§ 7. Мотив и цель преступления

§ 7. Мотив и цель преступления

В юридической литературе много внимания уделялось вопросу о мотивах и целях преступления: их понятию, связи с виной и ее отдельными формами, классификации, юридическому значению и некоторым иным аспектам. Однако большинство ученых вольно или невольно смешали акценты в плоскость мотивированности человеческого поведения вообще, уходя от уголовно-правового аспекта. Более того, отдельные исследователи пытались доказать, что стремление дать правовое определение мотива (как и цели) является искусственным и ненаучным[192]. В настоящее время распространено мнение, что мотивы и цели существуют и должны устанавливаться в любых преступлениях, независимо от того, совершены они умышленно или по неосторожности, а также от того, введены ли мотив и цель в число признаков состава соответствующего преступления.

Утверждения о наличии мотивов и целей в неосторожных преступлениях обычно сопровождаются оговорками о том, что эти признаки в неосторожных деяниях имеют качественно иное содержание, характер, интерпретацию и механизм психологического воздействия на поведение, чем мотивы и цели умышленных преступлений. Например, Р. И. Михеев подчеркивал, что мотивы и цели неосторожных преступлений не распространяются на общественно опасные последствия, предусмотренные законом: «По структуре мотивации и целеполагания неосторожные преступления характеризуются разрывом между мотивом и целью поведения субъекта и фактически наступившим (или угрожавшим) общественно опасным последствием. Это последствие не «утоляет» мотив (точнее, лежащую в его основе потребность) и даже не «открывает дверь к ее утолению»[193]. Еще более рельефно эта мысль выражена В. Е. Квашисом, по мнению которого, «последствия при неосторожном деянии наступают не по воле субъекта, не входят в содержание его мотива и цели, а наоборот, чаще всего противоречат общей направленности его действий»[194].

Представляется, что ученые, доказывающие наличие мотивов и целей в неосторожных преступлениях, допускают смешение уголовно-правового и криминологического подхода к этим явлениям. Криминология имеет дело с различными формами человеческого поведения, так или иначе связанного с преступлением. Поэтому вполне естественно, что предметом криминологического анализа могут быть мотивы не только криминального, но также докриминального и посткриминального поведения. Поскольку же уголовным правом исследуется только преступное деяние, то из всех мотивов, которым определялось социально значимое поведение определенного лица, для уголовного права важны только те, которые побудили его совершить преступление и проявились в нем, то есть преступные мотивы или точнее — мотивы преступления.

Практически все ученые исходят из правильного положения о том, что всякое сознательное поведение является мотивированным и целенаправленным. Из этого некоторые юристы делают вывод, будто можно ставить вопрос о мотивах и целях любого поступка, в том числе и неосторожного преступления. Однако вряд ли имеются достаточные основания распространять правильное положение о мотивированности и целенаправленности человеческого поведения на любое уголовное правонарушение.

Во-первых, вряд ли правомерно считать мотивированным и целенаправленным такое поведение, когда лицо не выполняет лежащих на нем обязанностей неосознанно: по забывчивости, из-за сна, в силу бессознательного состояния и т. д. Тем меньше оснований искать мотивы и цели такого неосторожного преступления.

Во-вторых, подавляющее большинство неосторожных преступлений по своей юридической конструкции представляет неразрывное сочетание неосмотрительного поведения с общественно опасными последствиями, указанными в диспозиции уголовно-правовой нормы. Поскольку само неосмотрительное поведение в отрыве от последствий не имеет уголовно-правового значения, его мотивированность и целенаправленность отнюдь не равнозначны преступным мотивам и целям.

В-третьих, вопрос о мотивах и целях может ставиться в уголовном праве лишь в том случае, если они: являются одним из обязательных условий уголовной ответственности, или влияют на квалификацию преступления, или в качестве смягчающих или отягчающих обстоятельств подлежат учету при назначении наказания.

Мотив и цель — это признаки субъективной стороны преступления, неразрывно связанные с виной, но в отличие от нее имеющие факультативное значение.

