2.3. Теория и практика государственного регулирования права на искусственное прерывание беременности

Рассматривая основы регулирования репродуктивной деятельности, необходимо, прежде всего, рассмотреть правовой режим искусственного прерывания беременности. Полемика вокруг возможности женщины прибегнуть к аборту настолько ярка, что зачастую с помощью решения данного вопроса государством оценивают степень демократичности общества. Хотя следует иметь в виду, что, как отмечает Б. Тобес, «проблема абортов в правозащитном контексте очень противоречива. С одной стороны, встает вопрос о том, в какой степени еще не родившийся ребенок обладает правом на жизнь. С другой стороны, необходимо понять, вправе ли мать сама распоряжаться своим телом и обладает ли она вытекающим отсюда правом на физическую неприкосновенность и на личную жизнь. Как следствие такой неопределенности, очень сложно уравновесить права еще не родившегося ребенка и матери, сделать выбор между ними»[239]. Причем как сторонники разрешения практики абортов, так и противники обосновывают свои требования одними и теми же правовыми ценностями. Это обусловливает необходимость подробно рассмотреть значение доводов, на основе которых определить целостное понимание данной проблемы.

Согласно общему представлению, аборт – «прерывание беременности до того времени, когда зародыш или плод был бы способен выжить вне матки»[240]. Аборт может произойти вне воли матери, самопроизвольно, под влиянием различных причин: заболевание, недоразвитие половых органов и др. Такой аборт чаще называют выкидышем. Аборт может быть искусственным, когда плод преднамеренно изгоняется из матки матери. В этом случае употребляется иной термин «искусственное прерывание беременности».

Выкидыш не зависит от воли матери, носящей плод. Воля матери, как правило, наоборот, направлена на сохранение и продолжение беременности. Поэтому ст. 23 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан предусматривает: «Каждая женщина в период беременности, во время и после родов обеспечивается специализированной медицинской помощью в учреждениях государственной или муниципальной системы здравоохранения за счет средств целевых фондов, предназначенных для охраны здоровья граждан, а также за счет иных источников, не запрещенных законодательством Российской Федерации». Тем самым закон гарантирует обязательность оказания медицинской помощи, причем налагаются дополнительные обязательства – помощь должна оказываться бесплатно.

Искусственный аборт, или искусственное прерывание беременности, является непосредственно волевым действием матери, направленным на изгнание плода из своего тела механическим или иным путем. Причем он может осуществляться самостоятельно, с помощью медицинского учреждения, с помощью иных лиц, не имеющих право на его осуществление, или вне медицинского учреждения (в этом случае употребляется такой термин, как криминальный аборт).

При самостоятельном аборте мать механическим путем или путем употребления специальных препаратов или совершения специальных действий пытается либо извлечь плод, либо спровоцировать выкидыш. В данном случае женщина сама причиняет вред своему здоровью. Возникает несколько вопросов: будет ли она нести ответственность за причинение вреда самой себе, будет ли нести ответственность за причинение вреда плоду? Право на охрану здоровья – субъективное право, предполагающее свободу пользования данным правом. Каждый может распоряжаться им по своему усмотрению. Кто-то ведет здоровый образ жизни, занимается спортом, осуществляет профилактические мероприятия. Кто-то злоупотребляет спиртными напитками, курит, пренебрежительно относится к рациону питания, тем самым своими преднамеренными действиями сокращая продолжительность жизни. Государство не налагает запреты на различные виды поведения. Более того, медицинская помощь будет оказываться вне зависимости от причины травмы или заболевания. Государство вмешивается только тогда, когда действия гражданина могут причинить вред окружающим, когда действия представляет собой опасность для общества. Так, во всех государствах действует санитарное законодательство, направленное на борьбу с инфекционными заболеваниями, которое предусматривает различные правовые режимы, запреты, ограничения, меры ответственности за нарушения. Одновременно, сознавая опасность такого явления, как наркомания, государство вводит ответственность не только за распространение наркотиков, но и за употребление. Статья 6.9 Кодекса РФ об административных правонарушениях предусматривает, что потребление наркотических средств или психотропных веществ без назначения врача влечет наложение административного штрафа в размере от пяти до десяти минимальных размеров оплаты труда или административный арест на срок до пятнадцати суток. При этом лицо, добровольно обратившееся в лечебно-профилактическое учреждение для лечения в связи с потреблением наркотических средств или психотропных веществ без назначения врача, освобождается от административной ответственности за данное правонарушение[241]. Хотя можно высказать, что потребление наркотиков – частное дело каждого. Если человек самостоятельно причиняет вред себе, то пусть он и наносит ущерб своему здоровью. Однако государство, признавая особую опасность наркомании для всего общества в целом, устанавливает ответственность за потребление наркотических веществ. Учитывая характер деяния, ответственность вводится только административная.

