2.4. Тенденции и перспективы определения содержания права на искусственное прерывание беременности

1993 год для Российской Федерации ознаменовался, помимо прочих событий, принятием Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан. В Преамбуле указывается: «Руководствуясь Конституцией Российской Федерации, общепризнанными принципами и нормами международного права, признавая основополагающую роль охраны здоровья граждан как неотъемлемого условия жизни общества и подтверждая ответственность государства за сохранение и укрепление здоровья граждан Российской Федерации, стремясь к совершенствованию правового регулирования и закрепляя приоритет прав и свобод человека и гражданина в области охраны здоровья, Верховный Совет Российской Федерации принимает Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан». Для России это первый закон, открыто закрепивший основы правового регулирования медицинской деятельности по планированию семьи и регулированию репродуктивной функции человека. Ей посвящен Раздел VII.

Статья 36 указанных Основ об охране здоровья граждан закрепляет право каждой женщины самостоятельно решать вопрос о материнстве. Это достаточно широкое правомочие, которое охватывает различный спектр поведения. Отказ от материнства вообще, репродуктивное поведение (наличие одного, двух и более детей), прерывание беременности, использование методов контрацепции в целях недопущения нежелательной беременности и т. д.

Таким образом, право на решение вопроса о материнстве включает также осуществление правомочия женщины в выборах методов контрацепции (в том числе и стерилизация) и желании иметь ребенка. Представляется, что они не могут быть ограничены притязаниями сексуального партнера[275]. Аналогичный вывод можно сделать по поводу обязательной консультации потенциального отца при проведении операции по искусственному прерыванию беременности. Европейская комиссия по правам человека (№ 8416/79, дело Х. против Соединенного Королевства Великобритании) вынесла специальный вердикт, согласно которому «потенциальный муж-отец не имеет права требовать обязательной консультации с ним или обращаться в суд в связи с намерением его жены сделать аборт, так как именно женщина является главным заинтересованным лицом в продолжении и прерывании беременности»[276].

Таким образом, элементами права самостоятельно решать вопросы материнства являются:

– свобода не прибегать к искусственному прерыванию беременности. Здесь и не возникает проблем соотношения с правом на жизнь неродившегося ребенка. Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан подчеркивают, что условием прерывания беременности по медицинским показаниям является согласие женщины. В любом случае она может отказаться от операции. Не допускается проведение аборта только по инициативе медицинских работников[277];

– право женщины иметь ребенка без предварительного согласия биологического отца; последний не имеет права подавать на нее в суд, если беременность происходит без предварительной консультации с ним;

– право женщины не заводить ребенка; данное право не может быть ограничено ни со стороны законодателя (закон не должен обязывать женщину производить потомство), ни со стороны сексуального партнера;

– право женщины в вопросах выбора контрацептивов. Ограничения данного права действующим законодательством могут вводиться только в интересах сохранения жизни и здоровья матери, а также в целях предотвращения будущего влияния на здоровье возможного ребенка. Причем данные ограничения не должны основываться на применении мер какой-либо ответственности к женщине за использование таких контрацептивов. Возможно лишь введение запрета на их продажу. Данное право не может быть ограничено какими-либо притязаниями сексуального партнера.

Однако содержание ст. 36 Основ об охране здоровья граждан показывает, что законодатель понимает его слишком узко, поскольку в дальнейшем речь идет только об искусственном прерывании беременности: «Искусственное прерывание беременности проводится по желанию женщины при сроке беременности до 12 недель, по социальным показаниям – при сроке беременности до 22 недель, а при наличии медицинских показаний и согласия женщины – независимо от срока беременности».

Как видно из приведенных положений, Российское государство не считает право женщины прерывать беременность абсолютным. Помимо обязательного условия – согласия ее самой – добавляются дополнительные, без наличия которых женщина уже не вправе в данном случае свободно располагать собой. Причем одни носят первичный характер, другие – вторичный. Первичными будут сроки беременности, при наступлении которых возникают требования о наличии социальных или медицинских показаний. Закон дополняет, что перечень медицинских показаний для искусственного прерывания беременности определяется Министерством здравоохранения Российской Федерации, а перечень социальных показаний – положением, утверждаемым Правительством Российской Федерации. Иными словами, при сроке беременности до 12 недель устанавливается свободный порядок проведения искусственного прерывания беременности, в этом случае достаточно только волеизъявления женщины. По истечении 12-недельного срока устанавливается разрешительный порядок проведения аборта. Женщина должна представить наличие либо социальных показаний (при сроке беременности до 22 недель), либо медицинских показаний (независимо от срока беременности). Точка отсчета, взятая от срока беременности, основывается на возможности учета всех интересов. «Прерывание беременности – это вмешательство в личные права родителей и зачатого ребенка. Соблюдение этих прав не поддается такому регулированию, при котором не ущемлялась бы ни одна из сторон»[278]. Поскольку развитие зачатого ребенка происходит в течение определенного времени, большинство стран отталкивается в этих вопросах от триместрового периода развития плода.

