2.1. Фальсификация доказательств (ст. 303 УК РФ)

Фальсификация доказательств как самостоятельный состав преступления в старом УК РСФСР не предусматривался. Его закрепление в УК РФ соответствует положению, возведенному в ранг конституционного: «При осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением Федерального закона» (ст. 50 Конституции РФ).

Поскольку познание в процессуальной деятельности осуществляется преимущественно путем доказывания, ни уголовное, ни гражданское дело не может быть справедливо разрешено, если в основу процессуальных решений будет положена недоброкачественная доказательственная информация. Разоблачение же фальсификации сопряжено с немалыми трудностями, неоправданными затратами сил, времени и т. п. Поэтому, как верно замечено в юридической литературе, «преступным объявляется сам факт фальсификации независимо от наступивших последствий»[458].

В ст. 303 УК предусмотрено два самостоятельных основных состава преступления: в ч. 1 речь идет о фальсификации доказательств по гражданскому делу, а в ч. 2 — о фальсификации доказательств по уголовному делу.

Оба посягательства способны причинить вред процессу доказывания. Однако имеется и различие в объектах указанных преступлений.

Преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 303 УК, своим основным объектом имеет общественные отношения, обеспечивающие поступление в распоряжение суда только доброкачественных (достоверных) доказательств по гражданскому делу. При этом понятие гражданского дела включает в себя дела, рассматриваемые не только по правилам ГПК, но и по правилам АПК[459]. В то же время следует подчеркнуть, что указанная норма не рассчитана на случаи фальсификации доказательств в конституционном либо административном судопроизводстве, поскольку эти виды процесса отделены на законодательном уровне от гражданского судопроизводства (ч. 2 ст. 118 Конституции РФ). Некоторые ученые справедливо считают такое положение пробелом в уголовном законодательстве[460].

Преступление, предусмотренное ч. 2 ст. 303 УК, посягает на общественные отношения, обеспечивающие поступление в компетентные органы и использование последними в уголовном процессе только достоверных доказательств.

Круг деяний, образующих объективную сторону, и в том, и в другом составе характеризуется в уголовном законе практически идентично. И в ч. 1, и в ч. 2 ст. 303 УК говорится о фальсификации доказательств.

Сам термин «фальсификация» (лат. «falsificare» — подделывать) обозначает подделывание чего-либо, искажение, подмену чего-либо подлинного ложным, мнимым[461].

Употребление этого термина в ст. 303 УК позволяет предположить, что Уголовным кодексом РФ предусматривается ответственность за подделывание доказательств, искажение доказательств и подмену доказательств.

Большинство ученых-процессуалистов разделяют мнение о неразрывном единстве содержания (фактических данных) и процессуальной формы (источников, в которых такие данные содержатся)[462]. Высказанные в юридической литературе иные суждения, в частности, суждение С. А. Голунского[463] вряд ли согласуются с содержанием процессуального законодательства.

Так, в соответствии с ГПК РФ доказательствами по делу являются полученные в предусмотренном порядке сведения, на основе которых суд устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, обосновывающих требования и возражения сторон, а также иные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела. Эта сведения могут быть получены из объяснений сторон и третьих лиц, показаний свидетелей, письменных и вещественных доказательств, звукозаписей и видеозаписей, заключений экспертов (ч. 1 ст. 55). Сходная норма закреплена в ст. 64 АПК РФ. Принципиально не отличается и определение доказательств, данное в ч. 1 ст. 74 УПК РФ. Разница усматривается лишь в круге средств доказывания. В ч. 2 упомянутой статьи говорится: «В качестве доказательств допускаются:

1) показания подозреваемого, обвиняемого;

2) показания потерпевшего, свидетеля;

3) заключение и показания эксперта;

3.1) заключение и показания специалиста;

4) вещественные доказательства;

5) протоколы следственных и судебных действий;

6) иные документы».

Учеными-процессуалистами подчеркивается, что доказательства, рассматриваемые как неразрывное диалектическое единство содержания фактической информации с процессуальной формой ее получения и закрепления источника этих сведений, должны обладать такими свойствами, как допустимость, относимость, достоверность и конкретность[464].

