Российское уголовное право: традиции, современность, будущее[666]

1. Название конференции достаточно точно отражает характерные черты научного творчества М. Д. Шаргородского. Прежде всего, в нем воплотились лучшие традиции российской науки уголовного права XIX века, развитые в классических трудах таких ученых, как В. Д. Спасович, Н. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий и Н. Д. Сергеевский, Н. А. Неклюдов, В. Д. Набоков, М. П. Чубинский и др.

Научные труды этих ученых отличали глубина, основательность и всесторонность рассмотрения предмета исследования, стремление к философскому осмыслению явления, историчность, обращение к зарубежным источникам, красота стиля изложения, совершенный русский язык. Достаточно обратиться к основным работам М. Д. Шаргородского, чтобы убедиться, что все эти качества были присущи творчеству ученого.

Все исследования М. Д. Шаргородского были остро актуальными для своего времени, не всегда приятными и желательными по своим выводам для «власть предержащих», за что ученый неоднократно подвергался незаслуженной критике и гонениям. Наконец, М. Д. Шаргородский стремился заглянуть в будущее, определить задачи уголовного права на перспективу. Здесь достаточно вспомнить хотя бы его публикации по проблемам прогнозирования в праве и влияния научно-технического прогресса на преступность.

2. Развитие отечественного уголовного законодательства в XX веке как бы окаймлено двумя крупнейшими нормативными актами: Уголовное уложение 1903 г. царской России и Уголовный кодекс 1996 г. новой демократической России. Уголовное уложение 1903 г. – выдающийся памятник уголовного права России, по уровню законодательной техники и глубине проработанности правовых институтов общепризнанно стоявший на уровне лучших образцов мирового законодательства того времени. В течение семидесятилетий, последующих после Октябрьской революции 1917 г., пропаганда и теоретики советского права утверждали, что советское социалистическое право – это принципиально новое право, право высшего типа.

Несомненно, социалистическое право, в том числе и уголовное, имело свои характерные особенности, но при всем том нельзя забывать общечеловеческие ценности и законы права. Советское уголовное право восприняло не только законодательную технику предшествовавших уголовных уложений, но и воспользовалось теоретическими разработками дореволюционных юристов таких уголовно-правовых институтов, как формы вины, соучастие, стадии развития преступной деятельности, обстоятельства, исключающие преступность деяния, и др. И это естественно, поскольку в подготовке советских уголовных кодексов и в воспитании нескольких поколений советских юристов принимали участие также выдающиеся представители старой школы, такие как М. М. Исаев, С. В. Познышев, А. А. Жижиленко, М. Н. Гернет, П. И. Люблинский, А. Н. Трайнин, А. Я. Эстрин, а затем продолжившие их дело А. А. Пионтковский, М. Д. Шаргородский, Б. С. Утевский, А. А. Герцензон и др.

3. Уголовный кодекс 1996 г. подвел своеобразный итог развитию уголовного права России в XX веке, вобрав в себя основные теоретические идеи, опыт законотворческой практики и законодательной техники, что, впрочем, не освободило его от определенных недостатков.

Практически сразу же после принятия Уголовного кодекса, даже еще до вступления его в действие, стали раздаваться многочисленные голоса о необходимости внесения в него более или менее значительных изменений, а то и призывающие к разработке нового УК или новой его редакции. Своеобразный законотворческий «зуд» охватил органы, обладающие правом законодательной инициативы. Подсчитано, что за период с 1997 г. по март 2002 г. в Государственную Думу было официально внесено свыше 160 законопроектов. Большинство из них было вызвано ошибочным и наивным представлением о возможности с помощью введения уголовной ответственности или ужесточения санкций действующего закона решить различные сложные социальные проблемы. Это было характерно и для советского времени, на что указывал и с чем пытался бороться М. Д. Шаргородский. Другая особенность современной законопроектной деятельности связана со стремлением заполнить мнимые пробелы в уголовно-правовой охране путем конструирования специальных норм при наличии в УК общих норм, действие которых распространяется на соответствующие деяния. Юридическая общественность, обсуждая на научных конференциях в МГУ и МГЮА тенденции развития законодательства после принятия УК 1996 г., отмечала отсутствие стратегии в совершенствовании уголовно-правовых норм, иначе говоря, продуманной уголовной политики, а также игнорирование правил законодательной техники.

4. Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. внес изменения в 248 статей Уголовного кодекса. Кроме того, утратили силу 7 статей, но одновременно Кодекс был дополнен 10 новыми статьями. Соответствующий законопроект о внесении изменений и дополнений в УК, направленный Президентом РФ в Государственную Думу в марте 2003 г, готовился достаточно кулуарно. И хотя в рабочую группу были включены несколько известных ученых, как выяснилось, на завершающем этапе они фактически были отстранены от работы над законопроектом. После рассмотрения законопроекта в первом чтении он стал известен юридической общественности и получил неоднозначную оценку. В принципе одобряя генеральную линию на гуманизацию законодательства, исследователи выражали категорическое несогласие со многими, достаточно принципиальными положениями проекта закона. К сожалению, законодатель абсолютно не принял во внимание эти замечания.

Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. уже неоднократно обсуждался на научных конференциях и в публикациях и в его адрес высказано много критических суждений. Остановлюсь на некоторых.

Представляется неоправданной либерализация (гуманизация) ответственности при рецидиве преступлений. Изменения, внесенные в ст. 18 и 68 УК, по существу нивелируют различия в ответственности между лицами, совершившими преступление впервые, и рецидивистами, стирают грани между видами рецидива, сводят на нет принцип дифференциации ответственности. Точно так же новые правила назначения наказания по совокупности преступлений (ст. 69 УК) нивелируют разницу между случаями назначения наказания, к примеру вору, совершившему две кражи, и вору, осуждаемому за совершение двадцати краж.

Ни в одной из известных мне публикаций, где обсуждались проектируемые или уже принятые изменения в УК, не поддерживалось решение об исключении конфискации имущества из системы применяемых в России уголовных наказаний. Тем страннее выглядит утверждение, содержавшееся в пояснительной записке к законопроекту, а затем повторенное при представлении законопроекта в Государственной Думе, о «весьма низкой эффективности такого вида наказания, как конфискация имущества». Известные специалисты в области уголовного права (А. Н. Игнатов, П. А. Скобликов и др.) утверждают противоположное. Следует заметить, что согласно судебной статистике конфискация имущества не так уж редко применялась в качестве дополнительного наказания.

Так, верховными судами республик, краевыми и областными судами, судами городов федерального значения, автономной области и автономных округов конфискация имущества назначалась: в 2000 г. – 4,8 тыс. осужденным (31,5 % от общего числа), в 2001 г. – 4,7 тыс. (30,7 %), в 2002 г. – 3,7 тыс. (35,1 %) (см.: Судебная статистика за 2001 год // Российская юстиция. 2002. № 8. С. 66; Работа судов Российской Федерации в 2002 году // Российский судья. 2003. № 10. С. 37). Введенные в санкции статей УК вместо конфискации штрафы в размере до одного миллиона рублей (в других случаях – до пятисот тысяч рублей) или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до пяти (трех) лет весьма ощутимы и даже непомерны для представителей малоимущего и среднего классов, но совершенно нечувствительны для современных нуворишей, коррупционеров и т. д.

Конфискация имущества как вид уголовного наказания или как мера безопасности широко представлена в уголовном законодательстве зарубежных стран, но, как правило, речь идет о конфискации средств, полученных преступным путем. Международные уголовно-правовые акты последних десятилетий настойчиво рекомендуют (а участников соответствующих конвенций обязывают) принятие национальными государствами мер, направленных на конфискацию доходов от преступления, понимая под ними любое имущество, приобретенное или полученное, прямо или косвенно, в результате совершения какого-либо преступления, или имущества, стоимость которого соответствует стоимости таких доходов, а также имущества, оборудования или других средств, использовавшихся или предназначавшихся для использования при совершении преступлений. Об этом, в частности, говорится в Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности 2000 г., которая ратифицирована Россией. При этом в зарубежном праве всесторонне отработан механизм исполнения этого наказания (уголовно-правовой меры).