При таком подходе можно определить, что государство может устанавливать ответственность за самостоятельное осуществление аборта или совершение действий, имеющих цель спровоцировать выкидыш. Отдельно государство может установить ответственность за содействие в совершении указанных действий. Учитывая характер таких деяний, ответственность может вводиться только административная.

Об ответственности за причинение вреда плоду следует говорить в нескольких аспектах. Например, когда мать своими действиями создает условия для неправильного развития ребенка, в результате которых новорожденный приобретает заболевания или уродство (во время беременности женщина принимает наркотики). В таких случаях часто женщина отказывается от ребенка, который, как правило, приобретает неизлечимые заболевания. Государство берет на себя все расходы по его содержанию, поэтому причиняется вред самому ребенку, а также государству. По-видимому, есть основания подумать о привлечении к ответственности нерадивых родителей, как матери, так и отца.

Аборт в поздние сроки беременности в некоторых случаях можно рассматривать как убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106 Уголовного кодекса РФ). Как было высказано выше, 19-недельный плод может быть выхожен. В современных условиях трудно будет в таких случаях констатировать именно убийство новорожденного ребенка, что внесет определенные трудности и в работу эксперта по такому делу, и в работу следственных органов при квалификации деяния.

Одновременно при осуществлении прерывания беременности, если плод будет выхожен, но получит дефекты, может ли он в последующем по достижении совершеннолетия предъявить иск к лицам, ответственным за принятия решения об аборте? Думаю, что такие вопросы в Российской Федерации в среде юристов мало кто воспримет как серьезные. Хотя в некоторых государствах уже есть практика судебных дел, когда дети выступают против родителей. Так, в Соединенных Штатах Америки ребенок обратился в суд против своих родителей за то, что они, зная, что их потомок имеет врожденное заболевание, обрекающее его на постоянные страдания, не провели операцию по искусственному прерыванию беременности.

Особо государство относится к так называемым криминальным абортам. Само их наименование говорит о том, что данное деяние в уголовной политике рассматривается как наказуемое. Статья 123 Уголовного кодекса РФ предусматривает ответственность за производство аборта лицом, не имеющим высшего медицинского образования соответствующего профиля. Как отмечают авторы Комментария к Уголовному кодексу РФ, «производство аборта признается незаконным, если в нарушение установленных органами здравоохранения правил умышленно искусственно прерывается беременность, хотя и с согласия потерпевшей. Согласие женщины на производство этой операции является обязательным признаком данного преступления, что вытекает из смысла ст. 123 УК. В противном случае виновные должны отвечать за причинение тяжкого вреда здоровью»[242]. Женщина в данном случае к уголовной ответственности не привлекается. Если рассматривать уголовное законодательство других стран, то данное деяние признается уголовно наказуемым во многих странах. Такая же ст. 123 имеется в Уголовном кодексе Республики Таджикистан – «Незаконное производство аборта». Деяния классифицируются несколько иначе. Часть 1 предусматривает ответственность за незаконное производство аборта лицом, имеющим высшее медицинское образование соответствующего профиля. Это означает, что объективная сторона будет выражаться в нарушении установленного порядка производства аборта, хотя и лицом, имеющим право на его осуществление; ?же ч. 2 – Производство аборта лицом, не имеющим высшего медицинского образования соответствующего профиля[243]. Уголовный кодекс Голландии (ст. 296) идет несколько по иному пути. Ответственности подлежит «лицо, которое подвергает женщину лечению, если оно знает или должно обоснованно предполагать, что в результате этого беременность может быть прервана» (ч. 1 ст. 296 УК Голландии). В данном случае предполагается ответственность, если имеется согласие женщины. Часть 3 говорит об ответственности, если таковое согласие отсутствует; часть 5 предусматривает основания исключения привлечения к уголовной ответственности: «Действие, указанное в части 1, не наказывается, если это лечение было произведено врачом в больнице или клинике в соответствии с Законом о прекращении беременности»[244]. В контексте упомянутой проблемы нельзя не упомянуть о мнении, высказанном по поводу декриминализации состава, предусмотренного ст. 123 УК РФ. «В настоящее время члены нашего общества достигли такого уровня самосознания, при котором они отдают себе отчет в том, что в первую очередь именно они вправе решать все вопросы, связанные с их здоровьем. В контексте рассматриваемого вопроса именно женщина, ожидающая ребенка, а не кто-нибудь иной способна решать, что ей делать с беременностью: рожать или прервать ее. И если женщина по каким-либо причинам решит прервать свою беременность, то только она обладает правом выбора – к кому обратиться за помощью»[245], – считает В. Панкратов. Следует все-таки не согласиться, поскольку незаконный аборт – явление, характерное для всех государств. Причины его не только в том, что женщина именно так пытается распорядиться своим здоровьем. Исходя из этого, уголовная ответственность должна быть сохранена. Тем более, что женщина, прибегнувшая к таким услугам, ответственности не несет.

