4.2. Проблема смертной казни в международном праве

Мировое сообщество, включая в определенный минимум прав человека право на жизнь, не могло не выработать согласованную позицию по смертной казни. К вышесказанному в предыдущем параграфе следует добавить, что политика, направленная на отмену смертной казни, вышла на иной уровень, найдя свое закрепление в международно-правовых актах. Первые попытки присутствовали еще в основополагающих документах, однако в них подчеркивалась исключительность меры ответственности, хотя сама отмена не фиксировалась. Так, ст. 6 Международного Пакта о гражданских и политических правах предусматривает: «В странах, которые не отменили смертной казни, смертные приговоры могут выноситься только за самые тяжкие преступления в соответствии с законом, который действовал во время совершения преступления и который не противоречит постановлениям настоящего Пакта и Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Это наказание может быть осуществлено только во исполнение окончательного приговора, вынесенного компетентным судом». Статья 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод также допускает применение смертной казни: «1. Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание». Документы второго поколения более категоричны, причем особенностью данных правовых актов является то, что в конвенциональных правилах не допускается объявление оговорок и отступлений. Это подчеркивает то, что требование об искоренении практики убиения от имени государства исходит от всего мирового сообщества. Государство, ратифицируя такое соглашение, берет на себя соответствующие обязательства по отказу от применения смертной казни. Из международных документов следует отметить Второй Факультативный протокол к Международному пакту о гражданских и политических правах. Статья 1 провозглашает: «1. Ни одно лицо, находящееся под юрисдикцией государства – участника настоящего Протокола, не подвергается смертной казни. 2. Каждое государство-участник принимает все необходимые меры для отмены смертной казни в рамках своей юрисдикции»[498]. Протокол № 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод аналогичен по смыслу содержания: «Смертная казнь отменяется. Никто не может быть приговорен к смертной казни или казнен». Но оба протокола все же не отрицают полностью применение смертной казни. Так, Второй Факультативный протокол, закрепляя общий принцип, что оговорки не допускаются, определяет: «… за исключением оговорки, сделанной в момент ратификации или присоединения, которая предусматривает применение смертной казни в военное время после признания вины в совершении наиболее тяжких преступлений военного характера, совершенных в военное время». Аналогичен текст Протокола № 6 (ст. 2): «Государство может предусмотреть в своем законодательстве смертную казнь за действия, совершенные во время войны или при неизбежной угрозе войны; подобное наказание применяется только в установленных законом случаях и в соответствии с его положениями». Тем самым можно отметить, что в международно-правовых документах реализуется принцип, изложенный Ч. Беккариа в своем труде: «Смерть гражданина делается, следовательно, необходимой, когда государство борется за то, чтобы вернуть или не потерять свою свободу, или когда беспорядок заменяет законы в эпоху анархий»[499].

Таким образом, можно увидеть, что международно-правовые акты, посвященные вопросу о смертной казни, содержат две группы норм. В первую входят положения, побуждающие лишь ограничить применение смертной казни, фиксируя только гарантии для лиц, приговоренных к казни, а также побудительный мотив для государства, стремление к отмене практики вынесения подобных приговоров. Пункт 6 ст. 6 Пакта о гражданских и политических правах специально дополняет: «Ничто в настоящей статье не может служить основанием для отсрочки или недопущения отмены смертной казни каким-либо участвующим в настоящем Пакте государством». В данном документе содержатся минимальные стандарты, которым должно в обязательном порядке следовать государство, сохраняя смертную казнь:

– основание – только самые тяжкие преступления;

– приговор выносится компетентным судом;

– не допускается применения обратной силы закона;

– приговоренный имеет право на помилование или смягчение приговора;

– приговор не может выноситься по отношению к несовершеннолетним;

– не может быть приведен в исполнение в отношении беременных женщин.

