§ 28. Очерки экономических отношений

§ 28. Очерки экономических отношений

В сфере экономических отношений период республики является периодом колоссальных изменений.

В начале периода римское общество состоит еще в своей главной массе из мелких хозяев, сидящих на своей земле (adsidui), живущих земледелием и скотоводством. Не только внешний, но и внутренний оборот незначителен. Народное хозяйство, вообще говоря, находится еще в стадии хозяйства натурального. Как было отмечено выше, на это указывает и политическая организация народа (comitia centuriata), и общий характер постановлений XII таблиц, и позднее появление монеты.

Но уже от самых первых времен республики до нас доходят отголоски начавшихся экономических неурядиц и экономической распри: очевидно, экономическое расслоение общества, «экономическая дифференциация» началась.

Уже то большое внимание, которое уделяет законодательство XII таблиц долговому праву, та детальность, с которою оно старается определить порядок взыскания по долгам, свидетельствует о том, что задолженность одних другим стала явлением, в общественной жизни весьма распространенным. А эта задолженность служит всегда показателем некоторого перемещения экономического центра тяжести.

Вся дальнейшая история первой половины республики свидетельствует о том, что отмеченный процесс разложения обостряется все более и более. Борьба экономических интересов аккомпанирует борьбе политической во всех ее стадиях. Основными мотивами жалоб со стороны беднейшего населения являются та же задолженность и безземелие, основными требованиями — облегчение долговой тяготы и допущение к пользованию ager publicus. Предание сообщает нам о некоторых мероприятиях в этом направлении, но фактическая безрезультатность их приводит беднейшую часть населения, то есть главную массу плебеев, к мысли добиваться политического господства как средства к разрешению социального вопроса. Отсюда требование плебейства о допущении его к магистратурам, отсюда демократические реформы народных собраний и т. д. Но едва эти требования удовлетворены, оказывается, что социальный вопрос все — таки не разрешен, и опять начинается повторение прежнего — жалобы на задолженность, безземелие и т. д.

Экономическое расслоение общества быстро прогрессирует, пропасть между богатыми и бедными углубляется. Экономическая эволюция в конце концов приводит к тому, что мелкое и среднее хозяйство почти совершенно исчезает, и общество разлагается на два резко отделенных друг от друга класса: на одной стороне крупные земельные хозяйства и колоссальные состояния, на другой стороне масса безземельного пролетариата, нигде не могущего приложить своих рук и потому лишенного источников существования.

Общей и основной причиной этого социального процесса явилось коренное изменение условий экономической жизни Рима в этом периоде. Рим вышел из своего замкнутого положения; вместе с ростом и расширением своего политического влияния он втягивался в международный экономический оборот и попадал в зависимость от этого последнего. Диктуя свои юридические законы миру, Рим сам оказывался в сетях экономических законов этого мира.

Территория Италии не принадлежит к числу особенно плодородных, к числу прирожденных «житниц мира»; обработка ее требует значительной затраты труда и капитала. Между тем с развитием международных отношений Рим открывается для гораздо более дешевого хлеба, привозимого из более плодородных стран — Сицилии, Африки и т. д. Масса хлеба поступает также в оборот, прибывая в Рим в качестве провинциальной подати (decuma). Весь этот иностранный хлеб создает огромную конкуренцию местному, понижая его цену и тем затрудняя хозяйственную жизнь местного земледельца. Эта конкуренция, конечно, гораздо скорее разрушала хозяйства мелкие, тем более, что к этой основной причине присоединялись другие, еще более ускорявшие и обострявшие этот процесс.

В числе этих причин на первом месте должно быть поставлено рабство. Рабы представляли крайне дешевую рабочую силу. То хозяйство, которое могло эксплуатировать их в возможно бoльшем количестве, значительно сокращало этим свои издержки производства, а вследствие этого оказывалось и более устойчивым в экономической конкуренции. А такими хозяйствами были, конечно, хозяйства крупные.

