1. Роль насилия в формировании и разрешении конфликтной ситуации

1. Роль насилия в формировании и разрешении конфликтной ситуации

Поскольку формирование насильственного поведения либо совершение преступления преломляется через индивидуальность, то его объяснение, а впоследствии предупреждение противоположным воздействием на субъекта возможно и должно при рассмотрении конкретного деяния определенным лицом. В. В. Панкратов обоснованно считает неверной точку зрения тех авторов, которые полагают, что криминология не должна заниматься объяснением единичных событий[394]. Именно проявление на индивидуальном уровне преступного насильственного поведения имеет не только реальный криминологический аспект, но и уголовно-правовой смысл. Иначе теория становится оторванной от практики, действительности.

Почему именно насилие является способом разрешения жизненно важных проблем, и нет ли иного варианта поведения? А. Р. Ратинов указывал, что причиной противоправного поведения являются дефекты сознания, в частности деформации правосознания, которые возникают и укрепляются под влиянием субъективных и объективных факторов[395]. Но почему реагирование сознания на окружающую реальность является «дефектным» либо бывает ли оно «дефектным» вообще, обосновано не было.

Всякое преступление, как признавал в свое время Э. Ферри, является «результатом взаимного и неделимого воздействия двоякого рода причин: биологических условий преступника и физических и социальных условий среды, в которой родится, живет и действует преступник»[396], т. е. закономерным результатом. В. А. Закс, рассматривая социокультурные предпосылки коррупции, указал на то, что, осуждая данное явление, в общественном сознании многие его проявления рассматриваются как естественные человеческие отношения («помог», «отблагодарил», «оказал услугу» и т. д.), т. е. не как правонарушение, а как «норму поведения»[397]. Такое отношение не может не оказать влияние на поведение людей.

Как отметила Е. В. Шорохова, «общетеоретические модели личности пока что не могут быть непосредственно наложены на психологическую реальность и “работать” в эмпирическом исследовании»[398]. Одной из основных причин этого следует считать сверхсложную систему личности, множественность ее структур, на что ссылается А. Р. Ратинов, исходя из теории системных исследований[399].

Практически во всех теориях о личности обнаруживаются рассуждения о категории ценности, значимости конкретного проявления поведения для самого человека, причем данная тема обнаруживается порой независимо от намерений автора[400]. Ю. М. Антонян отмечал, что антиобщественные взгляды, стремления и потребности личности преступника являются продуктом усвоения аналогичных взглядов и ориентаций окружающей его социальной среды, которые передаются ему в ходе постоянного и непосредственного общения с другими людьми[401]. С. В. Бородин считал причиной совершаемого преступления формирование определенных потребностей субъекта, которые, в свою очередь начинают определять интересы личности и мотивы его деятельности[402]. А. Л. Могилевский любое преступление считал следствием негативного формирования личности, которое реализуется в конкретной ситуации[403]. Г. А. Свечников утверждал, что единственной причиной конкретного преступления является наличие преступной установки в сознании человека и потому никакая жизненная ситуация не может рассматриваться как причина совершения данного посягательства[404].

Важным для темы нашего исследования является замечание Гегеля: если конкретная «причина потухает в своем действии, тем самым потухает также и действие, ибо оно есть лишь определенность причины»[405]. К тому же, как отмечает М. С. Гринберг, чем полнее и тщательнее исследуется отдельное, тем шире «просвечивается» в этом отдельном общее, более доступное научному наблюдению[406]. Поставленная задача определения причин преступного насилия на индивидуальном уровне должна рассматриваться с учетом предложенного в § 3 гл. 1 настоящей работы механизма преступного насилия.

Все различия между людьми создаются воспитанием в окружающей их среде, отмечал Гельвецкий[407]. В связи с взаимосвязью общих, частных явлений и отражением их в индивидуальном поведении человека В. Н. Кудрявцев обращал внимание на необходимость «найти соединительное звено между макро– и микропроцессами, между социальными и индивидуальными явлениями криминологического свойства, между общественными противоречиями и поведением преступников»[408]. Исследователь предлагал искать данное звено в категории «образа жизни», где пересекаются все линии взаимодействия общества и личности[409]. Субъектом насильственного преступления, согласно УК РФ, признается лицо, достигшее 16 лет, а в отдельных случаях – 14.

Однако этапы формирования преступной установки следует выявлять в более ранний период. Так, И. М. Сеченов указывал на тесную связь между мыслью взрослого и ребенка[410]. Между тем в нашей стране «разрушена старая и не создана пока новая система воспитания малолетних граждан»[411], что крайне негативно сказывается на социализации гражданина и ситуацию в обществе.

В основе сформулированной Б. Ф. Скиннером концепции модификации поведения человека лежит положение о том, что при рождении человек представляет собой tabula rasa, на которой лишь впоследствии появляется определенное содержание, т. е. характер, мотивация и цели деятельности, смысл жизни. Если исключить генетическую теорию преступности, то с этим можно согласиться. Подход В. Фокса к формированию поведения основан на принципах вознаграждения и наказания[412]. Несмотря на то, что такое отношение к проблеме может показаться чрезмерно упрощенным по отношению к человеку, отрицать теорию гедонизма[413] вряд ли будет правильным, тем более, что уровни вознаграждения и наказания могут быть совершенно различными для каждого индивида.

