Психосоциальные предпосылки сексуально виктимного и криминогенного поведения молодежи

Психосоциальные предпосылки сексуально виктимного и криминогенного поведения молодежи

Общеизвестно, что истоки саморазрушительных тенденций находятся в детстве. Это применительно и к жертвам сексуального насилия. Нами выявлены достоверные отличия жертв сексуального насилия и насильников от представителей обоих полов из групп «условной нормы» по многим показателям социальной и сексуальной жизни (табл. 3 и 4).

Характеристика сексуальных насильников, и мужских представителей «условной нормы» (M+m)

Рост и вес представителей указанных групп не имел достоверных отличий, однако, насильники и жертвы изнасилований были в среднем выше лиц «условной нормы» на 1 - 1,5 см. Прослеживается тенденция более сильной половой конституции у насильников, о чём могут свидетельствовать более раннее наступление у них ойгархе (в 13,2+0,3 против 13,7+0,2 лет у «условно нормальных» юношей), достоверно большая вовлеченность в мастурбацию, и ее частота (р < 0,01), более ранний половой дебют и высокие уровни промискуитета.

Кроме того, у жертв и насильников наблюдаются повышенные уровни осознанного гомоэротизма и собственной бисексуальности. Этот момент важен тем, что осознание собственной бисексуальности ввиду ее изначальной, архаичной естественности может свидетельствовать о сильном влиянии на сексуальное поведение данных лиц комплекса скрытых архаичных потребностей, заложенных в биологическую основу.

Ощущение насильниками и жертвами насилия своей бисексуальности, следовательно, и некоторой своей феминности первыми и маскулинности вторыми, способно приводить к полоролевому конфликту, способом «бегства» от которого может быть подчеркнутая компенсаторная гипермаскулинность у насильников и гиперфеминность у жертв насилия. С этой точки зрения акт сексуального насилия нужен обеим сторонам, так как совершается с целью доказательств самим себе своей мужской или женской состоятельности в угоду бытующим в обществе сексуальным стереотипам. Представляется, что своевременное разрушение стереотипов в процессе полового образования могло бы сыграть роль в устранении этого криминогенного фактора.

Интересно, что в родительских семьях жертв оконченных изнасилований и насильников уровень полового просвещения был минимальный, по сравнению с лицами «условной нормы» (р < 0,01), что компенсировалось более ранним ознакомлением с порнопродукцией (р < 0,05). Моментом, объединяющим жертв сексуального насилия и насильников, оказалось не только более положительное восприятие порнографии, но и более частое её использование (р < 0,01) нежели в группах «условной нормы».

Средний возраст полового дебюта у изнасилованых достоверно ниже (р < 0,001), чем у жертв покушений на изнасилование и «условно нормальных» женщин. При этом 8,0% изнасилованных начали половую жизнь до 14 лет, еще 8,0% - в 14 лет, тогда, как лица из группы «условной нормы» до 16 лет половую жизнь не начинали вовсе. При сравнении возрастов начала мастурбации, достоверной разницы между представителями всех групп не обнаружено.

Жертвы насилия достоверно чаще (р < 0,001) курили табак, употребляли спиртные напитки и различные токсические вещества, по сравнению с «условно нормальными» женщинами, что согласуется с данными научной литературы [10, 13, 15] и позволяет говорить о прямой зависимости между количеством потребления спиртных напитков и виктимным сексуальным поведением.

По мнению некоторых учёных, физические наказания детей и эмоциональное отвержение их в семьях являются базой для формирования асоциальности, отклонённого сексуального поведения и поэтому уже сами по себе оказывают виктимизирующее влияние [7, 8]. Наши данные находятся в соответствии с мнением, что наличие физических наказаний детей несёт в себе потенциальную опасность сделать часто наказываемых детей жертвами изнасилований, формирует садомазохистские наклонности, расширяет диапазон их сексуальной приемлемости. Достоверно более широкий диапазон сексуальной приемлемости насильников и потерпевших от насилия, следовательно, и их сексуальных потребностей делает маловероятной возможность удовлетворения всего диапазона, всех имеющихся психосексуальных потребностей. Если рассматривать табакокурение, употребление алкоголя, наркотиков как поиск удовольствий, можно предположить, что указанные вредные привычки у сексуальных девиантов изначально призваны компенсировать недополучение биологических удовольствий и неудовлетворенность от сексуальной стороны жизни.