В настоящее время в российском законодательстве о конфискации преступных доходов сказано лишь в ч. 1 ст. 115 УПК и в ст. 72 Федерального закона «Об исполнительном производстве». Нетрудно прогнозировать, что если не будет разработано законодательство, регламентирующее все вопросы, связанные с выявлением имущества, нажитого преступным путем, доказыванием преступного происхождения имущества, самим понятием такого имущества (не только как вещественного доказательства) и т. д., конфискация применяться не будет.

Сомнительна декриминализация различных нарушений правил безопасности, повлекших по неосторожности причинение вреда здоровью средней тяжести. Это не обычное, бытовое неосторожное поведение. Как правило, подобные случаи связаны с разгильдяйством, сознательным грубым пренебрежением существующими правилами, обеспечивающими безопасность производства тех или иных работ, безопасность движения и эксплуатации транспорта и т. п., что достаточно часто встречается в современной российской действительности. Можно вспомнить и изменения, внесенные в основной состав халатности (ст. 293), согласно которым единственным криминалообразующим признаком должностной халатности стало причинение материального ущерба в крупном размере (свыше 100 тыс. рублей). Конституционное положение о человеке, его правах и свободах как высшей ценности забыто.

5. Обращение к истории позволяет в общих чертах определить обстоятельства, влияющие на развитие уголовного законодательства и уголовную политику государства. Основным фактором, вызывающим радикальные изменения в уголовном законе, являются перемены, происходящие в социально-экономическом облике общества. Следствием этих перемен могут быть не только криминализация либо декриминализация соответствующих деяний, но и модификация основных принципов уголовно-правового регулирования и решаемых им задач: отказ от старых подходов либо, наоборот, их реставрация, изменение уголовной политики государства, ее целей, принципов, методов реализации. Немаловажными обстоятельствами, влияющими на уголовное законодательство, являются количественные и качественные изменения преступности, существующая криминальная реальность, связанные с ними интересы международного сотрудничества в борьбе с преступностью. Наконец, нельзя забывать и субъективный фактор, когда изменения в уголовном законе являются результатом субъективных и нередко ошибочных представлений о возможностях уголовно-правового регулирования и способах разрешения социальных проблем.

Дальнейшие рассуждения об эволюции уголовного законодательства в России основываются на гипотезе, что в ближайшие десятилетия страна избежит революционных и иных социальных потрясений и не будет втянута в крупные международные конфликты. Продолжится процесс эволюционного развития демократического общества с рыночной экономикой и идеологическим многообразием, основанного на конституционном принципе признания приоритета общечеловеческих ценностей. Следствием этого останутся неизменными задачи и принципы уголовно-правового регулирования, определенные Уголовным кодексом 1996 г., и, соответственно, на ближайшие десятилетия задача разработки нового Уголовного кодекса, построенного на каких-то иных началах, не актуальна. Речь может (и должна!) идти о совершенствовании законодательства, адекватно реагирующего на происходящие в обществе процессы, изменения в преступности и учитывающего достижения различных отраслей науки, более полном и точном законодательном обеспечении принципов законности, равенства граждан перед законом, вины, справедливости и гуманизма.

Таким факторами, намой взгляд, являются: 1) процессы глобализации и, как следствие, интернационализации преступности, определяющие необходимость развития международного уголовного права и сближения правовых систем; 2) научно-технический прогресс, приводящий к появлению новых угроз безопасности человечества, новых форм и видов общественно опасного поведения; 3) необходимость более точной и последовательной реализации принципов, провозглашенных в действующем УК.

6. Одним из последствий глобализации социальных и экономических процессов, происходящих в мире, является глобализация преступности. На угрозы со стороны транснациональной организованной преступности в условиях глобализации мировое сообщество отвечает объединением своих усилий в борьбе с преступностью, что выражается, в частности, в развитии международного уголовного права. Приоритет правил международного договора по отношению к нормам национального уголовного права, на мой взгляд, состоит лишь в том, что уголовно-правовые нормы, содержащиеся в ратифицированном Россией международном договоре (конвенции), подлежат немедленному включению в Уголовный кодекс, поскольку уголовная противоправность соответствующих деяний может быть установлена только Уголовным кодексом.

