3. Идентификация трупа Гуфе по костям
3. Идентификация трупа Гуфе по костям
В полдень 12 ноября 1889 года на столе для препарирования в лекционном зале Лакассаня на медицинском факультете Лионского университета лежали останки трупа из Миллери.
Пустым и покинутым выглядел обычно заполненный студентами зал. На последнем ряду сидел инспектор Жом. Лакассаня окружали Горон, прокурор Берар, зять Лакассаня доктор Этьен Ролле, его ассистент доктор Сэн-Сир, а также едва скрывавший волнение доктор Поль Бернар, который первым обследовал труп из Миллери еще в августе.
Александр Лакассань был человеком среднего роста. Из-за своих больших усов этот сорокашестилетний мужчина казался гораздо старше. Он был страстным поборником судебной медицины. В те времена резиновые перчатки были так же мало известны, как и холодильники, поэтому он обычно работал голыми руками. Ему редко удавалось избавиться от трупного запаха, исходившего от его рук. Лакассань был родом из Каор и учился сначала в военной школе в Страсбурге. Затем работал военным врачом в Северной Африке и уже там заинтересовался судебной медициной. Среди солдат и сброда преступников Туниса и Алжира были очень распространены татуировки. Это побудило Лакассаня заняться изучением татуировок с целью использования их для идентификации. Так все началось. Лакассань чувствовал, что судебная медицина открывает окно в новый мир, который в эпоху индустриализации и социальных потрясении со всеми вытекающими отсюда последствиями для медиков и криминалистов должен быть тщательно изучен. В 1878 году появился его «Очерк по судебной медицине», и, когда в 1880 году в Лионском университете была создана кафедра судебной медицины, Лакассань стал первым профессором этой кафедры. Жизнелюбие, личное обаяние, обширные медицинские, биологические и философские познания сделали его за несколько лет серьезным соперником корифеев парижской школы судебной медицины — Орфилы и Девержи.
Лакассань внес существенный вклад в разработку основных вопросов судебной медицины и гигиены. Он работал над методами определения причин смерти. Он знавал еще морги, оборудованные колокольчиками для вызова сторожа, которыми могли воспользоваться принятые за умерших, а на самом деле заснувшие летаргическим сном. Самым распространенным «методом определения смерти» было зеркало или перышко, которые подносили к носу и рту умирающего, чтобы определить, дышит ли он еще. Полной уверенности в диагностике смерти не было. Девержи иногда прибегал к отчаянному средству. Он делал надрез груди в области сердца, просовывал палец и таким образом проверял, бьется ли оно. Лакассань же разработал вопрос о трупных пятнах. Их возникновение он объяснял тем, что после прекращения кровообращения кровь опускается вниз, что ведет к появлению серо-фиолетовых пятен на коже. Криминалистическое значение этого явления трудно переоценить. Этот процесс происходит в течение определенного времени и начинается обычно через полчаса после смерти. В первые десять-двенадцать часов появляющееся пятно может исчезнуть, если на него надавить, потому что кровь уйдет из-под кожи под действием нажима. Лишь позднее кровь проникнет в саму ткань кожи, и удалить ее нажимом уже не удастся. Эта особенность позволяла установить время наступления смерти. В течение нескольких часов после смерти трупные пятна могут переместиться, если изменить положение трупа. Кровь опустится в расположенные внизу части тела. Потом этот процесс прекращается. Если трупные пятна обнаружены на теле и сверху, это свидетельствует о том, что на протяжении определенного времени положение трупа было изменено. Лакассань старался точно определить это время.
Аналогичные явления возникали в связи с окоченением трупа, на которые впервые в 1811 году обратил внимание Пьер Нистэн из Бельгии. Он точно описал процесс окоченения трупа, который до него на протяжении столетий порождал бесконечные домыслы. По системе Нистэна окоченение начиналось с мышц челюстей, распространялось на шею и руки и, наконец, на ноги и стопы, чтобы спустя некоторое время в обратном порядке исчезнуть. Обычно оно исчезало на третий или четвертый день. Окоченение трупа также оказалось важным признаком для определения времени наступления смерти. Лакассань установил, что окоченение начинается не с челюстей, а с сердца. Он изучил также вопрос охлаждения трупа. Уже пионеры судебной медицины пытались изучить, сколько времени занимает процесс охлаждения трупа, потому что при несчастных случаях или убийствах это позволило бы установить время наступления смерти. Так было установлено, что в течение первых четырех часов после смерти температура тела понижается на один градус по Цельсию в час. Но и здесь было много неясного. Все это породило знаменитую фразу Лакассаня: «Нужно уметь сомневаться». Потому что именно загадки и сомнения толкали его на их разрешение.