Большинство стран до недавнего времени считало любое искусственное прерывание беременности преступлением против жизни неродившегося человека и против Бога. Хотя древнее законодательство не криминализировало искусственное прерывание беременности, оно не относилось равнодушно к выкидышу. Однако преступлением считалось причинение вреда женщине, в результате которого беременность прекращалась. Законы Хаммурапи закрепляли: «§ 209. Если человек ударит дочь человека и причинит выкидыш ее плода, то он должен уплатить за ее плод 10 сиклей серебра»[246]. Баварская правда ввела такое наказание, как «продолжительная композиция», которая уплачивалась в 12 сол., а затем по 1 сол. «до седьмого рода преступника ежегодно» – за нанесение удара беременной женщине, приведшего к выкидышу плода[247]. Салическая правда также устанавливала: «XXIV § 4. Если же кто лишит жизни ребенка в утробе матери раньше, чем он получит имя, и это будет доказано, присуждается к уплате 4000 ден., что составляет 100 сол.»[248]. Обращает на себя внимание, что законодательство было «глухо» к прерыванию беременности, совершенному по инициативе матери. Это не означает, что такие деяния были незнакомы древнему законодателю. Дело в том, что они рассматривались, как правило, как колдовство или как преступление против естества, подчиненные церковной юрисдикции. Наказание было самым суровым. Считалось, что человек в этом случае вмешивается в Божье провидение. К ответственности привлекались как лицо, осуществившее аборт, так и женщина. В последующем законодательстве стал знаком специальный состав преступления – изгнание плода, совершение которого каралось смертью, например, по Каролине (Уголовному кодексу Карла V), уголовному законодательству Франции до 1789 г. Именно объектом спора общественных течений и стал аборт, совершаемый по инициативе матери, а не любой выкидыш. К концу XIX в., когда женщины все громче стали заявлять о своих правах, вопрос об абортах стал одним из принципиальных в отношениях между государством и обществом. Обращения к мировым религиям показали, что даже религиозные тексты не всегда содержат однозначную оценку складывающейся ситуации. Дж. Ларю указывает: «История творения человека, изложенная в Книге Бытия, свидетельствует о том, что до того, как Ягве вдохнул в ноздри Адама “дыхание жизни”, сделав его “душою живою”, тот был всего лишь сделанной из глины фигурой (2:7)… В библейской литературе невозможно найти подтверждение того, в какой именно момент душа входит в тело, а также представляет ли собой плод “личность” или нет. Спор об абортах основывается исключительно на теологических построениях и является вопросом веры»[249].

Разделились голоса и в мусульманстве, и в индуизме. Так, в материалах «Мировые религии в поддержку выбора» отмечается: «Все исламские теологи сходятся в утверждении, что аборт должен быть запрещен, когда он убивает душу, но вопрос о том, когда наступает “одушевление” плода, остается предметом серьезных споров… Большинство правоведов школ Ханафи и Заиди разрешают аборт в течение первых 120 дней, так как считают, что зародыш еще не получает душу вплоть до этого срока. Ученые школы Ханбали допускают аборт до 40 дней. Среди ученых школы Шафии некоторые допускают аборт в любое время до 120-дневного срока, некоторые только до 80-дневного, а некоторые запрещают в любое время»[250]. Представители индуизма, как и буддизма, также считают аборт приемлемым в некоторых случаях. Израиль также не является страной, полностью запретившей искусственное прерывание беременности: аборт разрешен в тех случаях, когда беременность ставит под угрозу физическое или умственное здоровье женщины. Аборт также разрешен женщинам моложе 17 и старше 40 лет, а также если беременность наступила в результате криминального акта (изнасилования), кровосмешения, внесемейной связи или если существует опасность неправильного развития плода[251].