Трудно переоценить роль и значение семьи или иного окружения в процессе формирования и дальнейшего развития ребенка. Семья – первоначальная структурная единица общества, в которой отражаются устои и отношения общества, происходит их постоянное воспроизводство на основании концепции групповой активности, совместной деятельности[414]. В семье закладываются те ценности, та их иерархия, которая существует в обществе в реальности. Если в семье не уважается личность ребенка как полноправного человека, если необоснованно ограничивается его свобода и допускаются насильственные действия между родителями, а тем более в отношении ребенка, то соответственными ценностями будет наделен «повзрослевший» член нашего общества.

Многие исследователи отмечают взаимосвязь характера отношений родителей и детей на поведение последних в дальнейшей жизни. «Если у детей… плохие отношения с одним или обоими родителями, если дети чувствуют, что их считают никуда не годными, или не ощущают родительской поддержки, они, возможно, окажутся втянутыми в преступную деятельность»[415].

Итак, определяющим периодом для формирования поведения человека является его детство, включая внутриутробный период развития, в течение которого происходит самый быстрый рост организма. На будущее как физическое, так и психическое состояние личности большое значение оказывают условия, при которых протекала беременность, включая эмоциональное отношение матери к окружающему миру и месту в нем своего будущего ребенка. Не менее важными для формирования психологических особенностей личности и его отношения к внешней действительности являются обстоятельства, при которых индивид впервые сталкивается с объективным миром, что имеет место при родах.

В. Квинн, ссылаясь на результаты исследований, отмечает, что «у женщин, которые не рады своей беременности и испытывают от этого стресс, чаще возникают осложнения во время беременности и труднее протекают роды»[416]. Осложнения также могут быть связаны с психикой матери и отношениями с близкими ей людьми. Родовая травма является, по сути, итогом предшествующих физиологических и психических срывов матери и ее отношения с реальностью. Таким образом в ряде случаев создаются условия для зарождения насильственной модели поведения личности. Резкие болевые ощущения либо применение медикаментозных болеподавляющих средств, недоброжелательность или замкнутость медицинского персонала, принимающего роды, контраст температуры и качественное изменение среды обитания, – все это в совокупности приводит к большой вероятности того, что внешний мир будет воспринят ребенком как враждебно настроенный против него.

Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев и В. Е. Эминов отмечают, что многие дети приходят в этот мир нежеланными. Их ненужность запрограммирована не только житейской неустроенностью, болезнями и неудачами родителей, неуверенностью в себе и своем будущем, беспокойством и тревожностью[417] на момент рождения, но и сопровождает весь внутриутробный период развития человека. Отрицательное и глубинное влияние на формирование ценностных ориентаций на подсознательном уровне оказывает появление «случайных» детей: такие дети всю свою жизнь могут прожить «отторгнутыми, выброшенными» [418].

Травматичные периоды указанного периода жизни вытесняются, как правило, в подсознание человека и впоследствии оказывают влияние на индивида на бессознательном уровне. В неонатальный, самый ранний период жизни младенца, возможна частичная компенсация негативных последствий родовой травмы за счет постоянного внимания и ласки. Но, как отмечает В. Квинн, многие родители считают, что этим они избалуют ребенка. На самом деле это невозможно и является неправильным представлением, поскольку жизнь младенца в это время полностью зависит от взрослых[419]. В дальнейшем освобождение от последствий родовой травмы возможно через внутреннее осознание названных процессов.

После рождения начинается непрерывный процесс научения человека: перед ребенком стоит жизненно важная задача организации событий внешней и внутренней жизни, чтобы понять их и совладать с ними, считает М. В. Осорина[420]. Именно в данный период могут возникнуть ростки насилия, которые через определенное время при «благоприятных» условиях превращаются в мощные побудительные импульсы. Исследователями верно называются три основные источника знаний о моделях насильственного поведения: 1) демонстрация и подкрепление насилия во взаимоотношениях в семье; 2) проявление насилия во взаимоотношениях со своими сверстниками, в которых ребенок зачастую узнает о преимуществах насильственного поведения во время игр, принципом победы в которых является грубая физическая сила; 3) обучение насилию не только на реальных примерах, приведенных выше, но и на символических, предлагаемых масс-медиа[421]. По образному замечанию В. В. Панкратова, из трех средств воздействия на человека: кнут, пряник или пример, – наиболее эффективным и экономичным является пример[422].

Материализации преступного насилия, а также его восприятию способствует свойство психики отражать действительность при помощи создания в мозгу человека определенного психического образа, так называемой идеальной модели реальности. Особо следует отметить роль первоначально приобретенных стереотипов поведения. Зарождение всех наихудших пороков М. Монтень верно усматривал в самом раннем детстве[423]. Именно в семье ребенок проходит первичную социализацию[424].

По мнению В. С. Сокольского, личность, с точки зрения теории систем, является самосовершенствующей системой, которая активно приспосабливается к реальным обстоятельствам в целях их познания и управления в своих интересах[425].

