§ 4.2. Роль психических нарушений в механизмах криминального поведения

Р. Barker (1972) выделял следующие группы факторов агрессивного поведения:

1) связанные с внутрисемейными условиями, когда родители либо стремятся обучить ребенка определенной модели поведения, либо испытывают к нему неприязнь, что отражается на его социальных установках;

2) биологические факторы: темперамент, неврологический статус и т. п.;

3) социальные факторы – среди них важную роль занимает окружение, в которое попадает ребенок во время игр; фактор обучения, поскольку имеется корреляция между образованием (особенно задержкой обучения чтению) и антисоциальным поведением.

В большинстве случаев перечисленные факторы оказывают влияние и на формирование сексуального агрессивного поведения (Rutter М., 1983; Student V., 1984; Weiss P. et al., 1986).

Особенности развития. С помощью факторного анализа Prentky et al. (1989) выделили четыре значимых параметра развития: недостаточное воспитание и забота, воспитание в детских учреждениях, физическое насилие и пренебрежение, сексуальные отклонения и алкоголизм в семье. Эти факторы оказались связанными как с сексуальной, так и с несексуальной агрессивностью в зрелом возрасте. Недостаточные воспитание и забота, сексуальные девиации в семье связаны с выраженностью сексуальной агрессии, а воспитание в детских учреждениях и физическое насилие – с выраженностью несексуальной агрессии. Вывод о том, что опыт сексуального насилия в детстве и качество ранних межличностных связей важны для понимания сексуального насилия, соответствует и другим объяснительным моделям (Marshall, 1989; Ward, Hudson, Marshall, Siegert, 1995). Однако это касается в основном серийных и агрессивных насильников.

Психодинамические теории. Freud (1905/1953) видел девиантное сексуальное поведение как прямое отражение личностных нарушений, связанное с сохранением элементов инфантильной сексуальности в зрелости. Lanyon (1991) описывал последующих психоаналитических авторов как расширивших и углубивших позицию Фрейда (напр., Fenichel, 1945; Hammer, 1957; Rada, 1978), объяснительные модели которых обычно включают как страх кастрации, так и эдипов комплекс.

В более поздних работах (Cohen, Garofalo, Boucher, Seghorn, 1971; Groth et al., 1977) утверждается, что ощущения сексуальной или межличностной неадекватности и неосознанных гомосексуальных тенденций взаимодействуют с агрессией, направленной на жертву как объект замены матери, приводя к сексуальному нападению. В крайних случаях агрессия так сексуализируется, что при ее запуске «эго» захватывается и управляющие механизмы повреждаются.

Однако эти теории не получили эмпирического подтверждения и не оказали влияния на эффективность лечения и профилактики (Lanyon, 1991).

Поведенческие теории. Ранние поведенческие этиологические модели сексуальной агрессии допускали, что сексуальное возбуждение в присутствии стимулов насильственного секса образуют мотивацию для сексуальных нападений (Abel et al., 1977; Amir, 1971; Freund, Blanchard, 1981; Quinsey et al., 1984). Однако фаллометрические исследования не дали четкого ответа на вопрос о возможности разграничения девиантного сексуального возбуждения (на стимулы насильственного секса) у насильников и нормативного – у других лиц (Hall, Hirschman, 1991; Malamuth, 1986; Marshall, Barbaree, 1990).

Barbaree и Marshall (1991) предложили шесть моделей роли сексуального возбуждения правонарушителя в течение насильственного полового акта.

Первая из них – модель сексуального предпочтения – постулирует, что максимальное сексуальное удовлетворение связано с сильным сексуальным пробуждением. Если это происходит в ответ на девиантные образы или действия, что может быть стабильным, образуется устойчивое предпочтение.

Вторая модель рассматривает торможение возбуждения на стимулы насильственного секса, что происходит, когда женщина демонстрирует несогласие на контакт показами боли, страха и неудобства, которые эмпатически тормозят сексуальное возбуждение у большинства мужчин. Фаллометрические обследования показывают, что у насильников это происходит в меньшей степени и такое угасание реакции прямо связано с количеством жертв (Abel et al., 1977, Abel, Blanchard, Becker, Djenderedjian, 1978).

Третья модель исходит из механизма дисингибирования, т. е. уменьшения обычного подавления возбуждения как реакции на стимулы насильственного секса. При этом задействованы факторы, которые уменьшают просоциальную мотивацию правонарушителя, например потенциальная жертва оценивается как ответственная за нападение из-за «возбуждающей одежды» или «сокращения дистанции» (Sundberg, Barbaree, Marshall, 1991), а также обстоятельства, которые вызывают гнев, например унизительные замечания по поводу поведения мужчины (Yates, Barbaree, Marshall, 1984).

Четвертая модель, оценивая выраженность аффекта, исходит из утверждения, что не сексуальные эмоциональные состояния действуют синергически с сексуальным возбуждением, определяя силу сексуальной реакции.

Последние две модели подразумевают, что насильники могут быть охарактеризованы их относительной невозможностью волевого подавления сексуального возбуждения (Hall, 1989) или их возможностью одновременно быть как агрессивными, так и сексуально возбужденными (Blader, Marshall, 1989).

