2. Виды убытков

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Выше мы видели, что единое абстрактное понятие убытков далеко не всегда само по себе является практически пригодным. Его содержательное наполнение происходит за счет признаваемых законодателем способными к возмещению (ersatzf?hig, recoverable) тех или иных видов убытков. Вопрос о видах убытков, следовательно, тесно примыкает к понятию убытков.

Виды убытков могут строиться как по правилам классификационного деления, так и просто обособляться без привязки к какому-либо классификационному основанию. Поскольку выделение таких оснований может быть ограничено лишь фантазией исследователя, количество видов убытков может быть необозримым. Так, в Black’s Law Dictionary выделяется 34 вида убытков[210]. Указанное обстоятельство не означает, что все мыслимые виды убытков могут иметь практическую значимость, напротив, ключевое значение для практики имеют лишь некоторые из них.

В данном разделе рассмотрим наиболее принципиальные виды убытков. В качестве самостоятельных видов нами не выделяются так называемые абстрактные и конкретные убытки (ст. 393.1. ГК РФ), поскольку они являются не столько видами убытков, сколько способом их расчета.

Традиционным не только для отечественной доктрины, но и для законодателя является классификация убытков на реальный ущерб и упущенную выгоду.

Данное деление также широко известно и зарубежным правопорядкам. Его корни обнаруживаются уже в римском праве, где были известны damnum emergens (реальный ущерб) и lucrum cessans (упущенная выгода)[211].

Раскрывая смысл такого деления, Я.А. Канторович писал, что всякое имущество должно быть рассматриваемо не как нечто спокойное, неизменное, а как находящееся в движении и способное приносить пользу или плоды[212].

Между тем в современной литературе отмечается, что указанное деление потеряло свое значение уже в XIX в., поскольку любая упущенная выгода к моменту наступления вредоносного события выступает в качестве будущей прибыли, получение которой является более или менее вероятным. По сути, это означает, что любое препятствие к увеличению имущества является уменьшением существующих благ, а вместе с тем представляет собой реальный ущерб (positive Schaden)[213].

Условность границы между реальным ущербом и упущенной выгодой наглядно может быть проиллюстрирована следующим делом, приводимым Х. Ланге и Г. Шимманном. Горнопромышленное общество (истец) добыло 56 147 кг нефти, которая тут же была застрахована от пожара. Произошел страховой случай. Истец обратился в суд к страховщику за взысканием убытков, которые были рассчитаны исходя из цены планируемой реализации нефти. В соответствии с § 53 Закона о договоре страхования (Versicherungsvertragsgesetz, VVG) страховщик в составе убытков возмещает упущенную выгоду лишь в случаях, когда это прямо предусмотрено договором. Имеющийся в материалах дела договор такого условия не содержал, поэтому ответчик (страховщик) рассчитал размер убытков исходя из себестоимости добытой нефти. Разрешая данное дело, суд указал, что имущество истца следует рассматривать по его рыночной стоимости, если, как в настоящем деле, отсутствуют препятствия к его немедленной реализации по рыночной цене[214].

Очевидно, что в данном деле суд вообще проигнорировал различие между реальным ущербом и упущенной выгодой, несмотря на нормы страхового права. Можно предположить, что если бы вместо нефти фигурировал менее оборотоспособный товар (например, какое-либо уникальное оборудование), то решение суда могло бы быть иным.

На наш взгляд, деление убытков на реальный ущерб и упущенную выгоду все же имеет и важное практическое значение. Например, институт ограничения размера убытков зачастую проявляется в указании на такое ограничение реальным ущербом (транспортные обязательства, энергоснабжение и т. д.). Причем аналогичные правила существуют и в Германии. Например, согласно п. 6 § 6 Порядка передачи заказов и заключения договоров строительного подряда (часть «В») (VOB/B) если за препятствующие выполнению работ обстоятельства отвечает одна из сторон, то другая сторона имеет требование о взыскании реального ущерба. Упущенная выгода может быть взыскана лишь при условии умысла или грубой неосторожности.