Мотив преступления — это обусловленное определенными потребностями и интересами побуждение, которое вызывает у лица решимость совершить преступление и проявляется в нем. Несколько десятилетий назад в отечественной науке уголовного права в определении мотива постоянно подчеркивалось, что таковым является осознанное побуждение[195]. Но с тех пор и психологическая наука, и правоведение признали, что «мотивы могут иметь как осознанный, так и подсознательный (неосознанный) характер»[196]. С этой поправкой и следует воспринимать мотив как психолого-юридическое явление.

Рассматривая процесс формирования желания, ученые выделяют в нем несколько этапов: 1) ощущение определенной потребности; 2) превращение ее в побуждение к действию, то есть в мотив; 3) постановка цели, достижение которой должно прямо удовлетворить ощущаемую потребность или служить средством ддя ее удовлетворения; 4) желание (хотение) достичь поставленной цели. В этом ряду этапов четко прослеживается взаимосвязь всех субъективных признаков преступления: мотив рождается из потребностей и в определенной мере способствует формированию цели, а цель вместе с мотивом порождает желание определенными способами добиться желаемого результата.

Мотив человеческого поведения только тогда становится мотивом преступления, когда он охватывает все наиболее существенные свойства преступного деяния, а это возможно только в умышленном преступлении.

В юридической литературе высказывалось суждение, что включение специального мотива в диспозицию уголовно-правовой нормы означает возможность совершения такого преступления только с прямым умыслом[197]. Однако для такого категорического суждения не имеется достаточных оснований.

Указание в законе на специальный мотив преступления действительно свидетельствует об умышленной форме вины, но вида умысла не предопределяет. Поэтому совершение преступления с указанным в диспозиции уголовно-правовой нормы мотивом обычно возможно с любым видом умысла. Применительно же к конкретным составам преступления вид умысла определяется их конструкцией.

Выше уже доказывалось, что преступления с формальным составом вообще не могут совершаться с косвенным умыслом, он может быть только прямым. К этому можно добавить, что совершение действий, общественная опасность которых не ставится законодателем в зависимость от наступления каких-то последствий, служит средством удовлетворения потребностей, лежащих в основе преступного мотива (изнасилование — средством утоления половой потребности, хулиганские действия — средством выражения виновным своего гипертрофированного «я» и т. д.). Следовательно, мотив преступления, имеющего формальный состав, свидетельствует о том, что такое преступление может совершаться только с прямым умыслом.

Не так однозначно решается вопрос о видах умысла при совершении с указанным в законе мотивом преступлений, имеющих материальный состав.

Перечисленные в законе специальные мотивы при совершении преступлений с материальным составом по общему правилу могут сочетаться как с прямым, так и с косвенным умыслом. Например, сочетание определенного мотива с неконкретизированным косвенным умыслом возможно при убийстве или причинении вреда здоровью из хулиганских побуждений, при убийстве по мотиву мести за действия, связанные с осуществлением потерпевшим своей служебной деятельности или выполнением общественного долга, при умышленном причинении тяжкого вреда здоровью по мотиву национальной вражды и т. д. В основе названных мотивов может лежать «потребность» виновного в расправе над потерпевшим. Средством удовлетворения этой «потребности» является сам процесс расправы, в ходе которой виновный предвидит и сознательно допускает причинение неопределенного по тяжести вреда.

Правило о возможности совершения преступления, имеющего материальный состав, по специальному мотиву при любом виде умысла не распространяется на преступления, совершаемые из корыстных побуждений. В этом случае лежащая в основе мотива «потребность» может быть удовлетворена лишь получением материальных выгод (прямых или косвенных) именно в результате смерти потерпевшего и только после ее наступления. Иными словами, совершение преступления по корыстным мотивам всегда преследует цель извлечения материальной выгоды или избавления от материальных затрат. Характер корыстного мотива и способ его «утоления» свидетельствуют о том, что, например, убийство из корысти возможно только с прямым умыслом и с целью получения материальных выгод. Однако это мнение разделяется не всеми учеными.