Более подробно рассмотрены гарантии прав граждан, приговоренных к смертной казни, в Резолюции ЭКОСОС 1984/50 от 25 мая 1984 года «Меры, гарантирующие защиту прав тех, кто приговорен к смертной казни». Несмотря на название, корреспондирующее уже к тем, кто приговорен к смертной казни, в Мерах содержатся также принципы вынесения смертного приговора, расширенные по отношению к тем, которые имеются в Пакте:

– приговор может быть вынесен не просто за особо тяжкие преступления, их состав ограничивается преднамеренными преступлениями со смертельным исходом или другими чрезвычайно тяжелыми последствиями;

– прямо допускается обратная сила закона, смягчающего ответственность за совершенное преступление;

– приговор не должен приводиться в исполнение также в отношении тех, кто недавно стал матерью, или лиц, потерявших рассудок;

– закрепляются требования к доказательственной базе: «Смертный приговор может быть вынесен только в том случае, если виновность лица, обвиняемого в совершении преступления, установлена на основе ясных и убедительных доказательств, не оставляющих возможности для иного толкования фактов»;

– предъявляются требования к ходу судебного заседания: должен быть сам процесс, т. е. не допускается вынесение смертного приговора в упрощенной форме, при этом должны быть соблюдены все возможные гарантии обеспечения справедливого судебного разбирательства с обязательным предоставлением права на защиту;

– приговоренный имеет право подачи апелляции в суд высшей инстанции, причем апелляция должна быть предусмотрена в обязательном порядке, т. е. вне зависимости от воли приговоренного;

– каждый приговоренный имеет право на подачу прошения о помиловании или замене приговора;

– смертный приговор не может быть приведен в исполнение до завершения всех процедур, связанных с пересмотром приговора, помилованием или заменой приговора;

– исполнение приговора должно причинять как можно меньше страданий.

Однако общественное мнение не довольствуется только закреплением гарантий прав приговоренного к смертной казни. По-видимому, стремление к ее полной отмене подсказывает новые пути достижения указанной цели. Это можно сравнить с политикой вокруг запрещения ядерного оружия. Международно-правовые акты не содержат прямого запрета на его использование. Нет конвенционных правил, где бы прямо говорилось, что ядерное, и иное, основанное на расщепление атома, оружие запрещено использовать в каких-либо целях, направленных на уничтожение человека. Однако наука и практика пошли по такому пути, что этот запрет выводится из общих положений права, ограничивающего средства и методы ведения боевых действий. Международное гуманитарное право вводит ограничения на использование оружия неизбирательного характера, причиняющего излишние страдания, и т. д. По такому же пути идет и политика стремления к отмене смертной казни. Поскольку не все государства согласны с этим, соответственно не все согласятся взять на себе международные обязательства, то выбран иной путь. В большинстве конституций государств, как и во всех универсальных (так и региональных) актах, определяющих общий перечень прав и свобод человека и гражданина, есть норма, запрещающая причинение пыток и излишних страданий при отправлении наказания. Статья 7 Международного пакта о гражданских и политических правах закрепляет: «Никто не должен подвергаться пыткам или жестокому, бесчеловечному или унижающему его достоинство обращению или наказанию». Соответственно очень многие ученые задаются вопросом: можно ли рассматривать смертную казнь как жестокое и бесчеловечное наказание. Следует отметить, что проблемой снижения страданий казнимого задавались еще много лет назад. Самым ярким примером может служить история с гильотиной. В конце XVIII в. во Франции врач Гийотен, наблюдая порядок исполнения казни, пришел к выводу, что палач не может отрубить голову с первого раза. Приходится делать несколько попыток, которые продлевают мучения казнимого. Для того чтобы избежать этого, Гийотен изобрел машину, основанную на скольжении острого резака с высоты, который отсекал голову одним мгновенным движением. Так была изобретена гильотина. Следует добавить, что в последующем сам Гийотен не избежал подобной участи, будучи казненным во время террора.