Важным указанием ст. 15 ГК РФ является возможность взыскания не только уже возникших, но и будущих расходов. Такой подход признан и рядом международных унификаций (например, п. 1 ст. 7.4.3 Принципов УНИДРУА[215], п. (b) ст. 9:501. Принципов европейского договорного права[216]). В абз. 1 п. 13 Постановления Пленума ВС РФ № 25 расходы, которые лицо понесет в будущем, включены в состав реального ущерба. Обращает на себя внимание, что редакция нормы говорит лишь о будущих расходах[217], а не об ущербе вообще, который согласно ГК РФ может заключаться в уничтожении или повреждении имущества. Вместе с тем утрата лицом трудоспособности на определенный период после причинения вреда здоровью также должна рассматриваться как будущий вред, что подтверждается и в зарубежной литературе (future loss of earning capacity)[218]. Поэтому вряд ли было бы справедливо оставить кредитора в таких ситуациях без соответствующей правовой защиты.

Не включаются в состав реального ущерба судебные расходы. Так, ВС РФ в своем Определении от 11.02.2016 № 308-ЭС16-283 сделал вывод, что издержки, связанные с участием при рассмотрении дел в суде, нельзя рассматривать как убытки, возмещаемые по правилу ст. 15 ГК РФ, поскольку они не связаны напрямую с восстановлением нарушенного права участника судебного процесса. Указанные издержки являются судебными расходами и возмещаются в особом порядке, предусмотренном процессуальным законодательством (ст. 110 АПК РФ)[219].

Между тем расходы лица, незаконно привлеченного к административной или налоговой ответственности на оплату услуг защитника (представителя) при рассмотрении дела об административном или налоговом правонарушении могут быть взысканы с государства по общим правилам об убытках[220]. Очевидно, что подобный вывод вызван отсутствием в КоАП РФ положений о распределении расходов при рассмотрении дела об административном или налоговом правонарушении. Подобная разница в оценке процессуальных издержек лишь на том основании, что в одном случае их распределение урегулировано процессуальным законодательством, а в другом нет, показывает отсутствие в отечественном праве последовательного концептуального подхода к понятию убытков. Гораздо логичнее было бы считать такие издержки убытками, чему не должно препятствовать наличие специальных процессуальных правил их взыскания. Сказанное подтверждается и тем, что в отсутствие норм о возмещении судебных издержек в АПК РФ 1995 г. КС РФ прямо квалифицировал данные издержки как убытки[221].

Квалификацию в качестве убытков судебных издержек можно встретить как в современной отечественной литературе[222], так и в зарубежной, где процессуальные издержки отнесены к разновидности косвенных убытков[223]. Между тем представлена и обратная точка зрения. Так, например, Штолль пишет, что процессуальные издержки не имеют целью такое распределение рисков, которое мы имеем при нарушении права как основания для взыскания убытков. Возникновение права на издержки обосновано не гипотезой, устанавливающей ответственность нормы, но поведением сторон при осуществлении права на защиту. Поэтому соответствующие издержки возникают не в результате нарушения охранительной нормы, но как результат последующего поведения причинителя вреда, ничего с указанной нормой более не имеющего[224].

Между тем исходной целью рассуждений Штолля было обоснование того обстоятельства, что судебные издержки не могут взыскиваться в порядке § 249 BGB, устанавливающего возможность возмещения убытков как способ защиты гражданского права. То, что издержки как негативные косвенные последствия нарушения права являются по своей природе убытками, указанный автор не отрицал.

Еще раз в связи со сказанным отметим: оценка судебных издержек в качестве убытков вовсе не ведет к применению положений ГК РФ о возмещении убытков, коль скоро имеются специальные процессуальные правила их взыскания. Однако если процессуальные нормы отсутствуют, подлежат применению общие нормы ГК РФ.

В абз. 3 п. 13 Постановления Пленума ВС РФ № 25 высшая судебная инстанция поставила точку в споре о том, является ли утрата товарной стоимости (далее – УТС) имущества реальным ущербом или упущенной выгодой, недвусмысленно включив эту разновидность убытков в состав реального ущерба. Практическую значимость данный спор приобретал при возмещении убытков в рамках обязательного страхования автогражданской ответственности, поскольку по смыслу Федерального закона от 25.04.2002 № 40-ФЗ «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельцев транспортных средств» обязанность страховщика по выплате страхового возмещения ограничивалась реальным ущербом. К чести судов надо отметить, что доводы страховщиков об отнесении УТС к упущенной выгоде отвергались[225].