Имеются все основания прогнозировать дальнейшее развитие в XXI веке процесса сближения правовых систем. Однако, признавая значимость судебного толкования права, полагаю все же недопустимым признавать за судебным прецедентом роль источника уголовного права. Судебная власть, включая и Конституционный Суд, не может создавать нормы права. Даже если то или иное толкование закона признается общеобязательным, это все же толкование соответствующей нормы, но не сама норма.

Тенденция развития уголовного права, включая международное уголовное право, такова, что скорее всего российскому законодателю рано или поздно придется вернуться к проблеме ответственности юридических лиц. Пока что предпринимавшиеся у нас попытки на теоретическом и законодательном уровнях (проект УК РФ, КоАП РФ) обосновать возможность признания юридического лица субъектом правонарушения были явно неудовлетворительными. Единственно возможным представляется следующее решение. Поскольку и административное правонарушение, и преступление – это акты волевого и к тому же виновного поведения (действия или бездействия), то субъектами такого поведения могут быть только физические лица, а вот нести ответственность при определенных условиях за их поведение и наряду с ними могут и юридические лица. Таким образом, ключ к решению проблемы – разграничение в таких случаях субъекта правонарушения (преступления) и субъекта ответственности и в определении условий, при которых юридическое лицо будет нести ответственность за действие (бездействие) того или иного субъекта – физического лица. Следовательно, не преступление признается совершенным юридическим лицом, а юридическое лицо несет ответственность за преступление, совершенное физическим лицом, при определенных условиях. Теоретики уголовного права должны разработать эти условия и внести соответствующие коррективы в учение об уголовной ответственности. Подобного рода решение уже закреплено в ряде зарубежных кодексов (ст. 12.2 УК Австралии, ст. 20 УК Литовской республики и др.).

7. Сближение правовых систем, интернационализация и транснационализация преступности, сходность задач, решаемых различными государствами в борьбе с преступностью, развитие международного уголовного права вызывают предложения о подготовке глобального уголовного законодательства (А. В. Наумов, А. Г. Кибальник, А. И. Гуров и др.). Однако опыт разработки Комиссией международного права ООН Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества свидетельствует об исключительной сложности принятия подобного глобального кодифицированного уголовного закона вследствие различий в политических интересах современных государств, конфессионального и идеологического многообразия и других причин. Более реальной представляется кодификация или, во всяком случае, гармонизация уголовного законодательства на региональном уровне. В частности, имеется ряд веских предпосылок для гармонизации законодательства государств, входящих в СНГ. В настоящее время в интересах борьбы с транснациональной организованной преступностью нуждаются в пересмотре некоторые устоявшиеся положения уголовного и международного права относительно определения места совершения преступления, преюдициального значения судебных решений по уголовным делам, состоявшихся в других государствах, выдачи преступников и некоторых других.

8. Научно-технический прогресс, к которому стремится человеческое общество и который невозможно остановить, одновременно влечет за собой и новые опасности для человечества и активно используется криминалитетом, берущим на вооружение средства, адекватные своему времени. Угрозы, возникающие перед человечеством в связи с развитием науки и появлением новейших технологий, порождают необходимость соответствующего правового регулирования, в том числе с помощью установления новых либо совершенствования ранее существовавших уголовно-правовых запретов. Об этом также писал М. Д. Шаргородский.

Особое значение в настоящее время приобретает преступность с использованием новых информационных технологий. На европейском уровне работа по объединению усилий государств в противодействии преступности в сфере информационных технологий имела своим итогом принятие Конвенции Совета Европы о киберпреступности, открытой для подписания 23 ноября 2001 г. Конвенция, в частности, определила меры, которые надлежит принять на национальном уровне в том числе и в области уголовного права. Стороны, подписавшие Конвенцию или к ней присоединившиеся, обязаны криминализировать следующие деяния: 1) преступления против конфиденциальности, целостности и доступности компьютерных данных и систем (противозаконный доступ; противозаконный перехват данных; нарушение целостности данных; вмешательство в функционирование системы; противозаконное использование устройств); 2) преступления, связанные с использованием компьютеров (подлог, мошенничество); 3) правонарушения, связанные с детской порнографией, распространяемой через компьютерные системы; 4) правонарушения, связанные с нарушением авторского права и смежных прав. Исследователи обоснованно отмечают, что нормы действующего Уголовного кодекса РФ не охватывают всего круга общественно опасных деяний, совершаемых в сфере информационных технологий. Правильным реагированием на эту ситуацию будет являться не расширительное толкование уже существующих норм, с тем чтобы «втиснуть» в них новые явления, а достаточно оперативное изменение уголовного закона.

