Г. Д. Гурвич – М. В. Вишняку

США. Блумингтон. Университет Индианы.

Библиотека Лилли. Отдел рукописей.

Коллекция Татьяны Вишняк

Париж, 26.09.1927

Дорогой Марк Вениаминович!

Спасибо сердечное за Ваше любезное посредничество и хлопоты. После зрелого размышления я решил согласиться на предложение «Дней». Как видно, не так легко «вступить в жизнь»! Очень прошу только об одном: чтобы они (редакция «Дней») скоро меня официально известили, что я принят на службу, дабы дальнейшие колебания маятника были бы невозможны, а я бы, со своей стороны, мог во всех отношениях подготовиться к предстоящей службе, что для меня очень важно, прежде всего, в чисто бытовом отношении.

Был сегодня у Вас в 8 ч. вечера, чтобы все это сказать лично, но, конечно, не застал Вас дома: забыл, что сегодня еврейский Новый год, с каковым Вас сердечно поздравляю! И Марию Абрамовну не меньше!

Очень Вам благодарен за совет написать о статье Франка. К сожалению, никак не могу раздобыть «Временника», да все равно писать в «Новостях» мне возможно только в присутствии и при содействии самого Павл. Ник. [Милюкова. – М.А.]. Так что отложу это до выхода «Дней».

Уверен, что Сталинский не позже, чем через неделю, поссорится с Керенским и уйдет. Жалко поэтому, если Вы из-за этого порвете с «Днями». В среду буду Вам звонить, чтобы потолковать и поблагодарить за хлопоты.

Душевно Ваш,

Г. Д. Гурвич

Париж, 21.10.1928

Дорогой Марк Вениаминович!

С праздником Вас! Надеюсь, что Вы хорошо проехались! Пересылаю Вам свою статейку о Гессене для «Культуры и жизни» Соврем. записок[902].

Я, в общем, оставил ее без изменений в том виде, который Вам был известен. Я только a) переделал две первые страницы, чтобы вышла отдельная статья, b) внес несколько «облегчений» в текст, чтобы он «полегчал». Согласно суждению Долли Исаевны, во всей заметке есть только одно трудное место: это изложение на стр. 3 текста самого Гессена. Но сравните изложение с текстом самого Гессена: № 31-ый стр. 334–337 и, если Вы справедливый человек, а это несомненное Ваше качество, Вы должны будете взять обратно Ваше мнение, что я пишу труднее и туманнее Гессена…

Сердечный привет Марье Абрамовне. Получение манускрипта прошу подтвердить и, если можно, очень прошу дать мне самому прокорректировать.

Душевно Ваш,

Г. Д. Гурвич

Одновременно посылаю копию моему другу-противнику: СИ. Гессену

Б/даты и б/места, ориентировочно начало 1929 г.

Дорогой Марк Вениаминович!

По поручению П. Н. Милюкова сообщаю Вам, что совещание сотрудников американской энциклопедии назначено у него на квартире в среду 7-го ноября, в 5 ч. дня.

В дополнение разрешите хвастнуть. Лосский пишет мне по поводу моей статьи «Социализм и собственность»: «Горячо благодарю Вас за “Социализм и собственность”. Эта статья вновь пробудила во мне интерес к социализму. Хорошо было бы, если бы мерами государственного поощрения (или какими-либо иными) был ускорен тот процесс утверждения соборной собственности путем трудового акционирования, который уже совершается в Соединенных Штатах». Чижевский мне пишет, что вполне присоединяется к моей критике СИ. Гессена.

Сообщаю Вам это с той единственной целью, чтобы Вам доказать, что есть люди, которые все же имеют терпение читать мою статью до конца.

Б/места, 15.05.1930

Дорогой Марк Вениаминович!

Я думаю, что Вы вернулись уже из царства Лазури. У меня к Вам три литературно-редакционных дела.

1-е. Вышла книга проф. Лазерсона «Общая теория права». Я очень хочу написать на нее рецензию. Это теперь мой Hauptfach. Лазерсон много раз просил меня о рецензиях, и всегда не выходило. Я очень рад, что теперь, наконец, могу это сделать[903]. У Вас, вероятно, есть книга. Пришлите ее мне. Я не задержу и напишу рецензию сразу. Честное слово!

2-е. На днях выходит моя собственная книга о Тенденциях немецкой философии. Кому Вы собираетесь поручить рецензию? Просить ли издателя послать экземпляр Вам или лицу, которого Вы укажете, как будущего рецензента[904].