Конституция США в VIII поправке предусматривает, что не должны налагаться «жестокие и необычные наказания». Вокруг данной поправки и идут основные дискуссии на правовом поле по поводу отмены смертной казни. Большая заслуга в этом принадлежит Верховному Суду США, толкующему основные положения Конституции. Так, было запрещено обезглавливание. Одним из значимых следует признать дело Фурман против Джорджия (Furman v.

Georgia, 1972 г.). Хотя судьи не признали конституционной полную отмену смертной казни, они корреспондировали законодателям обязанность урегулировать вопросы определения применимости смертной казни по конкретным преступлениям. Судей объединила редкость вынесения смертных приговоров, что уподобило такое наказание лотерее[500]. Суровость наказания была соотнесена с практикой его применения, что привело к выводу о слишком допустимой усмотрительности, когда разные люди, совершившие одинаковые преступления, могут быть осуждены к различным наказаниям. Соотношение наказания и преступления – основа основ уголовного права. Трудно не согласиться с еще одним выводом Верховного Суда США: «Даже один день тюрьмы был бы жестоким и необычным наказанием за “преступление”, заключающееся в обычной простуде»[501]. В последующем позиция о непропорциональности была развита в решении Coker v. Georgia (1977 г.), когда было признано неконституционным наказание в виде казни за изнасилование взрослой женщины. Хотя справедливости ради следует отметить, что тот же Верховный Суд США признает практику вынесения смертных приговоров по отношению к лицам, не достигшим 18-летнего возраста (Stanford v. Kentucky, 1989 г.). Более того, некоторые судьи открыто не исключали, что они могли бы вынести смертный приговор лицам, совершившим преступление еще в более раннем возрасте (в первом случае шла речь о 16-летнем возрасте)[502]. Следует отметить и парадоксы судебной практики США. 39-летний Митчелл Рупи в 1981 г. был приговорен к смертной казни за ограбление и убийство двух его служащих. Однако после вынесения приговора он начал безудержно есть, отказавшись даже от разрешенных прогулок, что привело к быстрому набору веса (вскоре он достиг 200 кг). По закону штата Вашингтон смертник имеет право выбрать способ казни. Если он отказывается от выбора, то автоматически применяется повешение. Но суть «откорма» состояла в том, что при повешении столь грузного человека у него отрывается голова. Это же послужило основанием для жалобы о применимости VIII поправки – недопустимости жестокого наказания. В результате в 1995 г. исполнение приговора было приостановлено. Как известно, американской особенностью исполнения смертных приговоров является вовлечение современной техники – казнь с помощью электрического тока. Первый опыт использования электрического стула был произведен 6 августа 1890 г. по отношению к У. Кеммлеру в тюрьме Обен штата Нью-Йорк[503]. Прошло более 100 лет, когда впервые за историю США в решении Верховного суда штата Джорджия от 5 октября 2001 г. по делам Т. Доусона и К. Мура применение электрического стула было признано неконституционным, поскольку представляло собой жестокое и необычное наказание. При рассмотрении дела «эксперты защиты утверждали, что применение высоковольтного тока в первые 11 секунд казни не всегда приводит к потере сознания, а последующее снижение напряжения и воздействие в течение 109 секунд низковольтным током активирует мозг, вызывая ощущение мучительного страдания и чувство исключительного ужаса. Кроме того, они утверждали, что почти в 50 % казней низковольтный ток не вызывает полной остановки сердца»[504]. Следует отметить, что практика Верховного Суда США знает дело, по которому приговоренный к казни на электрическом стуле, но не умерший после неоднократного включения электрического тока, обратился с заявлением о невозможности повторной казни, так как в первый раз она не состоялась. Тогда Верховный Суд США отклонил доводы защиты, обязав власти штата привести приговор в исполнение. 4 апреля 2002 г. Верховный Суд США отложил назначенную казнь на электрическом стуле, предоставив приговоренному время для подачи апелляции, в которой должен быть поставлен вопрос о неконституционности данного способа казни. Это заставляет многих говорить о завершении эпохи электрического стула: «Во всяком случае, если общество находит себя вправе предать смерти одного из своих членов, то сам по себе этот процесс должен причинять как можно меньше физических мучений и внешних увечий осужденному. Что же касается психических страданий в процессе непосредственной подготовки казнимого к смерти, то они неизбежны»[505].