В теории уголовного права высказаны обоснованные сомнения в том, что доказательства как предмет преступления, предусмотренного ст. 303 УК, обладают всеми этими признаками. «Достаточно лишь того, — пишут, например, А. Чучаев и И. Дворянсков, — чтобы они соответствовали условию относимости к делу (по крайней мере, чтобы это охватывалось сознанием виновного) и представлялись (собирались) надлежащим субъектом. Нельзя увязывать наличие предмета данного преступления с процедурой процессуального оформления доказательства. В противном случае деяния, направленные на искажение (фальсификацию) доказательств до их приобщения к делу, останутся ненаказуемыми»[465].

Системный подход к анализу ст. 303 УК, думается, позволяет заключить, что в ней идет речь не о всех доказательствах, перечень которых определен процессуальным законом, а лишь о таких, носителями которых являются неодушевленные предметы[466]. Искажение фактических данных самими живыми носителями информации либо воздействие на их волю в целях добиться подобного искажения предусмотрено другими нормами Уголовного кодекса (ст. 302, 307, 309 УК).

В юридической литературе в этой связи закономерно поднимается вопрос о том, могут ли быть предметом фальсификации показания различных лиц[467]. Думается, что сами показания как сведения, сообщенные на допросе, проведенном в ходе досудебного производства по уголовному делу или в суде (см., например, ст. 76-79 УПК РФ), сфальсифицированы быть не могут. Однако возможна фальсификация протоколов, посредством которых показания подвергаются закреплению, а также иных средств фиксации (звукозаписи, видеозаписи).

На основании изложенного о фальсификации доказательств можно говорить и как об искажении определенными способами фактических данных, имеющих существенное значение по делу, и как о видоизменении источников доказательств.

С учетом содержания самого термина «фальсификация» к ее способам следует относить подделку и подмену доказательств.

Названным термином, однако, не охватываются такие способы изменения совокупности фактических данных, имеющихся в деле, как уничтожение или изъятие доказательств. Но такие действия способны привести к тем же общественно опасным последствиям, что и, скажем, замена одних доказательств другими. Ведь умышленное искажение истины может иметь место и при выявлении доказательственных фактов, и при их процессуальном закреплении, и при их исследовании[468].

Трудности в установлении истины могут быть созданы и в результате отказа компетентного должностного лица в приобщении к делу имеющих значение данных. Но подобные действия не являются ни подменой, ни искажением, ни подделкой доказательств.

В свете сказанного представляется необходимым, чтобы в ст. 303 УК предусматривалась ответственность не только за применение тех способов искажения или сокрытия истины по делу, которые охватываются термином «фальсификация доказательств», но и за использование с той же целью других приемов воздействия на содержание или форму доказательств, а также за отказ либо уклонение от процессуального закрепления полученных фактических данных или от приобщения к делу существующих и имеющих доказательственное значение документов[469].

К вопросу о моменте окончания данного преступления следует, на наш взгляд, подходить дифференцированно, учитывая разницу в способах подделки или подмены доказательств, специфика которых в свою очередь зависит от субъекта фальсификации, от круга его полномочий в доказывании.

Если подделка или подмена производится на этапе представления доказательства лицом, участвующим в деле, его представителем (ч. 1 ст. 303 УК) либо защитником (ч. 2 ст. 303 УК), то преступление должно признаваться оконченным с момента приобщения этих доказательств к делу, поскольку только при этом условии таковые приобретают доказательственное значение. Если указанные лица осуществляют фальсификацию уже приобщенных к материалам дела предметов и документов при ознакомлении с ними, то преступление следует считать оконченным с момента искажения содержания или видоизменения подлинных доказательств либо их подмены.

Для фальсификации доказательств лицом, производящим расследование, моментом окончания преступления следует считать приобщение к материалам дела фальсифицированных доказательств[470].

Общим для всех этих случаев является то, что для квалификации деяния по ч. 1 и 2 ст. 303 УК не имеет значения, повлияла ли фальсификация на содержание процессуального акта. Важно, чтобы произошло изменение доказательственной базы (совокупности доказательств).

Фальсификация доказательств — преступление со специальным субъектом.

В качестве субъектов фальсификации доказательств по гражданскому делу (ч. 1 ст. 303 УК) закон называет лицо, участвующее в деле, и его представителя.

