Определение одиннадцатое

Определение одиннадцатое

Доказательства ложности оправданий подсудимого не могут восполнить собою недостачу в положительных доказательствах виновности.

Основания

Одна из весьма обыкновенных ошибок обвинителя заключается в том, что он заменяет положительные доказательства виновности доказательствами ложности оправданий, приводимых подсудимым. Под влиянием страха грозящего наказания и совершенно невинный человек может прибегнуть к ложным показаниям. Обвинителю весьма часто удается вполне доказать ложность представленных подсудимым объяснений, и дело затем принимает такой вид, как будто обвинитель исполнил свою задачу подтвердил свое обвинение. При неискушенности подсудимого обвинитель весьма часто пользуется этим приемом, который требует и меньше труда, и меньше остроумия. Конечно, изобличенная лживость оправданий подсудимого при положительных доказательствах его виновности всегда будет играть в глазах судей решающую роль. Но мы здесь говорим о тех случаях, когда обвинитель стремится заменить доказательства виновности единым лишь изобличением лживости оправданий, представленных подсудимым. При отсутствии положительных доказательств виновности подобные ложные объяснения подсудимого не должны считаться доказательством против него. Бывает такое несчастное стечение обстоятельств, когда подозрение, павшее на невинного человека, имеет какую-то фатальную вероподобность. Подозреваемый, сознавая это несчастное стечение обстоятельств, теряет под влиянием испуга, волнения душевное равновесие, приходит в отчаяние и начинает лгать самым пагубным для себя образом. Раскрыть такую ложь часто очень легко. Но разве такое разоблачение доказывает основательность обвинения?

Невинные подсудимые не только дают ложные показания, они иногда подтасовывают фальшивые доказательства для того только, чтобы доказать свою невиновность. Старый английский судья Эдуард Кок рассказывает в этом отношении чрезвычайно интересный случай, пользующийся большою популярностью в английской литературе по теории доказательств. Одному дяде поручено было воспитание племянницы, имевшей право на кусок земли по завещанию отца, наследником после нее должен был быть дядя. Владелицей земли она должна была сделаться по наступлении 16-летнего возраста. Однажды, когда ей было лет 8 или 9, дядя наказал ее за какой-то проступок. Свидетели слышали ее крики: "Дяденька, дяденька, не убивай меня?". После этого девочка исчезла; несмотря на все старания, ее не могли найти. Дядю привлекли к суду по подозрению в убийстве, и судьи потребовали от него, чтобы он нашел девочку к ближайшей сессии. Будучи не в состоянии отыскать ее, он достал другую девочку и выдал ее на суде за свою племянницу. Обман был, однако, раскрыт, подсудимый изобличен в нем, осужден по обвинению в убийстве и затем казнен. Впоследствии открылось, что после домашнего наказания племянница сбежала от дяди, скрывалась в соседней местности, а по наступлении 16 лет явилась за получением наследства. Приводя этот случай, судья Кок говорит: "Этот случай я рассказал для двоякого предостережения: во-первых, для предостережения судьям, дабы, когда вопрос идет о жизни, не решали дел поспешно, на основании одного простого подозрения; во-вторых, для предостережения невинным и добрым людям, дабы никогда не оправдывались ложными средствами, ибо, оскорбляя Бога, творца правды, они сами себя губят, как тот дядя, о котором шла речь". В приведенном случае, обвинение имело весьма слабые положительные доказательства на своей стороне. Corpus delicti не был найден, никаким другим путем не было доказано, чтобы убийство действительно совершилось. Крик "не убивай меня!" мог быть объяснен просто тем, что эта фраза испуганной девочки была равнозначна словам "не бей меня". Исчезновение девочки оставалось, правда, ничем не объясненным; но оно все-таки не было положительным доказательством совершения преступления. Самую роковую роль разыграл обман, совершенный подсудимым для спасения своей действительной невиновности. Вообще, судебный опыт убеждает, что обманные показания и даже действия подсудимых, предпринимаемые для самооправдания, не могут служить основою для судебных приговоров. Настоящим основанием для последних может быть только доказанное обвинение, опирающееся на собственные, независимые материалы. Конечно, в действительности редко бывает, чтобы обвинитель, кроме изобличения объяснений подсудимого, со своей стороны, ничего не представил в качестве обвинительных доказательств. Но дело в том, что слабость последних ловко затушевывается силою изобличения ложных объяснений подсудимого. Выдвинувши несколько слабых подозрений против подсудимого, несколько сбивчивых свидетельских показаний, обвинитель переходит к доказательствам обвиняемого, громит и разрушает их и затем в нескольких громких фразах делает свои выводы, не заботясь особенно о том, насколько его обвинение подтверждено в действительности. Разоблачение такой методы обязанность защиты. Последняя вовсе не обязана поддерживать ложные объяснения своего клиента; она стоит самостоятельно и независимо как интегральная часть самого суда. Защита должна требовать доказательств от обвинения в этом ее главная задача. Не на личные пререкания с обвинителем должна она тратить свое время, а на критику положительных основ обвинения. Судебное состязание как словесная борьба имеет один весьма важный недостаток: под фразою можно скрыть слабость довода, под легким искажением факта можно скрыть его недостаточность, а под декламаторским тоном общую шаткость доказательственной стороны дела. Плох тот защитник, который, думая не столько о подсудимом, сколько о себе, заботится не столько о выяснении дела, сколько о том, чтобы показаться слушателям дельным и энергичным борцом. Можно на суде вопить, кричать, рвать на себе волосы, сыпать блестящими фразами и в сущности ничего путного не сделать для защиты подсудимого. Иногда плохая и крикливая защита не только ничего не делает в пользу подсудимого, но даже прямо ему вредит. Только опытный глаз знающего юриста замечает промахи подобной защиты, промахи, которые не только остаются безнаказанными, но даже оплачиваются деньгами.