Преимущество этих моделей – в их способности учета гетерогенности моделей взаимодействия между восприятием жертв и возбуждением в патогенетическом механизме насильственного полового акта.

Социально-когнитивные теории. Клиницистами (напр., Marshall & Barbaree, 1989) часто описывается предубежденная обработка информации. Например, насильники часто видят особенности одежды жертвы как «зазывающие», испытывают трудности в представлении оценки ситуации с позиции жертвы (Cleary, 1988; Scully, 1988), интерпретируют пассивность или согласие жертвы на контакт от испуга как наслаждение от насилия и испытывают трудности в распознавании негативных эмоциональных состояний жертвы (Lipton, McDonel, McFall, 1987). Такой тип предубежденной обработки информации отражает «подозрительную» схему (Malamuth, Brown, 1994), когда насильники воспринимают особенности сексуальной коммуникации женщин искаженно, что создает высокий уровень недоверия и враждебности к женщинам и, в конце концов, поддерживает сексуальную агрессию.

У мужчин с повышенным риском сексуального «приставания» (likelihood to sexually harass – LSH) выявляется более тесная связь между сексуальностью и социальной доминантностью, чем у мужчин с низким риском LSH (Pryor, Stoller, 1994). Такие мужчины убеждены в обязательных отношениях сексуального соперничества между мужчинами и верят, что женщины предпочитают доминантных, получая с ними большее удовлетворение в сексуальных отношениях (Pryor, 1987). Сексуальное «приставание» оказывается результатом комбинации личностных факторов, таких, как, например, высокий LSH, и ситуационных факторов, как, например, одобряющие общественные нормы (Pryor, LaVite, Stoller, 1993).

Социобиологические теории. Социобиологи утверждают, что мужчины, в отличие от женщин, расширяют свой репродуктивный потенциал, совокупляясь с многочисленными половыми партнершами. Таким образом, мужчины, «напористые» в сексуальных контактах, необходимы в эволюции (Ellis, 1991). Рассмотрение роли таких этологических понятий, как территориальное поведение, индивидуальное расстояние и доминирование, безусловно, продуктивно для анализа механизма насильственного полового акта, однако ограниченность такого аспекта, по сути игнорирующего гетерогенность психологических механизмов сексуального насилия, очевидна. Интересно, что в последних работах автор высказывает предположение об особой роли тестостерона как не только прямого стимулятора сексуальной агрессии, но и ингибитора эмпатических способностей у мужчин (Ellis, 1993). Однако повышенный уровень тестостерона характерен не для всех насильников (Mazur, Lamb, 1980) и может являться не причиной, а следствием агрессивного поведения (Gladue, Boechler, McCaul, 1989)

Многофакторные теории. Malamuth, Heavey и Linz (1993) предложили последнюю версию комплексной модели сексуальной агрессии. По их мнению, для возникновения сексуальной агрессии должны взаимодействовать несколько факторов: мотивация агрессивного акта, редукция внутренних и внешних ингибиторов агрессивности и, наконец, возможность совершения агрессивного акта.

При разработке модели авторы первоначально использовали шесть прогностических переменных: сексуальное возбуждение на стимулы насильственного секса; доминантность как мотив для секса; враждебность к женщинам; установки, облегчающие агрессию против женщин; антисоциальные характеристики личности, и сексуальный опыт как мера возможности проявления агрессии.

Исследователи отмечают, что неблагоприятный ранний опыт, например родительское насилие и физическое и сексуальное злоупотребление, может привести к развитию антисоциальных взглядов на межполовые отношения (Huesmann, 1988).

Malamuth, Sockloskie, Koss и Tanaka (1991) предложили две формы взаимодействия факторов, которые ведут к сексуальной агрессии: враждебная маскулинность и промискуитет. Первая форма отражает убеждение авторов, что враждебная домашняя среда способствует выработке различных установок и черт личности, которые повышают вероятность насильственного поведения (Patterson, DeBaryshe, Ramsey, 1989), таких, как, например, соперническая ориентация по отношению к женщинам, когда агрессивное ухаживание и сексуальное завоевание расцениваются как достижения (Gilmore, 1990). Они считают, что первые четыре из выделенных ими факторов относятся к этой форме.

Вторая форма – промискуитет – отражает искаженную оценку сексуальности как источника самоуважения и потенциально повышает возможность использования принудительной тактики в поисках сексуального завоевания.

Данная модель не опровергнута временем и получила эмпирическое подтверждение при изучении неосужденных сексуальных насильников.

Marshall и Barbaree’s (1990) считают, что, наряду с подобными параметрами, необходимо учитывать и ситуационные факторы. Они рассматривают сексуальную агрессию как поведение, детерминированное многими факторами, и считают необходимым детальный анализ проблем развития и имевших место вредностей. Такие факторы, как неприязненные отношения с родителями, особенно противоречивая, жесткая физическая дисциплина при отсутствии тепла и эмоциональной поддержки, препятствуют социализации личности, в частности, выработке положительного отношения к межличностным связям (Ward, Hudson, Marshall et al., 1995), не формируют социальный контроль за проявлениями секса и агрессивности и могут даже смешивать эти два аспекта, затрудняя восприятие различий между ними (Marshall, 1989; Ward, Hudson, Marshall et al., 1995).