Законодательство РФ исходит из общего правила, что в вопросах материнства женщина свободна располагать собой, поскольку закрепляются ее права, а не обязанности. Из этого критерия исходит и европейская практика: «Мать вольна принимать свое решение, даже когда закон дает ей возможность произвести аборт»[279]. Совершать данную операцию или не совершать – право выбора остается за женщиной. Даже при наличии медицинских показаний последнее слово остается за женщиной. Одновременно в соответствии со ст. 55 Конституции РФ федеральный закон в этом вопросе ограничивает право женщины свободно располагать собой сроками беременности. Целью данного ограничения выступают защита жизни и здоровья матери, а также прав неродившегося ребенка.

Можно выделить условия проведения операции по искусственному прерыванию беременности. При сроке беременности до 12 недель, это только согласие женщины. Согласно ст. 32 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан согласие должно быть информированным и добровольным. Согласие девушки, не достигшей возраста 15 лет, должно быть подтверждено согласием законных представителей. Перед проведением операции женщина должна быть проконсультирована в доступной для нее форме о прогнозе, методах медицинского вмешательства, связанном с ним риске, последствиях и результатах. Предусматривается именно консультация, а не период обязательного ожидания, направленный на то, чтобы предоставить женщине больше возможностей в оценке своего поступка, побыть наедине с собой.

В соответствии со ст. 31 Основ об охране здоровья граждан информация о состоянии здоровья не может быть предоставлена гражданину против его воли. Это говорит о том, что врач не может навязывать информацию о предстоящей операции против воли пациентки. Правила деонтологии указывают на то, что врач должен выяснить истинные причины аборта, попытаться убедить женщину отказаться от него. Однако они не нашли своего законодательного закрепления на федеральном уровне. На региональном уровне сделана попытка изменить ситуацию. Закон Ивановской области «О правах и гарантиях граждан по созданию семьи и сохранению ее здоровья» в ст. 6 (ч. 5) указывает: «Женщина имеет право на бесплатное искусственное прерывание беременности. В целях предупреждения искусственного прерывания беременности врачи обязаны проводить беседы, направленные на разъяснение морально-этических, психологических и физиологических негативных последствий аборта». Во многих странах противники абортов пытаются лоббировать если не запрещение абортов, то, по крайней мере, такое обязательное консультирование, основанное на психологическом давлении на женщину. Австрийский Уголовный закон 1977 г. № 60 допускает производство аборта после предварительной консультации с врачом в течение трех месяцев с момента зачатия[280]. В Германии и Италии предусматривается аналогичная обязательная консультация. В Бельгии дополнительно закреплен период обязательного 6-дневного ожидания с момента консультации. В штате Арканзас (США) рассматривался законопроект, предусматривающий 24-часовой период ожидания для женщины, решившей сделать аборт, но он так и не был воспроизведен в реальный нормативный акт. Политика Верховного Суда США основывается на том, что необходимо признавать несоответствующими Конституции США законы, вводящие дополнительные ограничения, налагаемые на женщину при реализации ее права на аборт. Примером может служить дело Doe v. Bolton (1973). Закон штата Джорджия не запрещал аборт, но условием его проведения было принятие решения специальной комиссией из шести врачей. Верховный Суд США признал закон налагающим чрезмерные ограничения[281]. В 1992 г. объектом проверки в Верховном Суде стал закон штата Пенсильвания, который, также признавая право женщины на аборт, вводил ряд ограничений на его осуществление, требовал, например, «чтобы добивающаяся разрешения на аборт женщина до того, как она ляжет на операцию, дала согласие, которое согласно закону должно содержать довольно много сведений; чтобы определенные сведения были сообщены ей не позднее, чем за 24 часа до проведения операции; чтобы несовершеннолетние получили согласие на проведение операции от одного из родителей или судьи, и, наконец, чтобы замужняя женщина уведомила мужа о своем намерении сделать аборт»[282]. Судом было зафиксировано в решении, что “обременение большее, чем это необходимо” – это такое ограничение, цель или последствия которого состоят в том, чтобы поставить серьезную преграду на пути женщины, которая ходатайствует в получении разрешения на аборт до достижения плодом способности к самостоятельному выживанию»[283]. В решении Суда была подтверждена конституционная защита права на аборт. Следует также отметить, что законодательная практика государств исходит из того, что женщина имеет абсолютное право отказаться от проведения операции.

