6. Сущность Съезда народных депутатов СССР

а) Съезд народных депутатов СССР как механизм передачи власти национал-предателям.

Термин «национал-предатели» укоренился в общественном сознании в течение последних нескольких лет. Упоминал его и Президент РФ В. В. Путин, обращаясь к Федеральному Собранию РФ с внеочередным посланием 18 марта 2014 г.[273] Однако, разумеется, само «национал-предательство» существовало с незапамятных времён, но, пожалуй, самым «пышным цветом» оно расцвело в период перестройки в СССР.

Как уже отмечалось, учреждение Съезда народных депутатов СССР было осуществлено именно в то время, когда в советском обществе окончательно сформировались и неприкрыто функционировали антисоветские силы. Именно в этот период их допустили к управлению государством для легализации наиболее радикальных решений в экономической, политической сферах и сфере государственного единства СССР. И механизмом передачи власти «пятой колонне» как раз и выступил Съезд народных депутатов СССР.

Антисоветизм вел себя настолько организованно, уверенно и неприкрыто, что на Съезде даже была создана, по существу, собственная фракция – Межрегиональная депутатская группа. Численность её была внушительной – более 350 депутатов[274]. Именно данная фракция дала дорогу в большую политику таким известным лицам, как Б. Н. Ельцин, Г. Э. Бурбулис, А. А. Собчак, Г. Х. Попов, Т. И. Заславская и многим другим. Результаты их деятельности для страны всем хорошо известны.

Уже с самого начала работы I Съезда народных депутатов СССР представители МДГ начали действовать очень напористо, пойдя «в наступление»: сразу после объявления Назарбаевым Н. А. повестки дня Съезда на трибуну вышел будущий сопредседатель МДГ академик Сахаров и предложил, во-первых, сразу же принять «декрет о власти», по которому принятие законов и назначение высших должностных лиц СССР относилось бы к исключительному ведению Съезда народных депутатов СССР, и, во-вторых, избирать Председателя Верховного Совета СССР только после его выступления, оглашения программы и обсуждения кандидатуры[275]; вслед за ним выступил член МДГ Г. Х. Попов с предложением провести альтернативные выборы в Верховный Совет СССР[276]; позднее другой член МДГ – депутат Оболенский А. М. – предложил свою кандидатуру на пост Председателя Верховного Совета СССР[277], депутат Бурбулис Г. Э. – кандидатуру Ельцина Б. Н.[278], тем самым пытаясь создать альтернативу М. С. Горбачёву на данный пост. Далее члены МДГ – академики Заславская Т. И. и Сахаров А. Д.[279] – предложили запретить «закон о митингах»[280], чтобы не мешать их проведению в период заседаний Съезда, и обвинили министра внутренних дел Бакатина В. В. в том, что милиция использовала силу в пресечении попыток митингующих пройти к Кремлю. Причём Сахаров, пытаясь представить органы внутренних дел в более зловещем и античеловечном виде, решил добавить немного сентиментальности в свое выступление: «Мне вчера позвонила девочка с этого митинга – она плакала, потому что люди были окружены милицией»[281]. Почему какая-то девочка стала звонить не кому-то, а ни больше ни меньше сразу академику и каким образом она это сделала, находясь в окружении и не имея мобильного телефона, так и осталось загадкой. Тем не менее на Съезде был продолжен начатый в СМИ процесс дискредитации правоохранительных органов с целью их деморализации и приведения в состояние полной неспособности защитить СССР перед его готовящимся сломом.

Далее член МДГ, депутат Афанасьев Ю. Н., призвал не «вести себя благостно», а «изменить решительным образом положение дел в стране», повесив на депутатов ярлык «агрессивно-послушного большинства», а Верховный Совет СССР, который, по мнению Афанасьева Ю. Н., не был готов так стремительно все ломать в стране, как ему того хотелось бы, назвал «сталинско-брежневским»[282]. Другой член МДГ – депутат Адамович А. М. – пошёл ещё дальше, назвав управление в СССР «административно-приказным дебилом»[283], призвав приравнять раскулачивание к политическим репрессиям и через референдум отказаться от колхозов и совхозов, а вместо этого закрепить в Конституции СССР право аренды земли[284].

Истинных своих целей Межрегиональная депутатская группа никогда и не скрывала, заявляя, что она стремится к демонтажу «трёх китов»: «имперской сущности СССР как централистского, унитарного государства; государственного социализма с нерыночной экономикой и партийной монополии»[285]. Раздражала Межрегиональную группу и имевшаяся территориальная целостность СССР: «Мы Прибалтику сначала оккупировали, а потом её аннексировали»[286].

Созданная фракция действовала очень слаженно, организованно и спаянно. Когда стало ясно, что один из идеологов и лидеров МДГ – Б. Н. Ельцин – не был избран в состав Совета Национальностей Верховного Совета СССР, член МДГ депутат Казанник А. И. решил уступить ему своё место в составе Совета Национальностей[287]. Причём Казанник А. И., понимая, что задуманное может осуществиться не так, как надо, и свою кандидатуру он снимет, а Ельцина даже повторно могут не избрать, поставил Съезду условие, что он снимает свою кандидатуру только в случае, если Съезд включит Ельцина в состав Совета Национальностей без голосования. Член МДГ Собчак А. А. даже попытался это юридически обосновать, заявив, что, в соответствии с мировой практикой, в случае выбытия какого-то кандидата его место автоматически занимает следующий кандидат, набравший максимальное количество голосов[288]. Полагаю, что с этим тезисом трудно согласиться, поскольку указанная процедура действует при пропорциональной системе голосования в отношении политических партий, идущих на выборы в виде партийного списка, и действует именно в отношении кандидатов, а не избранных депутатов. А Верховный Совет СССР уже был избран. Следовательно, если какой-то из депутатов слагает с себя полномочия, должны проводиться довыборы с новым выдвижением кандидатов и голосованием за них.

В этой связи, понимая, что условия Казанника А. И. к Съезду неприемлемы, а обоснование Собчака А. А. небесспорно, МДГ потребовало, чтобы Съезд специально принял решение, что в случае сложения Казанником А. И. полномочий депутата Ельцин автоматически занимает освободившееся место без переголосования, и только потом Казанник А. И. сложит свои полномочия. И Съезд народных депутатов СССР такое решение принял[289]. Оценивая поступок Казанника А. И., некоторые депутаты справедливо заявили, что избирателям теперь следовало бы подумать, голосовать ли впредь за таких «избранников», которые с легкостью отказываются от своих прав[290].

Тем не менее, как видно, организованности Межрегиональной депутатской группы можно только позавидовать. Эта группа выступила как настоящий таран, бьющий напролом по политической системе СССР.

Следует отметить, что Председатель Верховного Совета СССР М. С. Горбачёв не только не пресекал фракционную подрывную деятельность МДГ, но и, наоборот, всячески её стимулировал, «опекал» и поддерживал. К примеру, когда один из депутатов Съезда потребовал от Т. И. Заславской «извиниться перед московской милицией за свое некорректное выступление», М. С. Горбачёв сразу же встал на её защиту, заявив: «Думаю, до этого не дошло здесь. Она поставила вопрос, мы обсудили и сняли эту проблему… Не будем драматизировать каждый вопрос, товарищи. Я думаю, это полезно: обменялись мнениями, одно учли, другое отклонили и пошли дальше»[291].

В другой раз, когда выступал член МДГ Ю. Н. Афанасьев и, не стесняясь в выражениях, назвал Верховный Совет СССР «сталинско-брежневским», а всех депутатов «агрессивно-послушным большинством», депутаты в зале зашумели, но их сразу же «приструнил» М. С. Горбачёв, заявив, что «серьезный разговор идёт»[292]. Сразу же после этого он дал слово другому члену МДГ – Г. Х. Попову, – который официально и объявил о создании межрегиональной группы и призвал депутатов к ней присоединиться[293]. К чести одного из депутатов – В. Н. Степанова, – сразу же выступившего после Г. Х. Попова, следует сказать, что он категорически осудил это предложение: «То, что вы сегодня предложили Съезду создать фракцию, – это безумие. Опомнитесь, что вы собираетесь делать. Надо накормить народ, надо оздоровить экономику! Вы же пока вносите разброд в работу Съезда и отвлекаете его от насущных проблем»[294]. Однако и тут вмешался М. С. Горбачёв, «остудив» вполне справедливый пыл В. Н. Степанова: «Я думаю, давайте не будем торопиться в связи с тем, что сказал товарищ Афанасьев. Поднял проблему и уж особенно оформил её, выводя на раскол Съезда, на фракции товарищ Попов. Вещь серьёзная. Не будем упрощать. Об этом надо нам поговорить, потому что это критический момент в работе нашего Съезда. Товарищи знают, что они делают. У них в заготовках, наверное, много ещё вариантов будет, но мы должны разобраться. Я не думаю, что мы должны всё отбросить: и то, что сказал товарищ Афанасьев, и то, что сказал Попов. Нет. Я не думаю так (выделено мной. – Д. Л.)…»[295]. Хотя в обилии слов генсека смысл, как это часто бывало, утонул, но тем не менее было ясно, что отбрасывать всё то, что предложили Ю. Н. Афанасьев и Г. Х. Попов, он не собирался.

Когда после повальной критики призыва Г. Х. Попова создать фракцию последнему для оправдания было дано слово, Попов стал отказываться от своих слов, утверждая, что, видимо, всем показалось и никакую фракцию он создать не предлагал. Разумеется, после такого маневрирования депутаты возмутились, поднялся шум в зале. Но и здесь М. С. Горбачёв призвал: «Товарищи! Давайте послушаем всё-таки, это важно»[296]. Но и после выступления Попова, как ни странно, опять слово получил член МДГ – А. Д. Сахаров…[297]

Далее на обвинения некоторых депутатов о скрытой поддержке Горбачёвым МДГ генсек заявил: «Но я не просил товарища Афанасьева подготовиться, отложив сон, и товарища Попова бросить все и подготовить свои речи. Этого я не просил, инициативы не проявлял. Они выступали по своей инициативе. Но я считаю, раз они подняли проблемы, мой долг был обратиться к вам. Потому что мы не могли просто так, утвердив протоколы, разойтись, оставив это всё, не поняв и не обменявшись мнениями. Мне казалось, это было бы ошибкой… Не жалею об этом, не жалею, товарищи…»[298]. То, что генсек решил обсудить проблемы, поднятые депутатами, это, конечно, правильно и ничего предосудительного в этом нет, непонятно только то, почему он всегда заострял проблемы, затронутые именно депутатами из МДГ, а не остальными выступавшими.