Неравно отзывалась на богатых и бедных и всеобщая воинская повинность. Вследствие почти непрерывных войн в течение первой половины республики почти все трудоспособные граждане должны были беспрестанно — и именно в рабочую пору — покидать свои участки для походов. Крупные землевладельцы переносили это сравнительно легко: благодаря тем же рабам, их земля не оставалась без надлежащей обработки; но на мелкие хозяйства всякое сокращение рабочих рук или рабочих дней действует губительно. Сплошь и рядом для поправления своих дел мелкие хозяева принуждены прибегать к займам, закладам и т. д. Отсюда та задолженность, о которой говорилось выше, а эта задолженность — при сохранении тех же экономических условий — приводит в конце концов к тому, что мелкие хозяева или сами сбывают свои участки, или они у них продаются с молотка. И, конечно, приобретателями являются более богатые.

Ко всему этому во второй половине республики присоединяется еще то, что со стороны римской аристократии возникает усиленный спрос на землю. Как было упомянуто выше, лицам, принадлежавшим к классу nobiles, запрещалось участие в торговле и промыслах; единственным остающимся для них экономическим положением было землевладение. По мере увеличения этого класса, по мере возрастания в его среде богатств (в значительной степени добытых «кормлением» в провинциях) усиливается и спрос на землю в Италии, вследствие чего цены на нее поднимаются совершенно несоответственно ее доходности: она нужна только как некоторое помещение капитала. Эти высокие цены служат еще бoльшим соблазном для теснимого и задолженного мелкого землевладельца, вызывая у него желание разделаться со своим бездоходным хозяйством за предлагаемую крупную сумму.

Результатом всех этих причин является полное исчезновение мелких крестьянских хозяйств к концу республики и распространение тех латифундий, которые, как известно, «погубили Рим». Равным образом изменяется и самый характер земледельческого хозяйства: размеры запашек сокращаются; на лучших землях ведется хозяйство садовое, а все остальное превращается в пастбище для скота. Землевладение перестает быть хозяйственным предприятием, имеющим своею целью служить нормальным источником дохода, а становится лишь хранилищем мертвого капитала, дающим известные социальные преимущества. Сельскохозяйственная культура в Италии падает.

Одновременно с описанным процессом перестроения аграрных отношений совершается другой весьма важный процесс: по мере того, как земледелие утрачивает свое первенствующее значение в экономической жизни Рима (то есть Италии), на сцену все более и более выступает капитал движимый, денежный и накладывает на все отпечаток коммерческий. Уже к концу первой половины республики торговый и денежный оборот начинает не удовлетворяться старой медной монетой (ассом), а с 269 г. до Р. Х. она заменяется серебряной — денарием (= 10 ассам; на наши деньги = приблизительно 1 франку); рядом с денарием чеканится и более мелкая монета — сестерций, равный 1/4 денария (около 10 коп. на наши деньги). Наконец, при Цезаре вводится золотая монета, aureus, равная 100 сестерциям.

Денежный капитал прежде всего приливает в Рим в виде военной добычи, так как по общему правилу Рим после покорения какого — либо врага конфисковывал в свою пользу всю его казну. Пока Рим имел дело со своими небогатыми ближайшими соседями, эта добыча была еще невелика, но после покорения богатых заморских стран (Сицилии, Африки, Азии и т. д.), где имелись огромные сокровища, Рим был залит награбленным золотом и драгоценностями. Все это золото в значительной части своей разными путями попадает в руки руководящего класса римской аристократии и концентрируется там в колоссальные состояния. Эти состояния еще больше увеличиваются во время поездок представителей этого класса в качестве проконсулов и пропреторов в провинции. Выше уже было отмечено, что провинциальные наместники, снабженные неограниченною властью над провинциалами, широко пользовались этой властью и в своих собственных интересах. За ними тянулись в провинции и представители всаднического сословия, забирая в свои руки на откуп провинциальные подати, государственные рудники и т. п., покрывая, под защитой римской власти, все провинции целой сетью своих банкирских и торговых предприятий. Вместе с тем изменяется и общий хозяйственный облик самого Рима. Он делается центром мировой торговли и мировой спекуляции, центральной биржей всего античного мира. В его стенах кипит коммерческая жизнь, развивается сложный денежный оборот, заводится целое состояние профессиональных банкиров (argentarii), появляется спекуляция на все предметы торговли и промышленности.

