В. Присвоение

Присвоение – это хищение вверенного имущества путем установления над ним незаконного владения (ст. 160 УК).

Определяющим признаком предмета присвоения является его особый статус, предполагающий, что таковым может быть лишь вверенное имущество.

Имущество считается вверенным, если оно находилось в правомерном владении либо ведении лица, которое в силу должностного или иного служебного положения, договора либо специального поручения было наделено в отношении данного имущества полномочиями по распоряжению, управлению, доставке, пользованию или хранению (при этом не требуется всего набора полномочий, достаточно любого из них).

Передача имущества в правомерное владение с наделением владельца соответствующими полномочиями означает, что имущество принято им под отчет. Как правило, это находит отражение в соответствующих документах (договор, товарно-транспортная накладная, доверенность, квитанция, расписка) с указанием наименования, ассортимента, количества (веса) или стоимости имущества. Но в отдельных случаях вверение может осуществляться и на основе устного соглашения или распоряжения компетентного лица.

Вверенным следует считать также имущество, полученное на законном основании уполномоченным на то представителем какого-либо учреждения или организации в качестве налога, штрафа, членских взносов, оплаты за отпущенный товар, выполненную работу, транспортную, зрелищную или иную услугу и т. п.

При известных обстоятельствах вверенным можно считать и найденное имущество, хотя многим этот вывод не покажется бесспорным ввиду отсутствия в действующем УК специальной нормы о присвоении найденного или случайно оказавшегося у виновного чужого имущества.

Между тем ст. 227 ГК, предоставляя нашедшему вещь право хранить ее у себя, возлагает на него обязанность немедленно уведомить об этом лицо, потерявшее ее, или собственника вещи или кого-либо другого из известных ему лиц, имеющих право получить ее, а в случаях, когда лицо, имеющее право потребовать возврата найденной вещи, или место его пребывания неизвестны, – заявить о находке в милицию или в орган местного самоуправления. Аналогичным образом решается вопрос относительно пригульных или других безнадзорных домашних животных, поскольку права и обязанности задержавших их лиц во многом совпадают с теми, которые возлагаются на лицо, нашедшее утерянную вещь (ст. 230–232 ГК).[221] В отношении же бесхозяйных недвижимых вещей ГК обязывает органы, осуществляющие государственную регистрацию права на недвижимое имущество, принять их на учет по заявлению органа местного самоуправления, на территории которого они находятся (ч. 3 ст. 225 ГК).

Таким образом, в отношении найденных движимых вещей (включая безнадзорных животных) ГК предоставляет нашедшему их лицу право хранить их у себя в течение шести месяцев с момента заявления о находке, пользоваться ими и даже распорядиться путем реализации (если найденная вещь является скоропортящейся или издержки по ее хранению несоизмеримо велики по сравнению с ее стоимостью), которому корреспондирует обязанность отвечать за утрату или повреждение найденной вещи либо возврат денег, вырученных от ее продажи (ст. 227, 230).

Чем же описанная ситуация отличается от вверения под отчет чужого имущества с наделением в его отношении определенными полномочиями, как минимум, по хранению? Пожалуй, только двумя обстоятельствами: способом переноса полномочий, каковым является traditio brevi manu,[222] и отсутствием уверенности в возможности обнаружения собственника. Поэтому цивилистическая доктрина с полным основанием относит сохранение находки и безнадзорных животных к разновидностям хранения,[223] специфичного лишь тем, что оно не возникает из договора, а существует в силу зак она, вследствие чего к данному обязательству применяются правила, относящиеся ко всем видам хранения (глава 47 ГК), если только законом не установлено иное (ст. 906 ГК).

С принятием УК 1996 г. состав присвоения находки вновь оказался «за бортом». Однако в свете того, что сказано выше, случившееся можно расценить не как его исключение, а как поглощение общим составом присвоения.