Новые проблемы возникают перед уголовным правом в связи с достижениями генетики и медицины, в частности, генной инженерии и трансплантологии. Комитет Министров Совета Европы, «памятуя о том, что предосудительное использование биологии и медицины может привести к действиям, которые поставили бы под угрозу человеческое достоинство», принял 19 ноября 1996 г. в г. Овьедо Конвенцию о защите прав и достоинств человека в связи с применением достижений биологии и медицины. Конвенция гарантирует каждому без исключения соблюдение неприкосновенности личности и других прав и основных свобод в связи с применением достижений биологии и медицины. При этом подчеркивается, что «интересы и блага отдельного человека превалируют над интересами общества». Согласно данной Конвенции, тело человека и его части не должны в качестве таковых являться источником получения финансовой выгоды. Вмешательство в геном человека, направленное на его модификацию, может быть осуществлено лишь в профилактических, диагностических или терапевтических целях и только при условии, что оно не направлено на изменение генома наследников данного человека. Запрещается создание эмбрионов человека в исследовательских целях.

В Основах законодательства РФ об охране здоровья граждан (1993 г.), а также в Законе РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» (1992 г.) закреплен ряд положений, отвечающих рекомендациям международной Конвенции. В частности, оговорено, что купля-продажа органов и (или) тканей человека, а также реклама этих действий влекут уголовную ответственность в соответствии с законодательством РФ. Однако в уголовном законодательстве России ответственность за такие действия не установлена. В юридической литературе также обоснованно предлагается введение уголовной ответственности за искусственное прерывание беременности с целью использования клеток, органов или тканей эмбриона или плода.

В последнюю четверть XX века достаточно широкое распространение получили искусственное оплодотворение и имплантация эмбриона. Нетрудно представить различные опасные злоупотребления, которые могут иметь место при реализации и дальнейшем развитии репродуктивных технологий. В Основах законодательства РФ об охране здоровья граждан установлено, что незаконное проведение искусственного оплодотворения и имплантации эмбриона влекут за собой уголовную ответственность, установленную законодательством РФ, однако подобного законодательства пока что в России нет. Примером здесь могут служить уголовные кодексы Франции и Испании, где содержатся специальная глава «О преступных деяниях в области биомедицинской этики» с отделами «О защите человеческого вида», «О защите человеческого организма», «О защите человеческого эмбриона» (Франция) и раздел «Генетические манипуляции» (Испания).

10. Представляется также целесообразным рассмотреть проблему совершенствования и развития российского уголовного законодательства через призму принципов уголовного законодательства (уголовно-правового регулирования).

Принцип законности, реализация которого обеспечивает в значительной степени реализацию всех других принципов уголовно-правового регулирования, обязывает к максимально строгому и точному формулированию непосредственно в уголовном законе объективных и субъективных признаков преступлений, что должно исключить всякую двусмысленность закона и возможность произвольного толкования этих признаков. Экономия законодательного материала, затрудняющая их уяснение, абсолютна не допустима.

Давно и много уже было сказано о необходимости уточнения формы вины, в частности, неосторожной, в целом ряде составов преступлений, неудовлетворительно изложенных в УК. К сожалению, масштабная реформа УК, проведенная в 2003 г., практически не коснулась этого вопроса. Зачем же ставить правоприменителя в трудное положение, задавать ему загадки о форме вины, когда можно (и нужно!) дать прямой ответ в законе?

С реализацией принципа законности тесно связана проблема использования в текстах уголовных законов бланкетных и бланкетно-описательных диспозиций, что весьма характерно для действующего УК РФ. Вопрос заключается в том, может ли содержание уголовно-правовой нормы наполняться, формулироваться не федеральным законодателем, а нормативными актами регионального или локального уровней? На мой взгляд, нет. В статьях УК с бланкетной диспозицией допустимы ссылки только на федеральное законодательство.