Введение разрешительного порядка проведения абортов можно рассматривать как промежуточную стадию между периодом полного запрещения абортов и периодом установления либерального законодательства. Такой порядок некоторое время существовал в Чехии. Закон об искусственном прерывании беременности 1957 г. устанавливал, что помимо желания женщины необходимым было получение специального разрешения, в котором отражалась оценка причин совершения аборта. Для рассмотрения заявлений женщин создавались специальные комиссии. «Сначала первичные комиссии создавались при районных учреждениях по делам здравоохранения, и в состав членов комиссии входили: заведующий больницей либо избранный им заместитель, заведующий гинекологическим и родильным отделением больницы, совмещенной с поликлиникой, и депутат национального комитета, назначенный районным национальным комитетом (Сборник законов. 1961. Приказ № 104. § 3. Абз. 2). Но уже в 1962 году способ создания и состав комиссий по абортам заметно изменился. Комиссии стали выборными органами национальных комитетов и имели следующий состав: председатель комиссии из числа депутатов национального комитета, второй член комиссии, который избирался из состава районной демографической комиссии, а если она отсутствовала – из числа депутатов местного либо городского национального комитета, которые были членами комитета Общества женщин или заместителями председателя районного совет профсоюзов, а третьим членом комиссии был врач, заведующий гинекологическим и родильным отделением больницы с поликлиникой или поликлиники (Сборник законов. 1962. № 126. § 2. Абз. 2). В 1973 году состав комиссии по абортам изменился. Кроме депутата – председателя комиссии и врача третьим членом комиссии стал работник отдела попечительства о семье и молодежи»[284].

Состав комиссии говорит о том, что ее цель отнюдь не учет медицинских показателей, а дача социальной оценки поступку женщины. В. Райх, отстаивая позицию, что только женщина должна определять для себя наличие социальных показаний, а не какая-нибудь комиссия, писал: «Никто из нас, мужчин, не вынес бы ситуации, когда решение о нашем браке принимала бы какая-нибудь комиссия и, согласно социальным воззрениям ее членов, мы имели бы право вступать в брак или были бы лишены его. Так не мешайте и вы женщине распоряжаться собой и самой решать кардинальный вопрос своей жизни. Женщина имеет право на половую жизнь и хочет осуществлять его так же свободно, как и мужчина, она должна иметь эту возможность как нечто нормальное, чтобы сохранять свою социально-биологическую полноценность. Не должно иметь места массовое производство класса старых дев, вредного для коллектива»[285]. Отчасти следует согласиться с тем, что создание комиссий по абортам благодаря введению разрешительного порядка искусственного прерывания беременности не адекватно реально складывающимся социальным отношениям. Наличие представителей общественности говорит о том, что центральным местом предназначения комиссий по абортам является попытка реализации общественного интереса в столь интимном вопросе. Табуирование половой жизни приводит к тому, что даже в условиях легализации абортов для многих девушек морально более оправданным будет обращение к услугам «подпольного» абортария, чем в медицинское учреждение. Статистика и введение уголовной ответственности за незаконное осуществление абортов говорят сами за себя. Введение комиссий еще больше загонит такой вид медицинских услуг в сферу нелегального бизнеса, поскольку суть их состоит только в том, чтобы создать дополнительные препятствия перед женщиной в ее решении идти на аборт.

Возвращаясь к анализу российских нормативных актов, следует отметить, что при сроке беременности до 22 недель – к согласию женщины федеральный акт добавляет наличие такого условия, как социальные показания. В соответствии с Основами законодательства РФ об охране здоровья граждан перечень социальных показаний определяется положением, утверждаемым Постановлением Правительства РФ. В настоящее время данный перечень утвержден Постановлением Правительства РФ от 8 мая 1996 г. № 567[286]. В него, в частности, входят: смерть мужа во время беременности, пребывание женщины или ее мужа в местах лишения свободы, беременность в результате изнасилования, расторжение брака во время беременности, многодетность (число детей 3 и более), отсутствие жилья, проживание в общежитии, на частной квартире и т. д. Как видно из данного перечня, его главным критерием является учет интересов будущего ребенка, т. е. социальное показание является определяющим тогда, когда к беременности женщина относится крайне отрицательно, когда зачатый ребенок при условии его рождения будет нежелательным. В результате при рождении ребенка возможен либо отказ со стороны матери от него, либо ребенок будет находиться и воспитываться в неблагоприятной психологической обстановке, что скажется, прежде всего, на его нравственном и физическом здоровье. Возможны и противоправные поступки матери по отношению к нежелательному ребенку в целях избавления от него. В последнее время достаточно распространенными в Российской Федерации стали случаи убийства новорожденных детей своими собственными матерями. Причинами таких убийств выступает не только стрессовое психологическое состояние женщины после родов, но и нередко изначальное негативное отношение матери к появившейся на свет новой жизни. Тем более, что средневековая история показывает, что в условиях невозможности прервать нежелательную беременность распространенным является детоубийство. Ю. Л. Бессмертный отмечает в своем исследовании: «Неудивительно, что проявления беспечности или даже жестокости родителей к детям зафиксированы многими раннесредневековыми памятниками. В них констатируются умышленное убийство новорожденных, небрежность по отношению к ним, приводившая к придушению малышей в родительской постели, подкидывание детей, отсутствие должной заботы об их выхаживании… Аналогичным образом серия каролингских пенитенциалиев предполагает возможность непредумышленного и умышленного придушения детей в родительской постели, так же как и возможность со стороны матери прямого детоубийства. (Характерно, что для малоимущей матери наказание в этом случае сокращалось вдвое; потребность в такого рода уточнении говорит сама за себя.)»[287].