Приведенные примеры указывают на то, что самым дискуссионным вопросом при анализе практики искусственного прерывания беременности выступает момент возникновения жизни. Основные точки зрения сводятся к следующему: с момента зачатия, по истечении некоторого срока после момента зачатия или с момента рождения. Определение данного момента предполагает закрепление в праве того или иного отношения к абортам. Вопрос о моменте возникновения права на жизнь и самой жизни уже рассматривался в предыдущих главах.

Одновременно сторонники легализации абортов настаивают на наличии у женщины первоначального права на неприкосновенность частной жизни: «Аборт – это личный выбор женщины. Женщина имеет право принимать решения в отношении своего тела». Вопросы, связанные с деторождением, должны быть исключительно частным делом каждого лица, его частной жизнью.

Как указывалось до начала XX в., аборт во многих странах был запрещен, и наказывались как врач, произведший его, так и женщина. В дореволюционной России он также был запрещен. Но, как отмечали исследователи, применение уголовных санкций было крайне редко, несмотря на широкое распространение данной практики: «Судить о распространенности искусственного аборта в России в дореволюционное время очень трудно ввиду отсутствия статистических данных. Только отчеты некоторых крупных городских больниц дают косвенные указания на то, что и в России большие города давали значительное число искусственного аборта: в Петропавловской больнице в Ленинграде аборты к общем числу гинекологических больных составляли в 1910 г. 33 %, в Саратовской городской больнице в 1911 г. – 20,5 %, в больнице имени Тимистера в Москве в 1913 г. – 41,8 %»[252]. Именно противоречия между распространенностью данной практики, ее запрещением, минимальностью применения наказания и вредом, приносимым здоровью женщины, лишенной права обращения в медицинское учреждение, порождают требование о либеральном отношении к абортам.

Первым опытом официальной легализации искусственного прерывания беременности стала коммунистическая Россия. 18 ноября 1920 г. постановлением Наркомздрава и Наркомюста было закреплено: «Но пока моральные пережитки прошлого и тяжелые экономические условия настоящего еще вынуждают часть женщин решиться на эту операцию, Наркомздрав и Наркомюст, охраняя здоровье женщин и интересы расы от невежественных хищников и считая метод репрессий в этой области абсолютно недостигающим цели, постановляют: 1. Допускается бесплатное производство операции по искусственному прерыванию беременности в обстановке советских больниц, где обеспечивается ей максимальная безвредность…»[253]. Однако уже 27 июня 1936 г. «в целях повышения роста численности населения СССР» Центральный исполнительный комитет СССР и Совет народных комиссаров СССР принимают Постановление «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводах». Одновременно сделана попытка стимулировать рождаемость: увеличен размер социальных пособий, отменены некоторые ограничения по предоставлению отпусков по беременности и родам, установлена уголовная ответственность за отказ в приеме на работу женщин по мотивам беременности, снижение им заработной платы и т. д. 23 ноября 1955 г. этот запрет снова был отменен Указом Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене запрещения абортов»[254]. Практика показывала, что, несмотря на данный Указ, женщинам создавались дополнительные препоны в целях недопущения совершения ими аборта, поэтому 3 декабря 1961 г. последовало Постановление Совета министров СССР № 1065 «Об упорядочении выплаты пособий по временной нетрудоспособности и выдачи больничных листков». В нем указывалось: «Отменить взимание с женщин платы за операцию искусственного прерывания беременности (аборт). Больничные листки в связи с операцией по искусственному прерыванию беременности выдаются на первые три дня временной нетрудоспособности». Советское законодательство так и не смогло преодолеть настороженное отношение к практике абортов. Даже Закон РСФСР «О здравоохранении» от 29 июля 1971 г., практически систематизировавший законодательство в этой сфере, не упоминает об искусственном прерывании беременности, закрепляя лишь туманную фразу: «В целях охраны здоровья женщины ей предоставляется право самой решать вопрос о материнстве» (ст. 66)[255]. Все это подтверждает вывод о том, что запретительное отношение к абортам (а точнее, к любым действиям, направленным на предотвращение беременности) просто было вытеснено из официального права. Оно активно пропагандировалось в обществе, создавая определенное отношение к самой операции без предоставления каких-либо альтернатив по планированию семьи. Очень четко советское «планирование семьи» было охарактеризовано И. Коном:

«1. Хотя формально право на планирование семьи и регулирование рождаемости, в соответствии с международными соглашениями, признавалось, фактически оно было неосуществимо.