Между тем до настоящего времени в подп. 4 п. 8 ст. 8 Федерального закона от 27.07.2010 № 225-ФЗ «Об обязательном страховании гражданской ответственности владельца опасного объекта за причинение вреда в результате аварии на опасном объекте» УТС недвусмысленно отнесена к упущенной выгоде, что иначе как недоразумением не назовешь.

В литературе отмечается, что в основе УТС лежат не столько технические предпосылки, сколько психологические[226]. Так, наличие следов ремонта на кузове автомобиля неизбежно делает такой автомобиль менее привлекательным в глазах покупателя. Как выразился Верховный суд Австрии, рынок не доверяет автомобилям, попавшим в ДТП[227]. При этом не имеет значения, намерен ли потерпевший от убытков такой автомобиль продавать в дальнейшем или нет, поскольку УТС является наличным, а не будущим ущербом. Исходным моментом, с которым связана возможность определения УТС, является завершение ремонта вещи[228].

Также необходимо отметить, что убытки в виде УТС могут быть взысканы применительно к любой вещи, а не только, как это чаще всего бывает, к транспортным средствам. Отечественная практика также знакома с взысканием УТС земельных участков[229], зданий[230]. Проблематичным является применение категории УТС к имущественным правам, поскольку сам предикат «товарная» (стоимость) такую возможность исключает[231].

Другим, известным развитым правопорядкам, но мало знакомым отечественному, является деление убытков по характеру защищаемого интереса. С этой точки зрения могут быть выделены убытки, возникающие из нарушения негативного интереса (negative или reliance interest, Vertrauensinteresse) и позитивного интереса (positive или expectation interest, Erf?llungsunteresse)[232]. Иногда позитивный интерес отождествляется с реальным ущербом, а негативный – с упущенной выгодой, что недопустимо, так как ведет к смешению этих двух классификаций, хотя подобное смешение иногда допускается даже судами[233]. Негативный интерес кредитора заключается в том, чтобы расходы, которые им понесены в надежде на заключение договора, в случае если договор не состоится, были возмещены должником. Иными словами, цель негативного интереса заключается в том, чтобы поставить кредитора в положение, как если бы он вообще не полагался на возникновение договорных отношений. Напротив, позитивный интерес заключается в приведении кредитора в то состояние, в котором он бы находился при надлежащем исполнении договорного обязательства.

При выборе защищаемого интереса (позитивного или негативного) следует придерживаться ряда правил.

Во-первых, в силу того, что убытки, вызванные нарушением негативного интереса, являются также элементом позитивного интереса (наряду с упущенной выгодой), защита обоих интересов одновременно исключается.

Во-вторых, выбор подлежащего защите интереса должен проводиться с учетом принципов добросовестности, справедливости и не приводить к обогащению кредитора. Данное правило нашло закрепление в § 122 I BGB, в котором сказано, что в случае недействительности волеизъявления стороне, которая полагалась на его действительность, виновная сторона обязана возместить убытки, но не свыше выгоды, которую та получила бы в случае его действительности. В данной норме размер убытков (негативного интереса) ограничен объемом убытков, которые подлежали бы взысканию при защите позитивного интереса.

В-третьих, негативный интерес подлежит защите, если действия, которыми причинены убытки, лежат за пределами договорного обязательства. Данное правило может быть проиллюстрировано следующим делом из практики Верховного суда Германии. Истец приобрел земельный участок у ответчика за 20 000 марок. До заключения договора, ответчик заверил истца, что данный участок в геологическом отношении пригоден для строительства. Впоследствии выяснилось, что качество почвы таково, что строительство невозможно без особого фундамента, на возведение которого истец понес расходы в размере 19 222 марок. Отказ ответчика в возмещении данных расходов послужил поводом для обращения истца в суд. Договор также содержал оговорку об исключении ответственности ответчика за качество и состояние земельного участка. Отказывая в возмещении расходов, вызванных возведением особого фундамента, суд исходил из того, что ложное заверение о качестве земельного участка является нарушением преддоговорного обязательства по ведению честных переговоров (culpa in contrahendo). Нарушение такого обязательства, следовательно, открывало истцу возможность требовать признания договора недействительным и возмещения расходов, понесенных в надежде на действительность договора. Между тем, возводя специальный фундамент, истец тем самым исходил из намерения сохранить договор, в то время как сам договор исключал ответственность продавца за качество земельного участка[234].