Hall и Hirschman (1991) предложили модель сексуальной агрессии против женщин, состоящую из четырех компонентов: физиологическое сексуальное возбуждение; знания, оправдывающие сексуальную агрессию; аффективные нарушения, и проблемы личности. Они описывают нарушения мотивации, повышающие вероятность сексуальной агрессии, и определяют подтипы правонарушений в зависимости от роли каждого из факторов в их сочетании. Первичным фактором авторы считают сексуальное возбуждение, которое у некоторых насильников на фоне девиантных фантазий при мастурбации может выступать как стимул для сексуальной агрессии, когда подворачивается случай, но оно же мотивирует секс по согласию, когда такой возможности нет (Pithers, 1993). Второй фактор – когнитивный контекст: если оцениваемые преимущества сексуальной агрессии (например, сексуальное удовлетворение, выражение гнева, наслаждение жертвы) выше, чем оцениваемые угрозы (например, значение несправедливости действия, риска наказания), тогда вероятность сексуальной агрессии возрастает.

Третий аспект этой модели – роль аффективных нарушений. Многие авторы предполагают, что отрицательные эмоциональные состояния, особенно гнев и враждебность, у насильников обычно развиваются раньше и действуют как стимуляторы в цепи событий, ведущих к сексуальной агрессии (Knight, Prentky, 1990; Pithers, 1990). Hall and Hirschman предполагают, что существуют реципрокные отношения между такими состояниями и нормальными ингибиторами сексуального агрессивного поведения (такими, как сочувствие жертве, вина, моральные убеждения и т. п.), т. е. речь идет о временной нестабильности и ситуационной специфичности когнитивных и эмоциональных процессов, что соответствует и клиническим наблюдениям (Pithers, 1993).

Четвертый компонент – проблемы личности как факторы, облегчающие возникновение сексуальной агрессии. Подчеркивается роль раннего негативного опыта, такого, как нарушения отношений с родителями, физическое и сексуальное насилие, повышающих вероятность формирования негативных и антисоциальных установок (Hall, Proctor, 1987) и уменьшающих вероятность адекватной социализации (Lipton et al., 1987). Однако непосредственная роль последних параметров в развитии сексуальной агрессии остается неясной, как и их взаимосвязь с первыми тремя компонентами.

Наконец, модель «предотвращения рецидивов» (relapse prevention – RP) (Pithers, 1990; Pithers, Marques, Gibat, Marlatt, 1983) – спорная, но в настоящее время наиболее информативная для прогноза лечения модель. В отличие от упомянутых выше RP – не этиологическая модель, она описывает когнитивные, аффективные и поведенческие аспекты рецидива сексуальной агрессии.

Типичное описание этого процесса (Pithers, 1990) начинается с негативного аффективного состояния (например, ощущение заброшенности, замешательство или гнев), часто возникающих в результате межличностных конфликтов. Негативный аффект приводит к появлению в фантазиях сексуальных насильственных и/или оскорбительных действий, которые уменьшают отрицательные эмоции. Такие фантазии часто связаны с когнитивными искажениями, которые привлекаются для рационализации девиантной сексуальности. В результате таких когнитивно-аффективных процессов правонарушитель начинает планировать нападение, которое и реализует.

Эта модель не объясняет первое нападение и ранний генез сексуальной агрессии, однако оказывается во многих случаях эффективной для построения адекватной терапии.

Оптимальной можно назвать такую модель, которая учитывает когнитивный, аффективный и поведенческий аспекты регуляции поведения, а также мотивационные и контекстные параметры. Подобная модель описательного характера предложена в приложении к патогенезу рецидива насилия по отношению к детям (Ward, Louden, Hudson, Marshall, 1995).

Рецидивность. Особого внимания заслуживает рассмотрение факторов рецидивности, поскольку они отражают важные аспекты патогенеза изнасилований. Показатели рецидивности, по данным некоторых авторов, зависят и от нозологии аномалий: среди лиц с органическим поражением ЦНС ранее судимые составляли 44,4 %, из них: за половые преступления – 42,2 %; при психопатиях – 23,7 %; олигофрении – 22,7 %, алкоголизме – 4,5 % (Антонян Ю. М., Позднякова С.П., 1991).

Как уже отмечалось, рецидивность среди лиц, страдающих психопатиями, достигает 70 % (Гульман Б. Л., 1994).

Понятно, что показатели рецидивности известны только в отношении осужденных и не могут быть экстраполированы на другие группы (Quinsey, Lalumiere, Rice, Harris, 1995). Среди осужденных показатели рецидивизма колеблются от 6 до 36 % (см. напр., Grubin, Gunn, 1990; Marshall, Barbaree, 1990; Scully, 1990; Southey, Braybrook, Spier, 1994). В обзоре Quinsey, Lalumiere et al. (1995) общий показатель для насильников в отношении любого сексуального правонарушения составил 22,8 %.