Как отмечал Л. С. Выготский, «приспособление к действительности, начиная с удовлетворения примитивных органических потребностей младенца, опосредовано через другого человека. Вот почему взрослый для младенца всегда “психологический центр” всякой ситуации, и смысл ситуации определяется для него в первую очередь именно этим социальным по своему содержанию центром. Это означает, что отношение ребенка к миру является зависимой и производной величиной от самых непосредственных его отношений к взрослому человеку.

Отсюда понятно, почему любая потребность младенца становится для него потребностью в другом человеке, в общении с ним… Важно подчеркнуть и другое: если потребности ребенка в другом человеке не удовлетворяются в надлежащей мере или не удовлетворяются вообще, то у него может не сформироваться потребность в других людях, в общении с ними»[426], либо последнее принимает разрушительные формы.

В определенный период в жизни человека происходит то или иное событие, накладывающее негативный отпечаток на его сознание, и от родителей, прежде всего, зависит, какое отношение и модели реагирования на жизненную ситуацию возникнут у ребенка. В дальнейшем любые внутренние установки при повторении закрепляются в устойчивые реакции, образуя у индивида динамические стереотипы психического и физического реагирования[427]. Как указывал И. Я. Фойницкий, «привычка на человеческую деятельность имеет огромное влияние»[428]. Привычки создаются вследствие подражания человека. Э. Дюркгейм относил их к чисто психологическому явлению[429].

Так, Д. Юм сводил все наши мысли или идеи к подражанию какому-нибудь предыдущему ощущению или чувствованию[430]. Если тождественного опыта у человека не было, то мысли и ощущения возникают по принципам ассоциации сходства, смежности во времени и пространстве и причинности[431].

Исследуя окружающий мир, ребенок выясняет пределы своего возможного поведения. Немотивированный или недоступный для понимания запрет встает преградой на пути познания мира. Пока ребенок не поймет, почему нельзя что-то совершать, он не сможет чувствовать себя безопасно в соответствующей ситуации. То есть в этом случае у ребенка возникает субъективное ощущение угрозы собственному существованию. Перед индивидом стоит необходимость выбора в любой жизненной ситуации оптимального варианта своего поведения, что заложено на уровне подсознательного инстинкта самосохранения. Поэтому в воспитании детей недопустимы как вседозволенность (не сможет принимать правила общежития), так и суровые наказания (станет нормой поведения).

Подтверждением сказанного может послужить следующий пример.

Александр, 35 лет, привел в квартиру свою сожительницу и стал ругать ее за безнравственное поведение. Затем Александр стал наносить К. удары руками и ногами в лицо, шею, живот и грудь. В процессе избиения Александр «воспитывал» потерпевшую. В результате чего К. причинен тяжкий вред здоровью, от которого наступила смерть К., а Александра приговорили к 11 годам 6 месяцам лишения свободы[432].

Как впоследствии выяснилось, истоки такого «воспитания» – в моделях семейных отношений в период детства Александра.

По утверждению Р. Бэрона и Д. Ричардсона, на примере взаимоотношений между членами семьи индивид «учится взаимодействовать с другими людьми, обучается поведению и формам отношений, которые сохраняются у него в подростковом периоде и в зрелые годы»[433]. Со временем дети, усвоившие модель насилия, вырастают и вступают в брак, где также используют насильственные методы, «ставшие неотъемлемой частью их поведенческого репертуара, для решения своих семейных проблем и, замыкая цикл, передают их своим детям посредством создания характерного стиля дисциплины»[434].

Поощряя негативное поведение или наказывая за то же либо за проявление самостоятельности в ориентировочно-исследовательской деятельности ребенка, родители угнетают или развивают в нем определенные навыки общения. Не всегда это делается намеренно. Например, если между детьми произошел конфликт, то родители ребенка, не разобравшись в причинах поведения, становятся на защиту и оправдание именно своего потомка. Или: ребенок оказал кому-либо помощь, но сам при этом пострадал. Высказывание возмущения по этому поводу не остается без следа.

В результате у индивида получают развитие элементы насильственного поведения либо закрепляется пассивная негативная реакция на определенный внешний раздражитель. К таким выводам приходят, в частности, исследователи Ц. П. Короленко и Н. В. Дмитриева. По их мнению, «запреты в воспитании, особенно сопровождающиеся отсутствием любви, – крайне неблагоприятный вариант. Но и другой вариант, при котором все разрешено, а любви нет, тоже неблагоприятен»[435].

Перечисленные факторы создают благоприятную почву для роста насильственной преступности, в том числе психического насилия[436]. Внешнее благополучие в семье, материальный достаток и т. д. еще не означают внутренней гармонии в отношениях родителей и детей. Немаловажно, как достигается это благополучие и за счет чего. Если же в обществе культивируется приоритет материальных ценностей над духовным совершенствованием личности, то в совокупности рост насилия в обществе и государстве неизбежен и закономерен. Подобные обстоятельства, отмечают Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев, В. Е. Эминов, «содействуют совершению тяжких насильственных преступлений… в особенности тяжких против личности, хищений, взяточничества, краж, грабежей и разбоев, хулиганства и других»[437].