Мы видим, что суд не признал расходы на возведение фундамента негативным интересом, поскольку они осуществлены в рамках действующего договора, исполнение которого истец мог правомерно ожидать, тогда как ложное заверение не является нарушением договора, поскольку относится к преддоговорным обязанностям.

Надо отметить, что если негативный интерес в германском праве защищается при отсутствии договорного обязательства, то англоамериканское право допускает наличие негативного интереса (reliance interest) также в случае нарушения договорного обязательства[235]. Но и в этом случае потерпевшая от нарушения сторона должна быть поставлена в положение, как если бы договор не был заключен вообще.

Как было отмечено, в российском праве указанное деление не нашло должной рефлексии, между тем его следы можно увидеть в ряде норм ГК РФ. Так, п. 2 ст. 393 ГК РФ говорит, что в результате возмещения убытков кредитор должен быть поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы обязательство было исполнено надлежащим образом. Данная формула указывает на позитивный интерес кредитора. С другой стороны, примерами негативного интереса могут служить п. 3 ст. 183 ГК РФ (заключение сделки неуполномоченным лицом), п. 4 ст. 445 ГК РФ (уклонение от заключения договора, если его заключение является обязательным), абз. 2 п. 3 ст. 434.1 ГК РФ (culpa in contrahendo). Применение в российском праве выработанных зарубежными правопорядками подходов к подсчету размера убытков в зависимости от характера защищаемого интереса могло бы иметь важное практическое значение, хотя бы уже в том вопросе, в каких случаях упущенная выгода подлежит взысканию, а в каких нет.

Надо сказать, что рассматриваемая классификация не имеет какого-либо значения в деликтном праве (поскольку Erf?llungs interesse или expectation interest может обсуждаться всегда только в контексте договора), хотя в ряде случае встречаются решения, в которых убытки из деликта прямо названы нарушением негативного интереса[236]. Так, по одному из дел покупатель приобрел автомобиль у продавца, который, несмотря на неоднократное уточнение покупателя, был ли автомобиль в аварии, умышленно скрыл это обстоятельство (автомобиль был дважды в ДТП). Верховный суд Германии поддержал решение апелляционного суда, который сделал вывод, что если бы покупатель не был введен в заблуждение продавцом, то он бы не стал покупать автомобиль, а значит, стороны должны быть приведены в положение, как если бы договор не был заключен[237].

В другом деле суд допустил защиту также позитивного интереса при вчинении иска об убытках, возникших из недозволенных действий. В этом деле продавец мошенническими действиями (поддельные сертификаты качества) ввел покупателя в заблуждение относительно сплава проволоки, в результате чего покупатель продал товар китайскому партнеру по более низкой цене. Суд указал, что защита позитивного интереса допустима, даже если требование вытекает из деликта, но при условии, если кредитор также нарушил договорную гарантию[238].

Если проанализировать приведенные выше примеры, то можно заметить, что негативный интерес защищается по общему правилу за пределами договорных обязательств, поскольку ложные заверения и введение в заблуждение, не будучи включенными в договор в качестве гарантии, рассматриваются в германском праве как нарушения внедоговорные. Между тем уже упоминавшийся ранее § 284 BGB допускает взыскание напрасно произведенных расходов вместо убытков, замещающих исполнение (Schadensersatz statt der Leistung). В литературе такие напрасные расходы часто признаются негативным интересом[239], хотя имеется спор о соотношении таких расходов и негативного интереса по объему. Однако при этом отмечается некорректность такой точки зрения, поскольку предпосылкой защиты негативного интереса является отсутствие всякого договора, что, в свою очередь, дает основания относить такие расходы к позитивному интересу[240].