R. Hanson, M.Bussiqre (1996) в обзоре исследований, посвященных проблеме прогноза рецидивности, для упрощения анализа объединили различные показатели рецидивности в три категории: сексуальный рецидивизм, несексуальный насильственный рецидивизм и общий рецидивизм.

Сексуальный рецидивизм наилучшим образом был предсказан:

1) показателями сексуальной девиантности (например, ненормальные сексуальные предпочтения, предшествующие сексуальные правонарушения);

2) в меньшей степени общими криминологическими показателями (например, возрастные, общие предшествующие правонарушения).

Прогнозаторы несексуального рецидивизма и общего рецидивизма были подобны тем, которые выявлялись среди несексуальных преступников.

По данным авторов, изучивших показатели за период 4–5 лет, общий показатель рецидивности был 13,4 % – для сексуальных правонарушений, 12,2 – для несексуальных насильственных правонарушений, и 36,3 % – для любого рецидивиста.

Прогнозаторы сексуального рецидивизма. Три из анамнестических показателей значимо предсказывали сексуального рецидивиста: отрицательное отношение к матери, правонарушения в пубертате, проблемы родительской семьи (несексуальное насилие, развод родителей). Сексуальное злоупотребление в детстве и отрицательное отношение к отцу не коррелировали с рецидивностью. Из демографических показателей коррелировали: молодой возраст, отсутствие брака. Имело значение количество предшествующих правонарушений, выбор незнакомой жертвы, наличие эксгибиционистских эпизодов в анамнезе и повторность изнасилования.

Общая категория «девиантное сексуальное предпочтение» также предсказывала рецидивиста (особенно полиморфность). Небольшая вероятность была выявлена у лиц с психическими расстройствами в целом. Несколько общих клинических переменных показывали значимую связь с рецидивностью: наличие психоза в анамнезе; расстройства личности, особенно антисоциальное или психопатия; незначительно – интеллектуальное снижение.

В четырех исследованиях (Davis, Hoffman, Stacken, 1991; Hall, 1988; Hanson et al., 1992, 1993; Reddon et al., 1995) показана корреляция шкал MMPI с сексуальной рецидивностью: со шкалой маскулинности-фемининности и меньшая – со шкалой паранойи.

Прогнозаторы несексуального насильственного рецидивизма. К ним относятся: молодой возраст, отсутствие брака, насильственные правонарушения в анамнезе. Значительно коррелирует наличие антисоциальных личностных расстройств. Из шкал MMPI отмечается корреляция со шкалой психопатии, высокими показателями шкалы К и низкими – по шкале социальной интраверсии (Hanson et al., 1992, 1993; Reddon et al., 1995).

Прогнозаторы общего рецидивизма. К ним относятся: правонарушения в пубертате, отрицательное отношение к матери, сексуальные злоупотребления в детстве. Среди демографических – молодой возраст, количество предшествующих правонарушений, особенно насильственных. Малозначимые корреляции – с психическими расстройствами в целом, более значимые – с расстройствами личности и злоупотреблением алкоголем.

Комбинированные показатели рецидивности. Другая объективная шкала риска, которая применялась к сексуальным правонарушителям, – Risk Appraisal Guide (RAG) (Webster, Harris, Rice, Cormier, Quinsey, 1994). Результаты этого обзора говорят о том, чтобы рецидивизм сексуального правонарушения был тесно связан с сексуальной девиантностью. Надежными прогнозаторами выступали также наличие предшествующих половых правонарушений и, в меньшей степени, разнообразие сексуальных преступлений. Сексуальный рецидивизм также был связан с индексами общей криминальности, как, например, предшествующие несексуальные правонарушения и антисоциальное расстройство личности, но эти корреляции были более слабы, чем корреляции с сексуальной девиантностью.

Другие перспективные прогнозаторы сексуального рецидивизма включали раннее начало сексуальных нападений, выбор незнакомых жертв и шкалу маскулинности-фемининности MMPI.

Клинические исследования Pithers et al. (1988) выявили другие показатели риска: раздражительность, низкие самоуважение и эмпатию. Однако, очевидно, корреляции с рядом параметров не являются стабильными. McKibben, Proulx и Lusignan (1994), например, при проведении среди нелечившихся сексуальных правонарушителей повторной оценки конфликтов, негативных эмоциональных состояний и девиантных сексуальных фантазий обнаружили, что при стрессах и болезнях последние учащались.

Таким образом, параметры риска рецидива сексуального насилия включают, прежде всего, «девиантность» сексуальной сферы, полоролевые нарушения, личностную патологию, связанную с особенностями развития.

Распределение субъектов сексуального насилия в зависимости от диагноза, выставленного при проведении судебно-психиатрической экспертизы, приведено на рисунке 21.

Влияние нозологических форм психических расстройств на диагностические экспертные вопросы относительно вменяемости, ограниченной вменяемости и невменяемости представлено на рисунке 22.