Кроме того, М. С. Горбачёв чаще всего давал возможность выступить именно представителям МДГ[299]. О привилегированном положении, которое М. С. Горбачёв создавал вокруг МДГ, и об ущемлении прав других народных избранников говорили и сами депутаты. Депутат Мамедов М. Г. прямо заявил: «Я хочу выразить категорическое несогласие с товарищами, которые выступили первыми по итогам голосования. Это товарищи Афанасьев и Попов. Я думаю, все согласны с тем, что они и вот ещё несколько человек выступают, им постоянно предоставляют слово. Очень много депутатов, которые хотели бы попросить слово, но они их опережают и тень на плетень наводят»[300]. По этому же поводу с недовольством на III Съезде народных депутатов СССР выступил даже глава советского правительства Н. И. Рыжков: «Я, Михаил Сергеевич, вас не понимаю тоже. Почему именно товарищу Собчаку вы всё время даёте слово? Почему мы даём ему возможность плевать в каждого человека?»[301].

Проявлял повышенное внимание к членам МДГ в бытность своего председательства на Съезде и А. И. Лукьянов, за что и получил замечание от одного из депутатов: «Анатолий Иванович, я хочу вас предупредить о том, что у нас опять получается какая-то дискриминация депутатов: кого вы знаете – тому предоставляете микрофон, кого не знаете – не даёте слова. Я уже почти 15 минут стою здесь»[302].

Следует отметить, что М. С. Горбачёв не только вступался за членов МДГ, но и направлял Съезд в русло обсуждения именно их выступлений, «раскручивал» их весьма радикальные предложения: «Но вот возникла ситуация после выступления товарища Афанасьева, и мы должны её разрешить. Затем пойдут другие выступления»[303]. То есть Съезд занимался не рассмотрением законопроектов или докладов руководства страны о положении дел в СССР и в мире, а обсуждал выступления двух депутатов, вносивших раскол в Съезд и заражавших всех вирусом антисоветизма. Даже после того, как депутаты перешли к другим темам и провели выборы в Верховный Совет СССР, обсудили вопрос о предоставлении мест в Верховном Совете СССР от Нагорно-Карабахской автономной области, М. С. Горбачёв предложил вернуться к обсуждению выступлений Афанасьева и Попова: «Товарищи, мы должны обдумать такой вопрос. Мы приостановили обмен мнениями в связи с выступлением товарища Афанасьева, в развитие которого, так я понял, выступали товарищи Попов и Адамович, поскольку они выступали с развернутыми, так сказать, подготовленными, продуманными предложениями. И я считаю, что те темы, которые они затронули, настолько серьёзны, что мы должны вернуться к ним и хотя бы одно заседание им посвятить…»[304].

Также поддержку со стороны М. С. Горбачёва получила уже упоминавшаяся ранее идея МДГ об автоматическом, без голосования, прохождении Б. Н. Ельцина в Совет Национальностей Верховного Совета СССР. Хотя, очевидно, что эта идея несостоятельна не только юридически, но даже логически. Однако в итоге Б. Н. Ельцин поднимался по политической лестнице, причём не без активной помощи М. С. Горбачёва.

Таким образом, можно сделать вывод, что Межрегиональная депутатская группа действовала очень организованно и спаянно, при этом постоянно получая покровительство и поддержку от руководства Съезда народных депутатов СССР и лично от М. С. Горбачёва.

В отношении организации деятельности Межрегиональной депутатской группы следует обратить внимание на ещё один факт. Ошибочно думать, что заседания Межрегиональной депутатской группы проходили где-то в подполье либо у кого-то на квартире. Как это ни удивительно, но МДГ заседала в Кремле[305].

Уже на своём заседании 22 июля 1989 г. МДГ стала обсуждать, какое помещение для заседаний ей выбрать. Дом политпросвещения был отвергнут, поскольку он «хорош всем, кроме одного: это недостаточно солидно для межрегиональной группы» (Заславский П. П.)[306]. И далее Г. Х. Попов, не мудрствуя лукаво, и вовсе прямо заявил: «Я не вижу никаких оснований, почему мы не можем собраться в Кремле… Мы… настаиваем на праве депутатов собираться тогда, когда удобно и где удобно. И в частности, мы говорим: в Кремле достаточно помещений. В Кремле есть Дворец съездов, старый зал, где заседал Верховный Совет. Поэтому, мне думается, нужно направить очень резкую, короткую телеграмму (М. С. Горбачёву с требованием предоставления одного из залов Кремля для собраний. – Д. Л.)… Если нам откажут по этой телеграмме, тогда мы сделаем соответствующее заявление для печати и прессы о том, что нам не дали помещение, и будем решать, где нам собираться»[307]. Причём далее Г. Х. Попов заявил, что помещение готов был предоставить факультет журналистики Московского Университета, находящийся рядом с Красной площадью, также может предоставить помещение Союз научных и инженерных обществ, дом учёных. Однако, как видно, группа рыночников и антисоветчиков работала открыто и, более того, считала ниже своего достоинства собираться где-то, кроме Кремля. Ради «выбивания» зала в Кремле они были готовы пойти на манипулирование угрозой скандала в печати и тем самым, безусловно, заработать дополнительные политические очки и показать на деле косность «системы».

Интересно отметить, что на М. С. Горбачёва надежды были не напрасны, и он, видимо, уже неоднократно членов МДГ выручал, поскольку, когда один из депутатов предложил обратиться не к Горбачёву, а к Лукьянову, Г. Х. Попов ответил: «С Лукьяновым надо прекратить переговоры, переговоров велось достаточно. Теперь надо вести переговоры с Председателем, потому что потом будет сказано, почему вы не пришли ко мне и не сказали (выделено мной. – Д. Л.)»[308].

Деятельность МДГ подчинялась и служила исключительно западным интересам, а не интересам демократии вообще, как официально провозглашалось. К примеру, депутат Адамович А. М. заявил: «В витринах западных магазинов – товары. А в наших неплохо бы вешать портреты министров: в мясном – министра сельского хозяйства, в обувном – легкой промышленности и так далее»[309]. То есть, по представлениям господина Адамовича, товары были только в «западных» магазинах: ни в СССР, ни в «азиатских», ни в «латиноамериканских», ни в других магазинах их не было. И такое же заведомо ложное представление внушалось большинству народных депутатов СССР.

Интересно отметить, что на самом I Съезде открыто заявлялось о том, что в США уже знали, что на Съезде выступит объединенная оппозиционная фракция. Генеральный директор ТАСС Л. П. Кравченко заявил: «Для меня не было неожиданным выступление ни товарища Афанасьева, ни товарища Попова. Случилось так, что я совсем недавно был в Соединённых Штатах Америки и уже там вынужден был вести дискуссию по поводу того, выступит ли на этом Съезде объединённая оппозиционная фракция в составе примерно 350–400 человек. В США почему-то сумели подсчитать её заранее»[310].

Поэтому, исходя из того, «чьи» интересы отстаивала МДГ, исходя из того, что на Западе уже знали о выступлении «оппозиции», не остается никаких сомнений, что Межрегиональная депутатская группа служила целиком и полностью западным интересам и в первую очередь интересам США.

Однако далеко не все депутаты поддерживали идеи и фракционную деятельность МДГ. Многие из них ее категорически осуждали, говоря, что фракционность ведёт к расколу Съезда и уводит его от решения насущных государственных проблем[311]. Неслучайно при избрании Верховного Совета СССР подавляющее большинство депутатов от МДГ в его состав не вошли, получив больше голосов «против», чем «за»[312].

Результаты голосования в Совет Союза Верховного Совета СССР. РСФСР, г. Москва[313]

Как видно, из 19 кандидатов в депутаты в Совет Союза Верховного Совета СССР, выдвинутых от МДГ, были избраны только лишь 4, а 15 кандидатов не прошли.

В свою очередь, в соответствии со ст. 111 Конституции СССР, в Совет Национальностей Верховного Совета СССР от союзной республики избиралось 11 депутатов. От РСФСР было выдвинуто 12 кандидатов, то есть на 1 больше, чем было предусмотрено квотой. И в результате голосования единственным, кто не был избран, то есть 12-м, лишним, кандидатом оказался Б. Н. Ельцин – член МДГ[314].

Теперь становится понятным, почему для Межрегиональной депутатской группы Верховный Совет СССР оказался «сталинско-брежневским».

Надо отметить, что члены МДГ, несмотря на все свои заявления о приверженности демократии, в реальности никакими демократами никогда не являлись, поскольку один из главных «законов» демократии – подчинение меньшинства большинству – ими всячески нарушался. Так, большинство членов МДГ не были избраны в Верховный Совет СССР, наиболее активные, например Заславская Т. И., Станкевич С. Б., Попов Г. Х., Крайко А. Н., получили больше голосов «против», чем «за» («против» Заславской Т. И. проголосовало почти в 3 раза больше, чем «за»). Казалось бы, надо прислушаться к мнению большинства, сделать выводы. Но нет! Члены МДГ вели себя так, что это не они не правы, это не правы народные депутаты СССР, что они избрали «сталинско-брежневский» Верховный Совет, что это – победа партаппарата! Это настроение очень хорошо передал депутат Мешалкин Е. Н.: «Они оказались в меньшинстве, и это их никак не может удовлетворить. Они думали, что, как на митингах в Лужниках, они смогут нас всех поднять и немедленно смести всё, что им мешает встать во главе Съезда… Явно видна неудовлетворенность тем, что они оказались в меньшинстве. И они хотят организовать фракцию, рассчитывая, что фракционная работа, в которой они искушены, позволит захватить большинство на Съезде… Я не меньше, чем вы, озабочен ситуацией в стране. Но вот те, кто кричит о плохой работе, не дали никаких конструктивных предложений, не говорят о том, как исправить дело, мы слышим только, что у них должна быть свобода»[315].

Вызывало у многих депутатов недовольство и поведение А. Д. Сахарова, которого А. А. Собчак сравнивал и ставил в один ряд с Сергием Радонежским и Серафимом Саровским[316]. Однако, несмотря на свою «святость», академик Сахаров посчитал возможным в интервью канадской газете «Оттава ситизен» заявить, что советские солдаты в Афганистане якобы расстреливали своих же солдат, попавших в окружение, чтобы те не сдались в плен[317]. Показательным являются слова депутата-учительницы средней школы Казаковой Т. Д., обращённые к Сахарову: «Товарищ академик! Вы своим одним поступком перечеркнули всю свою деятельность. Вы принесли оскорбление всей армии, всему народу, всем нашим павшим, которые отдали свою жизнь. И я высказываю всеобщее презрение вам. Стыдно должно быть!»[318].