Один из примеров, когда негативный интерес при неисполнении договора в большей степени учитывает интересы кредитора, – это некоммерческие сделки. Так, ко дню рождения своего ребенка отец нанимает клоуна и параллельно несет расходы на устройство сцены. Клоун в назначенный день не является. Поскольку ангажирование клоуна является сделкой с исполнением к строго определенному сроку, выступление в другой день или приглашение другого артиста не удовлетворит интереса заказчика. Защита позитивного интереса в данном случае будет неадекватной[241].

Деление убытков по характеру защищаемого интереса при их взыскании очень тесно связано с их разграничением по основанию возникновения – на убытки, возникающие из договора и из деликта (недозволенных действий).

Отличие договорных убытков от деликтных, в первую очередь, определяется по их цели. Так, целью возмещения убытков, вызванных нарушением договорного обязательства, является приведение стороны как можно в более близкое положение к тому, в котором она находилась бы в случае надлежащего исполнения обязательства контрагентом. Напротив, задачей деликтных убытков является приведение потерпевшей стороны в положение, в котором она находилась до совершения правонарушения[242]. Описанные цели помогают прийти к выводу, что в основе деликтных исков лежит защита негативного интереса (reliance interest), в то время как при взыскании договорных убытков защищается позитивный интерес (expectation interest)[243].

Другим отличием является то, что по поводу объема подлежащих возмещению договорных убытков стороны могут договориться заранее, тогда как подобное соглашение в отношении деликтных убытков может быть заключено лишь post factum.

Специфические особенности взыскания договорных убытков мы находим в Германии. Так, в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения могут быть потребованы один из двух видов убытков. Это так называемые убытки наряду с исполнением (Schadensersatz neben der Leistung) и убытки взамен исполнения (Schadensersatz statt der Leistung). Оба этих вида являются взаимоисключающими и не могут быть взысканы одновременно. Под убытками наряду с исполнением понимаются такие убытки, которые могут быть взысканы в случае, если исполнение состоялось и кредитор его принимает. Главным образом такая ситуация возникает при просрочке исполнения, когда кредитор не утрачивает интерес к исполнению. Напротив, убытки взамен исполнения возникают при неисполнении обязательства и полностью покрывают интерес кредитора, связанный с неполучением предоставления. Право на такие убытки может возникнуть вследствие невозможности исполнения по вине должника, в результате неисполнения в назначенный кредитором разумный рок (Nachfrist), либо если имеются обстоятельства, делающие установление такого срока излишним (например, очевидна потеря интереса кредитора в момент неисполнения). По этой причине убытки взамен исполнения могут сочетаться с отказом от договора.

Отсутствие аналогичного деления в российском праве приводило подчас к смешению разных видов убытков и к установлению двойной ответственности. Министерство природных ресурсов и экологии Тульской области обратилось в Арбитражный суд Тульской области с исковым заявлением к ЗАО «Росимпекс» о расторжении контракта, взыскании основной суммы долга, а также пени и штрафа. При этом пени были установлены государственным контрактом за просрочку, а штраф – за его неисполнение или ненадлежащее исполнение. Решением суда, оставленным в силе апелляционной инстанцией, иск удовлетворен. Отменяя судебные акты и передавая дело на новое рассмотрение, Арбитражный суд Центрального округа обратил внимание на то, что арбитражным судом не установлено, за какой вид правонарушения ответчик привлекается к ответственности, и не указаны основания для одновременного применения двух видов штрафных санкций, предусмотренных п. 8.2 и 8.3 контракта с учетом того, что неустойка подразумевает ответственность за нарушение срока исполненного обязательства, т. е. предполагает факт его исполнения с просрочкой, а штраф подлежит взысканию в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения обязательства[244]. Данное дело служит наглядным примером разграничения кассацией убытков наряду с исполнением и убытков взамен исполнения, хотя терминологически это в судебном акте и не отражено.