Рис. 21. Распределение лиц, совершивших насильственные сексуальные преступления, по диагностическим формам

Экспертные решения относительно вопроса вменяемости и ограниченной вменяемости лиц, совершивших преступления, в большей степени определяются не нозологической формой психического расстройства, а выраженностью психопатологических нарушений на момент совершения преступления, в первую очередь состояния измененности сознания, выраженностью аффективных и волевых нарушений.

В основу типологии лиц, совершивших насильственные сексуальные преступления, нами был положен способ реализации криминального сексуального поведения. Выделено четыре варианта реализации криминального сексуального поведения насильственного характера.

Рис. 22. Распределение субъектов преступления в зависимости от нозологической формы и вменяемости

1. Ситуационно-обусловленный – основную роль играет виктимологический фактор, заключающийся в провоцирующем поведении жертвы.

2. Обсцессивный (навязчивый) – характеризуется осознаванием неадекватного и противоправного характера своего поведения, борьбой мотивов.

3. Компульсивный вариант – криминальные акты происходят в большинстве случаев на фоне явлений аффективно-суженного сознания с последующей частичной амнезией своих действий, часто – на фоне массивного алкогольного опьянения.

Приведем пример компульсивного механизма реализации сексуального насилия.

Игнатьев Сергей Анатольевич, 1962 г. р. Из заключения АСПЭК: в 7 лет появилось желание близости с девушкой. С другом, старше испытуемого на 2 года, беседовали на сексуальные темы, уединялись с 1 или 2 девочками и занимались взаимной мастурбацией. При этом испытывал приятные ощущения при манипуляциях девочки с его половым членом. Сам вводил девочке во влагалище 2 пальца или 2 сигареты до появления у нее болевых ощущений, нравилось наблюдать за подобными манипуляциями своего товарища. С этого же возраста был недоволен размерами своего полового члена, считал его маленьким, сравнивал с размерами у более старших ребят, стеснялся, в бане стоял ко всем спиной или закрывался.

В 8 лет, возвращаясь домой, искал на улице девочку-ровесницу, чтобы войти с ней в интимную близость, при этом допускал возможность применения физической силы. Увидев девочку, наблюдал за ней со стороны, испытывал сомнения, напасть на нее или, заговорив с ней, предложить ей близость.

С 14 лет на улице хватал женщин за грудь и сильно прижимал к себе, в транспорте прижимался эрегированным половым членом к женщинам.

В возрасте 15–16 лет сильно возбуждался от вида женских колготок, в связи с чем при мастурбации перед зеркалом неоднократно одевал колготки и ажурное женское белье.

26.09.80 г. в состоянии алкогольного опьянения у испытуемого возникла амнезия последующих 3 часов. Очнулся в возбужденном состоянии с «распирающим» желанием осуществить с женщиной половой акт и с устойчивой эрекцией. На улице увидел девушку и пошел за ней следом, при этом думая о том, как с ней познакомиться и предложить близость. После этого возникла мысль о нападении. Некоторое время боролся с желанием «подмять» девушку, при этом ощущал сердцебиение, дрожь в ногах и неприятные ощущения по типу парестезий – «щекотание в груди», чувство «необычности – как будто над землей». Обогнав девушку, задал ей индифферентный вопрос и, увидев страх в ее глазах, напал на нее, так как в этот момент исчезли из головы мысли, появилась злоба. Неожиданно схватил ее за горло, оттащил в сторону и повалил на землю. С этого момента не очень отчетливо помнил происходившее. В ответ на сопротивление девушки нарастала злость, подавлял ее сопротивление (душил, надавливал пальцами на глаза, введя пальцы в рот, пытался захватить корень языка), разорвал на ней нижнее белье. При этом желание осуществить с ней половой акт исчезло, пропала эрекция. Думал только о подавлении ее сопротивления. Представлял себя «вершителем ее судьбы», испытывал чувство торжества. Когда девушка перестала оказывать сопротивление, ощутил, как что-то «окатило его с головы до ног». Возник страх «показаться слабым, опозориться». В то же время возникло чувство вины за произошедшее, просил у нее прощения, беседовал с ней, по ее согласию поцеловал ей грудь, проводил до дома. В последующем длительно испытывал стыд по поводу данного поступка, чувствовал себя униженным. На следующий день вспоминал данный эпизод, испытывал возбуждение, представлял себе проведение полового акта с жертвой, испытал интенсивный оргазм, было семяизвержение. По данному делу был осужден на 5 лет лишения свободы.

В феврале 1985 г. в состоянии опьянения в период отбывания наказания совершил сходное нападение на женщину. Во время нападения «видел происходящее со стороны». Через некоторое время «осознал реальность», возникли вялость, мысли о свой ненормальности, виновности. В этот момент исчезла эрекция, после чего убежал с места нападения.

Летом 1988 г. в состоянии алкогольного опьянения совершил нападение на женщину по сходными с предыдущими нападениями механизмами. Неожиданно женщина согласилась совершить с ним половой акт. Зайдя в подвал дома, испытуемый совершил с этой женщиной половой акт в грубой форме, без предварительных ласк, однако не получил такого «удовлетворения», как при мастурбации. Отказался от повторного полового акта по инициативе партнерши и ушел.