Будь иначе, возникла бы парадоксальная ситуация. Тот, кто сразу вознамерился обратить в свою пользу утерянное имущество и потому не заявил о находке, не может быть уголовно ответственным за присвоение, поскольку не проявил своей воли к принятию этого имущества под отчет, а кто, руководствуясь первоначально лучшими побуждениями, тотчас же заявил о находке и тем самым принял на себя обязательство по хранению чужого имущества, а затем, не удержавшись до окончания срока хранения, употребил его всвою пользу, оказывается виновным в растрате.

Конечно, можно на это возразить, что второго «за язык никто не тянул» и никто не лишал его свободы выбора, а свобода всегда сопряжена с ответственностью. Поэтому, свободно приняв решение о хранении чужого имущества, он взвалил и бремя ответственности за его сохранность. Но справедлив ли закон, искусственно подталкивающий к выбору безответственного варианта поведения? Очевидно, что нет, а выход из состояния неравенства перед законом указанных персонажей к «уравнивающей справедливости» лежит через следующую альтернативу: либо особо установить уголовную ответственность за необъявление о находке для первого и ему подобных, либо считать любое лицо, нашедшее утерянную вещь, обязанным в силу закона к ее хранению и потому уголовно ответственным за ее присвоение или растрату. В свою очередь на каждом из указанных путей также возможны «развилки».

С одной стороны, порядок, в соответствии с которым право собственности на потерянную вещь признается за нашедшим ее лицом при совершении последним определенных действий по уведомлению о находке, существует постольку, поскольку предполагается возможность обнаружения ее собственника. Лишь после истечения отведенного для этого времени появляются юридические и моральные основания считать эту вещь своей. И все же далеко не всякое необъявление о находке может быть продиктовано соображениями воспрепятствования обнаружению собственника потерянного и целями обращения его в свою пользу, в связи с чем ответственность за неисполнение лицом обязанности по уведомлению о находке также придется дифференцировать.

С другой стороны, несмотря на упования на то, что собственник утерянного найдется, всегда присутствует и неуверенность в том, что это произойдет, в связи с чем психологическая окраска поведения лица, присвоившего бесхозяйное имущество, все же иная, нежели у того, кто присвоил имущество, хозяин которого ему известен и от имени которого он владеет имуществом и перед которым он принял на себя определенные обязательства. Поэтому в уголовном законодательстве многих стран присвоение находки хотя и соседствует с присвоением иного имущества, но все же не сливается с ним.

Таким образом, теоретические выкладки убеждают в том, что при отсутствии специальной нормы об ответственности за присвоение найденного содеянное должно квалифицироваться по общей норме, устанавливающей ответственность за присвоение вверенного, несмотря на то, что степень опасности присвоения находки ниже присвоения иного имущества. Однако практика, скорее всего, не воспримет эти выводы, расценивая исключение данной нормы в качестве декриминализации предусматриваемых ею деяний, несмотря на то, что опасность присвоения вверенного по закону (сколь бы она ни уступала опасности присвоения вверенного по договору) продолжает считаться во многих странах достаточной для криминализации. Разрешение этого противоречия видится в восстановлении нормы об ответственности за присвоение находки.

Специфику объективной стороны присвоения определяет изъятие и незаконное удержание у себя имущества, находившегося в правомерном владении или ведении виновного, совершенное с использованием имеющихся у него правомочий на это имущество.

Данное изъятие осуществляется помимо воли собственника, что роднит присвоение с кражей и мошенничеством. Однако тайное хищение, совершенное лицом, не обладающим правомочиями по распоряжению, управлению, доставке, пользованию или хранению имущества, но имеющим к нему доступ в связи с порученной работой, выполнением служебных обязанностей, учебным процессом, в связи с близкими отношениями с потерпевшим или иными обстоятельствами, подлежит квалификации как кража.

К слову сказать, едва ли не до 50 % квартирных краж совершается лицами, знающими потерпевших: соседями, родственниками и их знакомыми, сослуживцами, приятелями, случайно встреченными земляками, сожителями, временными квартиросъемщиками, женщинами, оставленными на ночлег, домработницами, репетиторами.[224] Одним из условий, способствующих их совершению, называется неразборчивость в связях, что облегчает доступ к имуществу, но не превращает его изъятие в присвоение.