Раздосадованные результатами выборов в Верховный Совет СССР сторонники МДГ даже требовали проведения поименного голосования при принятии каждого решения[319], что, безусловно, дало бы возможность более эффективно манипулировать народными депутатами СССР.

Межрегиональная депутатская группа стремилась уничтожить социализм, КПСС, государственный механизм СССР. Особенное раздражение у группы вызывали силовые структуры, которые они пытались представить олицетворением террора и маниакальной кровожадности: «Этот комитет (КГБ. – Д. Л.) осуществляет всеохватный контроль над обществом, над каждым в отдельности… Горе, стон, муку сеяла эта служба на родной земле. В недрах этого здания мучили и пытали людей, как правило лучших, гордость и цвет наших народов… КГБ – это не служба, а настоящая подпольная империя, которая ещё не выдала свои тайны, разве только раскрытые могилы… В Верховном Совете предполагается Комитет по обороне и государственной безопасности. Надо полагать, по деятельности МВД и КГБ (МВД тоже оставило не лучший след в нашей истории)…»[320].

Как видно, мечтой советских «демократов» была полная ликвидация всех силовых структур, и эта мечта понятна, поскольку оказаться на скамье подсудимых за измену Родине вряд ли кому-то из них хотелось.

Таким образом, взгляды и поведение членов МДГ, а также их сторонников явно свидетельствуют, что власть в стране переходила к национал-предателям. И Съезд народных депутатов СССР выступил средством для этого.

б) Съезд народных депутатов СССР как управляемый хаос.

Для того чтобы поставленные руководством страны цели по уничтожению СССР и его общественного строя были достигнуты, допустить пятую колонну к власти было мало, надо было ещё создать условия для её функционирования. И главным из этих условий явилось создание неорганизованности, стихийности и митинговости на Съезде при одновременном жёстком контролировании ситуации, что порождало явление управляемого хаоса.

Съезд – это всего лишь инструмент, под «демократической» завесой которого шло разрушение СССР. Ни о каком реальном участии депутатов в решении важных государственных вопросов речь не шла в принципе. По признанию самих депутатов, до Съезда они не получили ни повестку дня, ни каких-либо ещё документов, позволяющих им качественно подготовиться к работе – все материалы они получали только в день заседания[321], хотя в соответствии с принятым впоследствии временным, а затем и постоянным регламентом все материалы должны были быть предоставлены депутатам за две недели[322]. Даже сам М. С. Горбачёв признавал, что к открытию I Съезда не было «готовых документов» о функционировании Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР[323]. То есть депутатов просто использовали: Съездом «дирижировали», направляли его часто неподготовленное мнение в нужное русло, а иногда просто брали изматыванием с целью получить нужное голосование[324].

Следует отметить ещё одну интересную деталь, подтверждающую факт дирижирования Съездом, разыгрывания грандиозного политического спектакля. Согласно Конституции СССР, после избрания лица Президентом СССР его полномочия как народного депутата прекращаются (ст. 127.1 Конституции СССР в ред. от 14.03.1990). Именно поэтому, став Президентом СССР, М. С. Горбачёв на III Съезде народных депутатов СССР был освобождён от обязанностей народного депутата и, следовательно, от обязанностей Председателя Верховного Совета СССР. В этой связи участвовать в руководстве Съезда он уже не мог. Однако после открытия очередного IV Съезда народных депутатов СССР было заявлено, что «многие народные депутаты СССР вносили предложение пригласить в Президиум Съезда Президента СССР… Просим поддержать данное предложение и пригласить в Президиум Съезда М. С. Горбачёва»[325]. Для чего в Президиум органа было приглашено лицо, не являющееся членом данного органа? Ответ очевиден – для реального руководства над этим органом, для контроля за «развитием ситуации».

Более того, один из депутатов на I Съезде сделал достаточно интересное признание: «Бедный дом политпросвещения на Трубной площади, – а он на пять недель в самом деле стал Домом и полит-, и просвещения! Там собирались люди, которых знала вся страна. Они ночью ковали, так сказать, недопустимые вещи – концепцию и программу этого Съезда! (выделено мной. – Д. Л.).

Неудобно впутывать руководство (нам же с ним жить), но должен доложить по секрету, что с нами там заседал и Лев Николаевич Зайков, первый московский секретарь, и даже Анатолий Иванович Лукьянов»[326]. Были предварительные встречи руководства КПСС и с народными депутатами, на которых обсуждались вопросы, выносимые на Съезд народных депутатов СССР[327].

То есть руководство страны тщательно готовилось к Съезду, но сам Съезд сознательно превращало в неорганизованную толпу, которой было проще управлять.

Неорганизованность Съезда иногда даже приводила к курьезам. К примеру, от имени известного врача Касьяна Н. А. в Президиум Съезда была подана записка, что он якобы готов бесплатно принимать нуждающихся в ортопедической помощи депутатов. В результате после приема в день 200 «больных» Касьян А. Н. обратился к Съезду с заявлением, что он такой записки не писал[328].

Съезд народных депутатов учреждался под лозунгом передачи всей власти советам и углубления демократии – привлечения широких слоев населения к управлению государством. В реальности Съезд превратился в инструмент разрушения государства. А все слова о демократии оставались только лишь словами – на Съезде даже не соблюдался принцип альтернативности выборов: М. С. Горбачёв и А. И. Лукьянов избирались на должности Председателя Верховного Совета СССР и Первого заместителя Председателя Верховного Совета СССР, соответственно, безальтернативно, что вызвало негативную реакцию у многих депутатов. Особенно много претензий было высказано к кандидатуре А. И. Лукьянова – многим она показалась не такой уж и безальтернативной[329]. Причём избрание А. И. Лукьянова было не только безальтернативным, но и происходило путём открытого голосования[330]. Полагаю, что если бы в Конституции СССР не было бы прямой записи, что Председатель Верховного Совета СССР избирается тайно (ст. 120), то и в этом случае он избирался бы открытым голосованием, а предсказать результаты такого голосования не так уж и сложно.

Безальтернативным было и избрание в декабре 1990 г. вице-президента СССР, что вызвало недоумение у депутатов[331], особенно если учесть, что сама кандидатура вице-президента – Г. И. Янаева – оказалась для всех неожиданностью[332]. Депутатам даже отказали в перерыве, чтобы осмыслить и обсудить предложенную кандидатуру. Поэтому неслучайно в результате тайного голосования кандидатура Г. И. Янаева не была поддержана на пост Вице-президента СССР[333]. Однако М. С. Горбачёв вновь внёс кандидатуру Г. И. Янаева на данный пост.[334] И только со второго раза, после давления на Съезд, Г. И. Янаев был избран Вице-президентом СССР.[335]

Таким образом, Г. И. Янаева Президент СССР буквально протащил на вновь созданную должность[336]. И этот факт подтверждает ещё раз очевидную истину, что Съезд всего лишь инструмент, который использовали для своих нужд М. С. Горбачёв и его команда.

Антидемократичность и управляемость в работе Съезда также проявилась в порядке избрания Председателя Верховного Совета СССР. По логике, сначала избирается сам орган, а только затем его председатель, причём желательно из нескольких кандидатов, выступивших со своей программой. Однако с избранием М. С. Горбачёва было иначе. На повестку для I Съезда народных депутатов СССР сразу же после вопроса об избрании мандатной комиссии был поставлен вопрос об избрании Председателя Верховного Совета СССР и лишь затем вопрос об избрании самого Верховного Совета СССР. То есть сначала избирался Председатель органа, который ещё не существует, и только потом сам орган. Кроме того, никакой программы М. С. Горбачёв не представил – его кандидатуру обсуждали по имеющимся «заслугам». Полагаю, что Горбачёв и не сомневался в том, что его изберут главой Верховного Совета СССР. Его уверенность проявилась уже в том, что он ещё до своего избрания начал вести Съезд народных депутатов СССР, хотя по Конституции СССР это мог делать только Председатель ЦИК СССР (абз. 5, ст. 110). Чтобы исправить эту неудобную ситуацию, по предложению депутата К. Д. Лубенченко Съезд «подтвердил голосованием» право Горбачёва вести заседания[337]. Впрочем, и это грубо нарушало Конституцию СССР, поскольку она такого права Съезду не предоставляла.

Следует отметить ещё одну особенность Съезда, проявившуюся во время его функционирования, – это некомпетентность депутатов в управлении государством. К примеру, Председателя Верховного Совета СССР почему-то упорно называли «президентом» (а его Первого заместителя – А. И. Лукьянова – «вице-президентом»[338]), хотя эта должность будет учреждена только лишь через 2 года – в марте 1990 г. Тем не менее десятки раз из уст разных депутатов звучало обращение к Горбачёву – «президент»[339]. Возможно, для неискушенных в политической и юридической сфере депутатов должность «президент» понималась как лицо, возглавляющее «президиум». Однако, удивительно, но всеобщей иллюзии, что в СССР уже существует институт президента, поддался и доктор юридических наук, вице-президент Академии наук СССР академик Кудрявцев В. Н., который, подшучивая над А. И. Лукьяновым, что тот давно не был в отпуске, заявил: «И по-моему, Анатолий Иванович, если я не ошибаюсь, вы нарушаете трудовое законодательство самым грубым образом, потому что в отпуске вы не были, наверное, с 1985 года. Но это недостатки работы президента, президент (выделено мной. – Д. Л.) должен отпускать своих заместителей в отпуск»[340].

Позволяли себе своеволие и другие учёные-юристы. Известный правовед С. С. Алексеев почему-то заявил, что все четыре советские конституции – «это не украшение нашего общества. В основном это были политико-декларативные документы»[341]. И если Конституция РСФСР 1918 г. и Конституция СССР 1924 г. ещё сыграли какую-то роль в конституировании нашего государства, то Конституции СССР 1936 и 1977 г. имели «декларативный характер», представляли из себя «фарс» и «ложь», и выступавший даже предложил принять некую «настоящую юридическую Конституцию»[342]. Освобождённые от научной ответственности подобные заявления крупных учёных не могли добавить уважения ни им, ни Съезду в целом.