Если родители не уважают личность ребенка, возлагают на него свои амбициозные надежды без учета его интересов, внушают ему чувство долга или вины перед собой за свою «заботу» и ограничивают свободу его самовыражения, то, как правило, это приводит к отсутствию доверия в семье, снижению положительных эмоциональных контактов и отчуждению. Это происходит на раннем этапе развития личности «из-за невыполнения семьей своей основной функции – включения ребенка “через себя” в структуру общества»[438].

Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев, В. Е. Эминов отмечают, что существуют два основных способа отвергания ребенка: явный, сопровождающийся применением жестокого и унижающего отношения, и скрытный, в связи с «заблуждением» в отношении действительных жизненных интересов ребенка. В последнем случае родители полагают, что все делается для ребенка, а ребенок в этом заблуждении обретает «опору, надежду, уверенность, что все еще может сложиться хорошо»[439] во взаимоотношениях с родителями.

Явное отвергание исследователи считают более опасным, поскольку оно сопровождается применением жестокости, побоями, оскорблениями, унижениями, непроявлением заботы. В этом случае ребенок ожесточается, становится циничным, грубым, агрессивным, эмоционально глухим, не считается с интересами и чувствами других людей и сохраняет озлобление против родителей на всю жизнь[440]. Скрытное отвергание менее опасно, поскольку в этом способе «меньше вызова принятой нравственности, он менее оскорбителен, более простителен»[441]. Не во всех случаях можно с этим согласиться. Определить конкретный размер вреда от того или иного способа отвергания довольно проблематично. Еще сложнее просчитать форму и содержание отражения такого отношения на поведение человека в различных жизненных ситуациях. Это уравнение со многими переменными неизвестными.

Следует также заметить, что в случае явного отвергания характер семейных отношений очевиден, и при желании соответствующих социальных служб, общественности или заинтересованных лиц можно своевременно вмешаться в процесс и оказать психологическую или иную необходимую поддержку. Негативные последствия могут быть предотвращены. При скрытом отвергании последнее часто не распознается и, следовательно, вред психическому развитию ребенка не устраняется и постепенно увеличивается. К тому же такой способ способствует формированию атмосферы лжи и лицемерия в семье и, соответственно, в обществе. Это приводит к двойственной системе ценностей. От того, что родители в последнем случае, как указывают авторы, чувствуют вину и стараются ее искупить, ситуация качественно не изменяется.

Получается, что при явном отвергании ребенка родители не чувствуют вины и потому не будут стараться ее искупить. Но возможность возникновения или отсутствия вины зависит не от формы деяния. Как раз наоборот: сознание формирует и вину или ее отсутствие, и само деяние. Именно человек, способный ко лжи и лицемерию, т. е. действующий более скрытно или «в заблуждении», может причинить гораздо больше вреда, чем грубый и невыдержанный.

По мнению автора, отвергание, о котором упоминают Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев, В. Е. Эминов, и отчуждение, что предлагает В. М. Анисимков, характеризуется умышленными и более осознанными действиями и в пределах поставленных субъектом перед собой целей. Такие отношения характерны для сформировавшегося преступного сообщества. С. И. Ожегов под отчуждением понимал внутреннее удаление[442], а отверганием считал непринятие или отказ в принятии чего-нибудь[443]. Поэтому между ребенком и родителями характеру отношений больше отвечает понятие отчуждения, поскольку отдаленные последствия такого поведения последними не осознаются.

Особенно пагубно сказывается на развитии ребенка атмосфера вражды и неприязни родителей между собой, тем более, если она привела к распаду семьи. Р. Бэрон и Д. Ричардсон отмечают, что «для людей, совершавших заказные политические убийства (или покушения), характерно происхождение из распавшихся семей, где родителям было не до ребенка»[444].

Крайне опасным для нормальной социализации субъекта является совершение насилия без видимого повода или без объяснения причин. Психика человека устроена так, что если какое-либо действие останется непонятным, особенно если оно вызвало сильный стресс, индивид будет постоянно к нему возвращаться, чтобы «проиграть» имевшую место ситуацию. Детские игры, как отмечает

В. В. Зеньковский, могут выполнять определенную компенсаторную роль[445], поскольку освободиться можно только от проявленного.

Игры означают и выявляют психическую установку личности, что определяет направление всей его психической жизни[446]. В. В. Зеньковский подчеркивает: «Игра не исчезает с переходом нас к зрелости – так как ее корни лежат внутри»[447]. Такие факты отмечают многие исследователи, изучающие «серийных» маньяков. Ребенок, подвергшийся какому-либо насилию, вновь и вновь будет совершать аналогичные насильственные действия по отношению уже к другим с целью «прожить» и отработать оставшийся глубокий след в психике.

Проблема заключается в том, что канал восприятия, по которому была воспринята стрессовая ситуация (зрительный, слуховой, тактильный), блокируется сознанием вследствие торможения нервных связей[448]. В результате сам эпизод насилия, как правило, из сознания переходит в подсознание, и человек не осознает действительных причин своего поведения. Спусковым крючком является появление в жизни сходной с имевшей место, как правило в детстве, ситуации. С каждым повторением все более и более сознанием забываются первоначальные причины совершения, в том числе насильственных, действий. У человека в сознании остаются специфические сгущения памяти, которые С. Гроф назвал системой конденсированного опыта (в дальнейшем – СКО). Наиболее глубокие слои данной системы представляют образные воспоминания раннего возраста, связанные с сильным эмоциональным зарядом[449], оказывающие непосредственное влияние на оценку индивидом внешней ситуации и дальнейшее его поведение.