Так, А. Н. Попов по этому поводу пишет: «Вывод о том, что, поскольку способ является неотъемлемым признаком достижения цели, убийство выступает обязательным результатом, к которому стремится виновный, является ложным. Средством достижения корыстной цели выступает не убийство потерпевшего, а то насилие, которое виновный применяет к нему. Нет оснований утверждать, что убийство из корыстных побуждений не может быть совершено с косвенным умыслом. В каких-то случаях вполне вероятна ситуация, когда виновный стремится к достижению корыстной цели путем применения физического насилия к потерпевшему, безразлично относясь к его смерти или сознательно допуская ее. В этих ситуациях содеянное должно квалифицироваться как убийство, совершенное из корыстных побуждений, несмотря на то, что виновный не планирует убить потерпевшего»[198].

Не касаясь вопроса о претенциозной и безапелляционной форме приведенных суждений, следует отметить их неубедительность.

Во-первых, корыстные побуждения и в теории уголовного права, и в постановлении Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» раскрываются с помощью категорий «намерение», «стремление», «цель», которые указывают на наличие прямого умысла. Таким же образом раскрывает сущность корыстного мотива и сам А. Н. Попов: «Корыстные побуждения (корысть) при совершении убийства — это стремление виновного к приобретению материальных благ или нежелание потери материальных благ (совершения материальных затрат) для себя и (или) иных лиц, когда посягательство на потерпевшего выступает средством достижения этих целей»[199] (курсив мой. — А. Р.).

Во-вторых, моделируя ситуацию, при которой «виновный стремится к достижению корыстной цели путем применения физического насилия к потерпевшему, безразлично относясь к его смерти или сознательно допуская ее», а также утверждая, что «средством достижения цели выступает не убийство потерпевшего, а то насилие, которое виновный применяет к нему», А. Н. Попов вступает в прямое противоречие с законом. В пункте «з» ч. 2 ст. 105 УК уголовная ответственность предусмотрена не за насилие, применяемое ради достижения корыстной цели, а именно за убийство, которое и выступает в качестве способа извлечения материальной выгоды или избавления от материальных затрат[200].

Итак, специальные мотивы, указанные в диспозиции нормы уголовного права, могут сочетаться только с прямым умыслом в преступлениях с формальным составом и, как правило, с любым видом умысла в преступлениях с материальным составом. В неосторожных преступлениях мотивированность поведения человека никогда не распространяется на общественно опасные последствия, поскольку они не выступают средством удовлетворения потребностей, лежащих в основе неосмотрительного поведения. А сами мотивы неосмотрительного поведения лежат за рамками состава неосторожного преступления, поэтому никогда не вводятся законодателем в состав неосторожных преступлений и не являются преступными мотивами.

Немалое практическое значение имеет вопрос о классификации мотивов преступления, поскольку их учет во многих случаях определяет квалификацию преступления и всегда влияет на назначение наказания. Он достаточно подробно исследован в русской дореволюционной, советской и современной юридической литературе[201]. Из всех предложенных классификаций преступных мотивов наиболее приемлемой для практических целей может быть классификация, основанная на их нравственной и правовой оценке. Основываясь на этом критерии, О. С. Ивченко применительно к убийству выделяет три группы мотивов и целей:

1) мотивы и цели, с которыми уголовный закон связывает установление уголовной ответственности за конкретное деяние;

2) мотивы и цели, с которыми уголовный закон связывает ужесточение наказания;

3) мотивы и цели, с которыми уголовный закон связывает смягчение наказания[202].

Предложенная классификация по принципу ее построения не вызывает возражений, однако она страдает явной неполнотой, поскольку за ее рамками остается большая группа мотивов, которые не являются обязательным условием наказуемости деяния, не обосновывают ни ужесточения, ни смягчения наказания. В частности, вне предложенной классификации О. С. Ивченко оставляет все мотивы убийства, подпадающие под действие ч. 1 ст. 105 УК.

Более полной и обоснованной представляется классификация мотивов по признаку их морально-этической предосудительности, предложенная в кандидатской диссертации А. Г. Мустафа-заде, который выделяет три группы мотивов: 1) низменные; 2) социально нейтральные; 3) социально извинительные[203].