2. Соответствующие услуги были недоступны или вовсе не существовали из-за полного отсутствия информации, отсутствия специализированных медицинских служб и квалифицированных кадров, а также современных контрацептивов.

3. Государство предписывало населению репродуктивное поведение, начиная с формулирования его мотивов и кончая выбором способов контроля за рождаемостью.

4. Единственным легко доступным методом регулирования рождаемости семьи был искусственный аборт.

5. Способы регулирования рождаемости сильно варьировались по регионам, в зависимости от этнографических, демографических и социально-экономических реалий каждого региона»[256].

Действительно, достаточно полностью исключить половое воспитание, запретить продажу противозачаточных средств, тогда аборт станет самой распространенной операцией в обществе. Практика Советского Союза тому подтверждение. Несмотря на то, что СССР стало первым государством, попытавшимся легализовать проявления сексуальности человека, аборт получил именно в нем наибольшее распространение.

В Соединенных Штатах Америки первым законом, посвященным регулированию искусственного прерывания беременности, стало правило, принятое в Штате Коннектикут в 1821 г., запрещающее применение ядовитых веществ с целью вызвать аборт. С 1880 г. на законодательном уровне на всей территории Соединенных Штатов Америки аборты были запрещены. И только в конце 50-х – начале 60-х гг. XX в. начали поступать предложения о пересмотре отношения к данной проблеме. Решающими, как отмечается представителями американских СМИ, стали два факта, произошедшие в 1962–1965 гг. В 1962 г. Ш. Финкбайн обратилась к врачу для осуществления аборта, так как на ранней стадии принимала талидомид. Этот транквилизатор предлагался беременным женщинам для снижения действия побочных эффектов и считался абсолютно безвредным, пока клиническая практика не показала обратное. Из-за скандальной статьи, организованной ее мужем с целью предупреждения других женщин, ей было в этом отказано. Судебное дело было проиграно. Тогда женщина уехала в Швецию, где был искусственно извлечен деформированный плод. В это же время в США прошла эпидемия краснухи, которая вызывает повреждения плода, если заболевание переносится женщиной в первые недели беременности. В период с 1962 по 1965 г. заболели около 82 тыс. беременных женщин, родились около 15 тыс. детей с различными аномалиями – глухота, слепота и т. д. Многим женщинам, пожелавшим сделать операцию по искусственному прерыванию беременности, в этом было отказано. Девяти врачам в связи с этим было предъявлено обвинение Комиссией медицинских экзаменаторов штата Калифорния. Итогом стало решение Верховного Суда США по делу «Роу против Уэйда» (Roe v. Wade), признавшее закон штата Техас об ограничении права на аборт противоречащим Конституции США, ущемляющим личную свободу женщины: «Право на неприкосновенность частной жизни, – независимо от того, вытекает ли оно из содержащейся в Четырнадцатой поправке концепции личной свободы и ограничения свободы властей (таким образом, как мы это понимаем) или же, из пункта о правах народа в силу Девятой поправки, как это определил местный суд, – является настолько обширным, что оно распространяется и на решение женщины об аборте или сохранении беременности» (из мнения большинства состава Суда, автор судья Блэкмун)[257]. Данным постановлением были установлены сроки беременности, ограничивающие право женщины решать вопрос материнства самостоятельно. Первая треть беременности – безусловное право женщины, закон не может его ограничивать; вторая треть беременности – вмешательство закона может сводиться к защите жизни матери; на последней стадии решающим фактором становится защита жизни плода, за исключением, когда аборт необходим для сохранения жизни и здоровья матери. Тем самым «Верховный суд закрепил за женщинами как конституционно охраняемое право на выбор: делать аборт или нет, в пределах медико-биологической допустимости»[258]. В этом решении на вопрос о начале жизни судьи семью голосами против двух закрепили: «Если эксперты в области медицины, философии и теологии не могут прийти к единому мнению об этом, от судебных инстанций на данном этапе развития человеческих знаний нельзя ожидать ответа на этот вопрос»[259]. Данное решение долгое время подвергалось критике. Республиканская партия на президентских выборах одним из агитационных лозунгов выдвигала тезис о запрещении абортов и пересмотре решения по делу Roe v. Wade. Сенат Конгресса США в резолюции 1981 г. № 19 рассмотрел вопрос о начале разработки поправки к Конституции США относительно признания правосубъектности плода с момента зачатия[260]. Однако, несмотря на продолжительное господство республиканцев и назначение Рейганом и Бушем своих сторонников на должность высоких судей, в 1992 г. позиция высшей судебной инстанции США осталась прежней. В деле Комитет планирования семьи против Кэсей (Planned parenthood of southeastern Pensylvania v. Casey, 1992) Суд отметил: «Тот факт, что аборт оскорбляет моральные чувства некоторых людей, не может повлиять на наши решения. Наша обязанность состоит в том, чтобы мы определяли границы свободы, полагающейся всем, а не навязывали другим наш собственный моральный кодекс»[261].