В развитие Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан и названного Постановления Правительства РФ 11 июня 1996 г. был принят приказ Минздравмедпрома № 242 «О перечне социальных показаний и утверждении инструкций по искусственному прерыванию беременности»[288]. Утвержденная Инструкция о порядке проведения операции искусственного прерывания беременности определяет общий порядок проведения искусственного прерывания беременности. Согласно Инструкции о порядке разрешения операции искусственного прерывания беременности по социальным показаниям данный вопрос решается не единолично врачом, а комиссией в амбулаторно-поликлиническом или стационарном учреждении в составе врача акушера-гинеколога, руководителя учреждения (отделения), юриста по письменному заявлению женщины, при наличии заключения о сроке беременности, установленному врачом акушером-гинекологом. Необходимо представление соответствующих юридических документов, подтверждающих социальные показания, – свидетельство о смерти мужа, свидетельство о разводе, решение суда о лишении родительских прав, документы, подтверждающие инвалидность 1–2-й группы мужа и т. д. Как представляется, существенным пробелом является отсутствие закрепления особого порядка разрешения операции по искусственному прерыванию беременности в результате изнасилования. Общий порядок, при котором женщина должна будет подтверждать данный факт, будет причинять только дополнительные нравственные страдания. Возможность данной операции, по-видимому, должна предоставляться при проведении медицинской экспертизы. Если женщина в этот момент отказывается от прерывания беременности, то ей должен выдаваться соответствующий медицинский документ, предоставляющий такую возможность в будущем и без прохождения общего комиссионного порядка.

При наличии медицинских показаний главным условием проведения операции по искусственному прерыванию беременности является согласие женщины, которое по общим правилам должно быть добровольным и информированным. Срок беременности в данном случае юридического значения не имеет. Критерием установления медицинских показаний являются сохранение жизни матери, а также рождение нормального здорового ребенка. К ним относятся[289]: сифилис, ВИЧ-инфекция, злокачественные опухоли, состояние физиологической незрелости, угасание репродуктивной функции женщины и т. д. В качестве медицинского показания для искусственного прерывания беременности может выступать и иное заболевание, «при котором продолжение беременности и роды представляют угрозу жизни или ущерба для здоровья беременной или новорожденного». В таком случае вопрос прерывания беременности решается индивидуально.[290] Инструкция о порядке разрешения операции искусственного прерывания беременности по медицинским показаниям, утвержденная Приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 28 декабря 1993 г. № 302, закрепляет, что медицинские показания к прерыванию беременности устанавливаются в амбулаторно-поликлинических или стационарных учреждениях комиссией в составе врача акушера-гинеколога, врача той специальности, к области которой относится заболевание (состояние) беременной, и руководителя учреждения (отделения) здравоохранения. При наличии медицинских показаний беременной выдается заключение с полным клиническим диагнозом, заверенное подписями указанных специалистов и печатью учреждения. При наличии у беременных психических и венерических заболеваний документация передается непосредственно в акушерско-гинекологическое учреждение. При установлении медицинских показаний у беременной в условиях акушерско-гинекологического стационара в историю болезни заносится соответствующая запись, заверенная подписями врача той специальности, к области которой относится заболевание (состояние) беременной, лечащего врача и руководителя отделения (учреждения) здравоохранения.