Таким образом, обладатель неудовлетворенных сексуальных потребностей склонен искать удовлетворения в искусственных стимуляторах (что мы и видим при анализе рассматриваемых групп респондентов), которые, в свою очередь, растормаживают «отклоненные» влечения и делают их еще более неудовлетворенными. Кроме того, наличие и проявления сексуально «отклоненного» поведения противоречат социальной норме, что ещё в большей степени усугубляет неудовлетворённость девианта. Развивается и усугубляется по типу «замкнутого круга» комплекс сексуально-социальной неудовлетворенности, который, по нашему мнению, относительно вредных привычек, следует рассматривать как первичный, т.е. речь может идти о симптоме первичной сексуальной зависимости от нереализованных психосексуальных потребностей.

В поисках психосексуального удовлетворения жертвы сексуального насилия мастурбировали чаще, чем лица «условной нормы» (р < 0,01), были склонны к мастурбаторным эксцессам, отличались наличием ярких обсессивных мастурбаторных фантазий, в ряде случаев с элементами мазохизма и плюрализма, с присутствием выраженных внешних признаков маскулинности виртуальных партнёров. Здесь уместно привести наиболее показательные фрагменты мастурбаторных фантазий некоторых потерпевших.

1. Жертва оконченного изнасилования (в автомобиле), 22 г.: «Мужчина 35 - 40 лет. Секс оральный и вагинальный совершается против моей воли где-нибудь далеко от жилых домов, может быть в машине, поздно вечером. У мужчины обязательно должны быть борода и усы».

2. Жертва оконченного изнасилования, 26 лет: «Мужчина 45 лет, с волосатыми грудью и руками овладевает мной без слов. Половой акт долгий, до одури. Смена спокойного и агрессивного секса, пошлые слова сменяются стыдливо -наивными вопросами. Вся ночь без душа. Запах его спермы возбуждает. Нравятся садомазохистские действия и связывание».

3. Жертва оконченного изнасилования, 22 г.: «Групповой секс в неожиданных местах и непредсказуемых ситуациях, орально -генитальный. Тела должны быть ухоженными, физически развитыми».

4. Жертва покушения на изнасилование, 22 г.: «Я хочу, чтобы меня изнасиловал мужчина 35 лет, абсолютно не бритый, с щетиной на щеках, но лысый, немного полноватый. Может быть, это нельзя совсем назвать изнасилованием, просто половой акт с элементами садизма с его стороны, я при этом должна сопротивляться. Я представляю, как он меня связывает, завязывает мне глаза и бьёт кожаным ремнём по ягодицам».

5. Жертва неоднократного сексуального насилия, проституировавшая, 23 г.: «Очень много лиц мужского пола совершают со мной половые акты в различных формах, унижая меня. Реже бывает фантазия сексуальных действий с одним человеком, но обязательно с тем, кто мне не нравится или даже противен (кроме бомжей)».

6. Жертва развратных действий и насильственного сиблинг -инцеста, 22г.: «Мужчина старше меня на 10 - 15 лет, применяет насилие. Иногда групповое насилие. Но эти люди, в основном, приличные».

7. Жертва развратных действий, 23 г.: «Групповой секс с насилием надо мной. Разные люди меня берут в плен и принуждают».

Некоторые, склонные к мазохизму лица (не только женщины, но и бисексуальные мужчины), утвердительно отвечали на прямой вопрос о наличии у них выраженной потребности в жертвенном перенесении сексуального насилия.