В 1988 г. Верховный Суд Канады объявил недействительными положения, разрешающие аборты только в специализированных больницах и только тогда, когда больничный комитет признает это необходимым в целях сохранения здоровья беременной. Суд сделал вывод, что запрещение абортов может создавать существенную угрозу «личной безопасности». Затем – «данный статут не соответствует принципам “фундаментального правосудия”, поскольку предусмотренные им процедуры ведут к предупреждению абортов даже у тех женщин, которые согласно установленным стандартам и по определению парламента имеют достаточные основания для аборта»[262].

Практика Европейского Суда по правам человека (а также Комиссии) свидетельствует о его осторожности в оценке законодательных актов об абортах. Одним из принципиальных вопросов, который ставится перед органами европейского контроля, является вопрос о допустимости распространения права на жизнь (ст. 2 Европейской конвенции о правах человека) на нерожденных детей. Положительный ответ повлек бы за собой далеко идущие последствия относительно полного запрета аборта. Поэтому в деле Брюггеманн и Шойтен против Федеративной Республики Германия было установлено: «… общее использование термина “каждый” в Конвенции… и контекст, в котором используется этот термин в статье 2… направлены на подкрепление мнения о том, что он не относится к нерожденному»[263]. Однако общая позиция заключается в том, что государства должны обладать определенной свободой выбора в регулировании столь деликатного вопроса. При этом оценка законодательства идет, как правило, не сквозь призму права на жизнь, а через ст. 8 – «Право на уважение частной жизни», что создает определенные удобства в варьировании основных позиций. Так, сама статья допускает ограничения права на частную жизнь. Иными словами, это позволяет положительно оценивать антиабортное законодательство, при этом не затрагивается фундаментальный вопрос: с какого момента следует признавать право на жизнь, с момента рождения или с момента зачатия. При этом в решении по делу Брюггеманн и Шойтен против Федеративной Республики Германия указывалось: «Не каждое положение, регулирующее прекращение нежелательной беременности, представляет собой вмешательство в пользование правом на уважение частной жизни матери. Пункт 1 статьи 8 нельзя толковать как означающую, что беременность и ее прекращение в принципе является вопросом частной жизни матери»[264]. Одновременно это позволит исследовать и аспекты допустимости искусственного прерывания беременности, признавая их в тех или иных конкретных случаях как прямое продолжение реализации права свободно располагать собой. Примером может служить дело Херц против Норвегии. Заявитель посчитал, что норвежское законодательство, в соответствии с которым его половому партнеру-женщине было дано разрешение на аборт, противоречит нормам Европейской конвенции по правам человека. Изначально была договоренность с женщиной о том, что беременность не будет прерываться, а заявитель берет на себя обязательства по содержанию и уходу за ребенком. Впоследствии мать приняла решение об аборте. В период с 12 до 18 недель беременности ее прерывание согласно закону Норвегии об абортах допустимо по разрешению комиссии из двух врачей при выполнении определенных условий. Такое разрешение было дано на основании того, что беременность, рождение и уход за ребенком могут поставить женщину в затруднительное положение. Жалоба была признана по ст. 2 явно необоснованной: «… государство-ответчик не превысило свободу действия, которой по мнению Комиссии, оно обладает в таком уязвимом вопросе, как аборты»[265]. Опосредованно право на аборт рассматривалось в деле Оупен Доор Каунселлинг Лтд. и Даблин Велл Вумэн Центр Лимитед против Ирландии (Open Door and Dublin Well Woman v. Ireland) в 1992 г. Заявители оспаривали нормы, запрещающие предоставлять беременным женщинам информацию о местонахождении, наименовании и способе связи с британскими больницами, где делают аборты. В самой Ирландии аборт запрещен. Суд пришел к выводу, что такие ограничения являются несоразмерными и нарушают ст. 10 Европейской конвенции по правам человека (право на свободу выражения своего мнения)[266]. Вместе с тем констатировалось, что запрещение абортов в Ирландии преследовало законную цель – защита нравственности.