В контексте толкования смертной казни как бесчеловечного, жестокого наказания интересен опыт Европейского сообщества. Для выявления полной картины необходимо рассмотреть также позиции Европейского Суда по правам человека по толкованию ст. 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, закрепляющей право на жизнь. Следует отметить, что содержание, которое вкладывается в понятие права на жизнь, соответствует общей доктрине данной Конвенции. Она не защищает ни качество жизни, ни саму жизнь, защищает право на жизнь, т. е. предусматривает непосредственно защиту от действий со стороны государства, а не со стороны отдельных лиц[506]. Тем самым Европейская конвенция не является средством обеспечения защиты жизни человека от преднамеренных убийств, как уголовных преступлений. Международно-правовой акт не может служить средством искоренения преступности, он является лишь одним из обязательств государств, предусматривающих включение убийства в состав уголовно наказуемых деяний. Помимо этого, государство обязано проводить расследования таких преступлений и привлекать виновных к ответственности. Однако наибольшую значимость толкование ст. 2 приобрело с введением Протокола № 6, направленного на отмену смертной казни. Несмотря на то, что в нем предусматриваются исключения для военного времени, их следует считать практически неприменимыми в силу отсутствия на территории стран Совета Европы, тем более что в настоящее время усиленно ведется работа по подготовке нового Протокола, предусматривающего отмену смертной казни и в военное время.