Согласно ст. 34 ГПК участвующими в деле признаются стороны; третьи лица; прокурор; лица, обращающиеся в суд за защитой прав, свобод и охраняемых законом интересов других лиц и вступающие в процесс с целью дачи заключения в случаях, предусмотренных ст. 4, 46 и 47 ГПК; заявители и заинтересованные лица по делам особого производства.

АПК к лицам, участвующим в деле, относит стороны, заявителей и заинтересованных лиц, третьих лиц, прокурора, государственные органы, органы местного самоуправления и иные органы, обратившиеся в арбитражный суд в случаях, предусмотренных данным законодательным актом (ст. 40).

Круг представителей лиц, участвующих в деле, конкретизирован в гл. 5 ГПК и гл. 6 АПК. При этом понятием «представитель» охватываются как законные представители, уполномоченные представители органов и организаций, так и представители, действующие на основании договора. В процессуальном законе при этом подчеркивается, что представителем в суде может быть дееспособное лицо с надлежащим образом оформленными и подтвержденными полномочиями. Определен также круг лиц, которые не могут быть представителями (ст. 59-60 АПК; ст. 49 ГПК).

Важно при этом подчеркнуть, что при составлении перечня субъектов преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 303 УК, необходимо учесть положения ст. 19-21 УК. Принимая это во внимание, мы можем заключить, что в качестве субъекта фальсификации доказательств по гражданскому делу может рассматриваться достигшее 16-летнего возраста вменяемое физическое лицо, занимающее в гражданском либо арбитражном процессе положение одного из участвующих в деле либо его представителя.

Субъектами фальсификации доказательств по уголовному делу в законе названы лицо, производящее дознание, следователь, прокурор и защитник. Характеристика указанных лиц дана при анализе ст. 295 УК. Соответственно фальсификация доказательств, совершенная другими, не указанными в ст. 303 УК лицами, не может преследоваться по данной статье и при наличии соответствующих признаков может оцениваться по ст. 292 или ст. 327 УК.

Возникает, однако, вопрос, а почему вне круга лиц, являющихся субъектами фальсификации доказательств, остался судья? Далеко не вся деятельность судьи протекает в условиях гласности. Процессуальные правила, к сожалению, не исключают изменение вершителями правосудия содержания или формы доказательств. В практике имели место случаи подлога судьями документов, в частности, протокола судебных заседаний[471].

Непонятно, почему подобные деяния либо вообще не наказываются в уголовном порядке, либо влекут ответственность в меньшем объеме. Ведь «резервная» ст. 292 УК может применяться лишь при условии совершения служебного подлога из корыстных или иных личных побуждений и только в том случае, если предметом подлога выступает официальный документ. Соответственно на случаи фальсификации доказательств, совершенной по другим мотивам, и на ситуации фальсификации иных доказательств данная статья не рассчитана. Затем, ее санкция менее сурова как по своему минимуму (штраф до 80 тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев), так и верхнему пределу (до двух лет лишения свободы), чем санкция ч. 2 ст. 303 УК (до трех лет лишения свободы с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет). Кроме того, квалификация по ст. 292 УК фальсификации доказательств, совершенной судьей, не учитывает природы данного посягательства, его направленности на правосудие как познавательно-правоприменительную деятельность.

В юридической литературе высказаны и другие предложения о расширении субъектного состава лиц, которые могут подлежать ответственности за фальсификацию доказательств по уголовному делу. К таким субъектам предлагается отнести потерпевшего, гражданского истца, гражданского ответчика и их представителей[472]. Такое предложение не лишено рационального зерна, поскольку названные лица, будучи наделены правом собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств (ч. 2 ст. 86 УПК), а также правом на ознакомление с материалами дела (ст. 216 УПК), не лишены возможности подделать либо подменить доказательства. В то же время мы полагаем, что пределы ответственности за фальсификацию доказательств, совершенную лицами, осуществляющими производство по делу, с одной стороны, и за фальсификацию доказательств, совершенную иными лицами, — с другой, должны различаться, поскольку во втором случае гораздо больше шансов для предотвращения влияния недостоверных данных на судьбу дела.

