1. Формирование и развитие концепций различения и соотношения гражданского общества и государства

Социальная жизнь людей на всех этапах ее развития представляет собой определенную целостность, все стороны которой тесно взаимосвязаны между собой, взаимодействуют и дополняют друг друга. Такие взаимосвязи присущи и отношениям между обществом и государством.

При различении общества и государства под обществом имеется в виду неполитическая сфера жизни людей в качестве частных лиц, а под государством — политическая сфера их жизни в качестве публичных лиц (субъектов публично-политической общности и власти, граждан). Дифференциация этих двух сфер, отделение и относительно самостоятельное бытие частных и публичных, неполитических и политических явлений и отношений представляют собой результат длительного социально-исторического развития людей, форм и способов организации жизни свободных индивидов.

В условиях древности и средневековья (в эпохи этнического и сословного типов права и государства) публично-политическое (государственное) начало безусловно доминировало во всей социальной жизни людей, а те явления и отношения, совокупность которых принято называть античным или средневековым “обществом”, носили политический характер и еще не созрели до обособления в независимую от государства самостоятельную сферу частных (неполитических) интересов, дел и отношений.

Такое обособление общества и государства происходит в Новое время и находит свое выражение в различении частной (неполитической) и политической сфер социальной жизни в виде гражданского общества и политического государства.

Исторически сложившееся словосочетание “гражданское общество”, обозначающее общество (неполитическое сообщество людей) в его различении и соотношении с государством (политическим сообществом), явно не соответствует выражаемому им смыслу. Ведь гражданское общество — это не общество граждан (политических субъектов), а, напротив, сообщество частных (неполитических) лиц — носителей частных целей и интересов. Сообщество же граждан — это политическое сообщество, т.е. государство (политическое государство) в его отличии от общества (гражданского общества). Кстати говоря, ведь и “гражданское право” (как отрасль права) — это право не граждан, а частных лиц.

Устоявшийся термин “гражданское общество” восходит к древнеримскому слову civitas, обозначавшему гражданскую общину римлян, сообщество римских граждан. Член этой общины (civis — гражданин) был вместе с тем и субъектом римского гражданского права (ius civile). Слова civitas, civis, ius civile при этом имели синкретичный (слитный) смысл (без различения их политических и неполитических значений). В дальнейшем их неполитическое значение сохранилось в терминах “гражданское общество”, “гражданское право”, а политическое значение — в термине “гражданин”.

С позиций дифференциации социальных феноменов на политические и неполитические явления и соответствующих развитых представлений об обществе и государстве ясно, что античное “общество” (civitas в Риме и аналогичные гражданские общины в древнегреческих полисах) было по своей природе и характеру политическим сообществом, т.е., говоря современным языком, было государством, а не обществом.

Политический характер имело и средневековое “общество”, сословное деление которого означало прямую дифференциацию государственно-правовых статусов разных сословий и их членов.

В Новое время круг частных интересов и самостоятельности частного лица все более расширяется и начинает постепенно охватывать отношения собственности, производства и распределения, товарно-денежный оборот, вопросы отношения к религии, свободы совести, свободы мысли и т.д. Вместе с тем этот расширяющийся круг частных дел и интересов все более высвобождается от прямого воздействия сложившейся при феодализме политической власти и формируется в относительно самостоятельную сферу гражданского общества.

Основным субъектом этого гражданского общества был человек как частное лицо, бюргер, формирующийся буржуа. Такое гражданское (бюргерское) общество, которое начало складываться в условиях разлагавшегося феодализма, было по своей сути антифеодальным, ориентированным на утверждение нового строя, на признание свободы и автономии частного человека в качестве его естественного и неотчуждаемого права, на учреждение государства, соответствующего потребностям и требованиям гражданского общества.

Идеология и устремления такого антифеодального гражданского общества и соответствующего ему государства и права нашли свое выражение и защиту в творчестве многих раннебуржуазных мыслителей (Н. Макиавелли, Ж. Бодена, Г. Греция, Т. Гоббса, Б. Спинозы, Дж. Локка, Ш. Л. Монтескье, Ж. Ж. Руссо, Д. Рикардо, А. Смита, Т. Пейна, Т. Джефферсона, И. Канта, Г. Гегеля и др.). Правда, следует иметь в виду, что в трудах многих из этих авторов отсутствует еще (вплоть до конца XVIII в.) четкое различение неполитического (гражданского) общества и политического государства.

Большой вклад в последовательную теоретическую разработку проблем различения и соотношения гражданского общества и государства внес Гегель. Он прямо отмечает качественную новизну гражданского общества как социально-исторического явления и понятия и по существу трактует гражданское общество как буржуазное общество. “Гражданское общество, — писал Гегель, — создано, впрочем, лишь в современном мире, который всем определениям идеи предоставляет их право. Если государство представляют как единство различных лиц, как единство, которое есть лишь общность, то имеют в виду лишь определение гражданского общества. Многие новейшие специалисты по государственному праву не сумели прийти к другому воззрению на государство”[382].

Хотя исторически гражданское общество возникает позднее государства, но в диалектическом развитии понятия права от абстрактных форм к конкретным оно (в качестве объективации и формообразования понятия права) в гегелевской трактовке занимает место между семьей и государством. “Гражданское общество, — поясняет Гегель, — есть дифференциация, которая выступает между семьей и государством, хотя развитие гражданского общества выступает позднее, чем развитие государства; ибо в качестве дифференциации оно предполагает государство, которое оно, чтобы пребывать, должно иметь перед собой как нечто самостоятельное”[383].