Разумеется, депутаты Съезда мало отличались по профессиональному уровню от депутатов Верховного Совета СССР, существовавшего ранее. И там, и там депутатский корпус не представлял из себя закалённых политическим опытом народных избранников. Но в прежней системе высшей государственной власти народные депутаты только лишь легализовывали решения КПСС, а потому их функция сводилась к «статистической», только лишь к голосованию «за». А вот само руководство КПСС, которое, собственно, и принимало важные государственные решения, в политической неопытности уже заподозрить трудно. Но народные депутаты, принимавшие решения на Съезде, себя полностью дистанцировали от партии и принимали решения самостоятельно, что и вызывало непрофессионализм, неорганизованность и стихийность.

«Масла в огонь» добавил С. С. Алексеев, который призвал «как бы навалиться законодательно разом, издать систему законов, изменить отношения собственности…»[343].

Особая опасность заключалась в том, что депутаты в любой момент могли по своему внезапно возникшему желанию или по сформированной тенденциозности изменить Конституцию СССР. Это, в принципе, и стало одной из причин, по которой к концу 1991 г. на Конституции СССР 1977 г. в её первоначальной редакции не осталось «живого места». Об опасности такого хода событий предупреждали некоторые депутаты, в частности депутат Писаренко В. А.: «Хорошо, что мы максималисты. Нам быстрее хочется все сделать, нам быстрее хочется показать плоды нашей работы… Конечно, Съезд может изменить любое положение Конституции: что-то добавить, что-то изменить, дополнить. Но, товарищи, мы должны подумать о гарантиях, которые мы даём нашим людям. Если каждый год – два съезда, десять съездов за пять лет, то мы можем так наизменять Конституцию, что потом народ скажет: “А во что же нам верить?..”»[344].

Некоторые «горячие головы», не удовлетворяясь правом изменять Конституцию СССР, и вовсе предложили наделить Съезд народных депутатов СССР правом распределять государственный бюджет, искренне полагая, что вся власть действительно находится у Съезда и что такое решение руководство страны позволит принять[345].

Однако политические иллюзии и идеализм постепенно стали проходить. Теперь сами депутаты стали призывать Съезд заниматься не просто повальной критикой, а вносить конкретные предложения и принимать конкретные решения, поскольку «люди хотят видеть своих депутатов не только критикующими все и вся, но и активно работающими…»[346].

Однако чаще всего дальше призывов дело не шло.

О степени ответственности и профессионализма депутатов вполне можно судить по следующему факту. На IV Съезде народных депутатов СССР (декабрь 1990 г.) в Президиум Съезда поступила записка следующего содержания: «Уважаемые члены Президиума, к вам обращаются приглашенные и гости, присутствующие на Съезде. С чувством горечи и разочарования мы отмечаем, что в то время, когда решаются важнейшие, судьбоносные вопросы, добрая половина народных избранников совершенно не работает – читает газеты, бродит в курилке либо дремлет в удобных креслах. Идёт уже четвертый Съезд, и пора бы научиться депутатам эффективно работать во время заседаний, более ответственно относиться к своему долгу»[347].

Этого-то и добивалось руководство страны, организуя «управляемый хаос»: дать юридически огромную власть людям, к ней неподготовленным, и затем, использовав их, добиться принятия нужных решений, выдав их за «глас народа».

Члены МДГ понимали, что Съезд народных депутатов СССР при принятии решений чувствовал независимость от КПСС, но при этом сам Съезд оставался органом, большинство членов которого некомпетентно и неопытно как в политике, так и в юриспруденции, а значит, внушаемо и управляемо. Управляемый хаос, эта «мутная вода», – отличное и необходимое условие для деятельности антигосударственников. В этой связи Съезд, внушительный по численности, недалекий по компетентности и «митинговый» по организованности станет прекрасным средством для принятия нужных для межрегиональной группы решений. Провести такие решения через более компактный и регулярно собирающийся (а значит, более политически опытный) Верховный Совет СССР будет намного труднее. Кроме того, члены МДГ прекрасно понимали, что при избрании Съездом Верховного Совета СССР многие члены МДГ в Верховный Совет СССР не попадут. Следовательно, именно Съезд, а не Верховный Совет СССР станет полем битвы за разрушение СССР. Неслучайно, как только открылся I Съезд народных депутатов СССР, академик А. Д. Сахаров сразу же внёс предложение принять декрет, по которому исключительным правом по принятию законов и назначению на высшие должности в государстве наделялся бы Съезд народных депутатов СССР. Соответственно, Верховный Совет СССР этих полномочий бы не имел[348].

Подводя итог сказанному, следует сделать вывод, что Съезд народных депутатов СССР функционировал в условиях управляемого хаоса – специально организованной стихийности, митинговости и непрофессионализма, что являлось необходимым фактором для успешной деятельности по разрушению СССР.

в) Съезд народных депутатов СССР как средство отстранения от власти КПСС.

Лозунг «Вся власть Советам!» в 1988 г. был вновь выдвинут не из-за большой любви к советам, а с целью противопоставить советы Коммунистической партии Советского Союза. Неслучайно В. И. Рыжков отмечает, что «группа (МДГ. – Д. Л.) выдвинула лозунг “Вся власть Советам!”, с тем чтобы подорвать гегемонию КПСС, а впоследствии объявила Советы прибежищем партократов и в октябре 1993 года ликвидировала их вообще»[349].

На заседании МДГ уже летом 1989 г. открыто заявлялось о необходимости «ликвидации (КПСС. – Д. Л.) или лишения партии властных функций, то есть полная передача власти Советам»[350]. Говорилось о том, что партия в начале перестройки дала ей толчок, теперь же она становится её главным тормозом[351].

Ещё на XIX партконференции М. С. Горбачёв говорил, что главная цель политической реформы – сделать перестройку необратимой[352], что «если мы не реформируем политическую систему, все наши начинания, все масштабные дела будут тормозиться»[353]. А этого генсек смог бы добиться, только передав власть от КПСС избираемому законодательному органу страны, а затем и самому, заняв пост единоличного главы государства, независимого от партии. Далее генсек категорично заключил: «… Если политическая система останется неподвижной, без изменений, то мы не справимся с задачами перестройки»[354].

Поэтому создание нового высшего органа государственной власти при сохранении Верховного Совета СССР, повышение правового статуса Председателя Верховного Совета СССР и должны были помочь справиться с задачами перестройки, поскольку вели в конечном счете к передаче управления государством от общественной организации, каковой была КПСС, государственным органам власти. Причём об этом говорилось и на официальном уровне[355].

Для того чтобы власть от партии могла быть передана советам, необходимо, чтобы последние были бы в этом конкурентно заинтересованы. В этой связи создается массивный депутатский корпус (численность Съезда народных депутатов СССР составляла 2250 депутатов) и, кроме того, создается такая модель высшей государственной власти СССР, в которой сосуществуют два органа – Съезд народных депутатов СССР и Верховный Совет СССР, – которые должны были научиться «делить власть» между собой, а для КПСС, очевидно, здесь места уже не находилось.

Теперь руководством страны всячески давалось понять: Съезд народных депутатов СССР – это не Съезд КПСС. Анатолий Собчак вспоминал, как ещё до Съезда народных депутатов СССР руководство КПСС встречалось в Большом Кремлёвском Дворце с народными депутатами, причём, как отмечает автор: «Самым важным, что прозвучало на этой встрече, были слова Горбачёва о том, что руководство партии не собирается давать депутатам-коммунистам каких-либо указаний или оказывать давление на них с позиций партийной дисциплины»[356]. То есть на встрече прямо было дано понять, что Съезд – это не партия, Съезд – вместо партии, и именно Съезду, а не КПСС теперь будет принадлежать реальная власть в стране.

Учредив новый институт государственной власти, можно было не опасаться внутрипартийного переворота, а значит, не опасаться и за судьбу перестройки. То есть лишение КПСС власти и было заветной гарантией необратимости перестройки. Однако сами делегаты XIX конференции КПСС, дававшей «зеленый свет» реформе по учреждению Съезда народных депутатов СССР, этой истинной цели конференции не увидели, а начали в выступлениях говорить об экономических проблемах[357], о преодолении дефицита в стране и т. д. Однако цель-то конференции была иной – реформировать политическую систему, а не решать экономические проблемы. Резолюции, посвященные экономике, на конференцию даже не выносились! А те резолюции, которые конференция обсуждала и приняла, были посвящены совершенно другим вопросам – вопросам углубления перестройки, «демократизации советского общества и реформе политической системы», «борьбе с бюрократизмом», «межнациональным отношениям», «гласности», «правовой реформе»[358]. Но главным вопросом для М. С. Горбачёва была именно реформа политической системы СССР, а до экономики страны руководству СССР особого дела не было. Неслучайно, закрывая конференцию, Горбачёв заявил: «В центре внимания конференции был вопрос о роли партии как политического авангарда»[359]. Однако, как уже упоминалось, именно этого выступавшие и не поняли, а по привычке (преимущественно партийные работники) продолжали говорить о необходимости «дальнейшего усиления руководящей роли нашей партии»[360], о том, что «центральный вопрос – о необходимости руководящей и организующей роли партии в новых условиях – ни у кого из нас не вызывает сомнений»[361], о том, что «партия не собирается и никогда не отдаст никому роль политического авангарда – это аксиома»[362], о том, что «…решительно комсомол отвергает любые попытки навязать идею многопартийности как обязательное условие социалистического плюрализма, поставить под сомнение способность КПСС выполнять роль авангарда в нашем обществе»[363].

Одним из главных шагов на пути отстранения КПСС от власти стало заявление руководства страны о необходимости чёткого разделения функций партии и государства: решение экономических, социальных, государственных вопросов должно осуществляться только через советы, и партия свою политику должна проводить только через советы[364].

Однако с отлучением партии от руководства страной и с передачей последнего в руки советов возникало одно неудобство – сам М. С. Горбачёв, будучи лишь Генеральным секретарем партии и не занимая никакого государственного поста, тем самым лишался власти. Для решения этой проблемы было предложено «рекомендовать на посты председателей Советов, как правило, первых секретарей соответствующих партийных комитетов»[365]. На первый взгляд, идея кажется абсурдной – тем самым девальвировалась вся суть предложений: с одной стороны, партия вроде бы отлучалась от управления страной, но, с другой стороны, одновременно она эту власть из своих рук не выпускала, продолжая «подминать» под себя советы. Но это лишь на первый взгляд, поскольку в реальности у КПСС власть всё-таки начали отбирать, сохраняя её лишь за высшим руководством страны, и прежде всего лично за М. С. Горбачёвым. А будучи руководителем Верховного Совета СССР, он по должности становился и председательствующим на Съездах народных депутатов СССР, что позволило режиссировать Съездами и добиваться нужных решений. То есть теперь, для того чтобы укрепить свою власть, ему не надо было укреплять КПСС. Цель была достигнута.

