2. Немного истории

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2. Немного истории

В тот сыгравший столь важную роль день, 12 ноября 1889 года, судебная медицина, или, как ее называл немецкий профессор Менде, медицинская вспомогательная наука права, оглянулась на сравнительно короткую историю своего развития. Отдельные историки трактовали некоторые места из произведений греко-римского врача Галена, жившего во II веке н. э., как заметки по судебной медицине. В частности, они уделяли большое внимание сообщению Галена об интересном заключении одного врача, который спас какую-то гречанку от осуждения за нарушение супружеской верности. Гречанка родила ребенка, который совершенно не был похож на ее мужа. Врач объяснил это тем, что в спальне женщины висел портрет мужчины и на всем протяжении беременности она, ничего не подозревая, любовалась им. Цитируется также древнеримский врач Антистий, обследовавший труп убитого Юлия Цезаря и давший заключение, что из двадцати трех колотых ран на теле Цезаря лишь одна рана на груди была смертельной.

Подобные утверждения врачей очень ненадежны. Первое достойное внимания свидетельство того, что в медицине появилась специальная отрасль, помогающая правосудию, относится к XIII веку. Пришло оно из Китая. Там в 1248 году появилась объемистая книга под названием «Hsi Juan Lu», которую действительно можно рассматривать как учебник по применению медицинских званий при расследовании преступлений и при судебных разбирательствах. Многие из предлагаемых ею методов расследования были чистой фантазией. Но в книге содержались важные сведения по вопросам обследования трупа, отличительные признаки ранений, нанесенных различными видами оружия, описывались способы, как определить, был ли пострадавший задушен или утоплен. В книге уделялось большое внимание тщательному осмотру места преступления, а лейтмотивом книги могли бы служить следующие слова: «Различие между двумя волосками может решить все»…

Европейское средневековье не породило ничего похожего на этот китайский учебник. Во времена, когда главным средством допроса подозреваемых и преступников были пытки, а медицина воздерживалась от вскрытия трупов, не было причин для ее превращения в помощника правосудия. Лишь в 1507 году в епископстве Бамберга, в Германии, появился уголовный кодекс «Бамбергское судопроизводство», который требовал до вынесения приговора по делам о детоубийстве и телесных повреждениях привлекать для консультации врачей. Образцом уголовного права стал «Уголовный кодекс», или «Применение пыток в судопроизводстве кайзера Карла V и Священной Римской империи». Император Карл V издал этот закон в 1532 году, и он действовал на всей территории его огромной империи. Но о тщательном медицинском осмотре или вскрытии трупа при сомнительной смерти речь здесь не шла. В лучшем случае обследовались раны и устанавливались их приблизительная глубина и направление. Значительную часть деятельности врачей составляла обязанность определить, выдержит ли подсудимый пытки. Прошло еще более полувека, пока появились первые предшественники судебной медицины. К ним относятся: Амбруаз Паре, француз, живший с 1509 по 1590 год и вошедший в историю как пионер хирургии, а также итальянцы Фортунато Фиделис из Палермо и Паоло Цахия из Рима. Они были последователями Андрея Везалия, который уже в первой половине XVI века подготовил почву для их деятельности. Он начал вскрывать трупы и вместо умозрительного давал вполне научное описание внутреннего строения человеческого организма. Паре описал легкие детей, задушенных родителями. Он изучал следы сексуальных преступлений. Фиделис устанавливал признаки, которые помогали определить, случайно ли утонул человек или же его утопили. В произведениях Цахия были затронуты многие вопросы, которые отличали судебную медицину XIX и XX веков. Среди путаницы суеверий, сообщений о «самовоспламенении людей», об «одновременном рождении одной женщиной 365 детей» можно найти обзоры по вопросам: «Раны, причиненные огнестрельным, колющим оружием или раны от удара тупым предметом», «Насильственное удушение или несчастный случай», «Признаки убийства и самоубийства», «О скоропостижной смерти по естественным причинам», «Сексуальные преступления и психические нарушения», «Аборт, детоубийство и вопросы о том, живым или мертвым родился ребенок».