Когда Лакассань приступил к вскрытию трупа из Миллери, его лицо покрылось красными пятнами от возмущения. Причин для возмущения было более чем достаточно. Известно его изречение: «Плохо проведенное вскрытие трупа нельзя исправить». Лакассань обнаружил грубую работу первоначального вскрытия, проведенного доктором Бернаром. Сколько ненужных повреждений на шее! Какое варварское обращение с черепом и грудной клеткой! Черепная коробка просто разбита. Большие куски черепной коробки вообще отсутствуют. Кости грудной клетки варварски выломаны. Чего не смог уничтожить Бернар, сделало время. Не осталось ничего, что можно было бы использовать для идентификации трупа, разве что кости да волосы. Но даже и на костях остались следы небрежной работы Бернара. Однако возмущение Лакассаня длилось недолго. Страстное желание разгадать тайну личности умершего завладело им полностью. Он приступил к работе.
То, что происходило этим вечером, было лишь началом большой одиннадцатидневной работы. Так как, кроме костей и волос, ничего нужного не осталось, то Лакассань постарался прежде всего освободить скелет от разложившейся массы. Шесть лет отделяли Лакассаня от открытия рентгеновских лучей, ставших впоследствии незаменимыми спутниками судебной медицины при исследовании частей скелета. Лакассаню же приходилось доверять только своим глазам. Но по его заданию доктор Этьен Ролле уже несколько лет занимался проблемой определения роста человека по отдельным сохранившимся от трупа костям. И небезуспешно. В 1889 году, как раз в год идентификации трупа из Миллери, вышла в свет его работа «Об измерении длинных костей конечностей и их взаимосвязи с антропологией, клиникой и судебной медициной». Эта работа положила начало дальнейшим изысканиям многих исследователей, среди которых были американцы Дюпертуа, Хадден, Троттер и Глезер. Изучив пятьдесят трупов мужчин и пятьдесят трупов женщин, Ролле пришел к выводу, что между размером тела и размером отдельных его частей существует довольно точное соотношение. Ключице длиной в 35,2 см соответствует в основном длина тела в 1,8 м. Определение роста было в значительной степени приблизительным, если имелась только одна кость. Но чем больше костей было в распоряжении, тем точнее были результаты. Если, например, имелись обе ключицы, то Ролле измерял их, вычислял среднее арифметическое и использовал его для определения роста. Если же у него еще была кость бедра, большая и малая берцовые кости, то он получал удивительно точные результаты. Он разработал формулы вычисления и таблицы, в которые и позднее не пришлось вносить существенных изменений.
Доктор Бернар определил рост (длину) трупа из Миллери на глазок. Лакассань же, препарировав кости рук и ног, измерил их специальными приборами. Подсчеты позволили предположить, что рост человека был 1,785 м. Когда результат стал известен Горону, тот было разочаровался, так как по описанию членов семьи Гуфе рост его был 1,75 м. Но настойчивость, с которой Горон шел по следу Гуфе, побудила его уточнить эти данные, и он позвонил в Париж, в военное ведомство. 5 ноября выяснилось, что во время прохождения военной службы рост Гуфе измеряли и он составлял 1,78 м. Навели справки также у портного Гуфе, данные которого полностью совпали с результатами вычислений Лакассаня. Первый мостик был перекинут.