26.03.89 г. в состоянии алкогольного опьянения после разговора со знакомым на сексуальные темы у испытуемого внезапно возникло половое возбуждение и сильное желание совершить половой акт с женщиной. Прервав разговор, испытуемый направился домой для того, чтобы совершить половой акт с женой. Выйдя из дома, увидел во дворе девочку-соседку, после этого «все происходило как будто автоматически». После непродолжительной борьбы мотивов «ноги сами несли к ней» – внезапно напал на нее, при этом как бы «отключился» от окружающей обстановки. Зажал жертве рот рукой и потащил в сторону. Девочка не оказывала ему сопротивления. Раздел ее насильно, при этом проводил удушение, надавливал пальцами на глазные яблоки, пытался пальцами захватить корень языка. Внезапно эрекция и желание совершить половой акт исчезли, хотя жертва была раздета и «подготовлена» к совершению полового акта. В тот момент «все прояснилось», осознал происходящее, «сам ужаснулся» и убежал. По данному делу был осужден на 7 лет лишения свободы.

Находясь в заключении, совершал гомосексуальные половые акты орально-генитальным и анально-генитальным способом, выступая в роли активного партнера, при этом проводил удушение партнеров, бил их, испытывал к ним злобу.

В апреле 1995 г. привел на вечеринку для женатого знакомого молодую девушку, за которой весь вечер ухаживал в присутствии жены. Затем, уединившись на кухне, совершал манипуляции руками с ее половыми органами. Провожая ее домой, неоднократно настаивал на совершении полового акта, при этом возникла сильная эрекция и желание совершить половой акт. Неожиданно схватил девушку за шею и сильно сжал, но сразу же отпустил, так как «пришел в себя».

Со слов испытуемого: совершил около 20 нападений на женщин. При этом каждый раз, когда видел «подходящую» девушку – стройную, в короткой юбке, в сапогах или обуви на тонком каблуке, издающем стук, – возникала борьба мотивов – нападать или не нападать. Мог справляться со своим желанием до тех пор, пока дистанция между ним и жертвой не превышала 3 метров. После этого не мог бороться с собой и бросался на женщину. При этом испытуемому во многих случаях достаточно было схватить женщину за бедро или грудь, после этого «осознавал» происходящее, усилием воли прекращал нападение и убегал. Из всех случаев нападений на женщин практически ни в одном случае не совершил с женщинами законченных половых актов. В фантазиях после нападения «продолжал» эпизод нападения до совершения полового акта, испытывал оргазм, происходило семяизвержение. Во время проведения половых актов с женой также «возбуждал» себя фантазиями и воспоминаниями о нападениях. В интимном отношении с женой ограничивался пощипыванием ее за ягодицы, укусами во время полового акта. В последние 5 лет в фантазиях начал представлять себе вид крови жертвы, появилось желание «разорвать жертве горло, грудь руками». Испытывал при этих фантазиях сильное возбуждение.

13.02.97 г. после длительного воздержания от половых контактов с женой находился в вялом, апатичном состоянии. После употребления спиртного возникло желание осуществить с женщиной половой акт. Увидев проходящую мимо С., почувствовал желание ее «пощупать», что сопровождалось интенсивной, «распирающей» эрекцией. Этап борьбы мотивов был кратковременным, вбежал в подъезд вслед за С. и вошел вместе с ней в лифт. В лифте ощутил дрожь в ногах, сердцебиение, учащенное дыхание, взгляд стал бегающим, в глаза бросались отдельные части тела девушки. Неожиданно для себя нажал кнопку “стоп” и мгновенно напал на С., при этом совершал удушение, надавливал пальцами на глаза, пытался ухватить корень языка. Повалив девушку на пол лифта, испытуемый приказал ей снять нижнее белье, гладил рукой и пощипывал ягодицы С. через ткань одежды. Внезапно испытуемый «осознал» нелепость, аморальность происходящего, у него произошел «спад энергии», исчезла эрекция. Нажав кнопку первого попавшегося этажа, испытуемый выбежал из дома, ощущая «внутреннее опустошение». Придя домой, фантазировал на тему этого эпизода, пытался «разрядиться» мастурбацией.

Из показаний потерпевшей С. 13.02.97 г. она вошла в лифт своего дома. Следом за ней вошел испытуемый, который, когда лифт начал двигаться, напал на нее, стал душить, повалил на пол, приказал снять нижнее белье. С. вырвалась от него и стала кричать. Потерпевший велел ей встать лицом к стене. С. не подчинилась ему, и, когда лифт открылся, испытуемый выскочил из него и убежал.

4. Импульсивный вариант – характеризуется реализацией сексуального криминального поведения в сопровождении агрессивно-садистических действий с внезапным, острым началом, высокой интенсивностью влечения, отсутствием борьбы мотивов, явлениями дереализации, деперсонализации на фоне нарушений сознания различной глубины.

Пример импульсивного варианта криминального поведения.

Мерзляков Дмитрий Михайлович, 1980 г. р. Из акта амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы: родился вторым ребенком в семье. Когда испытуемому было 15 лет, семья распалась – отец уехал в Бурятию. Отец употреблял алкоголь, но конфликтов в семье не было.