С этих же позиций представляется неоправданным уравнивание ответственности защитника за данное преступление с ответственностью за фальсификацию доказательств, совершенную лицом, производящим дознание, следователем либо прокурором. Роль защитника в процессуальном доказывании принципиально отличается от участия в этой деятельности дознавателя, следователя и прокурора. Принимать решения о приобщении к делу тех или иных предметов, документов и т. д. защитник не компетентен. Не вправе он и обязать к этому должностных лиц, осуществляющих предварительное расследование[473]. Не обладая же данными полномочиями, защитник не имеет возможности совершить действия, направленные на формирование недоброкачественных доказательств, которые по уровню общественной опасности отличались бы от подделки или подмены доказательств, совершенной потерпевшим, гражданским истцом, гражданским ответчиком либо лицами, участвующими в гражданском деле, а также представителями всех этих лиц.

Кроме того, при фальсификации доказательств, совершенной лицами, осуществляющими производство по делу, неизбежно причиняется вред и другому объекту уголовно-правовой охраны — отношениям службы в государственных органах.

Подводя итог сказанному, полагаем, что ответственность за фальсификацию доказательств должна быть дифференцирована в зависимости не от вида судопроизводства, а от объема полномочий, которыми наделен соответствующий субъект относительно участия в процессуальном доказывании.

Формой вины в составах фальсификации доказательств является прямой умысел. Виновный осознает, что он подделывает или подменяет соответствующие предметы или документы, создавая тем самым препятствия для установления истины по делу, и желает, чтобы они были приобщены к делу в качестве доказательств и (или) использованы как таковые. В содержание умысла лиц, осуществляющих производство по делу, включается также осознание факта процессуального закрепления недостоверных доказательств.

В ч. 3 ст. 303 УК законодатель предусматривает ответственность за фальсификацию доказательств по уголовному делу о тяжком или об особо тяжком преступлении, а равно за фальсификацию доказательств, повлекшую тяжкие последствия.

Если установление содержания признака фальсификации доказательств по уголовному делу о тяжком или об особо тяжком преступлении не вызывает особых трудностей в связи с тем, что понятие тяжкого и особо тяжкого преступления дано в законе (ч. 4 и 5 ст. 15 УК), то толкование понятия «фальсификация доказательств, повлекшая тяжкие последствия» такие затруднения способно вызвать.

Возникает, в частности, вопрос о том, какое значение имеет признак наступления тяжких последствий. Является ли он квалифицирующим признаком по отношению к деяниям, предусмотренным в ч. 1 и 2 ст. 303 УК[474], либо только по отношению к деянию, предусмотренному в ч. 2 данной статьи[475], или он входит в число признаков самостоятельного состава преступления?

На наш взгляд, используемая законодателем конструкция не исключает и третьего варианта ответа, хотя он, как правило, не принимается во внимание в юридической литературе. Рассмотрение состава преступления, предусмотренного в ч. 3 ст. 303 УК, в качестве самостоятельного дает возможность предположить, что он отличается от других разновидностей фальсификации доказательств не только тем, что деяние повлекло наступление тяжких последствий, но и другими признаками, в частности, субъектным составом. Круг субъектов данного преступления может быть установлен с учетом санкции рассматриваемой части анализируемой статьи. Санкция является кумулятивной, предусматривающей в качестве дополнительного наказания лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет. Соответственно и субъектом данного преступления может быть только лицо, чья должность или профессиональная либо иная деятельность связана с участием в процессе доказывания (прокурор, следователь, лицо, производящее дознание, лицо, занимающееся адвокатской практикой). Рассмотрение состава преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 303 УК, как самостоятельного позволяет относить к субъектам такого посягательства и судью.

Важно также выяснить, какие последствия фальсификации должны рассматриваться как тяжкие. Таковыми, безусловно, могут быть признаны те вредные результаты, которые вообще неисправимы или трудноисправимы и которые должны рассматриваться как тяжкие последствия любого деяния, в причинной связи с которым они находятся: смерть потерпевшего, его серьезное заболевание, психическое расстройство, самоубийство. В этом случае «тяжесть вреда должна определяться исходя не из специфики способа причинения, а из одинакового по значению объекта — жизни и здоровья»[476].