Двумя принципами гражданского общества, по Гегелю, являются особенная цель каждого частного лица и всеобщая форма ее реализации: особенность, ограниченная всеобщностью, есть единственная мера, при помощи которой каждая особенность (частное лицо, частный интерес) способствует своему благу. “В гражданском обществе, — пишет Гегель, — каждый для себя цель, все остальное для него ничто. Однако без соотношения с другими он не может достигнуть своих целей во всем их объеме: эти другие суть поэтому средства для цели особенного. Но особенная цель посредством соотношения с другими придает себе форму всеобщего и удовлетворяет себя, удовлетворяя вместе с тем стремление других к благу”[384].

На ступени гражданского общества особенное и всеобщее связаны пока лишь внешним, случайным образом; здесь господствует стихия случайных столкновений частных интересов, “борьба всех против всех”[385].

Гегель трактует гражданское общество как систему потребностей и их удовлетворения посредством труда в условиях формального равенства всех людей, утверждения частной собственности, свободы промыслов и частной инициативы. При этом он отмечает и весьма содержательно анализирует социально-экономические противоречия гражданского общества, поляризацию в нем богатства и нищеты, роль государства в защите частной собственности. Главный порок современного ему гражданского общества Гегель видел в том, что процесс накопления богатства сопровождается ростом нищеты и “ведет к разрозненности и ограниченности особенного труда и тем самым к зависимости и нужде связанного с этим трудом класса, а отсюда к неспособности чувствовать и наслаждаться всей свободой и особенно духовными преимуществами гражданского общества”[386].

Надлежащее сочетание особенного и всеобщего и разрешение противоречий гражданского общества достигаются, по Гегелю, в разумном государстве, которое раскрывается им как конституционная монархия с разделением властей. Характеризуя диалектику перехода от гражданского общества к государству, Гегель подчеркивает, что “научное доказательство понятия государства”[387] состоит в том, чтобы в имманентном движении понятия, в развитии непосредственной нравственности (семьи и гражданского общества) достигнуть синтезирующего единства — государства, которое, хотя и обнаруживается как результат, но есть подлинное основание. “Поэтому в действительности, — пишет Гегель, — государство есть вообще первое, внутри которого семья развивается в гражданское общество, и сама идея государства распадается на эти два момента”[388].

В государстве, наконец, наступает тождество особенного и всеобщего, нравственность достигает своей объективности и действительности как органическая целостность. По отношению к гражданскому обществу как сфере особенного, частного интереса государство как сфера всеобщего интереса выступает, по Гегелю, с одной стороны, как имманентная цель, а с другой — как внешняя необходимость: через тождество этих моментов частный интерес “снимается” и вместе с тем сохраняется во всеобщем интересе государства.

Ряд положений гегелевского исследования проблем различения и соотношения гражданского общества и государства был воспринят марксизмом и перетолкован с материалистических и классово-коммунистических позиций. Согласно марксизму, именно общество является основой государства: общество первично, государство, право и т.д. — вторично. При этом под “обществом” имеются в виду материальные, базисные отношения, а под “государством” — явления надстроечного (обусловленного) характера.

Уже в период своего перехода от гегельянства к материализму К. Маркс, критикуя подход Гегеля, писал: “В действительности семья и гражданское общество составляют предпосылки государства, именно они являются подлинно деятельными; в спекулятивном же мышлении все это ставится на голову”[389]. Причем для марксизма характерна экстраполяция подобных представлений о месте и значении гражданского общества в его соотношении с государством и на все предшествующие эпохи. “Гражданское общество, — подчеркивали Маркс и Энгельс, — обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торгово-промышленную жизнь данной ступени и постольку выходит за пределы государства и наций, хотя, с другой стороны, оно опять-таки должно выступать вовне в виде национальности и строиться внутри в виде государства”[390]. Характеризуя общество как “продукт взаимодействия людей”, Маркс пояснял: “Возьмите определенную ступень развития производительных сил людей, и вы получите определенную форму обмена и потребления. Возьмите определенную ступень развития производства, обмена и потребления, и вы получите определенный общественный строй, определенную организацию семьи, сословий или классов, — словом, определенное гражданское общество. Возьмите определенное гражданское общество, и вы получите определенный политический строй, который является лишь официальным выражением гражданского общества”[391].

Такая историческая универсализация в марксизме смысла гражданского общества сопровождается отождествлением на все времена понятий “гражданское общество” и “общество”. В этом смысле Маркс подчеркивал, что необходимо “рассматривать существующее общество (а это сохраняет силу и для всякого будущего общества) как “основу” существующего государства (или будущее общество как основу будущего государства)”[392]. Также и Энгельс писал, что “государство — есть продукт общества на известной ступени развития”. При этом само общество возникает вместе с человеком. С появлением “готового человека, — писал Энгельс, — возник вдобавок еще новый элемент — общество”[393].

Марксистскому учению об обществе и государстве, как и марксизму в целом, присущи классово-идеологическая последовательность в трактовке всех социальных явлений с позиций коммунистического отрицания частной собственности и частнособственнического общества, а вместе с ними и их надстроечных порождений — государства и права. Этот подход имеет свою логику, свои открытия и достижения. Но также и свои пороки и поражения. В рамках такого подхода по существу нет места (теоретически и практически) для свободы людей (индивидов), которая в известной до сих пор реальной истории человечества существовала, прогрессивно развивалась и продолжает развиваться именно (и только!) в соответствующих правовых (и государственно-правовых) формах, включая и правовые формы частной собственности.

Практическое осуществление марксистских коммунистических идей (в виде реального социализма в XX в.) убедительно продемонстрировало невозможность свободы (свободных индивидов) в условиях отрицания частной собственности, права и государства; место последних заняли силовые регуляторы и структуры партийно-классовой диктатуры, поглотившей само общество и превратившей людей в “винтики” тоталитарной машины.