Точно так же действия лиц, которые завладевают имуществом учреждений или предприятий, где они работают, не будучи законными распорядителями этого имущества, содержат признаки кражи (например, действия служащих аэропорта, похищающих перевозимые грузы). В качестве таковой подлежат квалификации и действия сторожей либо лиц, находящихся в составе караула, и прочих подобных субъектов, обеспечивающих сохранность имущества по договору на осуществление сторожевой охраны, но не наделенных полномочиями по обеспечению оборота охраняемого имущества. Ибо с точки зрения гражданско-правовой хранение имущества не тождественно его охране.

Определенное сходство имеет присвоение и с мошенничеством, коль скоро и в том, и в другом случае потерпевший сам передает преступнику имущество, похищая которое последний злоупотребляет оказанным ему доверием. Критерии же их отграничения сводятся к следующему.

При мошенничестве потерпевший передает имущество под влиянием обмана или злоупотребления доверием, тогда как при присвоении оно передается виновному на законных основаниях, вытекающих из его служебного положения, договора и пр. Это означает, что при мошенничестве передача только внешне кажется законной, оставаясь противоправной по существу, поскольку сделка, оформляющая указанную передачу, является ничтожной по причине того, что она страдает пороком воли, тогда как при присвоении передача имущества (а стало быть, и само владение им) носит законный характер не только по форме, но и по содержанию.

Примером того, как правомерное получение должностным лицом под отчет денежных средств и последующее их присвоение ошибочно признано мошенничеством, служит следующее дело.

Командир войсковой части Н. издал приказ о выплате подчиненным ему военнослужащим дополнительного единовременного вознаграждения за год, после чего, с целью хищения денег, получил в финансовой службе довольствующей воинской части 6566 рублей и раздаточную ведомость. Указанную сумму Н. присвоил, а в раздаточной ведомости сфальсифицировал подписи военнослужащих, якобы получивших эти деньги, после чего сдал ее в финансовый орган.

Гарнизонный военный суд расценил эти действия как мошенничество, совершенное путем злоупотребления доверием с использованием служебного положения.

Между тем Н., являясь командиром части и издавая приказ о выплате денежного вознаграждения военнослужащим части по итогам работы за год, действовал в соответствии с приказом МО РФ № 025-1995 г., т. е. в пределах своей компетенции, не прибегая к обману либо злоупотреблению доверием.

Кроме того, в соответствии со ст. 79 Устава внутренней службы Вооруженных Сил РФ, на него как командира части возлагалась обязанность обеспечивать доведение до личного состава положенного денежного довольствия. Следовательно, определение порядка получения этого довольствия и иных дополнительных выплат возлагалось на Н., а поэтому получение им лично в довольствующем органе под отчет денежных средств для выплаты военнослужащим части нельзя признать неправомерным и совершенным путем обмана или злоупотребления доверием ответственных за правильностью расходования этих средств лиц.

Таким образом, Н. получил денежные средства в финансовом органе на законных основаниях, однако безвозмездно обратил их в свою пользу, т. е. присвоил вверенные ему деньги с использованием своего служебного положения. В связи с этим окружной военный суд, рассмотрев дело в кассационном порядке, переквалифицировал содеянное Н. со ст. 159 на ст. 160 УК.[225]

Кроме того, при мошенничестве имущество может передаваться и в собственность, а при присвоении передача права собственности на имущество материально ответственному лицу в принципе невозможна, коль скоро вверение имущества предполагает его передачу исключительно для оперативного управления, доставки, хранения и т. п.

Наконец, при мошенничестве умысел на завладение чужим имуществом возникает до его передачи, а при присвоении – после того, как имущество передано на законных основаниях.

Например, некая фирма, возглавляемая Б., заключала с гражданами договоры о продаже им автомашин на условиях «предоплаты». Однако, получив деньги, Б. решил купить на них себе «домик» в Лондоне.