В то же время с учетом природы рассматриваемого преступления к его тяжким последствиям должны быть отнесены также результаты фальсификации, которые свидетельствуют о невыполнении задач правосудия: осуждение невиновного, назначение чрезмерно сурового наказания, уход от ответственности лица, виновного в преступлении, и др.

Психическое отношение к тяжким последствиям фальсификации доказательств, надо полагать, может выразиться как в умысле, так и в неосторожности.

Представляет интерес и выяснение соотношения фальсификации доказательств с некоторыми другими составами преступления, в частности, с предусмотренными ст. 292, 299, 300, 301, 302 и 309 УК.

Сопоставление диспозиций и санкций ст. 292 и ч. 2, 3 ст. 303 УК привело нас к выводу, что фальсификация доказательств, предметом которой выступают официальные документы, и служебный подлог должны квалифицироваться только по ч. 2 или ч. 3 ст. 303 УК, предусматривающей более суровое наказание, поскольку субъект не совершает каких-либо действий, не входящих в содержание объективной стороны данного преступления и не нарушает каких-либо объектов, которые бы охранялись только по ст. 292 УК РФ. В подобной ситуации подлог, совершенный следователем, дознавателем либо прокурором, есть один из возможных учтенных законодателем способов совершения фальсификации доказательств. Отсюда можно заключить, что одновременное применение ст. 292 и ч. 2 ст. 303 УК возможно лишь при реальной совокупности преступлений.

Иное соотношение между фальсификацией доказательств и преступлениями, предусмотренными ст. 299-301 УК. В том случае, когда она выступает способом совершения указанных преступлений, содеянное должно квалифицироваться по совокупности, поскольку состав фальсификации доказательств не является обязательным признаком для указанных составов преступлений. К тому же, как было установлено при построении нами классификации преступлений против правосудия, названные посягательства причиняют вред разным отношениям, складывающимся в сфере правосудия.

С учетом сказанного мы не разделяем отстаиваемого В. В. Демидовым мнения о том, что в случаях, когда фальсификация доказательств повлекла за собой последствия, предусмотренные ст. 299-301 УК, содеянное охватывается названными статьями и дополнительной квалификации по ст. 303 УК не требуется[477]. Существенная разница в признаках всех этих составов преступлений не позволяет рассматривать нормы, закрепленные в ст. 299-301 УК, с одной стороны, и ч. 2 ст. 303 УК, с другой, в качестве соотносящихся между собой специальных и общей норм.

В юридической литературе высказано суждение, будто принуждение к даче заведомо ложных показаний образует совокупность преступлений, предусмотренных ст. 302 и ст. 303 УК[478]. Нам эта позиция представляется неверной. Указанные посягательства предполагают совершенно разные, можно сказать, несовместимые способы получать искаженную информацию. Совершение преступления, предусмотренного ст. 302 УК, всегда есть воздействие на живых носителей доказательственной информации незаконными методами. Сам термин «фальсификация» означает, что недоброкачественные доказательства получаются без такого воздействия. Точно так же несовместимы составы преступлений, предусмотренные ст. 303 и 309 УК.

Фальсификация доказательств, сопряженная с получением взятки, также требует квалификации по совокупности.

Так, следователь прокуратуры Е. был осужден Волгоградским областным судом по п. «б», «в», «г» ч. 4 ст. 290 и ч. 3 ст. 303 УК.

Осуществляя производство по делу А., обвиняемого в убийстве, Е. потребовал от его матери взятку в размере 20 000 рублей за прекращение уголовного преследования. Получив ее согласие, Е. изъял из материалов дела и уничтожил уличающее А. письмо, в котором он фактически признавал свою вину в убийстве, просил брата оказать давление на свидетелей и договориться с экспертами о даче заведомо ложного заключения. Данное письмо Е. заменил другим, не имеющим значения для расследования. После этого Е. получил от матери А. обещанную денежную сумму[479].

Применительно к данной судом юридической оценке действий Е. возможны сомнения в части вменения в вину квалифицирующего признака «получение взятки путем вымогательства» и отсутствия в квалификации содеянного им указания на приготовление к незаконному освобождению от уголовной ответственности. Однако, квалифицировав действия Е. не только как получение взятки, но и как фальсификацию доказательств, Волгоградский областной суд поступил, на наш взгляд, правильно.