Обратило на себя внимание, что более 40% жертв оконченного изнасилования имели в анамнезе перенесённые половые инфекции (закономерный результат промискуитета), что необходимо учитывать при проведении судебно-медицинских экспертиз и решении вопроса о заражении венерическим заболеванием, избегая стереотипных взглядов на насильника как на источника инфекции.

16,9% изнасилованных и 6,7% жертв покушений (р < 0,05) в случаях латентного насилия подвергались развратным действиям до 14-летнего возраста. По 18,5% лиц из обеих групп испытали сексуальное насилие неоднократно через 1 - 2 годовые интервалы, некоторые по 3 - 4 раза (напрашиваются термины: «серийные жертвы», «виктимофилия» - специфичная подсознательная парафильная потребность в жертвенном перенесении сексуального насилия). Всех их характеризует обязательное, 100% наличие комплекса сексуальных девиаций (среди которых выделялись садомазохистские наклонности и проституирование), по сравнению с остальными жертвами насилия, что не противоречит научным данным других исследователей проблемы [7]. Это обстоятельство, в свою очередь, поднимает требующие своего изучения вопросы об ограниченной вменяемости или невменяемости жертвы, доли её виновности, что может либо отягощать, либо облегчать участь насильника.

Повышенные уровни алкоголизации, табакокурения,

мастурбации у жертв насилия и насильников, промискуитет, большой диапазон сексуальной приемлемости, по нашему мнению, являются внешними проявлениями саморазрушительных тенденций, сопутствуют виктимному и криминогенному поведению, являются их маркерами. При этом внешние проявления следует рассматривать как вторичные по отношению к нереализованным

психосексуальным потребностям.

Применённый нами метод многофакторного дисперсионного анализа показал, что в структуре формирования психосексуального статуса рассматриваемых групп имелись выраженные отличия. На первом месте «условно нормальных» женщин стояли социальные стереотипы наряду с сексуальным здоровьем (46,0% дисперсии); на втором месте находились социально-семейные нормативы (16,0%), а стереотипы семейного сексуального воспитания занимали лишь третье место (6,0%); четвёртый фактор - значение высокого родительского экономического статуса (4,0%); пятый фактор, оставивший заметный след - наблюдение половых актов в малолетнем возрасте в реальной жизни или в порнофильмах (3,0%).

Жертвы оконченных изнасилований показали, что основным фактором формирования их сексуальности (31,3% дисперсии) являются агрессивные стереотипы семейного воспитания, ведущие к формированию аутоагрессивности. Вторым по значимости фактором, оказывающим виктимизирующее влияние, является проблема сексуального партнёрского взаимодействия с отсутствием сексуального удовлетворения, аноргазмией (12,0% дисперсии), что, вероятно, служит основой для высоких уровней промискуитета (рис.

5).

Рис. 5. Факторная структура формирования психосексуального статуса жертв изнасилований.

Условные обозначения:

ССВ - стереотипы семейного воспитания и ССРП - сексуальное саморазрушительное поведение; ПСУД - проблемы сексуального удовлетворения.

Жертвы покушений на изнасилование имеют сходную с жертвами оконченных изнасилований структуру первого фактора психосексуального статуса, но есть и отличия (рис.6). Так, в структуре первого фактора выделялось провоцирование насилия и меньшие показатели практики физических наказаний в родительской семье. В структуре второго фактора - внешних проявлений аутоагрессии (12,3% дисперсии) - имеются принципиальные отличия: все факторные нагрузки идут с

отрицательным знаком, что, вероятно, указывает на саморазрушительные уровни индивидуальности. Мы полагаем, что индивидуальность в сочетании с сильным типом высшей нервной деятельности способна, с одной стороны, выражено провоцировать сексуальное насилие, а с другой - предотвращать его.