Следует отметить, что вокруг легализации абортов по медицинским показаниям возникает меньше всего споров даже в тех странах, в которых присутствует антиабортное законодательство. Например, хотя запрещены аборты на Кипре, в Эквадоре и Камеруне, там предусматриваются исключения. В Камеруне это случай, когда жизнь матери находится под угрозой; на Кипре – медицинские противопоказания и случай изнасилования; в Эквадоре – в случае, если аборт является единственным способом спасти жизнь матери, причем должно быть получено собственное согласие женщины, согласие мужа или ближайших родственников, а также в случае изнасилования умственно отсталой женщины[291]. Однако если рассматривать российские условия проведения аборта по медицинским показаниям, то они не рассматривают их с точки зрения крайней необходимости. Иными словами, достаточно наличия заболевания для проведения искусственного прерывания беременности, а не наличия реальной потенциальной угрозы жизни матери. Некоторые государства более жестко подходят, обусловливая аборт именно целью сохранения жизни матери. К таковым будет относиться Бразилия, Нигерия, Индонезия. С марта 1993 г. (исключая период октябрь 1996 г. – декабрь 1997 г.) искусственное прерывание беременности разрешается делать только в случае тяжелого повреждения плода, наличия серьезной опасности для здоровья женщины, беременности в результате изнасилования[292]. Практика показывает, что женщины Польши нашли для себя выход из положения, делая аборт в соседних государствах, в частности в Литве. Голландия также своеобразно оказывает «гуманитарную» помощь Ирландии, отправив к его берегам специальный корабль-абортарий с романтически названием «Женщина на волнах». По замыслу авторов проекта судно сможет забрать беременных женщин из Ирландии, которые собираются прервать беременность. После пятидневного периода ожидания, как только корабль покинет территориальные воды Ирландии, на нем и можно будет сделать операцию по удалению плода[293].

В России помимо указанных условий и ограничений при обращении женщины для получения направления на операцию врач акушер-гинеколог производит обследование для определения срока беременности и установления отсутствия медицинских противопоказаний к операции. При наличии острых инфекционных заболеваний, острых и подострых воспалительных процессов женских половых органов, иных аналогичных заболеваний вопрос о направлении решается после излечения. Также перед направлением необходимо сдать анализ крови на RW, проводится бактериологическое исследование мазков из влагалища, цервикального канала и уретры (п. 6 Инструкции о порядке проведения операции искусственного прерывания беременности). При прерывании беременности в поздние сроки проводится полное клиническое обследование, регламентированное для полостных хирургических операций.

Статья 36 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан содержит еще одно важное положение: «Искусственное прерывание беременности проводится в рамках программ обязательного медицинского страхования в учреждениях, получивших лицензию на указанный вид деятельности, врачами, имеющими специальную подготовку». Содержание нормы показывает, что, во-первых, государство выделяет финансовые средства на обеспечение деятельности учреждений, осуществляющих аборт, во-вторых, сама операция может осуществляться не любым медицинским учреждением, а только имеющим соответствующее разрешение.

На региональном уровне встречаются нормативные акты, «подправляющие» данные положения, так, Закон Республики Татарстан «Об охране здоровья граждан» от 18 июня 1998 г. «теряет» фразу о включении искусственного прерывания беременности в программу обязательного медицинского страхования. Это соответственно может повлечь некоторые дискуссии об исключении аборта из программы государственного финансирования.

Постановлением Правительства РФ от 26 октября 1999 г. № 1194 утверждена Программа государственных гарантий обеспечения граждан Российской Федерации бесплатной медицинской помощью[294], в соответствии с которой «гражданам Российской Федерации в рамках Программы бесплатно предоставляются:

…в) стационарная помощь:

…при патологии беременности, родах и абортах».

Во многих государствах практикуется выборочное финансирование операций по искусственному прерыванию беременности. Австрия и Литва выделяют средства только на аборты по медицинским показаниям, в Болгарии оплачиваются государством только аборты несовершеннолетним и изнасилованным[295]. Практика Верховного Суда США свидетельствует о его позиции относительно конституционности отказа финансирования таких операций со стороны общественных властей: «Суд признал, что Конституция не налагает на власти обязанность покрывать расходы на операции для незажиточных женщин»[296].

Относительно ограничений, налагаемых на медицинское учреждение, касающихся обязательности получения специальной лицензии, следует отметить, что государство не «отсекает» от данного сектора услуг негосударственные учреждения. В ЮАР же услуги по прерыванию беременности могут быть предоставлены только в государственных больницах и других подобных медицинских учреждениях, имеющих на это специальное разрешение[297].

Различные государства также по-разному относятся и к срокам проведения аборта. При этом большинство стран исходит из возможности его совершения по желанию женщины от 8 до 14 недель срока беременности[298].

Одним из спорных аспектов выступает вопрос о допустимости применения правил о возмещении вреда к неудачным операциям по искусственному прерыванию беременности. Медицинская практика знает немало примеров, когда женщине проводится искусственный аборт, но, несмотря на это, беременность продолжается и нередко заканчивается рождением ребенка. В этом случае может ли мать подать иск против медицинского учреждения о возмещении затрат, связанных с воспитанием и материальным обеспечением своего потомка? На данный вопрос уже сделаны попытки дать ответ зарубежной практикой. Одним из центральных моментов является рассмотрение понятие «дитя» через призму понятия «вред». Во Франции основная позиция строится на том, что в подобных ситуациях отсутствуют договорные правоотношения, «и расходы на содержание нежеланного ребенка были вызваны не прямым исполнением медицинской деятельности, а контактом с третьим лицом»[299]. Позиции других государств отчасти совпадают с такой трактовкой.