Именно поэтому на XIX партконференции Горбачёв рьяно защищал идею совмещения постов, ультимативно заявив, что, «если бы делегаты конференции настаивали на том, чтобы не принимать это предложение (о совмещении руководящих постов в партии и советах. – Д. Л.), я бы без такого пункта не мог бы голосовать за данную резолюцию. Потому что я убеждён: реформа не пойдет без решения этого вопроса»[366].

Одновременно, лоббируя идею совмещения руководящих постов в партии и в советах, М. С. Горбачёв в конце 1988 г. «освободил» для себя заветный пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, отправив на пенсию своего благодетеля А. А. Громыко – человека, которому М. С. Горбачёв был обязан должностью Генерального секретаря ЦК КПСС.

Вместе с тем, переведя на данный исторический момент центр власти из КПСС в советы, М. С. Горбачёву было жизненно необходимо сохранить контроль за КПСС. Именно поэтому на I Съезде народных депутатов СССР недвусмысленно говорилось, что при избрании М. С. Горбачёва Председателем Верховного Совета СССР ему ни в коем случае нельзя оставлять должность Генерального секретаря ЦК КПСС, потому что «нам, как никогда, необходима перестройка в партии. Именно с Михаилом Сергеевичем Горбачевым, – говорил депутат Вобликов В. А., – я связываю надежды на то, что отношения внутри партийного аппарата изменятся к лучшему, тем самым мы пойдем вперед»[367]. Другой депутат говорил ещё откровеннее: «Когда он от этого (контроля за КПСС. – Д. Л.) отстранится, мощная партийная бюрократия, которая имеет у нас громадную власть, единственную реальную власть в стране, его быстро сомнет и нас с вами разгонит»[368]. То есть депутаты понимали[369], что, если Горбачёв оставит должность Генерального секретаря ЦК КПСС и эту должность займет кто-то ещё, КПСС (или, как выражались депутаты, стараясь заретушировать истину, – «аппарат»[370]) останется у власти.

По существу, об этом же говорил и сам М. С. Горбачёв: «… Процесс разделения функций, осознание партией своей роли как политического авангарда общества и освобождение её от государственной, хозяйственной функций – этот процесс ещё только начинается. Тут важно понять, что без позиции партии, без того, чтобы, так сказать, опереться на партию (выделено мной. – Д. Л.), он будет идти плохо. Я об этом говорил и остаюсь убежденным – сегодня это необходимо. Деваться просто некуда»[371].

Аналогично высказывался депутат Конев С. И.: «Сейчас фактически партаппарат безраздельно развивает власть в республиках, в областях и на местах. Пока мы не проведем демократические выборы, не устраним все те фактические дефекты и искажения, которые были на предшествующем этапе, он (М. С. Горбачёв. – Д. Л.) должен занимать этот пост (Генерального секретаря ЦК КПСС. – Д. Л.). Когда Советы явятся реальной властью на местах, я думаю, что Михаил Сергеевич и сам откажется от этого поста…»[372].

Понимая, что только во главе с Горбачёвым Съезд сможет отстранить КПСС от власти, за Горбачёва голосовали при избрании Председателем Верховного Совета СССР. Именно с ним антисоветчики связывали надежды на разрушение КПСС и открытие пути к реставрации капитализма и расчленению СССР.

В необходимости передачи власти от КПСС советам убеждал депутат Велихов Е. П., вице-президент АН СССР, избранный на Съезд от КПСС (!): «Мы говорим о вопросе совмещения и разделения власти. О каких властях вы говорите? Сегодня же нет настоящей полноправной Советской власти! Вот когда мы передадим власть Советам, укрепим эту власть, тогда и будут стоять вопросы о партии в государстве, о совмещении и разделении. Сегодня стоит вопрос о передаче, давайте так и решать его (выделено мной. – Д. Л.)»[373].

И пожалуй, наиболее прямолинейно выразился член МДГ депутат А. М. Адамович: «Высшая власть в стране должна принадлежать Съезду народных депутатов. Что это означает? Что она такое – власть народных депутатов, если мы хорошо знаем, что на самом деле она принадлежит партии, а точнее партаппарату и ведомствам? Если высшая власть в стране передаётся Съезду народных депутатов, неизбежно встанет вопрос о механизме контроля за всеми другими источниками власти. Да, да. Вопрос, который кое-кому пока кощунственным кажется, вопрос о народном контроле и над партийным аппаратом»[374].

Откровенно о том, что КПСС должна быть отстранена от управления советами, говорил один из видных деятелей МДГ депутат А. М. Оболенский: «Я напомню, что в 1917 году одним из первых декретов Второго Съезда Советов был Декрет о власти. Я считаю, что сейчас на нашем Съезде этот вопрос тоже ключевой. “Вся власть Советам” – этот лозунг звучит в стране достаточно часто и всюду. И поднимался этот вопрос вольно или невольно уже и у нас. Первым предложил принять декрет академик Сахаров. Не приняли. Затем вопрос о власти возник, когда обсуждался вопрос, совмещать или не совмещать пост Генерального секретаря с постом Председателя Верховного Совета. Мы этот вопрос тогда принципиально не решили, хотя решили косвенно, избрав Михаила Сергеевича без всяких оговорок на пост Председателя Верховного Совета. Значит, высказались “за”. Но, по-моему, ошибочно считают те, кто полагает, что Михаил Сергеевич будет в Политбюро управлять партией. Политбюро – это коллегиальный орган, и почему вы не допускаете, что он там будет под контролем партаппарата?.. Кстати, я вчера получил коллективное письмо за 170 подписями на эту тему из города Апатиты с предложением поставить вопрос об отмене или кардинальном изменении статьи 6 Конституции, так как закреплённая там руководящая и направляющая роль КПСС как раз будет звучать как дополнительный аргумент в пользу подчинённости его решениям Политбюро. Надо соблюдать Конституцию…»[375].

Как видно, речь уже заходила не только о передаче власти от КПСС к Съезду, но и о юридическом закреплении данного процесса путём изменения ст. 6 Конституции СССР 1977 г.

Настаивал на передаче власти от КПСС Съезду народных депутатов СССР и подчеркивал, что именно этот вопрос является ключевым и Б. Н. Ельцин: «На Съезде решается главный вопрос, от которого зависит будущее нашего общества. Это вопрос о власти, которая по праву должна принадлежать народу в лице его высшего законодательного органа, то есть Съезду народных депутатов.

На состоявшемся накануне Пленуме Центрального Комитета КПСС моё предложение о реальной как бы передаче, именно на этом первом Съезде, власти от партии Советам не получило поддержки»[376]. Далее Б. Н. Ельцин предложил принять закон о партии, определив «рамки компетенции и правомочности решений, принимаемых партийными органами»[377].

Е. А. Евтушенко предложил изменить ст. 6 Конституции СССР, заменив «КПСС» «Советами народных депутатов СССР»: «Предлагаю также заменить текст статьи 6 на следующий: “Согласно историческому лозунгу большевиков: «Вся власть Советам», главной руководящей и направляющей силой советского общества являются Советы народных депутатов – равноправный союз партийных и беспартийных на основе идей социализма. Высшим органом власти является Съезд Советов”»[378].

Как ранее неоднократно упоминалось, уже на Первом Съезде народных депутатов СССР известный антисоветчик академик А. Д. Сахаров выступил с предложением принять декрет о власти и тем самым подтвердить, что только Съезду, а не КПСС, принадлежит власть в стране. Съезд данный декрет не принял. Однако такой Декрет впоследствии принял Первый Съезд народных депутатов РСФСР. И в декрете, в частности, устанавливалось, что не только вся власть осуществляется в РСФСР народом непосредственно или через представительные органы, но и то, что совмещение должностей руководителей органов государственной власти с должностями в политических партиях не допускается[379]. Безусловно, это противоречит праву людей на объединение и политическому многообразию, поэтому очевидно, что на этот шаг пошли, только стремясь лишить власти КПСС.

Кроме того, следует учитывать, что именно на I Съезде народных депутатов СССР впервые официально прозвучало предложение об изменении ст. 6 Конституции СССР и отмене монополии КПСС на власть. Как уже упоминалось, высказал её член Межрегиональной депутатской группы Оболенский А. М.[380] Его предложение даже не стало предметом обсуждения, но не стало и предметом осуждения. Поэтому «процесс был запущен» и оставалось только лишь ждать.

В этой связи можно сделать вывод, что в 1988 г. борьба за отстранение КПСС от власти перешла в решающую стадию и одновременно была заложена законодательная основа для изменения ст. 6 Конституции СССР 1977 г. Однако если на I Съезде народных депутатов СССР делались лишь отдельные заявления по вопросу об изменении ст. 6 Конституции СССР 1977 г., то на II Съезде началась массированная атака на КПСС. Так, депутат Лауристин М. Й. предложила внести в повестку дня вопрос об изменении ст. 6 Конституции СССР 1977 г.[381] Решительно требовал изменения ст. 6 и поэт Евтушенко Е. А.[382], а также многие другие депутаты[383]. М. С. Горбачёв, председательствовавший на заседании, это предложение поддержал: «А то, что назрело, надо решать, в том числе и о статье 6»[384].

С целью отмены ст. 6 Конституции СССР на депутатов оказывалось сильное психологическое давление: заявлялось, что, согласно социологическим опросам, более 70 % респондентов выступило за отмену ст. 6 Конституции, говорилось, что при вынесении данного вопроса на рассмотрение Съезда в Верховном Совете при голосовании было получено большинство[385].

Особое раздражение вызвало у М. С. Горбачёва предложение одного из депутатов провести поимённое голосование о включении в повестку дня Съезда вопроса об отмене ст. 6 Конституции СССР. Понимая, что многие депутаты ещё связывают КПСС с Горбачёвым и, следовательно, побоятся голосовать «за» и поэтому вопрос будет решен отрицательно, М. С. Горбачёв вскричал: «Съезд сам решит, вы не навязывайте свою точку зрения Съезду. Вы внесли предложение, мы его рассмотрим»[386]. Как оказалось, опасения генсека были не напрасны: в результате поименного голосования Съезд высказался за сохранение конституционной монополии его «родной» партии[387] и не включил данный вопрос в повестку дня.

Было отклонено и предложение о включении в повестку дня вопроса об исключении упоминания в ст. 7 Конституции СССР комсомола[388].