ф. CCB I ф. CCB

I ф. CCB ф. CCB

II ф. ВПАУГ II ф. ВПАУГ

II ф. ВПАУГ

II ф. ВПАУГ

Условные обозначения:

ССВ - стереотипы семейного воспитания; ВПАУГ - внешние проявления аутоагрессии.

У мужчин, не совершавших сексуального насилия, но имеющих психологический настрой на его совершение, формирование внутренней, скрытой гетероагрессии связано с низким уровнем психологического комфорта в родительской семье (26,0% дисперсии), что выливалось при невозможности реализации гетероагрессии в аутоагрессивность с саморазрушительно широким диапазоном сексуальной приемлемости (второй фактор - 19,0%).

У реальных насильников выпячивались семейные садомазохистские традиции (первый фактор - 22,9% дисперсии), повлекшие за собой актуализацию саморазрушения, внешне проявившуюся высокими уровнями табакокурения и повышенной алкоголизацией (второй фактор - 21,8%). Да и сам акт сексуального насилия можно рассматривать как одно из крайних проявлений аутоагрессии ввиду повышения и без того высокого уровня тревожности с формированием чувства вины.

На склонность к совершению сексуального насилия или возможность стать жертвой этого вида насилия большое влияние оказывают социально-негативные тенденции внутрисемейного воспитания, благодаря которым у склонных к насилию лиц и у жертв насилия в большинстве случаев формируется саморазрушительное сексуальное поведение. Вероятно, большинство жертв сексуального насилия, особенно жертв покушений на изнасилование, равно как и многие из насильников имеют пагубную (аутоагрессивную) зависимость от своих «отклонённых» сексуальных потребностей, т.е. могут находится в патосексуальном состоянии. Последнее проявляется широким диапазоном сексуальной приемлемости, частой мастурбацией с эпизодами эксцессов, яркими обсессивными сексуальными фантазиями, компенсирующими отсутствие адекватного потребностям удовлетворения, нередко с элементами агрессии, положительным восприятием порнографии с частым её использованием, так называемыми «вредными привычками», играющими компенсаторную роль. Вышеперечисленные внешние проявления патосексуального состояния и психосексуальных особенностей жертв и насильников можно использовать как маркеры сексуальной виктимности и криминогенности.

Сексуальное насилие оказывает большое влияние на психическое здоровье не только жертв, но и насильников. От сексуального насилия невольно страдают психически обе стороны, участвующие в противоправных сексуальных отношениях - жертва и насильник, так как насилие усугубляет уже заложенные в структуру их личности агрессивные и аутоагрессивные тенденции, воспринимающиеся окружающими как нездоровые или безнравственные. Рано сформировавшиеся нарушения взаимоотношений с близкими, начиная с физических наказаний в детском возрасте, большой диапазон сексуальной приемлемости, промискуитет, повышенные уровни мастурбации, алкоголизации, табакокурения, наркомании, суицидального риска, а также социальная дезадаптация, стереотипизация сексуальных реакций в подсознательных поисках испытанной ранее мощной психофизиологической разрядки, пренебрежение морально -нравственными устоями общества и общественным мнением - все это и есть внешние проявления зависимого поведения и саморазрушительных тенденций, которые сопутствуют виктимному и криминогенному поведению. При этом аутоагрессивность (как насильника, так и жертвы) изначально, вероятно, является провокатором насилия, а в дальнейшем, лишь после состоявшегося нападения, - его результатом. Последствия сексуального насилия могут возникать не только сразу после акта насилия, но и проявляться через много лет спустя.

Анализ структуры преступных событий показал биологическую подоплёку сексуального насилия [3]. Принимая во внимание все указанные обстоятельства, можно сказать, что поведение и поступки многих жертв и склонных к насилию лиц подсознательно или может быть даже частично осознанно направляются на одностороннюю или взаимную провокацию сексуального насилия, создание благоприятных условий для его осуществления, так как, вероятно, в некоторых случаях только оно и позволяет получить психосексуальную разрядку при стремительном всплеске архаичных инстинктов и подсознательных потребностей не только преступнику, но и жертве, способно принести психофизиологическое удовлетворение не в фантазиях, а при межличностном взаимодействии. Однако в виду социальных установок жертва далеко не всегда осознаёт это, воспринимая насилие как нарушение её прав, ущерб достоинству из-за расхождения фантазий с реальностью.