Тем временем Лакассань начал исследования, которые дали еще более важные результаты. Препарируя кости правой ноги, он обратил внимание на то, что те части костей, где прикрепляется мускулатура ноги, имеют странные изменения. От мышц в результате разложения ничего не осталось, что позволило бы судить об их состоянии. Но изменения на костях давали возможность предположить, что мускулатура правой ноги была слабее, чем левой. Это нарушение было ярче выражено на голени, чем на бедре. Лакассань сделал вывод, что это результат болезни. Тщательно сравнивая кости ног, он обнаружил деформацию коленной чашечки правой ноги, что являлось следствием воспалительного процесса в колене. Голеностопный сустав правой ноги носил следы перенесенного в детстве туберкулеза костей. Вес всех костей правой ноги немного отличался от веса костей левой ноги. Кости левой, очевидно здоровой, ноги весили на 39 граммов больше. Имелось много признаков того, что правая нога имеет изменения в результате болезни. Лакассань сообщил Горону, что человек, труп которого он исследовал, в юные годы, видимо, болел туберкулезом голеностопного сустава правой ноги. По всей видимости, он прихрамывал или по крайней мере подтягивал правую ногу. В зрелые годы он страдал водянкой коленного, сустава.
По телефону Горон тотчас связался с Парижем и навел справки у дочери Гуфе, у его врача и сапожника. Сведения Лакассаня нашли поразительное подтверждение. Гуфе слегка прихрамывал, но из-за его характера никто никогда не осмеливался даже намекнуть ему об этом. Мускулатура его правой ноги была ослаблена. Отец Гуфе и одна парижанка, некая Луиза Доминик, знавшая Гуфе ребенком, подтвердили, что после падения с горы он годами страдал воспалением голеностопного сустава. В 1885 году Гуфе лечился от водянки коленного сустава. Врач направил его на лечение в Экс-ле-Бэн к доктору Гийо. Гийо подтвердил не только заболевание колена, но и всей правой ноги. Горон понял, что одержал победу.
Лакассань же продолжал дальнейшее исследование трупа. При осмотре костей рта и горла им были обнаружены признаки насильственного удушения. Он также старался более точно, чем это сделал Бернар, определить возраст умершего. В те дни учение об определении возраста по зубам находилось на самом раннем этапе своего развития, как, впрочем, и лечение зубов. Имелись лишь сведения о развитии зубов у молодых людей, что позволяло судить о возрасте до двадцати пяти лет. Установление возраста более пожилых людей представляло большие трудности. Поэтому нужно отметить особую заслугу Лакассаня, что он по стиранию основного вещества зубов (дентина), по эмали и по образованию на корнях цемента, а также по утончению корней смог сделать вывод, что убитый человек был старше, чем указал Бернар. Лакассань определил возраст словами: «Около пятидесяти». Учитывая, что Гуфе было сорок девять лет, это лишний раз убеждало Горона в его правоте.
Но Лакассань дал ему еще одно доказательство. Одной из причин, почему следователи, а также Судэ и Ландри оспаривали идентичность Гуфе и трупа из Миллери, было утверждение Бернара, что это был черноволосый человек. Гуфе же, как утверждали его родственники, парикмахер и все его знакомые, имел каштановые волосы. Лакассань относился к группе судебных медиков, которые пытались помочь криминалистическому расследованию, используя волосы подозреваемого преступника. Он годами проводил многочисленные исследования волос под микроскопом и убедил химика, профессора Лионского университета Югунанга заняться химическим исследованием волос. По указанию Горона из Парижа была доставлена головная щетка Гуфе. Лакассань нашел в ней достаточно волос для сравнения. Он часто наблюдал, как могут измениться в гробу волосы. И все же, прежде чем сравнить волосы Гуфе с волосами с трупа, он тщательно вымыл последние. Этого было достаточно, чтобы волосы стали каштановыми, а не черными. Чтобы убедиться, что ни волосы Гуфе, ни волосы с трупа не окрашивались, он подверг их химическому обследованию. Югунанг пытался найти основные вещества, входящие в красители для волос: медь, ртуть, свинец, висмут и серебро. Все анализы были отрицательными. Следовательно, Лакассань мог быть уверен, что обе пробы имеют натуральный цвет. Тогда он под микроскопом сравнил толщину волос и установил их полную идентичность. 21 ноября с некоторой театральностью, которая ему была не чужда, он заявил Горону и Жому: «Господа, я передаю вам мосье Гуфе».