Одним из значимых по поводу толкования ст. 2 Конвенции в смысле обязательства по отмене смертной казни является решение по жалобе Серинг против Соединенного Королевства. Но прежде чем рассматривать данное дело, нельзя не сказать, что оно также являет собой пример эволюционного подхода европейского сообщества по отношению к смертной казни. Так, несколько ранее Европейской комиссией по правам человека было принято решение по делу Kirkwood c. Royaume-Uni, объявившее жалобу неприемлемой. Содержание жалобы заключалось в том, что гражданин Кирквуд, совершивший убийство на территории штата Калифорния, мог быть приговорен к смертной казни, что повлекло бы за собой ее долгое ожидание и нарушение статьи 3 Европейской конвенции. Комиссия же отметила, что «в то время, как ст. 3 запрещает все формы бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказания, безо всякой классификации их видов, право на жизнь не защищается абсолютно. Параграф 1 ст. 2 предусматривает возможность назначения смертной казни»[507]. Господин Серинг, также совершивший убийство в Соединенных Штатах Америки, был задержан на территории Соединенного Королевства, после чего встал вопрос о выдаче его американским властям. По законодательству штата Вирджиния ему грозила смертная казнь, о чем предупредила и прокуратура штата, намеренная настаивать именно на этом наказании. Как говорилось выше о применимости положений о запрете бесчеловечного обращения, Серинг сослался при подаче жалобы на ст. 3 Конвенции, «поскольку британские власти не отказали США в его выдаче, где он мог быть осужден на смертную казнь, и, ожидая возможной выдачи, он испытывал “синдром камеры смертников”, что являлось бесчеловечным…»[508]. Следует отметить, что в самой Великобритании смертная казнь была отменена. Данное дело интересно тем, что основой послужили не действия государства, направленные на применение казни к подсудимому, а его действия, направленные на выдачу преступника совершенно другому государству, которое не является участником Европейской конвенции. Кроме того, не рассматривался сам вопрос о смертной казни, поскольку она была только гипотетической, так как отсутствовал приговор суда, и закреплялась в законодательстве США, а не Великобритании. Соответственно действия американских властей никак не могли стать предметом разбирательства в Европейском Суде. Позиция Великобритании справедливо основывалась на том, что затрагиваются права третьего государства – неучастника Европейской конвенции. При таком подходе преступник станет недосягаемым для правосудия, получится, что указанная Конвенция станет основой для укрывательства особо опасных преступников. Чтобы снять конкуренцию международных обязательств, Европейский Суд сослался на Конвенцию против пыток и других жестоких бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращений и наказаний от 10 декабря 1984 г. Статья 3 этой Конвенции прямо закрепляет: «1. Ни одно государство-участник не должно высылать, возвращать («refouler») или выдавать какое-либо лицо другому государству, если существуют серьезные основания полагать, что ему может угрожать там применение пыток. 2. Для определения наличия таких оснований компетентные власти принимают во внимание все относящиеся к делу обстоятельства, включая, в соответствующих случаях, существование в данном государстве постоянной практики грубых, вопиющих и массовых нарушений прав человека». Эти нормы указывают на то, что государство не всегда может ссылаться на самоустранение в вопросах выдачи преступников. Пункт 2 указывает на наличие положительных обязательств по выяснению всех обстоятельств и практики деятельности государственных органов, которым будет экстрадирован обвиняемый. Подобный опыт международно-правового регулирования был распространен и на положения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Признав общее условие применимости ее статей к сложившейся ситуации, Суду пришлось оценить, чт? именно следует понимать под бесчеловечным обращением или наказанием. Для этого Суд рассмотрел, существует ли для господина Серинга реальный риск быть приговоренным к смертной казни, а также возможные условия его содержания в камере смертников, после чего пришел к выводу, что «вероятность для заявителя испытать на себе “синдром камеры смертников” доказана и это дает основания для применения статьи 3». Необходимо добавить, что психологическое состояние приговоренного нередко толкает его на самоубийство. Ожидание смертной казни становится настолько невыносимым, что толкает человека избавиться от страданий путем ухода из жизни. В качестве примера можно привести посмертную записку А. Митрейкина, приговоренного к смертной казни Верховным судом Мордовии. После того, как пришла телефонограмма о том, что Верховный Суд РФ оставил приговор в силе, А. Митрейкин вскрыл себе вены, после чего скончался, оставив следующее послание (орфография сохранена): «Я никого умышленно не убивал и нешел на убийство. Я всего лишь шел на вымогательство денег но случилось эти смерти. Раз вы подвели меня под смертную казнь так получайте то под что вы меня подвели. Да я виноват, но такого приговора могли вынести только озвиревшие судьи. Подавитесь моей смертью. Все те, кто ее желал. Будьте все прокляты. Я думал хоть Верх. суд РФ грамотно разберется с делами, а там так же как в Мордовии»[509].