Результаты психологических исследований с применением тестов MMPI (СМИЛ), Т. Лири, Ч. Спилбергера, Я. Стреляу также показали достоверные отличия женщин, подвергавшихся сексуальному насилию, от «условно нормальных» лиц. Жертвы покушений на изнасилование, в свою очередь, достоверно отличались от жертв оконченных изнасилований, которые по своим личностным характеристикам занимали промежуточное положение между жертвами покушений и «условной нормой». Наиболее существенными и важными отличиями, приводящими к возможности завершения преступных событий половыми актами, были высокие уровни ригидности со снижением тревожности в личностных качествах жертв оконченных изнасилований (у жертв покушений всё было с точностью до наоборот). Значимым моментом являлись и отличия по 8-й шкале (табл. 5).

Таблица 5

Усреднённые профили жертв сексуального насилия и лиц из женской группы "условной нормы" по тесту MMPI (СМИЛ), Т-баллы

Примечание: здесь и в табл. 6

1 - сравнение показателей жертв сексуального насилия и лиц из группы «условной нормы»;

2 - сравнение показателей жертв оконченных изнасилований и покушений на изнасилование.

Следует подчеркнуть, что жертвы сексуального насилия, в целом, отличаются высокими уровнями индивидуалистичности, выходящими у подавляющего большинства жертв покушений на изнасилование (более 80%) за пределы верхней границы нормы (Т 70), достигая в некоторых случаях уровней Т 100 и 110. Относительно 7-й шкалы можно добавить, что детальный анализ по тесту Ч. Спилбергера показал преобладание личностной тревожности над ситуативной. Кроме того, нами выявлены достоверные отличия в процессах возбуждения и торможения в сторону их повышения у жертв покушений, а также большая подвижность нервных процессов у них в отличие от «условно нормальных» лиц (табл. 6).

Анализ профилей MMPI склонных к сексуальному насилию молодых людей и лиц из мужской группы «условной нормы» ввиду немногочисленных наблюдений латентных насильников не показал достоверных отличий, однако первые отличались от лиц «условной нормы» тенденцией к повышению шкал 4 («импульсивности»), 6 («ригидности»), 8 («индивидуалистичности»). Вероятно, это характеризует их тенденцию к эксплозивным (импульсивно -взрывным) реакциям в ситуациях, задевающих самолюбие и престиж личности. У лиц такого типа увеличен риск агрессивного поведения, как правило, имеется сложившееся убеждение в несправедливости и враждебности по отношению к ним окружающих, что является фундаментом для устранения чувства вины и оправдания своих агрессивных действий в их собственных глазах.

В то время, как профили «условно нормальных» мужчин и женщин по многим шкалам MMPI имели достоверные различия (табл. 7), мы обнаружили явное сближение профилей насильников и жертв сексуального насилия, без каких-либо достоверных различий (рис. 7), что, с учётом вышеизложенных психосоциальных характеристик указанных групп, позволяет говорить о жертвах сексуального насилия, в целом, как об особом биосоциальном феномене, а применительно к понятию «виктимность» - о преобладании личностной виктимности среди всех правонарушений на сексуальной почве.

Таблица 7

Усреднённые профили мужчин и женщин из групп «условной нормы» по

тесту MMPI (СМИЛ), Т-баллы

О Склонные к насилию мужчины ? Изнасилованные женщины ? Женщины - жертвы покушений

Диагностика межличностных отношений анализируемых женских групп респондентов по методу Т.Лири по оценке «Я -реальное» (рис. 8) показала следующее:

1. Жертвы оконченных изнасилований имели достоверно более низкий коэффициент доминирования по сравнению с жертвами покушений на изнасилование (р < 0,001), по

коэффициенту дружелюбия они практически, не отличались от лиц

из группы «условной нормы». В целом, характеризуя все 8 октантов психограммы жертв изнасилований, можно сделать вывод о преобладании у них конформных установок, неуверенности в себе, податливости к мнению окружающих, склонности к компромиссам, что, вероятно, и облегчает влияние насильника на свою жертву.