Для придания предлагаемой классификации практической значимости необходимо раскрыть уголовно-правовое содержание понятия «низменные побуждения», недостаточная определенность которого была отмечена Г. М. Миньковским[204]. Этот мотив входит в число признаков состава двух преступлений (ст. 153 и 155 УК), поэтому его содержание необходимо обозначить, тем более что в юридической литературе это понятие подчас используется без раскрытия его смысла, а перечень низменных мотивов носит произвольный и неаргументированный характер.

Так, Д. П. Котов к низменным мотивам относит многие побуждения политического (классовая ненависть, месть со стороны эксплуататорских классов), религиозного (суеверия), а также личного характера (месть, трусость, зависть)[205]. Думается, это непозволительно широкая трактовка низменных побуждений, поскольку они с точки зрения действующего уголовного законодательства не признаются отягчающими обстоятельствами и не свидетельствуют о повышенной общественной опасности преступления.

Применительно к ст. 153 и 155 УК, например, А. Н. Игнатов полагает, что низменными могут считаться «корысть, месть, зависть и другие побуждения, которые суд признает низменными»[206]. По мнению А. В. Пушкина, «к иным низменным побуждениям судебная практика, в частности, относит зависть к родителям ребенка (подменяемого. — А. Р.), месть, хулиганство, то есть такие побуждения, которые резко противоречат требованиям общественной морали и нравственности»[207]. В обоих приведенных высказываниях обращает на себя внимание прежде всего то, что признание мотива низменным входит, по мнению авторов, в компетенцию суда, а не законодателя, что чревато необоснованно широким судейским усмотрением.

Иногда перечень низменных мотивов подмены ребенка (ст. 153 УК) приводится вообще без какого бы то ни было теоретического обоснования и без ссылки на судебную практику, как это делает, например, Ю. Е. Пудовочкин: «Низменные побуждения могут выражаться в желании отомстить, унизить, заменить здорового ребенка на неполноценного, заменить ребенка по признаку пола или внешним данным. К числу низменных побуждений следует отнести также стремление использовать ребенка для проведения каких-либо медицинских экспериментов, использовать его органы или ткани для трансплантации, использовать его в сексуальных, ритуальных целях и др.»[208].

Поскольку понятие низменных побуждений, с одной стороны, является законодательным, а с другой стороны, носит оценочный характер, необходимо сформулировать критерии, по которым мотив может быть признан низменным.

Побуждения, которыми лицо руководствовалось при совершении преступления, можно считать низменными при условии, что законодатель рассматривает их как повышающие общественную опасность деяния. Это возможно в трех случаях.

Во-первых, когда с помощью мотива, введенного в число признаков состава, конструируется специальный состав преступления, рассматриваемый по закону как более опасный, чем обладающий теми же объективными свойствами, но лишенный данного мотива. Например, причинение тяжкого вреда здоровью одним осужденным другому осужденному на почве мести за оказание последним содействия администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы (ч. 3 ст. 321 УК) представляет специальный вид преступления, более опасный, чем умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (п. «а» ч. 2 ст. 111 УК). Однако нельзя во всех случаях признавать низменными те мотивы (как и цели), которые входят в состав конкретного преступления в качестве обязательного признака. Так, личную заинтересованность при злоупотреблении должностными полномочиями нельзя признать низменным побуждением, поскольку она не усиливает, а обосновывает (в сочетании с другими необходимыми признаками) уголовную ответственность за данное деяние.

Во-вторых, мотив можно считать низменным, если ему придается значение квалифицирующего признака конкретного преступления. Так, корыстные, хулиганские побуждения, мотив национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды, мотив кровной мести также являются низменными, поскольку они существенно повышают опасность убийства и усиливают наказание за него (например, п. «з», «и», «л» ч. 2 ст. 105 УК).

В-третьих, мотив следует признать низменным, если он включен законодателем в число обстоятельств, отягчающих наказание (п. «е» и «ж» ч. 1 ст. 63 УК). Эти мотивы должны учитываться как обстоятельства, отягчающие наказание, при совершении любых преступлений.

