полномочия, существовавшие до 1979 г. В промежутке между этими событиями был принят УПК Ирана 1999 г. С одной стороны, он начинался с положений о том, что «всякое преступление имеет божественную природу» (ст. 2), разграничивая три категории преступлений, каждая из которых подчиняется особому уголовно-процессуальному режиму: а) преступления, наказания за которые определяются мусульманским правом (шариатом); б) преступления против интересов общества и «общественной дисциплины»; в) преступления против личных прав индивидов и корпораций. Первые статьи УПК Ирана 1999 г., как и в случае с саудовским уголовно-процессуальным законодательством, проникнуты стремлением показать особую мусульманскую природу национального уголовного процесса. С другой стороны, дальнейшее ознакомление с этим Кодексом позволяет обнаружить немало уголовно-процессуальных конструкций, которые сложно считать мусульманскими. Разграничение трех видов уголовного преследования (в публичном, частном и частно-публичном порядках), институт гражданского иска в уголовном деле, проведение дознания судебной полицией, фигура следственного судьи и многое другое демонстрируют наличие преемственности с континентальной (французской) уголовно-процессуальной техникой, от которой после 1979 г. законодатель стремился отказаться. Есть, конечно, и специфика. Так, ответственность за проведение предварительного следствия лежит на председателях судов, которые вправе либо действовать сами, либо поручить производство следствия своим помощникам или следственным судьям. Формально на председателей судов возложена и функция уголовного преследования, поэтому прокуратура после ее восстановления подчинена судебной власти: назначение и смещение прокуроров находится в ведении руководителей судебных органов. С технической точки зрения, иранский уголовный процесс принадлежит континентальной модели судопроизводства. В каком-то смысле можно сказать, что судебный характер предварительного следствия доведен здесь почти до абсолюта.

В феврале 2014 г. в Иране был принят новый УПК, вступивший в силу в июне 2015 г. Пристальное внимание к его разработке (она длилась почти 10 лет, начавшись вскоре после принятия УПК 1999 г.) и принятию проявили разнообразные международные правозащитные организации. Не ломая традиционной структуры иранского уголовного процесса, УПК 2014 г., во-первых, восстановил уголовно-процессуальную роль прокуратуры, прежде всего при производстве предварительного расследования. Во-вторых, он заметно укрепил права обвиняемого, расширив доступ защитника на предварительное расследование, предоставив обвиняемому право на молчание и т.п.241 Видеть в этом какую-либо мусульманскую специфику не приходится. Речь скорее идет о еще большем сближении иранского уголовного процесса с западными моделями, причем не только в техническом, но и в идеологическом смысле.

В целом на примере почти всех неевропейских систем уголовного судопроизводства, независимо от их национальных, исторических, идеологических или религиозных особенностей, видно, что уголовно-процессуальная техника, которую принято называть «западной», на самом деле является не столько западной, сколько универсальной. Она в полной мере обнаруживается даже в странах, намеренно дистанцирующихся от европейских подходов к стандартам уголовного судопроизводства, что, в частности, проявляется там, где действует «чистый» мусульманский уголовный процесс (Саудовская Аравия и Иран). Поэтому о полной автономии мусульманской модели уголовного процесса можно говорить лишь в идеологическом (религиозном), но не техническом смысле.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.