Принцип законности обязывает к точному описанию криминообразующих признаков, позволяющих отграничивать преступления от административных правонарушений. Делается это, к сожалению, не всегда. Значительные трудности, например, вызывает разграничение преступлений и административных правонарушений, предусмотренных соответственно ст. 165 УК и ст. 7.19 КоАП, ст. 237 УК и ст. 8.5 КоАП, ст. 169, 178, 285 УК и ст. 149 КоАП, ст. 201 УК и ст. 14.21 КоАП, ст. 327 УК и ст. 19.23 КоАП и т. д.

Последовательная реализация принципа вины требует, на мой взгляд, законодательной регламентации уголовно-правовых последствий ошибки в запрете (ошибки в праве). Поскольку противоправность является обязательным признаком преступления, говорить об умысле на его совершение можно лишь тогда, когда субъект осознает противоправность деяния в момент его учинения.

Требуют более глубокой и полной реализации в законодательстве также принципы справедливости и равенства граждан перед законом. Необходимо исключить из Уголовного кодекса конструкцию: преступление, сопряженное с совершением другого преступления (п.п. «в», «з», «к» ч. 2 ст. 105; ч. 2 ст. 213). По существу в таких случаях имеется совокупность двух самостоятельных, хотя и связанных друг с другом преступлений. Однако квалификация по совокупности нарушает принцип справедливости, поскольку за одно деяние лицо будет нести ответственность дважды. Конструируя составы, следует иметь в виду, что квалифицировать преступление могут только обстоятельства, характеризующие те или иные элементы состава преступления. Совершение другого самостоятельного преступления, естественно, к таковым не относится.

Реализация принципов справедливости и равенства всех перед законом, равно как и принципа законности, требует упорядочения в Уголовном кодексе РФ системы санкций. Чем четче, конкретнее и полнее изложены в статье (части статьи) признаки объективной и субъективной сторон преступления, тем определеннее и уже должны быть рамки санкции. Напротив, расплывчатость, неконкретность признаков преступления позволяет «вместить» в рамки этого состава самые различные деяния, с разной степенью общественной опасности, что волей-неволей вынуждает конструировать относительно-определенные санкции с очень широким диапазоном и альтернативные санкции с набором разных по степени карательного воздействия наказаний. Безусловно, такое положение не способствует реализации названных принципов. И в первоначальной редакции УК РФ 1996 г. встречались относительно определенные санкции, когда разрыв между нижним и верхним пределами санкций в виде лишения свободы достигал семи – двенадцати лет. Изменения, внесенные Федеральным законом от 8 декабря 2003 г., усугубили проблему, когда из санкций многих статей УК был исключен ранее установленный минимум наказания в виде лишения свободы, а минимальный срок этого наказания сокращен до двух месяцев. Как в таких случаях обеспечить справедливость наказания и равенство перед законом?

На мой взгляд, в санкциях статей, предусматривающих ответственность за тяжкие преступления, не должно альтернативно содержаться наказание в виде штрафа, пусть даже в достаточно большом размере. Ибо в противном случае малоимущий, не имеющий средств для уплаты крупного штрафа, будет, скорее всего, осужден к лишению свободы, тогда как преступник, обладающий такими средствами, приговорен к штрафу.

Большие возможности в ходе дальнейшей эволюции российского уголовного законодательства связаны с реализацией принципа гуманизма. Особого анализа заслуживает проблема смертной казни. Аргументы аболиционистов и сторонников сохранения смертной казни хорошо известны. Нет сомнения, что в XXI веке Россия откажется от смертной казни как вида уголовного наказания. Однако, принимая такое решение, нельзя не учитывать, что современное российское уголовное законодательство провозглашает одной из основных целей наказания восстановление социальной справедливости. При совершении преступлений, заключающихся в умышленном лишении жизни другого человека (а именно за такие преступления, совершенные при отягчающих обстоятельствах, Конституция РФ и УК РФ допускают применение смертной казни), восстановление социальной справедливости достигается, прежде всего, удовлетворением чувства социальной справедливости граждан. А оно, как показывают социологические исследования, проводимые среди различных категорий респондентов, таково, что абсолютное большинство граждан страны воспринимают как справедливое наказание лица, совершившего жестокое убийство, только его казнь. Игнорировать этот феномен никак нельзя, поскольку согласно Конституции РФ, высшим источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ.