Так, Высший суд земли Кассель (ФРГ) 17 января 1984 г. отклонил иск о возмещении вреда, причиненного искусственным прерыванием беременности, в связи с рождением одного из зачатых близнецов. Основанием выступило то, что искусственное прерывание беременности по иным, не относящимся к здравоохранительным, мотивам является противоправным, а потому и безуспешный исход операции, не достигшей цели, не может служить основанием для притязания на возмещение вреда. Аналогичная ситуация наблюдается и в Соединенных Штатах Америки. Суды штатов Арканзас, Техас, Алабама, Нью Гэмпшир не признают иски о возмещении расходов на содержание, предъявленные врачу, который допустил ошибку. Но если ребенок родился неполноценным, то суды большей частью присуждали родителям возмещение повышенных расходов и морального вреда (Пенсильвания, Флорида)[300].

Следует согласиться с мнением, что понятие «вред» к рождению ребенка неприменимо, «возникают другие по своему характеру правоотношения»[301]. Как правильно отмечается, «нежеланный» ребенок может родиться по различным причинам: «незащищенная» интимная близость, неправильное применение контрацептивов. Статья 38 Конституции Российской Федерации предусматривает: «Забота о детях, их воспитание – равное право и обязанность родителей». Конституция не связывает наличие данной обязанности с тем, является ли ребенок желанным или нежеланным. Статья 47 Семейного кодекса РФ также свидетельствует об этом: «Права и обязанности родителей и детей основываются на происхождении детей, удостоверенном в установленном законом порядке». Соответственно основанием возникновения родительских обязанностей выступает только один факт – происхождение детей (биологическое родство). Поэтому и ст. 63 Семейного кодекса РФ не содержит каких-либо исключений: «Родители имеют право и обязаны воспитывать своих детей. Родители несут ответственность за воспитание и развитие своих детей. Они обязаны заботиться о здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии своих детей».

Однако ст. 779 Гражданского кодекса РФ, определяя понятие договора возмездного оказания услуг, указывает: «Правила настоящей главы применяются к договорам оказания… медицинских, ветеринарных… услуг…». Это означает, что оказание медицинских услуг одновременно подпадает под действие Закона РФ «О защите прав потребителей». Это подтверждается и Постановлением Правительства Российской Федерации от 13 января 1996 г. № 27, утвердившим Правила предоставления платных медицинских услуг населению медицинскими учреждениями[302]. Пункт 15 Правил закрепляет: «В соответствии с законодательством Российской Федерации медицинские учреждения несут ответственность перед потребителем за неисполнение или ненадлежащее исполнение условий договора, несоблюдение требований, предъявляемых к методам диагностики, профилактики и лечения, разрешенным на территории Российской Федерации, а также в случае причинения вреда здоровью и жизни потребителя». При этом потребители, пользующиеся платными медицинскими услугами, вправе предъявлять требования о возмещении убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением условий договора, возмещении ущерба в случае причинения вреда здоровью и жизни, а также о компенсации за причинение морального вреда в соответствии с законодательством Российской Федерации и настоящими Правилами. Естественным выглядит вопрос: будет ли медицинское учреждение нести ответственность перед женщиной за ненадлежащее исполнение условий договора, предметом которого выступает искусственное прерывание беременности? Иными словами, родители будут выполнять свои обязанности по воспитанию и развитию детей, а медицинское учреждение будет выплачивать аналог алиментов, т. е. нести бремя расходов по содержанию ребенка. Такой вывод выглядит все-таки проблематичным, исходя из приоритета конституционной обязанности. При этом любое медицинское вмешательство – это определенный риск. Оно может дать положительный эффект, а может – и нет. Первопричиной рождения ребенка выступает не неудачный аборт, а интимная близость женщины и мужчины, соответственно именно они и должны осознавать степень ответственности при совершении тех или иных действий. Хотя, по-видимому, четкий ответ на данный вопрос должен дать законодатель.

Рассмотрев общее понятие искусственного прерывания беременности и триместровый подход к его разрешению, нельзя не сказать о появлении новых видов и причин абортов, которые возникли благодаря новым медицинским достижениям. Во-первых, это эугенический аборт – аборт «с целью не допустить рождения неполноценных или неправильно сформированных детей как для того, чтобы избавить их от тягот жизни инвалида, так и во избежание такого груза для семьи и общества»[303]. Следует отличать его от проявлений расизма, направленного на очищение расы или ликвидацию «асоциальных» слоев общества. Способствуют такому виду аборта новые способы перинатальной диагностики. К таковым относятся амниоцентез и биопсия ворсинок хориона[304], с помощью которых можно определить не только некоторые генетические нарушения, но и пол плода. Благодаря этим методикам появляется мотивация аборта как желание иметь ребенка только определенного пола: или мальчика, или девочку. Общая негативная оценка такой мотивации приводит к пропаганде полного запрещения подобных методик исследования плода. При этом запретительная точка зрения обосновывается риском выкидыша.