Наказание нежелательно также потому, что отчуждает ребенка от родителей. Он стремится избегать их, что приводит к потере контроля над ребенком. А если «наказание слишком возбуждает и расстраивает детей, они могут забыть причину, породившую подобные действия»[450], что порождает комплекс негативной установки (или CKO), который может постоянно повторяться из-за первоначально несправедливого наказания. В последующем с внешней стороны реакция человека на ситуацию может выглядеть неадекватно, но это будет следствием как раз того, что истинная причина бурной реакции индивидом забыта.

Если ребенок испытал негативные эмоции, переживания, как правило, вытесняются в сферу бессознательного. В последующем человек, как правило, уже не анализирует свою реакцию на возникающий вновь раздражитель. Мыслительная деятельность в первичной ситуации заменяется приобретенным стереотипом реагирования в последующих случаях на основании одного внешнего сходства с прежним раздражителем.

Суть изменений ориентировочной деятельности, как указывает П. Я. Гальперин, выражается в переходе от «первосигнального» содержания к «второсигнальному», а последнего – от развернутословесного к символическому, от развернуто-символического к сигнальному»[451], т. е. к реакции на знаковые для индивида сигналы. Инцидент «забывается», но очаг напряженности остается, и лицо во взрослом состоянии неосознанно стремится «пережить» его вновь. Это возможно в аналогичной насильственной ситуации, только роль насильника выполняет бывшая жертва. Цель переживания – в освобождении от психического напряжения. Но освободиться можно только от «проявленного», а канал в «прошлое» заблокирован. Причина ищется вовне, а находится внутри. Если же ребенок в раннем детстве испытал яркие положительные эмоции в момент причинения какого-либо насильственного действия, он также будет стремиться во что бы то ни стало повторить испытанные внутренние состояния. Снова совершается насилие.

Результаты проведенных нами опросов показали, что насилие к детям со стороны родителей применяется нередко. До 20 % респондентов сообщили, что наказание применялось к ним всегда; до 58 % мужского и 38 % женского персонала отделения милиции, 42 % осужденных мужчин, характеризующихся отрицательно, 40 % осужденных, характеризующихся положительно и столько же, страдающих наркоманией, указали, что насилие к ним применялось часто.

В основном родителями применялось психическое насилие: угрозы наказанием (отметили 67 % респондентов), ограничения в чем-либо (54 % осужденных мужчин) и различные комбинации вариантов насилия, включая физическое насилие (72 % осужденных, страдающих наркоманией, 50 % осужденных женщин). Больше всего физическое насилие в детстве применялось к мужчинам, впоследствии осужденных (20 % ответов). При этом лишь 33 % персонала исправительных учреждений и 20 % осужденных женщин считают, что их наказывали справедливо. Видимо, преступное поведение указанных лиц частично объясняется несправедливыми наказаниями в детстве и скрытым желанием «восстановить» справедливость. Совершенно верно С. В. Бородин предлагал при рассмотрении влияния среды на человека подвергать анализу жизненные идеалы личности, в частности цели, задачи и пути их решения, из которых складываются определенные ценностные ориентации индивида[452].

Неблагополучие в семейных отношениях приводит к отчуждению ребенка от семьи, а с возрастом – и от общества, создавая чувство тревоги, которое может сопровождать человека в течение всей жизни. Большую роль в стабилизации жизненных принципов личности имеет полный состав семьи, наличие отца и матери. Только в этом случае ребенок сможет получить модели отношений взрослых и впоследствии свободно ориентироваться в самостоятельной жизни. Неполная семья создает неуверенность, тревожность, которые могут маскироваться под излишней жестокостью поведения. По результатам проведенных нами выборочных социологических опросов, 29 % осужденных мужчин, характеризующихся отрицательно, и 40 % осужденных женщин воспитывались без отца.

В семье отрицательному воздействию, как отмечает В. А. Григорян, могут быть подвергнуты самые различные компоненты содержания групповой деятельности семьи: формирование потребностей, социальные стимулы, социальный контроль, ценностные ориентации и установки[453]. Если в этой ситуации не найден конструктивный выход, поведение человека принимает различные насильственные, разрушительные действия или нередко их изощренные формы, т. е. индивид втягивается в преступную деятельность.

Однако, реализуя поставленные преступные цели при помощи насильственного поведения, человек не достигает внутреннего равновесия. Отчуждение между личностью и обществом еще больше увеличивается и окружающая среда воспринимается индивидом как опасная, «несущая угрозу его бытию»[454]. Вместе с тем жесткая зависимость субъекта от внешней среды, как отмечают Ю. М. Антонян, М. И. Еникеев, В. Е. Эминов, приводит к тому, что такая личность «несвободна в целом и по отношению к конкретным жизненным ситуациям, так как еще недостаточно выделила сама себя из среды»[455]. Отсюда вытекает практически значимый вывод: преступниками чаще становятся те, кто зависим от общества, делает так, как его научили. Действительно, не поступить привычным способом могут лишь лица в результате своего духовного роста, что не свойственно насильникам.