К низменным относятся такие мотивы, как корыстные (например, п. «з» ч. 2 ст. 105, п. «з» ч. 2 ст. 126, п. «з» ч. 2 ст. 206 УК), хулиганские (например, п. «д» ч. 2 ст. 111, п. «д» ч. 2 ст. 112, ч. 2 ст. 115, ч. 2 ст. 116, п. «и» ч. 2 ст. 105, ст. 245 УК), национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды (например, п. «е» ч. 1 ст. 63, п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. Ill, п. «е» ч. 2 ст. 112 УК), мести за осуществление потерпевшим своей служебной деятельности или общественного долга (например, п. «ж» ч. 1 ст. 63, п. «б» ч. 2 ст. 105 УК), мести за правомерные действия других лиц (например, п. «е» ч. 1 ст. 63, ст. 295, 317 УК). Понятие низменных побуждений в действующем законодательстве весьма ограничено, поскольку используется только в ст. 153 и 155 УК. В обоих случаях использование данного термина является весьма неудачным, ибо оно неосновательно сужает рамки применения указанных норм. Представляется, что потребностям практики гораздо больше соответствовало бы определение мотивов подмены ребенка, а также разглашения тайны усыновления (удочерения) из корыстной или иной личной заинтересованности.

Мотивы, не предусмотренные в перечне обстоятельств, отягчающих наказание, а также не используемые в Особенной части УК для усиления наказания, не могут признаваться низменными, хотя степень их предосудительности может довольно существенно различаться (месть, ревность, карьеризм, личная неприязнь, сексуальная неудовлетворенность и т. п.).

В литературе уже отмечалось, что с точки зрения уголовного права вряд ли существуют общественно полезные мотивы преступления[209]. Думается, что общественно полезных мотивов преступления действительно быть не может. В статье 61 действующего УК в числе обстоятельств, смягчающих наказание, предусмотрено совершение преступления по мотиву сострадания (п. «д»), в ответ на противоправное или аморальное поведение потерпевшего (п. «з»). Эти мотивы являются извиняющими, причем лишь в некоторой степени. Именно в этом значении можно выделить социально извинительные мотивы. Но коль скоро они явились побудительной причиной совершения преступления, т. е. стали преступными мотивами, они ни в коей мере не могут характеризоваться как социально полезные.

Выделение группы социально нейтральных мотивов вовсе не означает их безразличия с точки зрения уголовного права. Характеристика таких мотивов как социально нейтральных означает лишь то, что они в отличие от низменных не отягчают наказания и в отличие от социально извинительных не смягчают его.

Действительный мотив преступления и его мотивировка виновным, нередко намеренно скрывающим свои подлинные побуждения, зачастую не совпадают. Поэтому для установления психологического мотива конкретного преступного поведения может быть назначена судебно-психологическая экспертиза[210].

Важным признаком субъективной стороны преступления является цель деяния.

Психологи определяют цель как обоснованную мысль о будущем желаемом результате собственных действий, выраженную в образной или речевой форме[211]; как осознанное, выраженное в словах или образе, предвосхищение результата действия, связанное с мотивом[212]. Нисколько не умаляя тесной связи между мотивом и целью действия, следует все же подчеркнуть, что это самостоятельные психические явления. По степени осознанности побуждений, ставших двигателем поведения, различают мотив-влечение, мотив-желание и мотив-цель[213]. Только в последнем случае может наблюдаться совпадение (причем неполное) мотива и цели. В прочих случаях мотив и цель не совпадают.

Цель преступления — это идеальная (мысленная) модель будущего желаемого результата, к причинению которого стремится правонарушитель посредством совершения преступления.

Отдельными учеными цель рассматривается как элемент умысла. Так, по мнению Р. И. Михеева, «цель, заключающаяся в достижении преступного последствия, является элементом прямого умысла; цель, направленная на результат, находящийся за рамками состава, характеризует направленность умысла…»[214]. Ошибка названного ученого состоит в том, что будущий желаемый результат неосновательно отождествляется им с общественно опасным последствием, входящим в объективную сторону преступления. Если бы цель и последствие были бы одним и тем же, то не было бы никакой необходимости вводить специальную цель деяния в число признаков состава преступления. Цель никогда не совпадает с последствием и отделена от него во времени. Квалификация преступления определяется постановкой цели, а вовсе не ее реализацией. Именно наличием цели, находящейся за рамками объективной стороны преступления с материальным составом, обусловлено повышение общественной опасности деяния. Поэтому в одних случаях именно благодаря наличию у правонарушителя специальной цели деяние становится уголовно наказуемым, а в других — такая цель обосновывает усиление ответственности за деяние, которое является преступным и без этой цели.