В чем же причины возникновения такого явления, как искусственный аборт? Может быть, устранение его причин ликвидирует само явление? Демографы выработали такой показатель, как ТВН – тип воспроизводства населения, который классифицируется на древний, традиционный и современный. Для древнего ТВН характерны неограниченная рождаемость и высокая смертность потомства. Для традиционного ТВН – сбалансированность между рождаемостью и смертностью за счет регулирования брачных отношений. Современный ТВН (или рациональный) характерен резким сокращением смертности за счет развития медицины, но и сокращением рождаемости за счет семейного планирования[267]. Внутрисемейное планирование принято называть «демографической революцией». Рождаемость, количество детей можно планировать самими супругами. С осознания этого момента происходит отделение причинной связи сексуального контакта и рождения ребенка. Секс может выполнять только одну функцию – наслаждение. Появляется специальный термин – нежелательная беременность. Иными словами, беременность может быть одобряемой половыми партнерами, так и неодобряемой как одним из них, так и обоими. Появление детей, как и их количество можно планировать своей волей. Как отмечает Ю. Л. Бессмертный, «… по мере сокращения детской смертности отцы и матери могли меньше опасаться, что усилия, предпринимаемые ими для выхаживания и воспитания детей, пропадут впустую. В результате могла складываться установка на обеспечение каждому ребенку условий для физического здоровья и надлежащего обучения. Такие условия трудно было создать сразу для многих… С этой точки зрения планирование рождаемости отражало немаловажный этап в процессе развития личности. Человек обретал власть над той стороной своей жизнедеятельности, которая испокон веков считалась “подведомственной” лишь Богу. Максима “Бог дал, Бог взял” утрачивала свою абсолютность. Отказываясь полагаться лишь на волю Бога, человек выступал фактически за приоритет своих земных забот и планов перед заботами о душевном спасении – возможном ведь лишь при признании Бога наивысшим авторитетом. Судьба детей волновала, видимо, больше, чем судьба души, – такова была, по крайней мере, тенденция перестройки сознания, проявлявшаяся в распространении практики внутрисемейного планирования рождаемости»[268].

Как только появляется оценка состоянию беременности, естественно возникает желание избавиться от «внеплановой» беременности. Именно выполнению этой цели и служит аборт – избавление от нежелательной беременности. Здесь исключаем аборт по медицинским показаниям. Вокруг его допустимости, когда на чашу весов ставится жизнь матери, дискуссий меньше всего. Даже ортодоксальные государства редко ставили его возможность под сомнение.

Новые социальные, психологические, экономические, политические установки диктуют поведенческие стереотипы. О них можно долго рассуждать, но это не является предметом настоящего исследования. Суть только в том, что искусственное прерывание беременности выступает в качестве значимого события для очень многих людей. Государство в этом случае не может оставаться к нему равнодушным. Внутрисемейное планирование, по-видимому, скоро встанет на совершенно иной уровень. Медицинские достижения в области контрацепции скоро поставят качественно иные вопросы. Уже не является фантастикой, что можно запланировать пол ребенка, путем вмешательства в генотип нерожденного ребенка можно избавить его от некоторых заболеваний. Некоторые ортодоксальные религиозные представители уже сейчас выработали позицию, что внутрисемейное планирование изначально должно отрицаться. Осуждаются контрацепция, открытая продажа презервативов и т. д. Но установки, из которых выстраивается модель поведения, совсем иные, чем они иногда представляются, поэтому и при принятии решений, обязательных для всего общества, должна быть выработана такая политика, которая непросто отвечала бы реалиям жизни, но и учитывала саму сущность регулируемых явлений. Всего в мире ежегодно производится примерно 30–40 млн абортов, столько же не подлежащих статистике, т. е. сделанных неофициально. Цифры говорят сами за себя.