Спустя четыре года после смерти Цахия в 1663 году датчанину Томасу Бортолину пришла в голову мысль, что решение вопроса о том, рожден ли ребенок мертвым или имело место детоубийство, зависит от наличия в его легких воздуха. Воздух в легких он считал доказательством того, что ребенок рожден живым. В 1682 году врач Шрайер из Братиславы впервые опустил в воду легкие якобы мертворожденного ребенка. Если они не тонут, то в них есть воздух, следовательно, ребенок рожден живым. Так возник первый, пока еще сырой, но основанный на опыте и разуме метод судебно-медицинского исследования. В 1640 и 1687 годах два немецких врача, Михаелис и Бон, начали преподавать студентам Лейпцигского университета методику определения насильственной смерти и летаргии. Их последователями были немцы Тайхмайер, Альберти Пленк, Метцгер и французы Фодере, Луи, Лафосс. Фодере в 1796 году опубликовал в Страсбурге фундаментальный труд под названием «Вопросы судебной медицины и общественной гигиены.»

Подобную же работу в Вене опубликовал Иоган Петер Франк — «Система совершенной медицинской полиции». Обе работы отражала слияние двух направлений медицины: с одной стороны, усилия медиков дать медицинское направление и толкование событий, которые играют роль при определении преступлений и всякого вода нарушений — от убийства до изнасилования, от телесных повреждений до симуляции болезни. С другой стороны, процесс скопления большого числа людей в городах приводил к эпидемиям и мору и ставил перед медициной новые задачи по контролированию гигиенического состояния городов. В обоих случаях речь шла о государственно-общественных проблемах. На рубеже XVIII и XIX столетий в Германии и Австро-Венгрии возникла единая государственная медицина, занимавшаяся как вопросами судебной медицины, так и вопросами гигиены населения. В городах и селах были созданы медицинские пункты, которые должны были оказывать населению помощь и производить медицинские освидетельствования для судов. Одновременно в нескольких университетах (в Эрлангене, Праге и Вене) был введен курс государственной медицины, который давал врачам государственной администрации основы специальных знании. Французская революция в значительной степени способствовала развитию этой тенденции. Уголовно-процессуальный кодекс Наполеона, всесокрушающее творение 1806 года, положил конец инквизиторским тайным судебным процессам, где для доказательства вины применялись пытки. Во Франции и Европе он подготовил почву для создания новой системы судебного разбирательства, которая вывела деятельность судей и медицинских экспертов из прежней замкнутости и поставила ее под контроль общественности.

Если бы в ноябре 1889 года; в день, когда Лакассань отправился на лионское кладбище, чтобы эксгумировать труп из Миллери кто-нибудь оглянулся на этот ранний период развития судебной медицины, то ему представилось бы жалкое зрелище. Все, чему к началу века учила государственная медицина, было проникнуто стремлением решать проблемы не путем эксперимента, а посредством теоретических построений. Развитие судебной медицины, так же как системы Бертильона и дактилоскопии, было тесно связано с резкими скачками развития естествознания, с отказом от умозаключений в пользу эксперимента и изучения фактов жизни и смерти. Наилучшим образом эту тенденцию характеризуют слова скончавшегося в 1864 году берлинского врача, преподавателя государственной медицины, Иоганна Людвига Каспера, который в предисловии к своей книге «Настольная книга по судебной медицине», вышедшей в 1857 году, писал: «Пусть не будет упреком то, что судебной медициной в Германии занимались люди, глубокое научное образование и начитанность которых не могли заменить отсутствия наблюдательности». Эпоха Дарвина, Гальтона и Квэтлэ помогла медицине совершить быстрый скачок в своем развитии. Хотя история анатомии, история вскрытия человеческого тела уже насчитывала более 300 лет, лишь теперь она добралась до истинных тонкостей строения организма. Еще на рубеже XVII и XVIII веков итальянец Морганьи начал вскрывать трупы умерших и сравнивать изменения, появившиеся в различных органах вследствие болезни. Он основал патологию, науку об изменениях органов, характерных для определенных болезней. Но своего истинного расцвета патология достигла лишь во второй половине XIX столетия. Правда, уже в XVII веке голландец Левенгук использовал изготовленную им линзу для изучения мышц человека, невидимых невооруженным глазом. Но лишь в XIX веке началась действительно эпоха микроскопии, микроскопической анатомии, открытие клетки как мельчайшей частицы человеческого организма и всех органических структур, эпоха микроскопической гистологии, изучающей частицы тканей человека под микроскопом, при помощи красок делающая невидимое видимым, и, наконец, эпоха микроскопической патологии.