Европейский Суд по правам человека дал оценку содержания как ст. 2, так и ст. 3 Европейской конвенции. Признавая, что ст. 3 отнюдь не означает обязательство по отмене смертной казни, так как это привело бы к лишению смысла ст. 2, ее допускающей, вместе с тем вывел, что это не означает, что обстоятельства, связанные со смертным приговором, никогда не порождают проблемы в свете ст. 3: «То, каким образом выносится или приводится в исполнение смертный приговор, личные обстоятельства конкретного осужденного, несоразмерность наказания тяжести совершенного преступления, а также условия заключения в ожидании приведения приговора в исполнение, являются примерами факторов, которые могли бы дать основания рассматривать обращение с осужденным или наказание, которому он подвергается, как нарушение запретительной нормы, содержащейся в статье 3»[510]. Суд учел конкретные обстоятельства данного дела, такие, как длительность заключения до исполнения смертного приговора, условия заключения в камере смертников, возраст заявителя и его психическое состояние, возможность выдачи заявителя Федеративной Республике Германия[511]. На основе этого Суд сделал вывод о том, что выдача заявителя США означала бы для него реальный риск подвергнуться обращению, превышающему порог, установленный в ст. 3. При этом в своем решении Суд неоднократно подчеркивал, что он не ставит под сомнение демократичность процедуры вынесения смертного приговора и наличие гарантий, направленных на недопущение судебной ошибки. Такие ссылки позволяют сделать вывод, что все-таки истинным предметом рассмотрения стала не ст. 3, а именно ст. 2 в свете отмены смертной казни. Не случайно в обосновании было указано, что нельзя оценивать нормы Конвенции как застывшие реликты, а только в их развитии. Данный вывод был нацелен на Протокол № 6, который уже категорически запрещает смертную казнь в мирное время. Это показывает, что косвенным путем через понимание бесчеловечного наказания или унижающего достоинство был сделан вывод, который содержится в Протоколе № 6. Поэтому справедливо было отмечено в совпадающем мнении судьи Де Мейера: «Действительно, наиболее важным вопросом этого дела являются не опасения, связанные с вероятностью того, что заявитель подпадет под действие “синдрома камеры смертников”, а тот простой факт, что его жизнь окажется в опасности в результате упомянутой экстрадиции». Авторы монографии «Европейское право в области прав человека» дело Серинга сравнивают с аналогичным делом, рассмотренным Верховным Судом Канады, пришедшим к противоположному выводу: «Выступая от имени большинства членов суда, судья Маклахлин… постановил, что Хартия[512] “регулирует только законодательные и исполнительные акты правительства Канады”. При экстрадиции “воздействие любого канадского закона или правительственного акта слишком удалено от определения наказания, на которое указывается в жалобе, и поэтому не соотносится с разделом 12”, поскольку “любое установленное наказание будет следствием законов и решений [принимающей] страны”»[513]. Несмотря на признание большого значения решения по делу Серинга, следует отметить, что оно касается только конкретного случая применительно к выдаче только одного гражданина – гражданина Серинга. Несмотря на то, что выводы, обозначенные в мотивировочной части, определяют принципиальное отношение к смертной казни в свете ст. 3 Конвенции, Суд и Комиссия во многих решениях последовательно признавали и правомерность выдачи граждан из стран европейского сообщества в те государства, где им грозило бы применение смертной казни. Однако в большинстве дел основой принимаемых решений стали заверения государств о неприменении казни в конкретных случаях (дело Aylor v. France, дело Y v. Netherlands). В качестве сравнительной характеристики можно привести примеры деятельности Межамериканской комиссии по правам человека. Рассматривая дела, связанные с применением смертной казни, данному органу пришлось оценивать практику государств с точки зрения соответствия Американской конвенции о правах человека. Этот документ не содержит норм по полной отмене смертной казни, но вводит правила, ее ограничивающие. В. Селестин обратился в Комиссию, так как был приговорен к смертной казни в США за изнасилование и убийство 81-летней женщины. В жалобе указывалось на дискриминационную практику вынесения смертных приговоров, в частности на то, что за убийство белых исключительная мера наказания назначалась в шесть раз чаще, чем за убийство чернокожих[514]. Комиссия не согласилась с мнением подателя жалобы, сославшись на то, что в жалобе не содержалось доказательств, как могла повлиять общая статистика на вынесение конкретного приговора, поскольку она носила отвлеченный характер, тем более, что в составе суда присяжных присутствовали чернокожие, которые также голосовали за вынесение смертного приговора.

Приведенные данные показывают, что в деле отмены смертной казни на европейском пространстве нет необходимости в решениях Европейского Суда по правам человека. Протокол № 6 и так закрепил ее полное неприменение в условиях мирного времени. Кабинет Министров Совета Европы неоднократно подчеркивал значимость этого документа, в том числе и для тех государств, вошедших в Совет Европы, которые к нему не присоединились. Примером может служить дело Оноприенко, прозванного «самым страшным убийцей XX века». Анатолий Оноприенко был обвинен в убийстве 52 человек. Так, только в селе Братковичи Львовского района маньяк убил больше человек, чем погибло в нем в Великую Отечественную войну. Убивал семьями, не жалея малолетних детей. Несмотря на объявленный мораторий на смертную казнь, Президент Украины публично заявил, что не видит иного наказания для серийного убийцы Анатолия Оноприенко, кроме как вынесение смертного приговора. Официальные лица Совета Европы после этого неоднократно объявляли, что в случае отказа Украины от моратория на смертную казнь будет поставлен вопрос о ее членстве в Совете Европы[515].