Кто и почему прибегает к искусственному прерыванию беременности? Как показывает статистика, в России в некоторых регионах около 30 % к аборту прибегают ранее не рожавшие женщины. В 1995 г. 10,8 % от общего числа абортов пришлось на девушек моложе 19 лет[269]. В 1998 г. из 10 беременностей 7 завершаются абортами, каждый десятый из них приходится на девушек в возрасте до 19 лет. Более 2 тыс. абортов произведено подростками до 14 лет. Основная причина высокого уровня абортов – низкий уровень информированности населения по вопросам охраны репродуктивного здоровья и недостаточное использование современных гормональных средств контрацепции[270]. Данные по Соединенным Штатам Америки мало чем отличаются. В 1987 г. 26 % всех легальных абортов приходилось на женщин моложе 19 лет. Треть всех абортов была произведена женщинам 20–24 лет. Среди женщин, сделавших аборт, замужних было 18,5 %. Было установлено, что женщины с доходом свыше 25 000 долларов в год гораздо реже решаются на аборт. Большинство женщин, сделавших аборт, никогда не рожали. Повторный аборт – гораздо более редкое явление, чем это утверждается некоторыми политиками (1985 г. – 25 %). Как отмечают специалисты по сексологии, это позволяет допустить, что немногие женщины полагаются на аборт как на способ регуляции рождаемости[271].

Приведенные исследования показывают, что аборт не воспринимается женщинами как основной способ регулирования рождаемости. Более того, женщина, идущая на данную операцию, принимает решение, исходя из той обстановки, которая ее окружает, осознавая те негативные последствия, которые могут наступить. Но последствия, видимые ей в результате рождения ребенка, кажутся ей более трагичными, чем те, которые наступят после прерывания беременности. Для Российской Федерации характерным выступает еще то, что население в большинстве своем безграмотно в сфере сексуальных отношений, а соответственно и в вопросах предохранения от нежелательной беременности. Регулирование рождаемости сексуальными партнерами приводит к тому, что появление ребенка видится ожидаемым именно в тот момент, который, по их мнению, наиболее благоприятен. Соответственно возможность появления ребенка в иной момент рассматривается как нежелательное явление, которое должно быть поправлено волевым действием – согласием на аборт. Исходя из этого, сокращение числа абортов видится в том, чтобы сократить количество внеплановых беременностей. Использование современных средств контрацепции должно привести к тому, чтобы рождение ребенка отвечало заявленным требованиям родителей. Благодаря контрацепции беременность перестанет быть внеплановой, а станет последствием сознательных действий сексуальных партнеров. Социологи указывают: «Одно из событий, радикально повлиявшее на изменение качества семейных отношений, – это автономизация брачности, сексуальности и прокреации[272]. В научном плане становится все более очевидным, что явления в брачной, сексуальной и репродуктивной сферах, вскрытые к середине XX столетия, уже не могут интерпретироваться однозначно, как отклонения от нормы, а должны скорее рассматриваться как признак существенных и необратимых эволюционных сдвигов в самом институте семьи»[273]. Приведенное убедительно доказывает, что запрещение абортов не тот метод правового регулирования, который отвечает реально складывающимся отношениям в обществе. Какие бы ни были репрессии по отношению к женщине, прибегающей к аборту, статистика показывает, что это не дает ожидаемого эффекта. То наказание, которое может «позволить» себе государство за производство аборта, не перевешивает нежелание иметь детей. Об этом свидетельствует распространенность в странах, где запрещены аборты, детоубийства. Если женщина сознательно идет на тяжкое уголовное преступление только ради того, чтобы избавиться от уже родившегося ребенка, то нетрудно предположить, на что она может пойти для того, чтобы избавиться от беременности, когда нового человека еще не существует. Исходя из этого, М. Босанац отмечает: «Число абортов и число детоубийств обратно пропорциональны: там, где больше абортов, там меньше детоубийств, и наоборот»[274]. Государство должно выработать определенную политику, направленную на учет различных охраняемых благ: здоровье женщины, здоровье будущего ребенка, автономия личности, этика общества и т. д. Как реализуется эта политика в современных условиях, станет предметом исследования в следующей главе.