В настоящее время с принятием Постановления Пленума ВС РФ № 7 признаки указанного деления наконец появились в российском праве. Так, п. 24 содержит разъяснение: «В случае, если исполнение обязательства в натуре возможно, кредитор по своему усмотрению вправе либо требовать по суду такого исполнения, либо отказаться от принятия исполнения (пункт 2 статьи 405 ГК РФ) и взамен исполнения обязательства в натуре обратиться в суд с требованием о возмещении убытков, причиненных неисполнением обязательства (пункты 1 и 3 статьи 396 ГК РФ). Предъявление требования об исполнении обязательства в натуре не лишает его права потребовать возмещения убытков, неустойки за просрочку исполнения обязательства».

В первом предложении прямо указано на убытки взамен исполнения, которые могут быть заявлены лишь альтернативно по отношению к исполнению обязательства в натуре. Во втором предложении, напротив, указано на право кредитора одновременно с исполнением в натуре требовать убытки, вызванные просрочкой (т. е. убытки наряду с исполнением). Остается надеяться, что суды обратят внимание на данное разъяснение и сделают из него правильные выводы.

Кроме того, внутри категории убытков взамен исполнения различаются так называемые большое возмещение убытков (gro?e Schadensersatz) и малое возмещение убытков (kleine Schadensersatz). Так, если при частичном неисполнении договора (товары поставлены в меньшем количестве) кредитор не имеет интереса в частичном исполнении, он может отказаться от договора в целом и требовать возмещения убытков. Такое требование является большим возмещением убытков. Напротив, малым будет возмещение убытков, заявленных в пределах разницы принятого кредитором частичного исполнения и всего исполнения по договору. То же самое касается поставки некачественного товара: если кредитор его принимает, то у него возникает право на малое возмещение убытков; если же характер недостатков дает кредитору право отказаться от договора и он такое право реализует – большое[245].

В целом анализ зарубежной доктрины показывает, что возмещение договорных убытков требует дифференцированного подхода в зависимости от характера допущенного нарушения.

Другим широко воспринятым многими правопорядками делением является деление убытков на прямые и косвенные.

В основании этого деления лежит характер связи убытков с неправомерным поведением. Так, если прямые убытки возникают непосредственно как результат такого поведения, то косвенные связаны с ним лишь отдаленно и вызваны также иными, подчас случайными обстоятельствами.

Отечественное гражданское законодательство не содержит определения прямых и косвенных убытков, хотя упоминание о косвенных убытках встречается. Например, ст. 143 Кодекса внутреннего водного транспорта РФ от 07.03.2001 № 24-ФЗ содержит положение, согласно которому в общую аварию включаются только такие убытки, которые являются прямым следствием акта общей аварии. Убытки, вызванные задержкой судна во время рейса, его простоем, изменением цен, и другие косвенные убытки не признаются общей аварией.

Понятие косвенных убытков широко используется в страховой сфере. Так, в Методических материалах по страхованию строительных рисков, которые могут быть использованы строительными и страховыми организациями при заключении договоров страхования[246], сказано, что страховому возмещению в том числе не подлежит стоимость устранения дефектов, которые явились причиной или которые могли явиться причиной наступления страхового случая, а также любых косвенных убытков, в частности потери от ожидаемой прибыли или наложения штрафов в ходе выполнения субподрядных работ.

Исходя из закрепленного в п. 1 ст. 15 ГК РФ принципа полного возмещения причиненных убытков напрашивается вывод: подлежат возмещению любые убытки, в том числе и косвенные. Между тем в доктрине устоялось мнение, что косвенные убытки возмещению не подлежат[247].

Подобный подход последовательно проводится и в судебной практике. Так, Верховный суд Республики Северная Осетия – Алания указал, что подлежат возмещению лишь прямые убытки, которые несет сторона в гражданском обороте. Косвенные убытки, напрямую не связанные с последствиями нарушения данного гражданского обязательства, взысканию не подлежат.

Анализ названных правовых норм свидетельствует о том, что убытки по общему правилу возмещаются в полном размере, т. е. взыскивается как реальный ущерб потерпевшей стороны, так и упущенная выгода. Вместе с тем подлежат возмещению лишь прямые убытки, которые несет сторона в гражданском обороте. Косвенные убытки, напрямую не связанные с последствиями нарушения гражданского обязательства, взысканию не подлежат[248]. Почти тождественные формулировки можно встретить в текстах судебных актов и арбитражных судов[249].