3-е. У меня есть готовая рецензия на Либри «Прудон и Герцен»[905]. Это небольшая заметка, касающаяся судеб русского социализма и происхождения русского народничества. Это не имеет ничего общего со сделанной в одной строчке и лишь попутно, в связи с большой книгой Либри о Герцене, характеристикой Кизиветтера. Не подойдет ли моя заметка для «Соврем. записок»?

Жду ответа, книгу Лазерсона, заказов.

Сердечный привет Марье Абрамовне. Душевно Ваш,

Г. Д. Гурвич

Долли Исаевна шлет сердечный привет.

Париж, 02.09.1931

Дорогой Марк Вениаминович!

Смею Вас заверить, что Вы – первый и единственный человек, который меня упрекает в саморекламе. У Вас, однако, своеобразные критерии и масштабы. Когда в одном и том же номере «Записок» Вы сами помещаете статью с цитатами из себя, и одновременно печатается рецензия о Вас, – это нормально. Нормально также, если это имеет место по отношению к Бердяеву (как в этом же номере) и др. Но, вот когда это случается по отношению ко мне, который вообще пишет в «Записках» раз в 4 года, а рецензии о котором печатаются раз в 10 лет – тогда это скандал и неслыханная самореклама. Не моя же вина, что после многих лет молчания у меня выходит несколько работ сразу, и что мою книгу о немецкой философии не рецензировали в «Записках» в течение двух лет кряду. Я впервые слышу, что автор статьи не имеет права себя самого цитировать и, в особенности, вводя новые термины (как, например, «интеграционное право»), которые подробно разъясняются в больших книгах.

Я буду Вам очень благодарен, если на будущее время Вы меня ознакомите с Кодексом морали и приличия, требуемых от сотрудников «Записок», а также с Табелью о рангах последних, т. к. в связи с рангом эти правила явно меняются.

Не скрою от Вас, что считаю, что Ваше последнее письмо далеко выходит за пределы неуместной товарищеской шутки. Если цена моего редкого сотрудничества в Вашем журнале и рецензий, там помещаемых, заключается в подобном издевательстве и просто оплевании меня, то, несмотря на всю мою страсть к саморекламе, смею Вас уверить, что я готов отказаться от чести быть рецензируемым в «Записках» и от чести там изредка писать.

С истинным уважением,

Г. Д. Гурвич

Париж, 20.10.1931

Дорогой Марк Вениаминович!

Чувства гневной обиды на Вас, которым я дал такое резкое выражение, давным-давно улеглись в моей душе, и я очень сожалел, что случай нам не дал встретиться за это время. Теперь я с огорчением узнал от Долли Исаевны, что Вы посмотрели на нашу перепалку несравненно более серьезно, чем я.

Скажу Вам откровенно, что считаю весь инцидент не стоящим гроша медного, и предлагаю Вам искренне и сердечно предать все забвению и совершить restitution inte?grale [полное примирение]. Вы меня задели своими письмами; как раз в этот момент у меня скопилось ряд раздражений, и я, признаюсь, в форме, совершенно недопустимой, излил их на Вас. Вероятно, в силу искренней дружбы… Итак, кто старое помянет, тому и глаз вон, и прочее. Предлагаю мир самый настоящий.

Сердечный привет Марье Абрамовне.

Душевно Ваш,

Г. Д. Гурвич

Надеюсь в ближайшие же дни встретить Вас на примирительном чае у Осоргина и прошу простить меня. По-видимому, у меня перед диспутом не все винтики в порядке.

P. S. Вы получите корректуры Вашей статьи в самые ближайшие дни, т. к. часть статей уже набрана.

Париж, 13.12.1931

Дорогой Марк Вениаминович!

Очень прошу Вас устроиться так, чтобы во что бы то ни стало прийти к нам вместе с Марией Абрамовной в четверг вечером. Я очень плохо себя чувствую (нечто среднее между кровоизлиянием в мозгу и сердечным припадком). Вероятно, в конце следующей недели снова уеду. А поговорить нам совершенно необходимо.