Важной тенденцией в эволюции отечественного уголовного права на современном этапе является расширение диспозитивных начал, признание потерпевшего от преступления субъектом не только уголовно-процессуального, но и уголовного правоотношения, способным существенно повлиять на его развитие. Появление в УК РФ нормы об освобождении от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим было принципиальным, «прорывным» положением, знаменующим шаг на пути к так называемому «восстановительному» правосудию. Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. распространил возможность освобождения от уголовной ответственности по данному основанию на случаи совершения преступлений средней тяжести. Таким образом, применение данной формы освобождения от уголовной ответственности стало возможным при совершении подавляющего большинства преступлений. В связи с этим возникла актуальная задача тщательной разработки и законодательного закрепления процедуры примирения сторон, в настоящее время фактически отсутствующей, дабы избежать возможных злоупотреблений со стороны всех участников данного правоотношения.

11. В заключение некоторые соображения о предмете науки и учебного курса уголовного права. Этот вопрос горячо обсуждался российскими криминалистами в конце XIX – начале XX века, но в советский период по известным причинам уголовно-правовая наука в значительной степени была сведена к логико-юридическому (догматическому) толкованию и разъяснению институтов и норм уголовного права. Подобная тенденция в целом сохранилась и в настоящее время, особенно при изложении материала, относящегося к Особенной части уголовного права.

Представляется, что предметом науки уголовного права является само уголовное право не просто как совокупность норм и уголовно-правовых понятий, а как явление социальной жизни, в его становлении и развитии, реальное функционирование действующего права как социального института, перспективы его развития, то есть, иначе говоря, прошлое, настоящее и будущее уголовного права. Таким образом, в предмет науки уголовного права входят: 1) история уголовного права; 2) уголовная политика; 3) действующее уголовное право; 4) международное уголовное право и уголовное право зарубежных государств.

Историческое изучение уголовного права включает в себя исследование проблем становления, реформирования, совершенствования уголовной политики и уголовного законодательства, а также историю развития уголовно-правовой мысли, научных школ, теоретических представлений о преступлении и наказании, роли уголовного права в жизни общества. Ретроспективный взгляд необходим для лучшего уяснения настоящего, философии, идеологии и логики современного уголовного права.

Уголовная политика является предметом изучения различных юридических и других социальных наук, но уголовное право занимает в этом комплексе ведущее место. Особо важным является исследование наукой основных направлений в области борьбы с преступностью с применением уголовно-правовых мер, принципов уголовно-правового регулирования, критериев и оснований криминализации и декриминализации деяний и разработка на этой основе предложений по совершенствованию уголовного законодательства.

Изучение действующего права не может быть сведено только к исследованию его догмы. Право должно изучаться в его «жизни», функционировании, в выполнении им своих охранительной и регулятивной функций. Механизм уголовно-правового регулирования должен исследоваться наукой уголовного права как в своей теоретической модели, так и в реальном действии. А это означает изучение эффективности уголовно-правовых норм, практики квалификации преступлений, назначения наказания, освобождения от уголовной ответственности и наказания и т. д.

Поскольку действующее российское уголовное право основывается на общепризнанных принципах и нормах международного права, а также в силу развития международного сотрудничества в борьбе с преступностью, исследование международно-правовых аспектов этой борьбы должно стать непременной составляющей научных работ по уголовному праву. Столь же обязательным становится и обращение к изучению зарубежного уголовного права. Как писал выдающийся русский криминалист Н. Д. Сергеевский, «научное исследование не может ограничиться положительным правом одного какого-либо народа (правом отечественным). В качестве необходимого материала должны быть привлекаемы определения права других государств… Вся задача при пользовании чужеземным материалом заключается в том, чтобы не дать ему того значения, которого он не имеет, – он должен служить средством для ознакомления с опытом других народов и запасом готовых знаний но не предметом слепого подражания (Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право. Часть общая. Изд. 8-е. СПб., 1910. С. 2–3).