2. Жертвы покушений на изнасилование отличались максимальным коэффициентом доминирования, по сравнению со всеми остальными (р < 0,001), и минимальным - дружелюбия (р < 0,01), обладали сниженными уровнями уступчивости и доверчивости, по сравнению с жертвами оконченных изнасилований и «условной нормой». Высокие значения 1-го октанта указывали на преобладание властно-лидирующего типа межличностных

отношений на фоне низкой застенчивости и удовлетворительно выраженной способности к сотрудничеству с окружающими.

Далее нами проанализированы параметры женского самовосприятия как идеального человека (рис. 9).

Анализ варианта «Я - идеал» показал, что все исследуемые группы женщин хотели бы видеть себя более доминирующими в межличностных взаимоотношениях и более дружелюбными. Требовательная агрессивность у жертв изнасилований в идеале снижалась, у лиц из группы «условной нормы» не изменялась, а у жертв покушений, напротив, повышалась. Данный факт иллюстрирует большую потребность в неконформном поведении и склонность к конфликтным, противопоставительным (дизъюнктивным) проявлениям у жертв покушений на изнасилование.

Оценка женщинами своих реальных половых партнёров продемонстрировала, что максимальным коэффициентом доминирования (р < 0,01) и минимальным - дружелюбия (р < 0,001) обладали партнёры жертв покушений на изнасилование. У партнёров жертв оконченных изнасилований на фоне выраженных стенических паттернов межличностных отношений (1-й и 2-й октанты) отмечались тенденции к достаточно конформному поведению. У реальных партнёров жертв покушений на изнасилование стенические характеристики поведения явно доминировали при тенденции к низкой конформности. Характеристики реальных партнёров «условно нормальных» лиц занимали промежуточное место по сравнению с партнёрами жертв изнасилований и покушений на изнасилование: стенические

тенденции компенсировались тенденцией к гармоничным

отношениям с окружающими. Представители «условной нормы» обоих полов вообще проявляли достаточно гармоничные сочетания своих характеристик, что, несомненно, указывает на

подсознательный выбор постоянных партнёров по принципу зеркального копирования самого себя.

Своих идеальных половых партнеров женщины - жертвы изнасилований и покушений на изнасилование хотели бы видеть практически с теми же стеническими чертами, каковы присутствовали в собственном идеальном представлении, а женщины из группы «условной нормы» - с более выраженным лидерством и уверенностью. В принципе, в идеале все группы женщин стремились к ещё большему доминированию своих партнёров, что, в отличие от животного мира, может быть обусловлено не только биологически, но и социально. Следовательно, несмотря на современный, достаточно эмансипированный стиль жизни, женщины, в целой их массе, нуждаются в мужском покровительстве. Влечение на биологическом уровне самки к более сильному самцу в человеческом обществе является одной из первопричин подсознательного «подставления» некоторых женщин под изнасилование, однако, эти женщины должны характеризоваться выявленными нами специфичными личностными особенностями. Человек реализует свою сексуальность только после приобретения условных рефлексов и обучения умению управлять ими. Инстинкт половых сношений у людей вытеснен подсознательным стремлением к психосексуальной разрядке, которая возможна только через цепь приобретённых человеком впечатлений, как осознанных полностью или частично, так и совсем неосознанных. У каждого человека своя, индивидуальная цепь впечатлений, которые и формируют структуру личности.