Я, конечно, ответил отказом на предложение Федотова и мотивировал это недостаточно хорошим составом редакции. Т. к. предложение было сделано в чрезвычайно вкрадчивых и любезных тонах, то и мой отказ был вежлив. Аргументация Бунакова со ссылками на Архивы философии права нечестна и недобросовестна. Архивы – чисто научный, а не публицистически-политический журнал. Я 1000 раз предлагал: пусть «Записки» откажутся от политики, тогда их «panache?e» [панацея. – фр.] перестанет быть вредным. С другой стороны, я собрал в Архивах всех европейских специалистов, являющихся одновременно учеными юристами: Ласки, Радбрух, Зинцгеймер, Эм. Леви и Максим Леруа. Не только Радбрух и Зинцгеймер, но также и католик Ж. Ренард это хорошо заметили, и Ренард даже написал об этом Лефюру, что он опасается, что, благодаря «mon extr?me habilite?» [моему исключительному умению. – фр.], журнал со следующего номера будет захвачен совершенно социалистами, и что я заставлю католиков служить S.F.I.O.[906] и Леону Толстому. О моем ответе можете передать Бунакову, которого повидаю после разговора с Вами.

Впрочем, все это мелочи по сравнению с размахом разворачивающихся событий: мы сидим на вулкане, и, кажется, ружья застреляют раньше, чем люди, их держащие, сообразят, что происходит.

Итак, непременно до четверга вечером.

Привет Марье Абрамовне.

Душевно Ваш,

Г. Д. Гурвич

В ближайшей же книжке Архивов идет статья Радбруха «От индивидуального права к социализму». Получил Этику Бердяева; очень интересно, могу писать рецензию в «Записки»[907], что с Бунаковым и прочими… Я имел визит Федотова, который предложил мне войти в состав ближайших сотрудников журнала «Новый Град» под редакцией Степуна, Бунакова и Федотова. Не знаете ли, что с Гессеном, его молчание меня очень беспокоит: он не ответил на три моих письма. А что с рецензией на мою книгу о немецкой философии? Неужели Вы так и не соберетесь?

Итак, до четверга. Reposez-vous bien [Хорошего Вам отдыха].

Б/места, 23.01.1932

Дорогой Марк Вениаминович!

Обращаюсь к Вам, как к другу, с конфиденциальной просьбой. Вы присутствовали на моем диспуте и прочли, вероятно, также заметку, помещенную в «Последн. новостях». Полагаю, что Вы сами заметили ее односторонность: ничего не передано из того, что говорили друзья: Бруншвиг, Лефюр и Bre?hier, а только то, что говорили враги. Мои ответы оценены несравненно ниже, чем их оценил уже Бугле.

Сравнив этот отчет с тем, который помещен сегодня об аббате Кэнэ, диспут которого был очень скучен, по мнению публики и членов жюри (я говорил с некоторыми), я убедился, что я вправе говорить о некотором пристрастии к аббату Кэнэ в положительную сторону, и ко мне – в определенно отрицательную, что со стороны редакции «Новостей» для меня отнюдь не неожиданно.

По письмам, которые я получил от некоторых друзей, спрашивающих меня с тревогой, что произошло на моем диспуте (на основании заметки «Новостей»), я понял, что мое ощущение не вполне субъективно…

Итак, отсюда к Вам просьба написать несколько более подробный отчет (в строк 150–200) для «Посл. новостей» о существе моего диспута, дабы истинная картина не была искажена.

Заранее очень благодарю Вас и прошу прощения,

Г. Д. Гурвич

P.S. Я узнал удивительно любопытные и не всегда приятные подробности о тайнах совещательной комнаты[908].

Б/места, 25.01.1932

Дорогой Марк Вениаминович!

Прилагаю Вам при сем мертвую и скучную, но точную стенограмму моего диспута. Опасаюсь, что она Вам мало поможет для Вашей заметки; но, зато надеюсь, что она Вам напомнит Ваши живые впечатления.

Посылаю Вам для аналогии отчет о моем диспуте, помещенный в «Последних новостях» в 1925 году (автор – Гессен. Прошу вернуть обратно!) и недавний отчет Делевского о диссертации Стойко[909]. Заранее горячо благодарю Вас. Прошу еще раз принять наше искреннее сочувствие.

С сердечным приветом,

Г. Д. Гурвич

Г. Д. Гурвич в своих вступительных речах отметил постепенное разрушение традиционных юридических категорий, невозможность конструировать на их основании ряд новейших правовых институтов, глубокое родство между институтами международного и рабочего права, ключ к которым может быть дан только идеей социального права; он провел аналогию между книгой Анри Мишеля, посвященной истории политических идей в 19 веке, и своим историческим исследованием; точки зрения в этих двух работах противоположны, т. к. Г. Д. Гурвич поставил себе задачей доказать, что идея права сочетаема с универсалистским воззрением, или, точнее, с синтезом индивидуализма и универсализма, воплощенным в системах Лейбница, Фихте и Прудона.