Поскольку было доказано, что уже в момент получения денег. не собирался исполнять договорные обязательства, его действия правильно расценены в качестве мошеннического изъятия средств граждан, переданных ему в качестве «предоплаты» за машины.

Если же по делу не собрано доказательств того, что деньги граждан Б. изначально собирался тратить на себя, но установлено, что лишь после их получения он решил распорядиться «предоплатой» таким образом, его действия образуют присвоение или растрату имущества своей фирмы, которая будет нести гражданско-правовую ответственность перед потерпевшими гражданами.

Иными словами, мошенник – тот, кто заранее знал, что обратит полученное имущество в свою пользу, не выполнив принятых обязательств, подтверждением чему служит их заведомая необоснованность. Присвоение же предполагает, что умысел на хищение возникает у виновного на стадии фактического распоряжения полученным имуществом, т. е. после того, как ему были вверены материальные ценности и он хотя бы некоторое время владел ими на законном основании, не имея намерения распорядиться ими противозаконным образом.[226]

Соответственно с моментом перехода от правомерного владения к неправомерному и получением виновным возможности пользоваться и распоряжаться чужим имуществом как своим связывается и окончание хищения в данной форме.

Присвоение считается оконченным с того момента, когда законное владение вверенным лицу имуществом стало противоправным и это лицо начало совершать действия, направленные на обращение указанного имущества в свою пользу (например, с момента, когда лицо путем подлога скрывает наличие у него вверенного имущества, или с момента неисполнения обязанности лица поместить на банковский счет собственника вверенные этому лицу денежные средства).[227]

Особенности предмета и объективной стороны присвоения неразрывно связаны со специальными признаками его субъекта, каковым является лицо, которому чужое имущество было вверено юридическим или физическим лицом на законном основании с определенной целью либо для определенной деятельности.

В число такого рода субъектов включаются: а) лица, владеющие вверенным имуществом, и б) лица, ведающие таковым.[228]

К первой группе можно отнести лиц, осуществляющих административно-хозяйственные функции в различных учреждениях и организациях (экспедиторы, заведующие складами, продавцы, кассиры и другие материально ответственные лица), в фактическом держании и подотчете которых находится похищаемое имущество.

Так, действия водителя, совершившего хищение зерна либо иной сельскохозяйственной продукции, вверенной ему для транспортировки (доставки) на основании товарно-транспортной накладной либо иного документа, с указанием количества (веса) продукции, надлежит квалифицировать как присвоение либо растрату.

Ко второй категории относятся лица, выполняющие организационно-распорядительные обязанности в соответствующих учреждениях и организациях, которые используют предоставленные им управленческие (должностные или служебные) полномочия для похищения имущества, находящегося в их хозяйственном ведении. К таковым относятся в первую очередь руководители и главные бухгалтеры, которые могут, например, отдать незаконное распоряжение о списании имущества, находящегося в держании и подотчете подчиненных, с последующим удержанием его у себя.

Включение последней категории в число субъектов присвоения расширяет объем этого понятия по сравнению с прежней трактовкой, когда таковыми считались только работники, несущие материальную ответственность за данное имущество. Действия же руководителей, способных (благодаря наличию у них соответствующих полномочий и возможностей) воздействовать на материально ответственных лиц таким образом, чтобы последние распорядились вверенным им имуществом в пользу воздействующих, квалифицировались по ст. 92 УК 1960 г. (хищение путем злоупотребления служебным положением). Теперь их следует квалифицировать по ч. 3 ст. 160 УК (присвоение, совершенное лицом с использованием своего служебного положения).[229]

Что же касается отграничения данного присвоения от мошенничества, совершенного с использованием служебного положения, то в ч. 3 ст. 159 УК речь идет о субъекте, использующем предоставленные ему управленческие или властные полномочия либо другие должностные возможности для злоупотребления доверием подчиненных, в держании и подотчете которых находится имущество, или для введения их в заблуждение с целью побудить их таким образом к переводу данного имущества в собственное обладание.