Но денежный капитал также оставляет в стороне подавляющую массу населения, мелких людей. В всех указанных торговых, промышленных и банкирских предприятиях они почти вовсе не находят себе места в качестве вольнонаемных рабочих; они нигде не нужны, ибо и здесь весь необходимый рабочий персонал составляется, главным образом, из рабов; рабы фигурируют не только в качестве низшей рабочей силы, но и в качестве высших ответственных агентов — начальников филиальных отделений (institores), капитанов торговых кораблей (magistri navis) и т. д. Даже в области мелкого ремесла и мелкой базарной торговли рабы стесняют свободных людей своей конкуренцией, ибо и здесь появляются массы рабов — ремесленников и мелких торговцев, ходящих от господина по оброку.

Можно спорить о том, следует ли или нет экономическое состояние Рима к концу республики называть современным термином «капитализм». Нельзя отрицать того, что между капиталом римским и капиталом современным есть огромная разница: капитал современный направлен по преимуществу на производство, его главная сфера — промышленность; капитал римский, напротив, имеет характер торговый и спекулятивный. Но при всем том социальные результаты, в общем, одни и те же: крайнее расслоение общества на богатых и бедных, концентрация капитала в относительно немногих руках, образование огромной массы пролетариата, не знающего, куда приложить свой труд и где искать источников для своего существования. Благодаря обилию рабов, эти явления в Риме еще резче, и можно сказать, что к концу республики Рим стоял перед так называемым социальным вопросом в его еще более острой форме, чем современность.

Римское правительство не могло, конечно, не видеть всей опасности указанного экономического процесса и растущей пролетаризации народных масс, и в течение всего республиканского периода мы видим ряд попыток остановить этот процесс и так или иначе помочь беднейшим элементам населения. Типичными, периодически повторяющимися мероприятиями в этом направлении являются следующие:

а) Законы, касающиеся задолженности и высоты процентов. Уже законы XII таблиц установили maximum процентов в 8 1/3 % годовых (1/12 часть капитала в год, foenus unciarium — ex asse uncia — «унциарный процент — из асса — унция»); кредиторы, взимавшие больше этого, рассматривались как ростовщики — foeneratores, и должны были вернуть излишне взятое вчетверо (in quadruplum). В половине IV века до Р. Х. вопрос о процентах пережил особенно острый кризис: неизвестный по имени закон 347 г. понизил maximum законов XII таблиц наполовину — до 4 1/6 (lex semiunciaria), а через несколько лет (342 г.) закон Генуция (lex Genucia) декретировал даже полное запрещение процентов. Но, конечно, закон этот мог быть только мертворожденным, и к концу периода обычный maximum % установился на 12 % годовых.

В особенно острые минуты народных смут римское правительство решалось даже на законодательное уничтожение или понижение всех существующих в тот момент долгов — так наз. tabulae novae(«новые таблицы», то есть искусственное погашение всех прежних отношений должников и кредиторов, приводящее к ведению бухгалтерии «с чистого листа»). Но, само собою разумеется, ни такие чрезвычайные меры, ни законы о ростовщичестве не в силах были парализовать основных причин экономических затруднений и уничтожить экономическую нужду одних и эксплуатацию других: они являлись паллиативами, к тому же на практике легко обходились.