Из показаний матери испытуемого: имел друзей. Насколько я видела его общение с друзьями дома, они были равноправные. Мнение свое он имеет и внушению поддается несильно. У него было много знакомых девушек, есть их фотографии. Долго дружил с девушкой по имени Ирина, жениться вроде не собирался. Склонности к насилию над девушками у него не замечалось.

Со слов испытуемого: друзья были всегда, однако предпочитал ребят старше лет на 5, с ними было интереснее, чем со сверстниками. В 9—11 лет отрицательно относился к девочкам, старался не общаться с ними, бывало, что «лупил», подробностей не помнит. С учителями также были конфликты: мог встать и выйти среди урока, так как «было скучно или не было настроения». «По силе» в классе был вторым, дрался охотно, в драках бывало, что «терял над собой контроль», его «оттаскивали». В компании подростков имел кличку «наглый».

Из акта АСПЭК: из школьной характеристики известно, что учился слабо, трудолюбием и добросовестностью не отличался, на уроках был невнимательным, часто отвлекался, соображал слабо, память плохая. Своего твердого мнения не имел. По отношению к товарищам был груб, не отличался вежливостью и к девочкам. Иногда был нетактичен с учителями, на критику товарищей реагировал агрессивно, был вспыльчив. В училище характеризуется вспыльчивым, но быстро отходит. В раннем детстве занимался 2 года самбо. Свободное время проводит в компании сверстников. Себя характеризует как вспыльчивого, драчливого, раздражительного, общительного.

Со слов испытуемого: с 12 лет нравилось топить кошек, когда видел их судороги в воде, «как-то успокаивался». Всего утопил около 15, говорит, что вообще не любит кошек (хотя дома «терпел»), собак любит и никогда даже мыслей не было причинить им боль. Иногда в состоянии плохого настроения наносил себе самоповреждения – резал ножом руку, вид крови, боль «как-то успокаивали, было ощущение какого-то удовлетворения». С 13–14 лет – частые сны трех видов: первые – он свидетель групповых половых актов, испытывал сексуальное возбуждение; вторые – он отсекает незнакомому мужчине голову мечом, и третьи – он вонзает нож в спину незнакомой девушке. После последних двух просыпался в страхе, в течение какого-то времени не понимал, сделал ли он это в действительности или это ему приснилось. Когда понимал, что это был сон, испытывал облегчение. Отрицает поллюции во время этих снов. В то же время отмечает, что в снах, когда пронзал ножом спину девушке, ощущал какое-то удовлетворение, сходное с тем чувством успокоения, когда топил кошек.

Из показаний матери испытуемого: 07.03.97 г. был сильно взволнован, сказал, что избил девчонку и сейчас убьет ее, также сказал, что убил Галину.

Из допроса испытуемого от 09.03.97 г.: 13.02.97 г. я с С. встретили мою знакомую Н., которая плакала, рассказала, что поссорилась со своим другом, повели ее ко мне домой, договорившись с С. ее изнасиловать. Повалили на кровать, стали раздевать, она сопротивлялась, мы стали ее бить по различным частям тела руками. С. первый изнасиловал ее в естественной форме, затем также я. Когда мы ее насиловали, то я предложил убить ее, чтобы она никому об изнасиловании не рассказала. Он согласился. Вывели на улицу, к мусорной яме, я два раза ударил ее по голове ручкой ножа, но она сознания не потеряла. Тогда С. ударил ее и был слышен хруст кости. Хочу добавить, что дома я отрезал несколько волос с головы и лобка. Я понял, что она потеряла сознание, когда провел ножом по правому плечу и сделал порез, но она не реагировала. Тогда я ударил ее ножом в область сердца, живот, горло. Затем мы ее свалили в яму и там я еще раз ударил в спину.

Из допроса испытуемого от 11.03.97 г.: я не отрезал грудь Н. В этот день мы выпили литр водки, бутылку вина и полбутылки самогона. Совершили половые акты в естественной форме: сначала – С., потом – я. Когда она начала кричать, мы стали бить ее руками и ногами по голове и телу, сколько и кто ударов нанес, я не помню. Затем С., а потом я по 2 раза совершили половой акт в рот. Я совершение половых актов во влагалище и рот не окончил. Мы срезали пучки волос с головы и лобка ножами, зачем – пояснить не могу. Когда она оделась, я порезал на ней блузку ножом, а С. – брюки, зачем – пояснить не могу.

Из заключения СМЭ трупа Нечаевой Г. В., 1980 г. р.: колото-резаная рана шеи слева, две колото-резаных раны груди слева, колото-резаная рана спины слева, колото-резаная рана живота, резаная рана левой молочной железы с ее полной ампутацией, резаная рана шеи по передней поверхности и правого плечевого сустава, множественные ссадины и кровоподтеки в разных областях. Повреждения в виде кровоподтеков в лобковой области и внутренней боковой поверхности правого бедра в верхней трети характерны для совершения насильственных половых актов с потерпевшей. Сперматозоиды не обнаружены.