Первый оппонент, Бугле, кроме ряда опечаток и стилистических неправильностей, упрекал диссертанта в недостаточном уважении к индивидуальным правам человека, в реализации которых оппонент видел конечное назначение социализма, в смешении оценочной и описательной точек зрения, выразившемся в конструкции субординирующего права как извращения социального права путем его порабощения индивидуальному.

Фоконне, отдавая дань диалектической силе диссертанта, упрекал его в схоластичном конструировании и в недостаточном привлечении фактов реальной жизни.

Диссертант в своем ответе указал, что утверждение социального права отнюдь не исключает защиту прав индивидуальных; что плюрализм порядков есть лучшая гарантия индивидуальных прав; что, если бы он смешивал оценочную и описательную точки зрения, он бы должен был отрицать правовой характер субординационного отношения. Он указал далее, что исследование касается логики юридической науки и только ставит кадры для описания новых фактов юридической жизни, что, наконец, несправедливо упрекать в схоластике человека, который борется с застоем традиционных категорий.

Первая часть диспута закончилась заявлением Бугле, что он признает, что диссертант защищается прекрасно (admirablement bien) и что от большинства упреков ничего не осталось.

Выступивший после перерыва Бруншвиг, указав на заслуги диссертанта по ознакомлению французов, путем лекций в Сорбонне и книги, с немецкой и русской философией, в частности с такими важными явлениями, как феноменология, русский интуитивизм и теория Петражицкого, приветствовал в диссертации Г. Д. Гурвича проявления самостоятельного теоретического исследования и углубленного исторического анализа. Возражение в нем, главным образом, вызывает стремление диссертанта сочетать интуитивизм и соборность и, с другой стороны, идеализм и реализм (теория нормативных фактов), а также некоторая искусственность в толковании Дюги, Салейля и Ориу, которых диссертант стремился перекроить по Петражицкому Лефюр, присоединяясь к основным философско-правовым и юридическим интуициям диссертанта и приветствуя, в частности, учение о плюрализации суверенитетов, упрекал диссертанта за его отрицание естественного права и чрезмерно строгую критику учения Ориу об авторитете «Элиты».

Bre?hier приветствовал диссертанта за его необыкновенную проникнутость идеями позднейшего Фихте и указал на большую историческую ценность глав, посвященных Лейбницу, Краузе и Прудону Он указал, однако, на трудность изучения истории философии с точки зрения одной только проблемы и на риск прийти, таким образом, к отрицательным выводам.

Г. Д. Гурвич в своем ответе оппонентам настаивал на возможности соборной интуиции, указывая, что без нее невозможно существование ни нации, ни профессии, ни семьи. Он указал, что без допущения реализации идей и ценностей в реальной жизни не только нельзя говорить о праве, но и вообще невозможно говорить о правилах поведения, которые иначе бы оказались совершенно неспособными руководить поведением. Диссертант отрицает естественное право, т. к. оно гетерономно, а не автономно. Естественное право, далее, основано на паралогизме, аналогичном тому, который обличил Кант, доказав, что из «Я мыслю» нельзя вывести реальности и бессмертия души; наконец, что «естественное право» вносит неопределенность критериев при столкновении с положительным правом и заставляет колебаться между анархией и теократией.

Отвечая Bre?hier, диссертант настаивал на том, что один из необходимых аспектов истории философии есть история проблем, т. к. логика проблем часто противоположна логике систем и разрушает системы во имя разрешения проблем.

Конец.