Стоит заметить, что степень идеальных притязаний к партнерам у женщин была гораздо ниже по сравнению с требованиями к себе, что, возможно, заложено в биологических предпосылках женской психологии. Повышенная требовательность к партнёрам в животном мире затрудняла бы выполнение репродуктивных функций. В биологическом осмыслении «условно нормальные» лица представляются консервативной основой общества, возможно, хранителями генетических достижений человечества, а девианты - носителями генетической изменчивости без которых невозможен прогресс. В естественных условиях выживают лишь особи с «полезными» генетическими приобретениями, в условиях человеческого общества накопление негативной, разрушительной генетической информации не столь существенно для выживания.

Оценка «условно нормальными» и склонными к сексуальному насилию мужчинами своего «Я» и своих половых партнёров представлена в таблице 8.

Таким образом, как видно из представленной таблицы, склонные к сексуальному насилию мужчины в реальности имеют минимальный коэффициент доминирования при отрицательном коэффициенте дружелюбия. Эта реальность входит в явное противоречие с идеальными представлениями, в которых они хотели бы видеть себя социально более доминирующими, чем все остальные (в 8 раз). В этой же группе отмечалось преобладание стенических черт реагирования над способностью к конформности. У лиц из группы «условной нормы» напротив отмечалось отсутствие склонности к конфликтам, тревожности и болезненной

недоверчивости в отличие от потенциальных насильников. Склонность к конформному поведению уступала стеничности. В данном случае также наблюдается сходство жертв насилия и склонных к насилию лиц.

Важно отметить, что в представлении «условно нормальных» мужчин, идеальные партнеры не имели существенных различий по отношению к реальным, т.е. наблюдалась гармония реальности и идеала. А склонные к насилию лица по уровню конформности видели своих идеальных партнеров значительно менее

конформными, чем в реальности. Это может быть объяснено, с одной стороны - биологической составляющей: архаичными неосознанными представлениями о партнёре как о конкуренте, заставляющем самореализовываться и самоутверждаться посредством сексуального насилия и сексуальных способностей; с другой, социальной стороны - необходимостью самосохранения, что для обладателей деструктивных форм сексуальности, вероятно, возможно только при поддержке извне посредством партнёрского направления к нормативности поведения.

Вышеизложенное позволяет глубже подойти к осмыслению сексуальной виктимности. По нашему мнению, виктимность можно определить как жертвенную предрасположенность личности к провоцированию или облегчению преступного поведения против себя, созданию условий для совершения преступления или аутоагрессии. Виктимная личность обладает виктимным поведением - специфическим типом поведения с подсознательным или частично осознанным провоцированием преступления против себя. К развитию виктимного поведения приводят виктимизирующие факторы - личностно значимые моменты воспитания, образования, условий жизни человека, оказывающие своё виктимизирующее воздействие на него на подсознательном уровне. Поскольку существуют преступления на сексуальной почве, в частности, сексуальное насилие, логично выделить особый вид виктимности -сексуальную.

На основании анализа полученных нами данных, потенциальных и реальных жертв сексуального насилия можно подразделить на три основные группы по признаку обладания конкретным типом виктимности:

1. обладатели личностной сексуальной виктимности - сексуальные девианты с наличием или отсутствием отклонённого социального поведения;

2. обладатели ролевой сексуальной виктимности - лица без наличия выраженной сексуальной девиантности: обитатели социального «дна», дети, беспомощные лица, случайные «жертвы-фетиши»;

3. обладатели ситуативной сексуальной виктимности - все, случайно оказавшиеся во внезапно развившейся виктимно неблагоприятной ситуации.

В принципе, любой человек может стать жертвой сексуального насилия, но лишь треть женщин и незначительное количество мужчин становятся ими, причём пятая часть потерпевших от сексуального насилия подвергается сексуальным противоправным нападениям неоднократно. Это, как и всё вышесказанное, может свидетельствовать о том, что в сексуальной виктимности первую роль, как правило, играют личностные качества жертвы, которые провоцируют условия для развития преступления; обладатели личностной сексуальной виктимности составляют наибольшую группу жертв сексуального насилия. Лишь изредка случайная ситуация, облегчающая сексуальное насилие, является первичной к процессу виктимизации; реже всего жертвами насилия становятся случайные люди.