Отработанная до автоматизма некритичность, с какой суды воспроизводят идею «невзыскабельности» косвенных убытков, в условиях отсутствия сколь либо ясного представления о содержании этого понятия не может не вызывать тревогу.

Наиболее глубоко и обстоятельно проработана данная классификация в Германии. Разграничение прямых или непосредственных (unmittelbare Sch?den) и косвенных или опосредованных (mittelbare Sch?den) убытков проводится в первую очередь по тому признаку, что прямые убытки возникают в самом благе, которое является объектом противоправного поведения, в то время как косвенные затрагивают прочую имущественную сферу потерпевшего. Названный критерий находит отражение в другом терминологическом обозначении прямых и косвенных убытков – Objekt-, Verletzung- или Substanzschaden (убытки в объекте) и Folgesch?den (последующие убытки). При этом к характеру связи с объектом добавляется временной критерий – прямые убытки наступают, как правило, немедленно, в то время как косвенные отделены от противоправного поведения временным интервалом (zeitlicher Abstand). Отмечается, что игнорирование временного интервала может сделать классификацию беспредметной в случае, если противоправное поведение направлено не на конкретный объект, а на имущество потерпевшего в целом[250].

Другим важным критерием разграничения выступает причинно-следственная связь. Так, при прямых убытках причинно-следственная связь устанавливается между противоправным поведением и этими убытками, в то время как при установлении косвенных убытков, исследуется каузальность между прямыми убытками и косвенными. Данная особенность обнаруживает два вида причинно-следственной связи и, соответственно два уровня доказывания.

Первый вид – так называемая обосновывающая ответственность причинность (haftungsbegr?ndende Kausalit?t). Установив ее наличие между противоправным поведением и возникшим вредом (прямыми убытками), констатируют возникновение ответственности (Haftung). Второй вид носит название наполняющей ответственность причинности (haftungsausf?llende Kausalit?t), и ее исследование необходимо для установления связи косвенных (опосредованных) убытков с прямыми (первичным повреждением блага). Х. Ланге и Г. Шиманн обращают внимание, что при этом отношение между противоправным поведением и косвенными убытками не получило обозначения, в связи с чем является терминологической лакуной[251].

Для более ясного понимания изложенного подхода необходимо напомнить классическую германскую модель гражданско-правовой ответственности. Такая модель состоит из трех элементов:

1) объективное основание (состав) ответственности (objektiver Tatbestand), которое в свою очередь состоит из: а) причиняющего вред поведения (Verletzungshandlung), b) убытков (Schaden) и с) причинно-следственной связи между поведением и убытками (Kausalit?t)[252];

2) противоправности (Rechtswidrigkeit) и

3) субъективного основания (состава) ответственности (subjektiver Tatbestand) или обязанности отвечать (Vertretenm?ssen), в частности вины (Verschulden)[253].

Введение в конструкцию убытков двух видов причинности имеет то практическое значение, что прямые убытки входят в объективное основание (состав) ответственности (objektiver Tatbestand), в то время как косвенные убытки определяют ее размер (объем). Отсюда причинно-следственная связь между первичным повреждением и косвенными убытками носит название наполняющей ответственность причинности.

Другое важное в практическом отношении следствие двойной причинности обнаруживает себя в процессуальной плоскости. Так, обосновывающая ответственность причинность, будучи элементом объективного состава ответственности, подлежит доказыванию истцом в рамках общих правил о распределении бремени доказывания. Между тем наполняющая ответственность причинность, равно как и вытекающие из нее дальнейшие (косвенные) убытки, оценивается судом по своему внутреннему убеждению (§ 287 ZPO[254]), что в литературе рассматривается как облегчение доказывания[255].