[Для сравнения приведем официальный отчет, хранящийся в Национальном архиве Франции в досье Г. Д. Гурвича (пер. с фр.): «В пятницу 23.01.1932 г-н Гурвич представил свою докторскую диссертацию на Гуманитарном факультете Парижского университета. Диссертационный совет возглавляет г-н Бугле, в Совет входят г-да Фоконне, Бруншвиг, Брейер и Лефюр. Основная диссертация: “Идея социального права. Понятие и система социального права. Доктринальная история от XVII до конца XIX века”. Дополнительная диссертация: “Идея социального права и современность”. Докладчик по основной диссертации, г-н Леон Бруншвиг, в своем докладе подчеркнул плодотворность центральной идеи г-на Гурвича: социальное право противопоставляется праву индивидуальному, но социальное право не отождествляется с правом государства, которое стремится захватить его, которому социальное право сопротивляется и которое, в конечном итоге, социальное право призвано заместить. Г-н Бруншвиг указал, что г-н Гурвич был вынужден предпринять длинные исторические исследования от Гроция и Лейбница до Дюги и Ориу, с тем, чтобы проследить истоки формирования концепции социального права. Г-н Бруншвиг завершил свое выступление так: “На протяжении тысячи страниц абстрактных, но в общем корректных и всегда точных рассуждений г-н Гурвич смог доказать присутствие редко сочетаемых качеств: богатства и солидности первичной информации, обширных знаний о комментариях и тонкую, убедительную аргументацию основных положений работы”. Докладчик по дополнительной диссертации указал в своем отзыве, что “приводимые г-ном Гурвичем данные о современном движении правовой жизни оказались очень богатыми, а его работа доказала свою важность хотя бы числом и многообразием развернутых перед читателем теорий”. Защищая свои тезисы, г-н Гурвич привел резюме наиболее значимых положений своих диссертаций и в своих ответах на вопросы продемонстрировал не только солидную эрудицию, но и отличные ораторские способности. Очевидно, что он знаком с приемами диалектиктической аргументации. Были отмечены не только глубина его исследований, но и важность достигнутого им синтеза. На критику в свой адрес (злоупотребление диалектикой, употребление сомнительной терминологии – “интеграция”, “нормативный факт”) г-н Гурвич ответил с изяществом и зачастую со знанием дела. Один из членов Совета выразил свое несогласие с подтасовкой терминов, которая, по его мнению, присутствовала в использованном диссертантом методе. Со своей стороны, он посчитал невозможным дать оценку “весьма достойно” работе Гурвича, но остальные члены Совета согласились поставить данную оценку не только за обширный труд, но и за достигнутые результаты».]

Б/места, 09.02.1932

Дорогой Марк Вениаминович!

Шлю привет и прошу принести завтра на доклад Вильского: 1) Архивы Философии права 3–4, который мне нужно срочно отослать; 2) Номера «Дней», посвященные прениям по докладу Бердяева и самому этому докладу. Заранее благодарю. Дело в том, что в среду собираюсь присутствовать на конце прений и следить за ними «сознательно». О первом результате моего диспута – потере Долли Исаевной службы – Вы вероятно уже знаете. От Татьяны Алексеевны знаю, что у Вас неприятности безмерно худшего сорта, и глубоко скорблю с Вами.

Не думаете ли Вы, что это единственный незыблемый социологический закон: все хорошие и просто порядочные люди только то и делают, что тонут в неприятностях, а как только человек хоть немного прохвост, сразу у него все идет блестяще. Впрочем, это слабое утешение.

Шлю сердечный привет,

Г. Д. Гурвич

Б/места, 27.05.1932

Дорогой Марк Вениаминович!

Спасибо за Ваши поздравления. К сожалению, еще неизвестно когда я получу «ден. знаки», может быть, только осенью. С 1-го октября я становлюсь учителем философии в Colle?ge Se?vinge. 6 часов в неделю и, увы, только 750 франков в месяц. Не завидую моим будущим ученицам. Вероятно, вгоню их всех в чахотку. Но я рад, что становлюсь, наконец, полезным членом французского общества. Адрес председателя Curatorium – Le?on Caen: 13, rue Soufllot, 13, Paris (5^e); адрес секретаря Gidel: 42, rue Molitor, 42, Paris (16^e). Кажется, секретарь надежнее председателя. По крайней мере, это он передал мои копии барону Таубе.

С искренним приветом Марье Абрамовне и Вам от меня и жены,

Ваш Г. Д. Гурвич

Комментарий

Вишняк Марк Вениаминович (02.01.1883, Москва – 31.08.1976, Нью Йорк) – русский юрист, общественный деятель, публицист. В России являлся активным членом партии эсеров. После эмиграции в 1919 г. жил в Париже, продолжал участвовать в деятельности эсеров. Как и Гурвич, был профессором Франко-русского института и Русского юридического факультета при Институте славяноведения, преподавал государственное право. Ответственный секретарь известных эмигрантских журналов «Современные записки» и «Русские записки». С 1940 г. жил в Нью-Йорке. Письма Гурвича к Вишняку охватывают довольно широкий временной диапазон – от середины 1920-х до середины 1930-х годов. Наряду с основной темой – сотрудничеством Гурвича в «Современных записках» письма касаются также общих вопросов интеграции Гурвича в жизнь русской научной эмиграции в Париже. Общение между двумя мыслителями прекратилось к середине 1930-х годов в связи с несовпадением политических взглядов (антисоветских у Вишняка и нейтральных – у Гурвича). Здесь приводятся только несколько писем, важных с точки зрения описания интеллектуальной биографии Г. Д. Гурвича.