Во-вторых, это медикаментозный аборт (антигестативная абортивная техника) – искусственный вызов раннего аборта химическим способом с помощью таблеток Норилана или препарата RU 486[305]. Такое вмешательство приобретает «популярность» в Западной Европе, поскольку не требует оперативного вмешательства, а заключается только в применении медицинского препарата. Развитие данного направления многими оценивается как влекущее далеко идущие последствия в репродуктивном поведении людей. Одним из прогнозов выступает то, что нежелательная беременность будет расцениваться как небольшое неудобство, от которого можно будет избавиться без обращения к врачу и без каких-либо осложнений. Развитие медикаментозного аборта «выбивает» основной довод противников искусственного прерывания беременности – забота о здоровье женщины. Причем сам аборт будет лишен своей привычной сущности, иногда специально нагнетаемой его противниками: он перестанет быть аналогом наказания, когда станет больше похожим на использование привычных противозачаточных средств. Поэтому логическим продолжением борьбы с абортами выступает запрещение использования именно противозачаточных средств. Тем более, что законодательная практика некоторых государств свидетельствует именно об этом: запрещение продажи презервативов, продажа оральных контрацептивов только на основании разрешения, выданного специальным органом, и т. д.

Эугенический и медикаментозный аборты, каждый по-своему, заставят общество совершенно в иной плоскости смотреть на проблему абортов. Не беременность станет запланированной, а ребенок, его пол, качества, отсутствие предрасположенности к некоторым заболеваниям и т. д. Возникающие возможности пугают своей неизведанностью. Страх порождает желание запретить развитие медицины, что обусловливает взгляд на право как способ решения всех общественных проблем. Подобные тенденции присутствуют и в российском обществе. Так, депутатами Государственной Думы РФ был внесен на рассмотрение проект Федерального закона «О правовых основах биоэтики и гарантиях ее обеспечения». Статья 9 проекта закрепляла: «В целях обеспечения безопасности для жизни и здоровья матери и ребенка и сохранения репродуктивного здоровья населения в Российской Федерации не допускается:

а) проведение абортов по социальным показаниям;

б) использование человеческих эмбрионов и плодов в диагностических, терапевтических, экспериментальных, производственных, коммерческих и иных целях; торговля эмбрионами и половыми клетками;

в) редукция (искусственное уменьшение количества) эмбрионов при многоплодной беременности, иные репродуктивные технологии, связанные с манипуляциями с эмбрионами;

г) осуществление деятельности, направленной на лишение права на естественное деторождение, исключая случаи, когда такое вмешательство необходимо для сохранения жизни человека;

д) предоставление услуг вынашивающей матери (матери, вынашивающей чужого ребенка)…

Врач не может проявлять инициативу и настаивать на аборте, стерилизации, контрацепции по немедицинским показаниям».

Статья 10 дополнительно устанавливает, что в Российской Федерации не допускается пропаганда (реклама), того, что представляет риск возникновения серьезного заболевания либо способно нанести иной вред здоровью человека, включая объявление о проведении абортов, контрацепции, стерилизации. В ст. 21 закрепляется, что пренатальный диагноз, устанавливающий наличие наследственной болезни, не должен рассматриваться как основание для прерывания беременности.

В материалах прессы также указывалось, что одна из партий России предложила принять закон о полном запрете абортов, публикации списка врачей, специализирующихся в этой сфере, и женщин, обратившихся к их услугам[306].

Запретительная политика основывается на нескольких доводах:

1) аборт – это убийство нерожденного ребенка;

2) аборт противоречит нравственности и социальному предназначению женщины-матери;

3) аборт приносит существенный вред здоровью женщины;

4) аборт является причиной низкой рождаемости, как следствие – старения и умирания нации.

Сторонники либерального подхода, ставя во главу угла «неотъемлемое право женщины на безопасный и законный аборт», развивают этот довод следующими тезисами:

1) женщина имеет право самостоятельно решать свою судьбу;

2) запрет на аборт – дискриминация по половому признаку, когда бремя тягот возлагается практически только на женщину, а не на мужчину;

3) женщина имеет право на здоровье, когда нежелательная беременность причиняет ему вред;

4) «нежеланные» дети – причина социальных проблем (отказ от ребенка, детоубийство, неучастие в воспитании и т. д.)[307].