Другой вывод состоит в том, что основную ответственность за ориентацию на насильственное разрешение конфликтных ситуаций следует возлагать на родителей ребенка, которые, как отмечает К. Эльячефф, недооценивают способность детей воспринимать и понимать происходящее в период, когда те учатся говорить[456]. При этом родители нередко способны осуждать своих же детей, не связывая их поступки с собственным поведением, даже если оно являлось общепринятым, ранее.

Часто родители, имеющие определенные жизненные установки, а потому не подверженные столь сильному влиянию вербальных воздействий, рассматривают и психику детей соответствующим образом. Так, С. Хеллер и Т. Стил приводят характерные примеры особенностей детского восприятия. Родители из благих побуждений могут сказать ребенку, что он не должен пить алкогольные напитки, пока не станет мужчиной. У ребенка такое утверждение бессознательно трансформироватся в следующее: «Чтобы стать мужчиной, я должен пить». Смысловое значение для взрослых и ребенка качественно различается. Кроме того, воспринятое ребенком значение стало для него своебразной программой к действию, постгипнотическим внушением, которое он затем успешно претворяет в жизнь: начинает пить[457].

В другом случае, описанном терапевтом, говорится о гомосексуалисте, которому, «когда он был маленьким мальчиком, говорили: “Никогда не делай «это» с девочками”. При этом его били ремнем. Мальчик перевел (курсив мой. – И. П.) это для себя следующим образом: “Плохо делать «это» с девочками, но вполне нормально делать «это» с мальчиками”. Годы спустя его назвали “гомосексуалистом” за то, что он оказался таким хорошим гипнотическим субъектом»[458]. Указанные люди были научены «вести себя так, что другие называют это ненормальным»[459].

Д. Дьюи верно указывает как на недостаток взрослых убеждение в том, что мнения, возникшие, по сути, в ходе их личной жизни, незыблемы, «священны»[460]. Умственная закостенелость взрослых нередко порождает конфликтные ситуации с ребенком. Следует, видимо, исходить из принципа, что ребенок всегда прав. Его реакция является зеркальным отражением устоев нашего общества, и борьба с ним означает борьбу с самим собой. Насилие по отношению к ребенку порождает в конечном счете новое насилие. То, что человек получает в детстве, то он впоследствии и отдает обществу. Его поведение «как бы воспроизводит содержание раннесемейных отношений, является как бы ответом на них, их продолжением или следствием»[461].

Крайне важен для развития агрессии, которая в этом случае становится моделью поведения в жизненных ситуациях, характер взаимоотношений между братьями и сестрами. Ссылаясь на данные исследований, Р. Бэрон и Д. Ричардсон утверждают, что «наличие насилия во взаимоотношениях между детьми в одной семье… оказывает большее, чем все прочие семейные взаимоотношения, влияние на социализацию индивида, результатом которой становится усвоение силовых моделей поведения»[462].

Существуют различные причины, способствующие неправильной социализации ребенка в семье и обществе. Во-первых, незнание родителями структуры и содержания гармоничного процесса воспитания. Родители в свое время также были детьми и могут нести по жизни все те отрицательные установки, которые имели в своем детстве и которыми продолжают руководствоваться в жизни. Проблемы в семье являются причиной детских неврозов. По данным А. И. Захарова, проблемы могут исходить от трех поколений: прародителей, родителей и детей. Автор отмечает отрицательные последствия недостатка в семейных отношениях отцовского влияния и, наоборот, избытка материнского влияния в прародительских семьях[463]. Женщина, считающая себя способной заменить своему будущему ребенку отца, закладывает для себя и ребенка мину замедленного действия.

Во-вторых, нежелание познать самого себя и мотивы своего поведения во взаимоотношениях со своим ребенком. Проявляя недовольство поведением своего ребенка и наказывая его, родители не всегда отдают себе отчет в том, что они реагируют на отрицательные черты, имеющиеся в них самих. Как уже говорилось, каждый ребенок является зеркальным отражением своих родителей. Человек реагирует только на те проявления, которые ему созвучны. Они могут быть и положительными, и отрицательными.

В-третьих, отсутствие времени на воспитание детей, поскольку родители заняты добыванием средств к существованию[464]. Дополнительным и осложняющим фактором является задержка заработной платы или ее невозможность обеспечить достойные[465] условия существования семьи.

Перечисленные причины приводят к возникновению в семье атмосферы непонимания, к отсутствию любви и гармонии[466]. Вокруг ребенка царит не принцип Единства с окружающим миром, а разделения и различия, самоутверждения за счет другого. Невозможность реализации своей личности в обществе способствует нарастанию отчуждения и становится причиной «его социально-психологической изоляции от семьи, учебных и трудовых коллективов, других малых групп»[467].

При отсутствии компенсирующего воспитания это может привести «к дезадаптивному противоправному поведению, во многом объясняя длительный рецидив преступлений»[468]. Их повторные преступления «выступают (часто неосознаваемо) способом преодоления отчуждения в условиях свободы, где они не могут адаптироваться»[469]. Выход из ситуации возможен, если человек причины своего поведения начнет искать в себе. Но в действительности виновных нередко ищут на стороне (и находят), после чего пытаются с ними расправиться, совершая насилие и тем самым усугубляя свое положение.