Российская Федерация принадлежит к числу тех стран, которые не признали полную отмену смертной казни. Закрепив положение «впредь до ее отмены» в статью, посвященную праву на жизнь, государство взяло на себя лишь обязательство в будущем стремиться к отказу от практики вынесения смертных приговоров. Однако при вступлении России в Совет Европы одним из условий, поставленных Европейским сообществом, была корреспондирующая обязанность о ратификации Протокола № 6. Тем самым Россия связала бы себя международным обязательством не применять убийство от имени государства в мирное время. В то же время обсуждения данного вопроса в законодательном органе не имело столь категоричной положительной оценки. Поэтому исполнение обязательства пришлось взять на себя Президенту РФ. 16 мая 1996 г. был принят соответствующий Указ «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы»[516]. Преамбула Указа содержала указание на рекомендации Парламентской Ассамблеи Совета Европы, а также на ст. 20 Конституции Российской Федерации, закрепляющую временный характер применения смертной казни в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни. Палатам Федерального Собрания Российской Федерации было рекомендовано ускорить принятие Уголовного кодекса Российской Федерации, Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации, причем при рассмотрении проекта Уголовного кодекса Российской Федерации обсудить вопрос о сокращении составов преступлений, за совершение которых может быть назначена смертная казнь. Практически одновременно Государственной Думой РФ был принят Уголовный кодекс РФ (24 мая 1996 г.), в соответствии с которым смертная казнь являлась видом наказания (ст. 44). Статья 59 расшифровывала: «1. Смертная казнь как исключительная мера наказания может быть установлена только за особо тяжкие преступления, посягающие на жизнь». При этом ограничивался круг субъектов, к которым может быть вынесен соответствующий приговор: «Смертная казнь не назначается женщинам, а также лицам, совершившим преступления в возрасте до восемнадцати лет, и мужчинам, достигшим к моменту вынесения судом приговора шестидесятипятилетнего возраста. Дополнительно указывалось, что смертная казнь в порядке помилования может быть заменена пожизненным лишением свободы или лишением свободы на срок двадцать пять лет, что практически и реализовывалось Президентом РФ. Последний смертный приговор на территории РФ был приведен в исполнение 2 сентября 1996 г. в отношении Р. В. Мухаметдинова. Это было последнее отклонение ходатайства о помиловании в действующей практике.