Споры между сторонниками той или иной точки зрения протекают в большей мере в эмоциональной плоскости. Однако из всего этого массива хотелось бы обратить внимание на два момента – отсутствие обязанности иметь детей и ослабление у человечества интереса к увеличению численности населения. Первый момент предполагает отрицание потребительского взгляда на женщину. По образному выражению Отто Вейнингера (да простят меня моралисты), женщину нельзя рассматривать как аппарат для онанирования или машину для рождения детей. Ее способность рождать является ее роковым тотемом (или проклятием), который тысячелетия прививал даже не сугубо мужской, а безнравственный подход к вопросам репродукции. Как изменился бы характер обсуждения проблемы, если в проекте законодательного акта предусматривались 1) возможность принудительной стерилизации мужчин, уклоняющихся от выполнения отцовских обязанностей; 2) оставление ребенка при отказе в аборте незамужней женщине на попечении мужчине; 3) возложение полного материального обеспечения одинокой матери и ребенка на государство; и т. д. При полном запрете аборта основной обремененной стороной выступает только женщина. В начале она в муках рождает, потом воспитывает ребенка и несет основные расходы по его содержанию, потом государство присваивает себе право распоряжаться жизнью того человека, к появлению которого оно никакое отношение не имеет. Абсолютистские запретительные тенденции, как представляется, обусловлены закомплексованностью их разработчиков. Запрет на аборты воспринимается в большей мере как какая-то расплата за сексуальную опрометчивость. А если не удается запретить аборт, так его надо сделать таким, чтобы навсегда искалечить жизнь женщине[308]: не надо проводить обезболивание, сделать так, чтобы потом она всю жизнь лечилась от осложнений, и т. д. Сама статистика свидетельствует об этом. Несмотря на то, что обезболивание согласно Приказа Минздрава РФ является обязательным при проведении искусственного прерывания беременности, в 15 % случаев оно не проводится. Во всем мире смертность от абортов ниже смертности от родов, в России же принципиально иная картина. То же самое можно сказать и об осложнениях после операции. Доводы о безответственности молодого поколения, сознательно отказывающегося иметь более одного ребенка, могут привести к тому, что в законе попытаются закрепить норму об обязательном материнстве и принудительном отцовстве. Людей тогда можно будет разводить как ценную породу животных. Как указывается, «решение родителей не иметь ребенка далеко не всегда объясняется их безответственным отношением к сексуальной стороне жизни… Наоборот, оно может быть мотивировано глубокой и реальной оценкой родителями своих возможностей и способностей растить ребенка и даже готовностью родителей, вполне осознанной и добровольной, нести через всю жизнь тяжесть эмоциональной расплаты за последствия своего решения»[309]. Нежелание иметь детей – это по сути нежелание иметь детей в тех условиях, которые складываются на данный момент для двух людей, вступающих в половые отношения.

Второй момент заставляет задуматься о том, что приостановление роста народонаселения – та реальная задача, которая ставится перед всем человечеством в условиях исчерпания природных ресурсов. Количество населения – это не показатель экономики, в котором необходимо пытаться кого-то догнать и перегнать. Иметь детей или не иметь – вопрос, который касается только конкретной личности. Нельзя забывать, что ребенок – это не цифра в статистическом отчете, а человек со своим индивидуальным миром, восприятием и потребностями. Аборт зачастую становится разменной картой в демографической политике государства. Мы призываем женщин рожать не потому, чтобы она осознала радость материнства, а потому, что с нами граничит Китай, население которого в 10 раз больше, потому что нас хотят «завоевать и поработить американцы и европейские капиталисты». Тогда надо четко определиться в установлении той или иной политики, что обществу нужно: человек как сформировавшаяся целостная личность либо как биологический материал. Как отмечал В. Райх: «До тех пор, пока нации враждебно противостоят друг другу, до тех пор пока они отделены друг от друга границами и таможенными барьерами, до тех пор пока существует заинтересованность в том, чтобы во время войны не экономить на человеческом материале, демографическая политика не может соответствовать требованиям сексуальной гигиены. А так как нельзя во всеуслышание сказать о необходимости прироста населения, приходится говорить о “нравственности функции продолжения рода” и об интересах “сохранении вида”»[310].

Проблема искусственного прерывания беременности – это не только проблема женщины, идущей на данную операцию, а проблема всего общества. Причем общество не должно лишь выхватывать только один аспект – сам аборт, который лишь одно звено в неразрывной цепи (сексуальный контакт, репродуктивное поведение, внутрисемейное планирование, брачность, роды, воспитание ребенка и др.). Выработка целостного подхода и должна выработать ту модель правового регулирования, которая бы отвечала требованиям личности, общества и государства.

На основе вышеизложенного, применительно к Российской Федерации можно сделать общий вывод, что российское законодательство подробно регулирует проведение операции по искусственному прерыванию беременности, представляя женщине самостоятельно решать вопросы данной операции. Однако пользование таким правом ограничивается рядом условий, которые изменяются в зависимости от срока беременности. Основанием введения подобного условия служат защищаемые публичной властью блага: права неродившегося ребенка, здоровье матери.