Немалую роль в формировании моделей отношений у ребенка, отмечает А. В. Запорожец, вносит общество в соответствии с понимаемыми им воспитательными задачами и возрастными особенностями детей, на которых данное воспитание распространяется. Это проявляется в предлагаемых играх, создаваемых игрушках и игровых материалах. Через эти элементы у ребенка вырабатываются и фиксируются понятия и связи с окружающей действительностью, происходит воспитание и развитие личности[470].

М. Монтень указывает, что некоторые родители расценивают как забаву отдельные действия их детей, в процессе которых они мучают кошку или собаку. В действительности «это не что иное, как семена и корни жестокости, необузданности, предательства; именно тут они пускают свой первый росток, который впоследствии дает столь буйную поросль и закрепляется в силу привычки»[471].

Следующим источником формирования насильственного поведения и подверженности ему является взаимодействие с другими детьми[472]. Кроме того, Бэрон Р. и Ричардсон Д. обоснованно указывают на роль игры со сверстниками как на сравнительно «безопасный» способ обучения агрессивному поведению[473]. Как отмечает С. Семенова, все детство мальчишеское (и не только. – И. П.) «по дворам игрово готовится к убийству и войне»[474].

С одной стороны, функция игр, согласно теории «ослабления», связывающей толкование игры с биогенетическим законом, «заключается в том, чтобы дать возможность проявиться низшим инстинктам, которые имеются у человека… и тем ослабить их»[475]. С другой стороны, ситуация, в которой ребенок окажется в игре, может стать его жизненной ролью: если он окажется победителем, то и в дальнейшем будет действовать соответствующим образом, если же потерпит поражение, то всю свою жизнь может доказывать окружающим, что это было неправильно, что он лучше и т. д. (но, поскольку обстоятельства уже будут иными, его поведение чаще всего будет неадекватным ситуации). При этом следует отметить, что качественного перехода от правил игры к существующим в обществе нормам не существует. Продолжая «игры» в действительности, человек может оказаться за чертой правопослушного поведения. Как отмечает А. М. Яковлев, мотивирующим фактором социальной роли в генезисе противоправного поведения служит противоречивость усвоенной ролевой информации[476]. Таким образом, любимые игры ребенка влияют, если не определяют, его жизненный путь. Образно говоря, для того чтобы определить будущее общества, нужно просто зайти в магазин детских игрушек.

Причиной роста преступного насилия в обществе является и привычка оценивать и разделять людей по каким-либо признакам, «навешивать» на них ярлыки. Если о человеке говорят, что он жестокий, то, как правило, он и будет вести себя соответствующим образом. Стремление человека соответствовать возлагаемым на него ожиданиям заложено на подсознательном уровне. В ином случае подобное отношение ведет к отчуждению его от общества и образованию духовного вакуума.

В целях восстановления необходимого общения он стремится к объединению «со столь же агрессивными сверстниками»[477], в конечном итоге преступает границы законного и оказывается в зоне влияния преступного мира. Криминализация личности и дальнейшее отвержение от общества достигает предельного значения. Индивид становится носителем преступных, разрушительных традиций. Эта тема в 1990-е гг. подробно исследовалась В. М. Анисимковым[478].

Корни насильственной преступности закладываются также в средствах массовой информации. Наиболее разлагающим образом может действовать телевидение, где вербальная и физическая агрессия вовсе не редкость. Р. Бэрон и Д. Ричардсон приводят следующие данные: в наиболее популярных телевизионных программах на час вещания приходится в среднем около девяти актов физической и восьми актов вербальной агрессии[479].

Особое нарекание вызывают сугубо детские передачи, в частности некоторые зарубежные мультфильмы, которые иначе, как садомазохистскими, назвать трудно. В результате их просмотра у детей не только возникает тяга к насилию, но и само применение насилия будет вызывать не жалость, а интерес и смех, а ведь именно подобные действия квалифицируются как проявление особой жестокости и цинизма.

Проводимые исследователями эксперименты с показом сцен насилия на экране подтвердили «сильный подражательный эффект» у наблюдателей. «Увлекающая сила примера… – отмечал Геллинек, достигает страшных размеров в области неправды. Присущее нам влечение к подражанию есть одна из действительнейших причин социальных событий вообще. Им, с одной стороны, объясняются самые бессмысленные явления, например внезапное появление какой-либо совершенно нелепой моды, а с другой – быстрое распространение новых религиозных, политических и нравственных понятий»[480]. По результатам проведенных нами социологических опросов, до 93 % респондентов отмечают определенную зависимость своего поведения от мнения окружающих.

Приходится констатировать недооценку в обществе явлений научения моделям поведения, хотя именно стереотипы мышления и приобретенный в период социализации опыт определяют выбор преступного поведения. Привычка, подчеркивал И. Я. Фойницкий, «оказывает на человеческую деятельность огромное влияние»[481]. Привычки создаются вследствие подражания[482] человека. Это чисто психологическое явление[483].

Более того, в теории отмечается, что сформированная в детстве структура навыков поведения и способов самореализации является достаточно ригидной и плохо поддающейся коррекции. Здесь необходимо не только участие квалифицированных специалистов, но и нейтрализация действий социопсихологических и культурных факторов, действовавших на человека в прошлом и, как правило, продолжающихся в настоящем [484].