Помимо отстранения КПСС от власти, что на практике означало разрушение целой системы управления государством, на Съездах народных депутатов СССР шла откровенная дискредитация партии, а также разрушение «ореола власти» вокруг КПСС, насмехательство и глумление в отношении членов Центрального Комитета КПСС и членов Политбюро. Так, депутат А. И. Демидов заявил следующее: «Не совсем удачным считаю размещение депутатов в зале заседаний. С одной стороны, товарищи, очень хорошо, что со сцены Дворца съездов убрали наконец кресла для особых депутатов, членов Политбюро ЦК КПСС и других высокопоставленных товарищей. И теперь перед нами не разыгрывается ежедневно сцена “явления вождей народу”, сопровождаемая обязательными аплодисментами и вставанием, как это было ещё совсем недавно. С другой стороны, товарищи, плохо, что депутаты – члены Политбюро – всё-таки сидят обособленно. Тем самым вольно или невольно подчёркивается их особое положение на нашем Съезде»[389]. Абсолютно понятно желание депутатов приравнять себя к членам Политбюро (полагаю, что именно так это надо трактовать, а не наоборот), только вот высмеивание и фамильярность привели в конечном счете к тому, что «целились в коммунизм, а попали в Россию».

Удивительно, но на выпады против КПСС сами партийные работники никак не реагировали, что вызывало удивление у некоторых депутатов[390]. Полагаю, что партийные работники не защищали партию, потому что её не защищал и сам генсек М. С. Горбачёв, а на партийную дисциплину гласность, видимо, не распространялась.

Подводя итог работе I Съезда народных депутатов СССР, Б. Н. Ельцин заявил: «Передача власти от партии Советам в лице съезда не состоялась. Не были внесены соответствующие поправки в Конституцию. Не был принят Закон о власти – Декрет о власти… Тем самым при подготовке и проведении съезда были повторены ошибки 19 партийной конференции, не позволившие начать перестройку в партии. Опять муссировались периферийные вопросы, а ядро политической и экономической системы осталось нетронутым»[391].

Об истинной цели реформы декабря 1988 г. позднее высказался и сам М. С. Горбачёв. Разоткровенничавшись, в своих мемуарах он признал: «Если попытаться коротко охарактеризовать смысл политической реформы, как она была задумана и проведена, то можно сказать, что это передача власти из рук монопольно владевшей ею коммунистической партии в руки тех, кому она должна была принадлежать по Конституции, Советам (выделено мной. – Д. Л.), через свободные выборы народных депутатов. И вполне понятно, что успех или неудача реформы, особенно на ранних ее этапах, всецело зависели от отношения к ней самой КПСС, которая, по существу, должна была добровольно расстаться с собственной диктатурой. Это была дьявольски сложная политическая операция, болезненная и особенно тяжелая, можно сказать, со “смертельным исходом” для слоя партийной номенклатуры…»[392]. Согласился с этой позицией и Н. И. Рыжков, утверждая, что «…лозунг “Вся власть Советам!” … означал, в отличие от предреволюционной ситуации начала XX века, передачу власти из рук ЦК КПСС в руки Советов народных депутатов»[393].

Таким образом, одной из главных целей введения института Съездов народных депутатов СССР была ликвидация ядра политической системы СССР – КПСС. То есть Съезд противопоставлялся партии и должен был на короткий исторический момент заменить последнюю в системе управления государством. А уже после ликвидации КПСС логически должна была последовать ликвидация самой советской системы. Так на практике и вышло.

г) Съезд народных депутатов СССР как инструмент реставрации капитализма в СССР.

Ещё на XIX партконференции академик Арбатов Г. А. призывал «добиться признания роли товарно-денежных отношений и рынка», заявляя, что «нам нужна конкуренция»[394]. То есть идея рынка, неизбежность его введения для преодоления проблемы дефицита в СССР внушалась советскому народу постепенно. Однако после «внушений» должны были последовать необходимые действия. Съезд народных депутатов СССР как раз и выступил необходимым инструментом для реставрации капитализма в СССР.

На заседаниях Межрегиональной депутатской группы – главного двигателя всех Съездов – открыто заявлялось, что «…мы должны ликвидировать ту систему и тот строй, который зовётся у нас социализмом и который является марксистско-ленинским (подчёркнуто мной. – Д. Л.), но который не даёт нашему народу жить нормально, и заменить его на саморазвивающуюся общественную систему»[395].

Причём, как уже упоминалось, в унисон с межрегиональщиками всегда действовал и выступал М. С. Горбачёв. На I Съезде народных депутатов СССР он заявлял о необходимости радикальной экономической реформы, что на деле означало реставрацию капитализма в СССР: «Думаю, что мы ещё только берём ситуацию в руки. Берём, а она вырывается… Вот я думаю: мы подошли к этому этапу, мы будем делать то, что необходимо для экономической реформы. Мы должны подумать, как двигать дальше, на втором этапе, политическую реформу»[396].

И затем вновь и вновь генсек повторял слова о необходимости «радикальной экономической реформы»: «Вытянуть экономику из трясины невозможно без радикальной экономической реформы, перевода всех хозяйственных звеньев на полный хозрасчет и самофинансирование, без широкого развития аренды и кооперации. Через реформу мы должны прийти к новой модели экономики»[397]. Как видно, радикальная экономическая реформа должна была привести от плановой к новой модели экономики, то есть рыночной, капиталистической. А для этого должна быть легализована частная собственность и соответствующие субъекты предпринимательской деятельности: «Жизнь убедительно показала, что экономическая реформа просто невозможна без радикального обновления отношений социалистической собственности, развития и сочетания её различных форм. Мы – за создание гибких и эффективных отношений по использованию общественного достояния, чтобы каждая форма собственности в живом соревновании, в справедливом состязании доказывала свою жизненную силу и право на существование. Единственное условие, которое нужно при этом поставить, – недопущение эксплуатации, отчуждения работника от средств производства.

С таким подходом к собственности неразрывно связано и другое решающее направление экономической реформы – становление полнокровного социалистического рынка. Разумеется, рынок не всесилен. Но другого, более эффективного и демократического механизма хозяйствования человечество не выработало. Без него социалистической плановой экономике не обойтись, товарищи. Это надо признать…

Главными действующими лицами в экономике должны стать предприятия, концерны, акционерные общества, кооперативы…»[398].

О необходимости «умелого сочетания различных форм собственности, сочетания различных форм производственных отношений» заявлял и депутат от КПСС Чингиз Айтматов[399].

Безусловно, в приведённой выше речи генсека были «ритуальные», успокаивающие заверения о недопустимости эксплуатации человека и отчуждения человека от средств производства. Но эти заверения ровным счетом ничего не стоили, поскольку при «сочетании различных форм собственности», а значит, и частной собственности, и формировании «социалистического рынка» отчуждение от средств производства и эксплуатация человека человеком неминуемы. В этом и есть смысл капитализма, в этом, как известно, и есть различие между «частной» и «личной» собственностью. А как это называть: социалистический ли рынок или нет, «живое соревнование» и «справедливое состязание» или же просто «конкуренция» – уже неважно, поскольку объективные экономические процессы действуют вне зависимости от их названия.

Более того, заявлялось о необходимости включения СССР «в мировое хозяйство»: «Мы за включение советской экономики в мировое хозяйство на взаимовыгодных и равноправных основах, активное участие в формировании и соблюдении правил современного международного разделения труда, научного и технического обмена, торговли, за сотрудничество со всеми, кто готов к этому»[400]. Трудно понять, что имел в виду генсек, говоря о включении экономики СССР «в мировое хозяйство», поскольку СССР и так существовал не изолированно, а в сотрудничестве со всем миром – как с социалистическими странами, для чего ещё в 1949 г. был создан Совет Экономической Взаимопомощи, так и с капиталистическими странами, в том числе с США, чему сами западные страны всячески пытались воспрепятствовать (достаточно вспомнить пресловутую поправку «Джексона – Вэника»).

По всей видимости, М. С. Горбачёв хотел включить экономику СССР не в «мировое хозяйство», а в мировую капиталистическую систему, тем более что, по его мнению, «более эффективного и демократического механизма хозяйствования», чем рынок, человечество не выработало».

С сожалением приходится констатировать, что в том же 1989 г., в год проведения I Съезда народных депутатов СССР, действительно началось «шоковое» включение СССР в мировую капиталистическую экономику. 21.07.1989 Главным управлением Государственного таможенного контроля при Совете Министров СССР принимаются «Правила ввоза в СССР и вывоза за границу гражданами вещей, валюты и ценностей»[401], по которым разрешалось гражданам СССР, иностранным гражданам и лицам без гражданства ввозить и вывозить из СССР вещи, валюту и ценности как для личных нужд, так и для последующей перепродажи (при условии уплаты таможенных пошлин):

«…под “гражданами” в настоящих Правилах понимаются все советские и иностранные граждане, а также лица без гражданства, въезжающие в СССР или выезжающие за границу с любой целью, как то: туризм, лечение, посещение родственников и друзей, исполнение служебных обязанностей, в том числе в дипломатических и консульских представительствах, международных организациях, учеба, стажировка, прохождение практики и т. д.

1. Граждане, следующие через государственную границу СССР, имеют право ввозить в СССР и вывозить за границу вещи, валюту и ценности, если эти предметы предназначены для личного пользования гражданина или членов его семьи и приобретены в стране временного пребывания на средства, ввезенные в СССР или вывезенные за границу в установленном порядке, полученные в установленном порядке в обмен на советскую или, соответственно, иностранную валюту либо на платежные документы в советской или иностранной валюте, а также полученные в качестве заработной платы, стипендии, гонорара, премии, приза и иных подобных выплат.

Предметами личного пользования граждан являются предметы, необходимые лично гражданину или члену его семьи и не предназначенные для отчуждения, а при временном пребывании также соответствующие цели поездки, ее продолжительности и сезону.

2. Предметы, предназначенные для обмена, продажи, формирования имущества кооператива, сдачи в аренду, использования в рамках индивидуальной трудовой деятельности и иной подобной деятельности, предполагающей получение доходов, могут быть ввезены в СССР при условии оплаты таможенной пошлиной (во всех случаях выделено мной. – Д. Л.)».

Таким образом, монополия внешней торговли государства, защищавшая внутренний рынок СССР со значительно более низкими ценами, чем за рубежом, была ликвидирована. В итоге с целью спекуляции на территорию СССР хлынуло огромное количество иностранцев, которые окончательно «вымыли» весь товар с прилавков советских магазинов[402].