В первой половине XIX века во Франции, Германии и Австро-Венгрии можно было по пальцам пересчитать врачей, которые пытались использовать в государственной медицине достижения естествознания. Это были Кромхольц и Попель в Праге, Фитц и Бернт в Вене, а также основавшие в Берлине и в Париже «новую школу судебной медицины» Иоганн Людвиг Каспер (родившийся в 1796 году в Берлине), Матьё Жозеф Бонавантур Орфила, создатель науки о ядах (родившийся в 1787 году на острове Минорка), и Мари Гийом Альфонс Девержи (родившийся в Париже в 1798 году). Их жизненные пути были так же различны, как и условия, в которых они работали. Большинство представителей медицины считали их выскочками, иждивенцами истинной медицины, поборниками второстепенной науки, на которую бросало тень преступление. Патологи, которым для исследования никогда не хватало трупов, оспаривали право на вскрытие не только умерших в больницах, но и всех погибших насильственной смертью, от несчастного случая или скоропостижно. Рокитанский, признанный авторитет австрийских патологов, с 1832 по 1875 год был полным хозяином всех трупов, которые науке могла предоставить Вена. А Бернт, преподаватель государственной медицины, и его последователь Длоди должны были довольствоваться тем, что присутствовали на вскрытиях, производимых патологами. В 1830 году была даже сделана попытка запретить им и их ученикам присутствовать на вскрытиях под предлогом, что «среди учеников могут быть подозреваемые в убийстве».

Каспер работал сначала в ужасных моргах столетних берлинских анатомичек. Затем ему пришлось перебраться в один из подвалов Шарите (центральный больничный комплекс Берлина). Отсюда спустя два года под давлением выдающегося патолога Рудольфа Вирхова он вынужден был уйти в подвал на Луизенштрассе. Но несмотря ни на что, он не прекращал своих исследований. И когда в 1835 году появилась работа Девержи «Судебная медицина, теория и практика», в 1850 году — работа Каспера «Судебное вскрытие трупа», а в 1856 году — его же «Практический справочник по судебной медицине», открылся новый мир. Это был ужасный мир. Но заглянуть в него было необходимо. Темы, над которыми работали Каспер и Девержи, не отличались существенно от тем, разработанных их предшественниками в прошлом столетии. Важнейшие лейтмотивы судебной медицины не изменились. Они охватывали учение о различнейших видах насильственной и естественной смерти, а также установление болезненного психического состояния преступников. Но способ, которым Каспер и Девержи освещали эти темы, заключал в себе революцию, корни дальнейшего развития. Их девизом были: «Вскрытие трупа, микроскопический и химический анализ и тщательное изучение».

В полдень 12 ноября 1889 года, когда Горон, Жом и Александр Лакассань ждали на лионском кладбище, пока извлекут гроб № 216, в котором покоились останки трупа из Миллери, со дня смерти Каспера прошло уже 25 лет, со дня смерти Орфилы — 36 лет и со дня смерти Девержи — 10. Но судебная медицина все еще вела борьбу за признание и предоставление ей права на самостоятельность. Государственная медицина ушла в прошлое. Гигиена стала областью медицины. Труды Каспера, Орфилы, Бернта и Девержи не пропали даром. Их ученики и последователи продолжали начатое ими дело и накопили уже большой опыт, о возможностях которого общественность пока еще имела очень смутное представление.