В условиях господствующего в Германии натуралистического подхода к понятию убытков наполняющая ответственность причинность (haftungsausf?llende Kausalit?t) наделяется еще одной важной функцией – регулирование размера убытков сообразно текущим политико-правовым целям. Если нормативная концепция убытков позволяет расширить или сузить само понятие убытков, то натуралистическая концепция, будучи привязанной к объективным критериям, такого удобства не дает. В этом случае включить или исключить те или иные невыгоды из подлежащих возмещению убытков удается путем констатации наличия или отсутствия наполняющей ответственность причинной связи. Критерием, который в одних случаях ограничивает действие причинности, а в других, наоборот, расширяет ее, является цель правовой нормы.

Строгое выделение видов причинности как следствие разграничения основания ответственности и ее объема существует не только в Германии. Во французской литературе, равно как и в некоторых судебных актах, можно встретить противопоставление связи между поступком ответчика и первичным вредом (lien entre le fait du defendeur et le dommage initial), с одной стороны, и связи между первичным вредом и его дальнейшими последствиями (lien entre le dommage initial et ses consequences ulterieures)[256] – с другой. Также комментаторы Модельных правил европейского частного права (DCFR) к ст. VI. – 4:101 приводят целый ряд правопорядков, воспринявших указанное деление (Португалия, Голландия, Италия и др.)[257].

В странах общего права можно также встретить идеи о разделении причинности[258], хотя в целом подходы к пониманию прямых и косвенных убытков построены на иных принципах.

Для прямых и косвенных убытков существуют различные обозначения. Так, можно встретить прямые (direct) и непрямые убытки (indirect damages)[259], общие (general) и особые (special) убытки[260], прямые (direct) и последующие (consequential) убытки[261].

Особые (special) убытки в отличие от общих возникают не прямым и естественным образом, а являются специфичными для каждого потерпевшего[262]. Своим наименованием они обязаны особым характером вызывающих их обстоятельств, которые не могут быть отнесены к обычным последствиями нарушения, хотя и не находятся за гранью вероятного.

Как высказался Верховный суд Северной Каролины, причинитель вреда «отвечает за все убытки, причиненные прямым образом своим противоправным поведением, а также за все непрямые (inderect) или последующие (consequential) убытки, которые являются естественным и возможным результатом правонарушения…»[263].

Выше мы видели, что в странах континентального права в основу деления убытков на прямые и косвенные положен характер причинно-следственной связи, т. е. объективный критерий. В странах общего права разграничение проводится по признаку так называемой отдаленности (remoteness) убытков или их предвидимости (foreseeability), т. е. критерию субъективному. Данный принцип нашел преломление в различных прецедентах как в области деликтного права, так и договорного.

Основным прецедентом в сфере деликтного права является дело, известное как Wagon Mound (No.1)[264]. Судно ответчика было пришвартовано в порту Сиднея. По неосторожности судовой команды при погрузке нефти ее часть была пролита и распространилась по всей гавани. Вследствие проводимых работниками порта сварочных работ искры попали на водную поверхность и нефть воспламенилась, причинив существенный вред как самой инфраструктуре порта, так и находившимся там судам.

Истец, ссылаясь на дело RePolemis[265], заявил, что с ответчика подлежат взысканию не только убытки, причиненные проливом нефти, но и убытки, вызванные ее возгоранием, поскольку такие убытки являются прямым следствием (direct consequence) пролива. Тайный совет (Privy Council) не согласился с такой аргументацией и преодолел (overrule) прецедент RePolemis, указав, что существенным фактором при установлении ответственности является определение того, мог ли разумный человек предвидеть соответствующие убытки.

Судья Симондс отметил: «Не существует ответственности, пока не наступил ущерб. Основанием деликтной (tort) ответственности является не само действие, но его последствия… Но кто осведомлен или может предполагаться осведомленным обо всех природных процессах? И если считать неправильным вменять человеку непредвидимые им убытки лишь на том основании, что они являются прямыми (direct) и естественными (natural), равным образом будет и неправильным освобождать его от ответственности за ущерб, хотя бы и косвенный (indirect), если он предвидел или мог разумно предвидеть вызвавшие его события».

Таким образом, в данном деле за истцом было признано право на убытки, причиненные порту проливом нефти, но отказано в убытках, вызванных ее возгоранием.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.