О необходимости радикальной экономической реформы и отказа от социализма – «административно-командной системы» – на I Съезде заявляли и другие депутаты. В частности, депутат Конев С. И.: «Хочу сказать о наиболее существенном, что меня волнует. Считаю необходимым, чтобы наш форум сделал все уточнения и сдвинул с места решение радикальных экономических проблем, до конца сломал административно-командную систему. Само собой разумеется, что без решения политического вопроса сдвинуть это дело невозможно»[403].

Кроме того, на I Съезде открыто говорилось о необходимости введения частной собственности на землю в СССР[404]. Интересно отметить, что вносивший данное предложение депутат Белов В. И. был избран на Съезд от Коммунистической партии Советского Союза.

Выступая на заседании МДГ 29.07.1989, уже после закрытия I Съезда народных депутатов СССР, Б. Н. Ельцин так оценивал его работу: «Съезд не решил таких центральных задач экономической реформы, не выработал чрезвычайные меры выхода страны из тупика. Не были рассмотрены проблемы собственности, землепользования, аренды, налогообложения, регионального хозрасчёта, кооперации»[405].

То есть одной из главных задач, которая возлагалась на институт Съездов народных депутатов СССР, была задача слома социалистической системы хозяйствования и перехода к капитализму. Причём капитализм представлялся в качестве единственно возможного варианта экономики, в качестве пути в рай, в мир изобилия и цивилизации. То есть тот образ светлого будущего, который раньше рисовали в отношении коммунизма, теперь с самоотверженным идеализмом стали перекладывать на капитализм. Капитализм представлялся как единственное средство спасения «захудалой» советской экономики. На Съезде делались высокопарные политиканские заявления, что при капитализме шахтёры станут хозяевами своих шахт, что они смогут свободно на рынке продавать всё то, что произведут сверх заказа, что будут свободно покупаться на заработанные деньги квартиры и не надо будет стоять десятилетиями в очереди[406]. И для достижения этих благих целей нужно вводить рынок не постепенно, а сразу, одномоментно[407]. И как всегда, отрезались пути к отступлению: «Никаких других вариантов здесь быть не может»[408].

Причём манипуляция депутатами переходила все границы – один из главных рыночников, Г. Х. Попов, провоцировал депутатов на резкий переход к рынку путём задевания их самолюбия, заявляя, что «все, сидящие в этом зале, не дозрели до того, чтобы наконец обсудить… полный пакет экономических законов», что «всё-таки надо сказать народу правду. Съезд принял решение отложить главные изменения как минимум на год. Это реальность, от неё никуда не уйти. И дело народа решить, как ему жить дальше»[409]. То есть рынок обожествлялся, представлялся единственно верным выходом, «палочкой-выручалочкой», которая мгновенно спасёт народ от всех невзгод, но только непокорный и неразумный Съезд этого не хочет, и именно он виноват во всех бедах народа. Поэтому депутатам должно было стать стыдно, и они сразу должны были взять и принять все необходимые «экономические законы».

Следовательно, Съезд народных депутатов СССР выступил в качестве инструмента слома социализма и искусственного насаждения капитализма.

д) Съезд народных депутатов СССР как средство ликвидации советской системы.

Следует отметить ещё одну важную роль Съезда народных депутатов СССР – это роль ликвидатора советской системы – системы, которую сам же Съезд и возглавлял.

Уже на I Съезде народных депутатов СССР говорилось о необходимости создания «социалистического правового государства»[410], что неизбежно влекло необходимость введения разделения властей, а следовательно, отказ от системы советов.

На III Съезде народных депутатов СССР депутат А. М. Оболенский предложил убрать в формулировке «советский конституционный строй» упоминание слова «советский»[411].

На IV Съезде народных депутатов СССР другой член МДГ, депутат И. И. Заславский, открыто призвал осуществить демонтаж всего государственного механизма Союза ССР: «…Я полагаю, что самое разумное было бы включить в повестку дня процедуру постепенного демонтажа имеющихся структур власти, передачи власти тем органам, которые имеют на это легитимное право и демократически избраны. Прежде всего – парламентам республик и тем межреспубликанским органам, которые будут ими сформированы»[412].

Кроме того, именно на Съезде народных депутатов СССР в марте 1990 г. был введён чуждый советской системе – системе коллективного управления – институт президентства в СССР.

Таким образом, сам Съезд народных депутатов СССР активно способствовал ликвидации советской системы в СССР.

е) Съезд народных депутатов как орудие разрушения государственного единства СССР.

Съезд народных депутатов СССР выступил инструментом разрушения государственной целостности СССР.

С трибуны Съезда звучали разные призывы, разные оценки, но представляется, что наиболее радикальным и опасным из них должна была быть дана оценка со стороны главы государства – сначала Председателя Верховного Совета СССР, а впоследствии Президента СССР. Однако, к сожалению, в большинстве случаев такой оценки не давалось. В частности, это относится к выступлениям, вносившим серьезные трещины в государственное единство СССР.

Уже на I Съезде народных депутатов СССР депутаты от прибалтийских республик выступили с требованием децентрализации СССР и превращения его в конфедерацию. Например, Председатель Верховного Совета Латвийской ССР Горбунов А. В. настаивал на принятии комплекса мер, направленных на «развитие нашей федерации в интересах качественно нового политического и экономического суверенитета союзных республик»[413]. В чём же, по мнению выступавшего, должен был проявиться «качественно новый политический и экономический суверенитет союзных республик»? Во-первых, в «создании совершенно новой модели федерации» с помощью «решительной децентрализации Союза путём разграничения и перераспределения компетенций в пользу союзных республик, образовании эффективного правового механизма для согласования интересов Союза ССР и союзных республик»[414]. Понятно, что уже из этого предложения вытекает, что в «совершенно новой модели федерации» от собственно «федерации» совершенно ничего бы не осталось. Однако выступавший продолжил. По его мнению, союзные республики должны были иметь право ратификации Конституции, а также вносимых в неё поправок. Кроме того, республики должны были иметь право «свободно, без какого-либо внешнего давления определять свой внутренний и внешний политический курс», союзные республики должны «на своей территории сами осуществлять всю полноту государственной власти. При этом мы исходим из того, что союзные республики являются первичными, а федерация – производной. Только республики могут передать Союзу или вернуть себе те или иные полномочия, а не наоборот. Ибо республики создали Союз»[415]. В свою очередь, видный деятель Литовской ССР В. В. Ландсбергис заявил, что настоящий суверенитет республик будет соблюдаться только в том случае, когда союзный закон будет становиться обязательным для союзной республики только после его ратификации Верховным Советом союзной республики и регистрации в установленном порядке[416].

Как видно, прикрываясь статьёй 76 Конституции СССР 1977 г., предусматривающей, что союзная республика – это суверенное государство, республики стали выдвигать такие условия, которые на деле означали бы ликвидацию единого государства. Действительно, республики по союзной Конституции были суверенными, но суверенитет в рамках федерации не может быть безграничным, и именно в зависимости от степени суверенитета можно говорить о наличии федерации, конфедерации либо отдельных государств. Однако прибалтийские республики хотели получить полную государственную независимость, при этом заверяя, что они останутся в составе СССР[417].

Прибалтийские республики хотели получить и экономическую основу своего полного государственного суверенитета, заявив притязания на «собственность народа союзной республики на землю, её недра, воды, леса и другое имущество, каковое создаётся или находится на территории этой республики»[418].

Интересно отметить, что если выступления неприбалтийских депутатов были всегда разрозненными и посвящались различным проблемам – в сфере промышленности, экологии, образования, медицины и т. д., – то депутаты из Латвийской ССР, Литовской ССР и Эстонской ССР всегда выступали единым фронтом, вернее тараном, бьющим по территориальной целостности СССР. По существу, в их выступлениях было только одно требование – полной государственной независимости своих республик, «возврат государственности»[419]. И это был 1989 год. Была ли какая-то реакция на эти выступления со стороны руководства СССР, находившегося в Президиуме Съезда? Нет, не было. Более того, уверенность, решительность и «монолитность» выступлений прибалтийских депутатов с требованием государственной независимости, а также молчание М. С. Горбачёва приводят к мысли о тщательной спланированности данных действий, об их согласованности с руководством СССР.

Кроме того, на I Съезде народных депутатов СССР прибалтийские республики настаивали на официальной (естественно, осуждающей) оценке пакта «Молотова – Риббентропа»[420], что якобы послужило бы «не только повышению доверия и сплочению народов в рамках СССР», но и повысило бы «его авторитет в глазах международной общественности»[421]. В реальности же осуждение «пакта Молотова – Риббентропа» стало отправной точкой и поводом для выхода прибалтийских республик из состава СССР[422]. И это прекрасно понимали сами депутаты из Прибалтики, к этому они шли. Неслучайно они откровенно заявляли, что недостаточно просто признать недействительным сам пакт: «Одной недействительности мало. Из этого вытекает многое…»[423]. А главное, что из этого вытекает – возможность оправдать Латвии, Литве и Эстонии свой выход из состава СССР.

Высокомерие, самоуверенность и безнаказанность депутатов из Прибалтики позволили даже им заявить, что они приехали на Съезд для сотрудничества и если в отношении трех республик будут звучать критические замечания, то они «могут сделать это сотрудничество невозможным»[424]. Как видно, депутаты из этих трех республик вели себя так, будто бы Латвия, Литва и Эстония уже вышли из состава СССР, и их депутаты присутствуют на Съезде лишь по своей доброй воле.

Заявлялось также, что, к примеру, «…в Литве условия её вступления в Союз ещё изучаются. Комиссия, занимающаяся изучением обстоятельств заключения договора Молотова – Риббентропа, ещё выясняет: было ли это вступление в Союз или это была оккупация»[425]; говорилось, что «прибалтийские государства, их народы сейчас считают, что их статус в составе Союз ССР далеко не определён»[426].

Как представляется, наиболее точно истинные намерения прибалтийских республик передал депутат от Эстонской ССР Яровой В. И.: «Постоянно проводится мысль о том, что вступление Эстонии в Советский Союз – это акт насилия, оккупация, принёсшая горе эстонскому народу, который сегодня мог бы жить лучше, чем соседняя Финляндия. Вот почему некоторые идеологи Народного фронта так упорно добиваются у Москвы признания как утративших силу с момента подписания пакта Молотова – Риббентропа от 23 августа 1939 года и секретных протоколов к нему. Нет, не ради восстановления исторической правды проявляется такая настойчивость, а с целью возврата республике состояния 1939 года. И если раньше об этом говорилось шёпотом, в уютных кафе, в тишине творческих мастерских, то теперь заявляется громогласно, так чтобы услышал весь мир»[427].