b) Некоторым противовесом растущему обезземелению масс могло бы служить целесообразное распределение тех земель, которые приобретал Рим в качестве ager publicus. Но Рим смотрел на этот земельный фонд исключительно с фискальной точки зрения казенных доходов. Если эти земли не распродавались, то они предоставлялись или в аренду, или для occupatio со стороны всех и каждого, причем, конечно, и здесь богатство и капитал захватывали себе львиную долю. Тем не менее, беднейшая часть населения всегда указывала на ager publicus как на тот источник, из которого, хотя бы отчасти, могла быть удовлетворена земельная нужда народа. И правительство от поры до поры оказывалось вынужденным удовлетворять этим требованиям. Отсюда многочисленные аграрные законы республиканского периода, общею целью которых является или прямое распределение той или другой части ager publicus между мелкими земледельцами, или такое или иное ограничение пользования общественными землями для богатых. Типичным законом этого рода является (если только сообщение о нем соответствует исторической действительности) закон Лициния и Секстия (368 г.), в котором, кроме статьи об облегчении существующих долгов, определяется, что никто не может взять в одни руки из ager occupatorius(поле, подлежащее оккупации любым римским гражданином) более 500 югеров и выгонять на общественное пастбище более 100 быков и 500 овец. Но все законы подобного рода в лучшем случае облегчали положение лишь на самое короткое время.

Более энергично и планомерно принялось за дело правительство в эпоху и по настоянию Гракхов: были образованы комиссии для основания целой сети колоний из мелких земледельцев на казенных землях, были отведены земли и т. д. Но и эти меры не принесли существенной пользы: новые земледельцы на местах своего поселения снова встречались с теми же хозяйственными условиями, которые обезземелили их раньше. После известного промежутка поселенцы опять бросали хозяйство, продавала землю и возвращались в Рим. Законы Гракхов установили было даже неотчуждаемость отведенных колонистам участков, но после гибели Гракхов этот принцип неотчуждаемости был отменен. Вместе с тем к концу республики ager publicus в Италии оказался совсем розданным; последние остатки его ушли на обеспечение ветеранов.

с) По преданию, одной из статей того же Лициниева закона предписывалось крупным землевладельцам употреблять для возделывания своих полей определенное число свободных рабочих соразмерно с числом их рабов. Если это предание верно, то из этого предписания можно заключить, что законодательство пыталось и таким путем найти приложение свободному труду и ограничить всепроникающую конкуренцию рабов. Но, очевидно, и такой прием обречен был на такую же безрезультатность, как и вышеуказанные.

Выбрасываемые за борт нормальной экономической жизни, лишенные работы и средств существования, массы пролетариев скопляются в Риме и занимают там беспокойное, а временами и угрожающее положение. Правительство поневоле должно заботиться о них, давая им и хлеб и зрелища. Развивается институт frumentatio, то есть снабжение народа дешевым, а то и прямо даровым хлебом за счет казны. Эта последняя мера, вызывавшаяся, конечно, прямою необходимостью минуты, еще более ухудшала общее положение. Все те, которые еще напрягали свои последние силы в борьбе за самостоятельное хозяйственное существование, должны были увидеть ненужность этой борьбы: их скудное и трудовое существование должно было казаться горькой иронией рядом, правда, с такой же скудной, но зато совершенно праздной жизнью римской черни, содержимой за счет казны. Количество таких пансионеров неудержимо растет, и при Цезаре число получающих казенный хлеб доходит уже до 320 тысяч.

В то самое время, когда Рим завоевывал себе господство над миром, когда он развивал свои демократические учреждения, вырабатывал общемировое право, — в это самое время, в самый блестящий период своей истории, он уже таил в себе роковую социальную болезнь, которая вносила разложение в столь мощный по внешности организм и которая должна была потрясти его до самой глубины. Колоссальные богатства, праздность и разврат деморализуют высшие классы населения; безнадежная нищета и такая же праздность вызывают не меньшую деморализацию низших; огромные массы рабов, расселенных в поместьях, начинают занимать угрожающее положение. Везде смута; безопасности и порядка нет нигде. Общество и государство переживают общий и острый кризис.