Из показаний потерпевшей Ш., 1977 г. р.: 07.05.97 г. в 21.25 испытуемый медленно приблизился ко мне и обхватил меня рукой и стал тащить во двор бани, закрыл ладонью рот. Я схватилась руками за столб, испытуемый, схватив меня сзади за волосы, ударил меня головой о столб, и я упала. Оба стали меня избивать ногами по лицу и телу. Испытуемый сказал: «Пойдем за баню и поговорим», но я отказалась, после чего он опять потащил меня, другой – ударил кулаком по лицу. Били лежащую ногами, С. отошел и выломал палку из забора. М. сзади поднял за волосы на колени и стал говорить П., чтобы тот бил ногой по лицу, С. бил палкой по голове, М. говорил, чтобы тот бил по почкам. Затем по почкам били оба. Когда вели дальше, С. сказал: «Одну убили и тебя убьем». Ведя по улице, несколько раз избивали меня. М. спросил: «Ты переспишь с нами двумя?». С. сказал, что если я буду орать, он выколет мне глаз палкой. М. говорил, что если я пересплю с ним одним, то меня никто не тронет. Когда С. предложил перетащить меня через забор, М. не соглашался, говорил, что если он заступится за меня, то я не напишу на него заявление за изнасилование. Когда я кричала, слышала, как какая-то женщина кричала на М., последний повалил меня, а С. пошел к женщине. М. начал душить меня, я, скинув его, перевернулась на живот, он бил меня по голове. С. сказал ему, чтобы он бросал меня и они побежали, однако М. продолжал бить меня по голове. Потом они убежали, и я пошла к женщине, но, услышав хруст снега сзади, обернулась и увидела, что М. или С. забрал мою шапку и куртку, испугалась, что они вернулись, и зашла в дом.

Из показаний испытуемого от 08.03.97 г.: 07.03.97 г. С. предложил ограбить кого-нибудь. Когда мы избивали мою знакомую Ш., я ударил ее головой о столб, сел на нее сверху, а С. бил ее палкой по голове. Когда она потеряла сознание, то мы вдвоем стали бить ее ногами, чтобы она точно не пришла в себя и не вспомнила нас. Когда она лежала без сознания, С. предложил мне изнасиловать ее. (В других показания – денег у нее не было, и я предложил ее изнасиловать, С. согласился.) Я согласился, но в это время вышел мужчина, и мы убежали. Угрожали убийством, избивали. Когда появилась женщина и стала кричать, то С. стал бить ее ногами и говорить, чтобы она замолчала.

Из допроса обвиняемого С., 1980 г. р., от 16.03.97 г.: Н. не насиловал, а совершил с ней 1 половой акт с ее согласия. Не раздевал и в квартире ей ударов не наносил. Вел по улице ее один М., умысла на убийство у меня не было, я думал, что мы собираемся ее отпустить. В яме я нанес ей один удар рукояткой ножа по голове. Ударов лезвием я не наносил и грудь ей не отчленял. О совершении насильственных половых актов с Ш. я не договаривался и не бил ее. Всего я нанес ей два удара рукой на улице. М. под угрозой ножа повел Н. в свою квартиру. Видел, как М. совершает половой акт с Н., после чего предложил ей совершить со мной оральный половой акт, она согласилась, я его окончил. Затем я вышел, а когда вернулся, то увидел, что М. бьет ее ногами. Он сказал, что она чем-то больна, и она сказала, что врачи ей запретили заниматься сексом. М. отрезал ножом клок волос с ее головы и бросил их здесь же в комнате, а также порезал блузку ножом. М. вел Н., затем столкнул ее в яму и там ударил рукояткой ножа по левому виску. Я также ударил ее рукояткой ножа в область лба, так как он сказал, что ее нужно оглушить. Потом я вылез из ямы, а он продолжал наносить ей удары ножом, сказав, что за изнасилование дадут больше, чем за убийство. Когда по училищу стали ходить слухи об убийстве, я узнал, что у жертвы отрезали грудь. Я спросил у М., зачем он это сделал, он сказал, что грудь не отрезал, а только надрезал. Зачем он это сделал, он не объяснил. В случае с Ш. он сказал ей, что если она отдастся нам обоим, он ее отпустит. Били штакетиной оба. М. предложил ей совершить с нами половой акт, и она согласилась.

Со слов испытуемого: не помнит, что отрезал грудь Н., признает, что отрезал волосы с лобка и головы жертвы, изрезал ножом блузку, зачем – объяснить не может. Когда наносил удары ножом Н., то испытывал «какое-то успокоение». После убийства дома спал спокойно (после принятия большой дозы алкоголя), на следующий день встал с сомнением, приснилось ему или он на самом деле сделал это, и только после встречи с С. полностью поверил в случившееся. Не помнит полностью свои эмоциональные переживания во время деликтов, иногда была злость, иногда – сексуальное возбуждение.

Распределение лиц, совершивших изнасилования и насильственные действия сексуального характера, в зависимости от способа реализации криминального поведения представлено на рисунке 23.

Рис. 23. Распределение лиц, совершивших преступления по ст. 131 и 132 УК РФ, по способу реализации сексуального насилия