Второй по численности жертв является группа обладателей ролевой виктимности, которая обусловлена не структурой личности жертвы, а фетишистскими, педофильными и садистскими наклонностями насильника, при этом, вероятно, социальный статус, внешний облик жертвы, элементы её одежды и т.п. играют роль специфического сексуального фетиша, что согласуется с литературными данными [1, 5]. Кроме того, ролевая сексуальная виктимность может быть обусловлена повышенной доступностью жертвы при практически полной безнаказанности преступника (например, обитатели социального «дна», дети, беспомощные или зависимые лица).

Таким образом, нашими исследованиями установлено:

1. присутствие предпосылок виктимного поведения в структуре личности большинства жертв сексуального насилия, т.е. в сексуальной преступности отмечается преобладание личностного типа виктимности, при этом «жертвенное перенесение сексуального насилия» - один из способов достижения психосексуальной разрядки обладателями личностной виктимности;

2. существование достоверных психосексуальных отличий жертв оконченных изнасилований от жертв покушений на изнасилование;

3. наличие схожести личностных, психосексуальных характеристик жертв насилия и насильников.

При сравнении жертв насилия с «условно нормальными», не подвергавшимися насилию женщинами, определено, что жертвы насилия:

1. достоверно чаще и более жестоко наказывались в детстве, (особенно жертвы неоднократных изнасилований);

2. достоверно раньше вступали в половую жизнь, раньше начинали мастурбировать и достигать оргастической разрядки;

3. достоверно чаще мастурбировали, имели яркие и разнообразные сексуальные фантазии с агрессивной техникой коитуса;

4. достоверно раньше и чаще курили, употребляли спиртные напитки и различные токсические вещества;

5. достоверно чаще меняли половых партнёров, имели в несколько раз больший диапазон сексуальной приемлемости;

6. в половине случаев обладали комплексом отклонённых сексуальных потребностей;

7. характеризовались наличием выраженных мазохистских наклонностей (все, неоднократно подвергавшиеся сексуальному насилию);

8. достоверно чаще заражались инфекциями, передаваемыми половым путём (жертвы оконченных изнасилований);

9. имели достоверно повышенные уровни импульсивности, тревожности и индивидуалистичности (жертвы покушений на изнасилование);

10. имели достоверно повышенный уровень ригидности при низком уровне тревожности (жертвы изнасилований);

11. проявляли активное сексуально провоцирующее поведение, прямо или косвенно подстрекающее (большинство жертв сексуального насилия, особенно покушений на изнасилование);

12. в целом, имели более сильный и подвижный тип нервной системы.

Жертвы покушений на изнасилование, в целом, ввиду акцентуации своих личностных качеств, по нашему мнению, являются безусловными «провокаторами» насилия. Их конституционально заданные личностные качества, вероятно, являются предпосылкой для социально негативного восприятия, виктимности и, в то же время, способности избежать опасности в кризисной ситуации, в отличие от жертв оконченных изнасилований, находящихся по своим конституциональным личностным качествам между жертвами покушений на изнасилование и представителями «условной сексуальной нормы».

Внешние проявления саморазрушительных тенденций (садомазохизм, промискуитет, плюрализм, большой диапазон сексуальной приемлемости, мастурбаторная активность, вредные привычки), обычно сопутствующие виктимному поведению, следует рассматривать как вторичные по отношению к глубинным и не всегда реализованным психосексуальным потребностям сексуальных девиантов. Сексуальная виктимизация или девиктимизация общества напрямую согласованы с ростом или снижением сексуальной девиантности внутри популяции; по распространённости «отклонённых» сексуальных потребностей можно судить об уровнях сексуальной виктимности.