Вряд ли приведенные факты являются неожиданными или дискуссионными. Между тем волна насилия продолжается, буквально захлестывая средства массовой информации. Особенно эффективна «школа» наглядного насилия на телевидении, в реальности[485] или в совокупности[486]. В научной литературе уже не раз отмечалось воздействие средств массовой информации на поведение человека. Возникает некая «реальность ТВ»[487]. В зависимости от содержания передач у зрителя формируются модели допустимого поведения в межличностных отношениях. «С младенчества и далее только и глазеют (в книгах и на экранах) на истории смертельной борьбы, убийств, мести, поединков, войн – и все звон клинков… вспышки взрывов, льется кровь и так просто и естественно валится бездыханным человек»[488]. В результате жестокость «начинает восприниматься как определенная норма взаимоотношений; человеческая жизнь теряет свою ценность. Человек, ощущая действительное или мнимое безразличие общества к своим проблемам, свою незащищенность, формирует готовность отстаивать собственные интересы любым путем»[489].

С. В. Бородин выделял среди причин насильственного поведения жестокость как наиболее значимый фактор, которая культивируется войнами и применением смертных казней[490]. Следует признать, что образование и развитие Союза Советских Социалистических Республик в своей основе также имело насилие. Данный факт не мог пройти бесследно; в подсознание советского человека была заложена мысль о том, что все средства хороши для достижения результата, если он будет «положительным».

Пропаганда насилия происходит либо по причине неосознания значимости влияния психического воздействия на поведение человека, либо это кому-то нужно, о чем станет известно спустя десятилетия, когда мир содрогнется от результатов этой деятельности. Как отмечает В. Н. Кудрявцев, примеры жестокости приводят людей к нравственной и правовой аномии[491], а последнее, соответственно, не может не вести к новой жестокости и преступному насилию, что превращается, по существу, в способ разрешения любых проблем[492].

К совершению насильственных преступлений ведет наличие конфликтных ситуаций, обусловленных столкновением противоположных интересов, взглядов, стремлений или серьезных разногласий. В зависимости от ценностных ориентаций стороны решают что, как и какой ценой может быть достигнуто «соглашение» в сложившейся ситуации.

Личность окружающую реальность перерабатывает и принимает определенное решение в соответствии со своим опытом, традициями, склонностями, навыками и т. д. «Чтобы понять логику поведения человека в какой-либо жизненной ситуации, нужно рассматривать его субъективный духовный мир в трех измерениях – прошлом, настоящем и будущем, а выбор им решения – как продукт прошлого опыта и предвосхищаемых ориентаций на будущее»[493]. Действительно, если представить конкретного человека в какой-либо ситуации, имевшей место в прошлом, то можно предположить, как он будет вести себя в будущем.

Как правило, индивид обладает привычкой судить о других по себе, то есть на уровне приобретенного им опыта. Неосознание своих влечений, желаний и перенос своих отрицательных эмоций на других людей, прямо не являющихся источниками таких эмоций, приводит чаще всего к тому, что человек не понимает цели своего существования и смысла жизни. Он пытается найти путь к освобождению и реализации самого себя, а натыкается только на преграды, по его мнению, в виде другого человека или группы людей. При таких обстоятельствах индивид направляет свою психическую энергию на преодоление внешнего препятствия, совершая, таким образом, насильственные преступления.

К одному из существенных источников, создающих внутреннюю напряженность индивида, раздвоение личности и рост преступного насилия, следует отнести военные действия любого масштаба, в которых применяется насилие, в особенности приводящее к лишению жизни, а также элементы системы уголовного наказания с тем же результатом, т. е. смертная казнь. В результате следует вывод, что раз убивать на «законных» основаниях можно, то убийство само по себе вещь допустимая, если соблюдать определенные условия. В ходе же рассуждения одни условия и ценности незаметно подменяются другими. Здесь, как указал А. Лаврин, присутствует двойная мораль: если «свой» солдат отказался стрелять в «чужих» – это преступник и его необходимо привлечь к уголовной ответственности; если же отказался стрелять «чужой» солдат (в «наших»), то он не преступник и ответственности не подлежит[494].

Если человек руководствуется двойными нормами и стандартами, то создается внутренний очаг напряженности, который обязательно будет проявляться вовне и может привести к совершению насильственных преступлений[495]. Совершит такой человек насилие или нет, зависит от возникновения или отсутствия располагающей для этого ситуации. Если происходит совпадение агрессивной установки и соответствующей жизненной ситуации, то индивид совершает насилие.

При таких обстоятельствах человек может в течение всей жизни искать виноватых в своих бедах и проблемах на стороне, не пытаясь взглянуть внутрь себя. Фактором, влияющим на выбор варианта поведения, является физическое и психическое состояние человека, внутренний мир индивида. Если он живет в согласии с собой, то у него нет потребности вступать в конфликты с другими лицами. А. Шопенгауэр считал, что все внешние события вытекают из внутреннего мира личности[496], а болезнь рассматривал как «целебное свойство самой природы с целью устранить расстройства в организме» [497].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.