Важной вехой в деле отмены смертной казни следует считать Постановление Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1999 г.[517], в соответствии с которым был объявлен мораторий на вынесение смертных приговоров. Основой для оценки положений уголовно-процессуального законодательства выступило конституционное правило о рассмотрении дел, по которым возможно вынесение смертного приговора, судом с присяжными заседателями, которые были созданы лишь в десяти субъектах Российской Федерации. Тем самым большинство граждан было лишено особой уголовно-процессуальной гарантии судебной защиты права каждого на жизнь. В Постановлении Конституционного Суда РФ указывалось: «После принятия Конституции Российской Федерации прошло более пяти лет, т. е. срок, достаточный для выполнения законодателем предписания абзаца первого пункта 6 ее раздела второго “Заключительные и переходные положения” о принятии федерального закона, обеспечивающего реализацию закрепленного статьей 20 (часть 2) Конституции Российской Федерации права обвиняемого в преступлении, за совершение которого установлена смертная казнь, на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей». Это означало, что законодательный орган, чья деятельность должна была быть прямо направлена на обеспечение прав и свобод человека и гражданина, пренебрег развитием конституционных направлений. Подобная позиция повлекла то, что не каждый обвиняемый в преступлении, за совершение которого установлено наказание в виде смертной казни, мог рассчитывать на реализацию права на рассмотрение дела судом присяжных. На основе этого был сделан общий вывод, что в ином составе суд на территории РФ не может вынести смертный приговор. Следующий тезис о неравенстве обвиняемых, часть которых могла рассчитывать на суд присяжных, а другая нет, повлек за собой утверждение, что вообще не могут выноситься смертные приговоры на территории РФ, пока не будут созданы суды присяжных в каждом регионе: «В этой связи по смыслу статьи 20 (часть 2) в ее взаимосвязи со статьями 19, 46 и 120 Конституции Российской Федерации с момента вступления в силу настоящего Постановления Конституционного Суда Российской Федерации и до введения в действие федерального закона, реально обеспечивающего на всей территории Российской Федерации в любой из возможных форм организации судопроизводства каждому обвиняемому в преступлении, за совершение которого федеральным законом установлено наказание в виде смертной казни, права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей, эта исключительная мера наказания назначаться не может, независимо от того, каким составом суда рассматривается дело – судом с участием присяжных заседателей, коллегией в составе трех профессиональных судей или судом в составе судьи и двух народных заседателей». Следует, однако, отметить, что Конституционный Суд РФ ушел от рассмотрения вопроса о допустимости применения смертной казни как уголовного наказания как таковой. В принципе отмена смертной казни не состоялась. Об этом говорит тот факт, что статьи Уголовного кодекса РФ, устанавливающие данный вид наказания, не были предметом оценки с точки зрения Конституции РФ. Здесь необходимо упомянуть Постановление Конституционного Суда Украины от 30 декабря 1999 г., признавшее как раз неконституционными нормы материального права (соответствующие положения Уголовного кодекса, дающие характеристику наказанию в виде смертной казни). Логика Конституционного Суда Украины выстраивалась на основе невозможности умаления прав и свобод. Выше уже говорилось, что и Российская Конституция фиксирует недопущение принятия законов, отменяющих или умаляющих права и свободы человека и гражданина. В Постановлении говорится: «Итак, по своему содержанию положения части второй статьи 22 Конституции Украины предусматривают, с одной стороны, обязанность государства гарантировать конституционные права и свободы, прежде всего право человека на жизнь, а с другой – удерживаться от принятия каких-либо актов, которые бы приводили к отмене конституционных прав и свобод, а следовательно – и права человека на жизнь… Лишение человека жизни государством вследствие применения смертной казни как вида наказания, пусть даже в границах, установленных законом, является отменой неотъемлемого права человека на жизнь, что не соответствует Конституции Украины»[518]. Были также сделаны ссылки на решения Европейского Суда по правам человека, отчасти соотносящие смертную казнь с бесчеловечным наказанием, поскольку создается «синдром камеры смертников» (мотивы такого вывода см. выше).

Обобщая вышеизложенное, можно сформулировать ряд выводов.

1. Смертная казнь не признается как нарушение международно-правовых актов, закрепляющих право на жизнь, влекущее ответственность государства. Международное право не исходит из прямого запрета смертной казни как вида уголовного наказания.

2. Рассматривая проблему смертной казни, международно-правовые акты, касающиеся ее, можно условно разделить на две группы: 1) документы, которые не ставят цель запретить смертную казнь, но которые предусматривают целый комплекс материальных и процессуальных ограничений, направленных на сокращение практики вынесения смертных приговоров и соблюдение прав осужденных к исключительной мере уголовной ответственности; 2) документы, направленные на полную отмену смертной казни в условиях мирного времени.

3. Международно-правовая практика, признавая, что ни одна универсальная конвенция по правам человека не содержит прямого обязательства государства по отмене смертной казни, старается пойти по пути косвенного запрета, исходя из нормативно закрепленного полного запрета на применение бесчеловечных и жестоких наказаний, а также унижающих достоинство человека.