Цель как признак субъективной стороны преступления связана не только с мотивом, но и с виной. Включение специальной цели в субъективную сторону конкретного преступления свидетельствует о целенаправленном характере деяния, которое в этом случае служит не самоцелью, а способом достижения того конечного результата, который и является целью. Этот результат, а также само деяние и его общественно опасные последствия, как способ достижения поставленной цели, являются для субъекта преступления желаемыми. Поэтому следует констатировать, что специальная цель деяния совместима только с прямым умыслом. Ни неосторожные преступления, ни преступления с альтернативной формой вины, ни даже преступления, совершение которых возможно с любым видом умысла, никогда не включают в свой состав специальной цели, сформулированной законодателем.

Для уголовно-правовой классификации целей преступления можно использовать те же критерии, что и для классификации мотивов.

К низменным следует отнести такие цели, как цель скрыть другое преступление или облегчить его совершение (например, п. «е» ч. 1 ст. 63, п. «к» ч. 2 ст. 105 УК), цель использования органов или тканей потерпевшего (например, п. «м» ч. 2 ст. 105, п. «ж» ч. 2 ст. 111, п. «ж» ч. 2 ст. 127¹ УК), цель прекращения государственной или иной политической деятельности потерпевшего (ст. 277 УК), цель свержения или насильственного изменения конституционного строя РФ (ст. 279 УК), цель подрыва экономической безопасности и обороноспособности РФ (ст. 281 УК). Прочие цели, когда они вводятся в основной состав конкретных преступлений, относятся к не имеющим низменного характера (например, цель придания правомерного вида владению, пользованию и распоряжению денежными средствами или иным имуществом при их легализации — ст. 174 УК; цель получения кредитов при лжепредпринимательстве — ст. 173 УК; цель устрашения населения при терроризме — ст. 205 УК; цель завладения чужим имуществом при пиратстве — ст. 227 УК и т. п.), поскольку они не рассматриваются законодателем как повышающие общественную опасность деяния, хотя степень предосудительности этой группы целей может существенно различаться.

Мотив и цель преступления могут выполнять в уголовном праве четыре функции.

Во-первых, они играют роль признаков, придающих деянию характер уголовно наказуемого и отграничивающих преступления от непреступных деяний. Например, невыплата свыше двух месяцев заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат является преступной только при совершении из корыстной или иной личной заинтересованности (ст. 145¹ УК). А лжепредпринимательство уголовно наказуемо только при наличии цели получения кредитов, освобождения от налогов, извлечения иной имущественной выгоды или прикрытия запрещенной деятельности (ст. 173 УК).

Во-вторых, мотив и цель, введенные в состав преступления в качестве обязательного признака, могут отграничивать одно преступление от другого, то есть определять квалификацию по различным уголовно-правовым нормам. Так, уничтожение путем взрыва, поджога или иным общеопасным способом важных народно-хозяйственных объектов с целью подрыва экономической безопасности и обороноспособности РФ квалифицируется как диверсия (ст. 281 УК), а те же действия без указанной цели подлежат квалификации по ч. 2 ст. 167 или по ст. 205 УК.

В-третьих, включение мотива и цели в диспозицию уголовно-правовой нормы может создавать квалифицированные виды преступления: убийство из корыстных или хулиганских побуждений либо совершенное с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение и т. д.

В-четвертых, мотив и цель, не будучи включенными в диспозицию конкретной уголовно-правовой нормы, могут играть роль обстоятельств, смягчающих (п. «д», «ж» и «з» ч. 1 ст. 61 УК) или отягчающих наказание (п. «е» и «ж» ч. 1 ст. 63 УК). В качестве смягчающих обстоятельств суд вправе учесть различные мотивы и цели, не относящиеся к низменным, если их наличие, по мнению суда, снижает степень общественной опасности деяния.