Случайно это или нет, но вопрос об осуждении пакта Молотова – Риббентропа лоббировался очень активно, достаточно лишь сказать, что во время заседания Съезда дошло до того, что слово для выступления дали подряд 4 (!) депутатам из Прибалтики[428]. И несмотря на немногочисленность своих республик, депутаты из Прибалтики выступали чаще всего[429].

Не скрывал свою заинтересованность в обсуждении ситуации, связанной с договором и якобы секретным протоколом к нему, и М. С. Горбачёв, который высказался за создание комиссии, изучившей бы данный вопрос[430].

Именно руководство СССР на I всесоюзном Съезде народных депутатов инициировало создание комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 г. – в конце заседания 2 июля 1989 г. слово взял председательствующий А. И. Лукьянов и заявил, что образование этой комиссии – это «поручение, которое депутаты дали Президиуму вместе с делегациями союзных республик»[431]. Хочется верить, что на каждое поручение депутатов Президиум реагировал так же оперативно и исполнительно.

В состав комиссии вошли в основном представители научной и творческой интеллигенции, а также партийные работники. Из 26 членов комиссии 12 оказались депутатами прибалтийских республик, 2 – Молдавской ССР, а возглавил комиссию А. Н. Яковлев, что, думается, тоже неслучайно, и всё это в совокупности, безусловно, предопределило результат её работы[432].

О роли руководства СССР в развитии ситуации в прибалтийских республиках опять же очень точно выразился депутат Яровой В. И.: «О том, как развиваются события в Прибалтике, хорошо известно в Центральном Комитете КПСС и в Президиуме Верховного Совета. Однако многочисленные обращения трудовых коллективов, первичных партийных организаций, отдельных граждан, выражающих тревогу и озабоченность будущим Эстонии, остаются без внимания. Создаётся впечатление, что спасение утопающих предоставлено самим утопающим»[433].

Интересно отметить, что руководство прибалтийских республик прекрасно осознавало антиконституционность своих попыток вытолкнуть свои республики из состава СССР. Именно поэтому депутаты из данных республик категорически возражали против создания Комитета конституционного надзора СССР: «…На только что состоявшемся Пленуме ЦК КПСС шёл разговор о юридическом прецеденте, когда Верховный Совет СССР принимает законы, которые формально противоречат Конституции СССР и тем не менее действуют до созыва очередного Съезда народных депутатов. Это означает, что мы таким прецедентом пытаемся установить реальное противоречие между брежневской Конституцией 1977 года и перестроечными законами. Если мы отказываемся от такого прецедента, то это значит, что мы не продвинемся ни на шаг вперед. Но в случае создания Комитета конституционного надзора СССР, который должен будет отстаивать незыблемость Конституции СССР, которая устарела, мы наденем юридический намордник на политику перестройки»[434]. Таким образом, на пути уничтожения СССР Конституция превращалась в «юридический намордник», который нужно было решительно отбросить ради более прогрессивных «перестроечных законов».

На II Съезде народных депутатов СССР сформировавшаяся так называемая «Балтийская межреспубликанская депутатская группа» распространяла среди депутатов «обращение», в котором призывала «подтвердить специальным актом аннулирование – с момента нападения Германии на СССР – договора о ненападении от 23 августа 1939 года, договора о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 года, равно как и других советско-германских договорённостей 1939–1941 гг., и признать все секретные протоколы того времени юридически несостоятельными и недействительными с момента их подписания»[435]. Аналогичные документы (в виде сборника) были представлены народным депутатам со стороны Эстонской ССР[436].

Мечтала о выходе из состава СССР и Молдавия, депутат от которой заявил, что в СССР – конституция метрополии и что лучше бы, если отношения между республиками и центром строились на основе договоров, как это якобы «принято во всех неколониальных, цивилизованных странах»[437].

Как видно, на пути разрушения СССР национал-сепаратисты готовы были отбросить всё, включая Конституцию СССР и Комитет конституционного надзора СССР.

На IV Съезде народных депутатов СССР Съезду предлагалось утвердить декларации о суверенитете республик, принятые в период с 1988 по 1990 гг.[438]

На том же Съезде депутатом от Украинской ССР Петруком-Поником Г. М. было внесено предложение «денонсировать союзный договор 1922 года и признать преждевременным заключение нового Союзного Договора. Приостановить действие Конституции СССР и союзных законов…»[439]. Обосновывалось это предложение тем, что «ремонтировать разваливающуюся колониальную империю, этот союзный дом (то есть СССР. – Д. Л.), который находится в аварийном состоянии, не только бесперспективно, но и опасно»[440].

Иногда можно встретить утверждение, что Съезд народных депутатов СССР, дескать, наоборот, пытался сохранить Союз, в связи с чем были даже приняты постановления Съезда о сохранении СССР и сохранении исторического названия: «Союз Советских Социалистических Республик».

Однако с этим утверждением трудно согласиться. Если верить стенографическому отчёту IV Съезда народных депутатов СССР, то предложение о сохранении Союза как единого государства было внесено не руководством СССР, а рядовым депутатом – профессором Курского медицинского института, заведующей кафедрой Н. Н. Прибыловой[441]. Причём никакой реакции со стороны Президиума Съезда не последовало: вопрос на голосование поставлен не был. И только через несколько заседаний, 24 декабря 1990 г., когда в секретариат Съезда передали напоминание о предложении Прибыловой, оно было поставлено на голосование, и Съезд высказался за сохранение СССР[442].

Безусловно, на антисоюзных позициях стояла и печально известная Межрегиональная депутатская группа. А. А. Собчак отмечал, что уже на I Съезде народных депутатов СССР он собирался выступить с предложением о конфедерализации СССР, но слова ему не предоставили: «Я собирался выступить в прениях по докладу Горбачёва и сказать… о заключении нового Союзного договора на конфедеративных началах. Я хотел говорить о том, что наши республики действительно равны, только это равенство в бесправии, равенство в отсутствии подлинной независимости. А в будущем федеративном, или, скорее, конфедеративном устройстве должен действовать принцип “равные, но разные”»[443].

Таким образом, видно, что на Съезде звучала масса призывов к децентрализации СССР, его «конфедерализации», звучали требования к признанию государственной независимости прибалтийских республик и Молдавии, к признанию деклараций о суверенитете всех союзных республик.

Каким же образом реагировал Съезд народных депутатов СССР на эти вызовы? К сожалению, не самым лучшим образом. Съезд поддавался лоббированию и принимал нужные акты. В частности, именно на Съезде народных депутатов СССР было принято постановление, осуждающее «пакт Молотова – Риббентропа» и так называемый «дополнительный секретный протокол» к нему[444], что дало «зеленый свет» выходу Прибалтики из состава СССР; именно Съезд народных депутатов СССР учредил институт президентства в СССР, что дало повод союзным республикам создать аналогичные посты, которые были независимы от «союзного центра» и явились движущей силой сепаратизма; именно на Съезде народных депутатов СССР было принято решение о проведении референдума по вопросу сохранения Союза ССР, что ясно показывало нерешительность центральной власти в сохранении целостности государства и потенциальное согласие на его расчленение[445].

Таким образом, Съезд народных депутатов выступил орудием по уничтожению СССР как государства, орудием по уничтожению его территориальной целостности.

ж) Съезд народных депутатов СССР как всесоюзная «трибуна» для антисоветской пропаганды.

Съезд народных депутатов СССР сыграл ещё одну негативную, можно сказать, зловещую роль в судьбе СССР. Заседания Съезда народных депутатов СССР транслировались на весь Союз, к ним было приковано внимание почти всех советских граждан, а потому Съезд народных депутатов СССР явился отличным плацдармом для антисоветской пропаганды. Причём «антисоветской» в широком смысле слова: как уже упоминалось, именно на Съезде звучали призывы и антисоветские, и антисоциалистические, и антисоюзные. К примеру, известный апологет рыночной экономики Г. Х. Попов заверял депутатов, а посредством прямой видеотрансляции и всех советских граждан, что именно частная собственность – это панацея от всех социальных и экономических невзгод; что без неё при социализме «каждый гражданин страны по-прежнему не может бесплатно получить свой кусок земли, хотя три четверти жителей страны – потомки тех, у кого землю отбирали. Как и раньше, гражданин не может получить свою долю государственной собственности, получить бесплатно… По-прежнему гражданин страны не может стать собственником квартиры…»[446]. Также, как уже упоминалось ранее, выступавший убеждал, что при капитализме шахтёры станут хозяевами своих шахт, что они смогут свободно на рынке продавать всё то, что произведут сверх заказа, что будут свободно покупаться на заработанные деньги квартиры и не надо будет стоять десятилетиями в очереди[447]. То есть капитализм представлялся как путь к зажиточному обществу, где уже не будет ни дефицита, ни бесхозяйственности, ни нищеты.

Прямая видеотрансляция Съездов ещё больше разжигала межнациональные конфликты, поскольку разгоравшиеся на Съездах споры по национальным вопросам неизбежно проецировались на сознание враждующих народов. В этой связи академик Арбатов Г. А. при обсуждении на II Съезде народных депутатов СССР нагорно-карабахской проблемы справедливо отмечал: «…Мы видим, какие страсти здесь разгораются. Я представляю себе, что будет в обеих союзных республиках (Азербайджанской ССР и Армянской ССР. – Д. Л.) и в Нагорном Карабахе, когда всё это покажут по телевидению…»[448].

Одновременно на Съездах народных депутатов предпринимаются попытки разрушения политических символов СССР. Уже на I Съезде вносится предложение о захоронении тела Ленина в земле[449]. Затем это предложение многократно повторялось, и даже на последнем заседании Внеочередного Пятого Съезда народных депутатов СССР перед самым закрытием Съезда А. А. Собчак внёс предложение «достойно завершить… работу, приняв следующее решение: выполнить последнюю волю Владимира Ильича Ульянова (Ленина), захоронив его в соответствии с религиозными и национальными обычаями нашего народа и в соответствии с его завещанием со всеми подобающими почестями на Волконском кладбище в Ленинграде»[450].

Подводя итог сказанному, следует отметить, что Съезды народных депутатов СССР выступали не только законодательным органом, принимавшим решения, ведшие в конечном счёте к разрушению СССР, но также стали отличным инструментом антисоветской пропаганды, с помощью которой советским гражданам насаждались чуждые им ценности.